Михаил Дубровский: «О наркотиках — без истерики» (Записки консультанта)

Сегодня мы представляем вам очень важную и чрезвычайно полезную работу Михаила Дубровского «О наркотиках — без истерики» (Записки консультанта)

Только давайте не будем притворяться, что никогда не сталкивались с проблемой наркотиков. Если нам повезло и наши дети не стали наркоманами, то ими стали их друзья и приятели, обнокласскики, одногруппники и сослуживцы. Сколько горя принесли людям наркотики, сколько жизней унесли…

Мы попросили рассказать о книге ее автора — кто же лучше самого автора расскажет о книге?
«Название книги может ошибочно привлечь к ней внимание сторонников легализации наркотиков, — пишет автор. — Хочу сразу предупредить: „Вам не сюда!“ Я давний и убежденный противник подобного проявления лояльности, терпимости, широты взглядов. Никогда не соглашусь с теми, кто рассматривает наркотики в контексте свободы личности и считает их неотъемлемым элементом современной молодежной культуры. Но ввязываться в дискуссии, выдвигать аргументы, гневно изобличать „определенные интересы“ тоже не намерен. Тема закрыта. Остается поставить жирную точку.
Цель книги — поддержать людей, у которых наркотики вызывают тревогу, растерянность, страх. Мне близки и понятны чувства, настроения, интересы тех семей, которые уже соприкоснулись с этой бедой. Их страдания, их слезы и утраты. Эта книга — в первую очередь для них. Возможно, мой опыт и отношение к разным граням наркомании будут им полезны и чем-то помогут в трудные минуты, которые, к несчастью, иногда затягиваются на многие месяцы и годы.
Прошу обратить внимание на книгу также тех, кто в отношении наркотиков и других потенциальных источников зависимости чувствует себя уверенно и надежно. Не хочу никого огорчать, но эта угроза реальнее и ближе к каждому из нас, чем принято думать».

Род: отцы. Виды и подвиды (глава из книги)

Узнав про употребление наркотиков дочерью или сыном (а чаще уже про злоупотребление), на это по-разному реагируют не только разные семьи, но даже папа и мама ведут себя неодинаково. Груз забот, переживаний и страхов должен вроде бы наваливаться на обоих, почему же существенно отличается поведение отцов и матерей? Если исходить из соотношения матерей и отцов, которые обращаются за консультацией по вопросам зависимости или посещают встречи групп самопомощи, то складывается впечатление, будто мам на белом свете вообще раз в десять больше, чем пап. Мамы более открыты, активны, решительны, они быстрее отметают второстепенное и сосредотачиваются на главном — на болезни. У мужчин, попавших в такую круговерть, нередко встречаются поза мыслителя, созерцателя, отстраненность, ореол мученика, что производит впечатление крайне неприятное. У женщин с похожими проявлениями стрессовой реакции мне никогда не приходилось сталкиваться. Мужчины долго страдают из-за «поруганной чести» семьи, стыда «перед людьми», оскорбленного достоинства. Либо старательно эти страдания изображают. Другие факторы, наоборот, остаются в тени: озлобленность в связи с нарушением покоя и размеренной жизни, растерянность и беспомощность, боязнь потерять свою главенствующую роль в семье. Совместные поиски выхода подменяются бессмысленными, неуместными угрозами, руганью, скандалами, оскорблениями, мелочностью и всякой дуростью. Нет и тени сомнения — толку от этой дешевой театральщины, как с козла молока… Хорошо, когда супруги вместе несут тяжесть семейной ситуации, связанной с зависимостью. Это нормально, тут и говорить не о чем. Но чаще мужья ведут себя, мягко говоря, неадекватно. Отцов такого рода я условно разделяю на виды и подвиды: «зрители» (с подвидами «бакланы» и «павианы»), «мы не местные» и «пузыри». Поясню на примерах.
Регина довольно поздний и единственный ребенок Павла и Фриды. Последние год-полтора они ее не узнавали. В конце весны, когда обсуждались планы на отпуск, она, сославшись на личные причины, вдруг объявила, что с ними не поедет (дочери было тогда, если не ошибаюсь, 16–17). Вскоре призналась матери: наркотики! Героин! Выяснилось днем, а вечером, придя с работы и получив от Фриды «последние известия», Павел через пять минут позвал Регину и прорычал: «Ты мне больше не дочь! Пошла прочь!» И прекратил с ней общаться. Не замечал ее, не слышал, не разговаривал. Проходил мимо нее, как мимо шкафа. Он всегда любил Рину (так ее называли дома), уделял ей много времени, внимания, был добрым, заботливым отцом. Родители старались дочку не баловать, хотя возможности были — оба хорошо зарабатывали, но она и сама не требовала лишнего. Благополучная семья, жили в своем доме, девочка хорошо училась в гимназии. Наркотики грянули как гром среди ясного неба. Фрида в первый момент совсем растерялась: что делать, куда бежать, у кого спросить? Сунулась было к дочери, ничего не добилась, только еще страшнее стало. Муж обсуждать ситуацию наотрез отказался, но в остальном оставался таким, как прежде. Сознание матери было всецело поглощено состоянием Регины. Фрида рассказывала потом: «Месяц не могла взять себя в руки. Эмоции ведрами — слезы-слюни-сопли… Из-за чего не сразу заметила, не в полной мере осознала стену между Павлом и Риной. Это было настолько на него непохоже! При появлении дочери он вдруг словно превращался в некое призрачное существо — бесшумное, невидимое, невидящее. Он не только не разговаривал с ней, но и при ней». Фрида делала две-три попытки обсудить демарш супруга, однако Павел вежливо от разговора уходил: «Прошу тебя, не надо! Пожалуйста!» Она решила, что мужа «стресс попутал», лучше его не трогать, само пройдет.
Их историю я услышал от Фриды по телефону через год после ее начала (с той поры восемь лет пролетело). Рина успела закончить 10-й класс, дальше стало не до учебы. Старалась работать, но работу часто теряла. Пыталась лечиться, но в больнице нужное время не удерживалась. По своей инициативе (никто из дома не выталкивал) уехала в другой город, жила там, по словам Фриды, в особом доме-общежитии для наркоманов. Все принципиальные вопросы мы с ней за пару лет разобрали вдоль и поперек, когда возникали текущие — она звонила: «Почти два года на метадоне! Это не слишком долго?». Долго — недолго… Не наше, говорю, это дело, пусть разбирается с врачом, но вообще-то ничего страшного. С мамой отношения всегда поддерживала, денег не просила. Когда Фрида, иной раз, уговаривала купить что-то из вещей, чаще отказывалась: «Мне не нужно. Ты купишь — я продам. У меня не должно быть ничего лишнего. Я поэтому и не работаю сейчас, нужно сперва справиться…» Павел молчал. Ничего о ней слышать не хотел, супруга была вынуждена с этим смириться. Тут Фрида неожиданно попросила поговорить с Павлом. Мелькнула мысль, может тоже о метадоне? Но он поздоровался и продолжил: «Да, сказал, что она мне больше не дочь. И имею на это право. Я эту дуру в 12 лет предупредил: узнаю про наркотики — убью! Не убил. Но говорить мне с ней не о чем. Будьте здоровы!» Павел, судя по всему, считал свою миссию выполненной — профилактика была, а она ослушалась. По моему мнению, это была антипрофилактика. Просто какой-то гроб с музыкой.
Дальше происходило вот что. Рина начала шаг за шагом выбираться из зависимости: семь месяцев жила в специальном проекте для проходящих лечение по программе заместительной терапии, после нескольких попыток выдержала, наконец, ломку в больнице, потом успешно прошла шесть месяцев в стационарной и почему-то еще четыре месяца в амбулаторной терапии. Начала учебу, на которой можно получить профессию и заодно сделать Abitur*. Из общежития переехала к другу, а перед окончанием учебы вышла замуж. Фрида была на свадьбе, Павел отказался, хотя приглашение было, конечно, для родителей. Меньше чем через год Павла не стало, ему только-только 66 исполнилось. Умер не скоропостижно, но быстро — что-то там внутри отказало, почки, кажется. Но не сердце. Специально подчеркиваю, дабы не возникал соблазн обвинить дочь: из-за нее, дескать… Рина была на похоронах и потом еще неделю оставалась с мамой. Почти не переставая, плакала, но ни звука насчет их отношений. Папина дочка… Как-то звонок: «Дядя Миша, это Рина, извините, что я вас беспокою!» Мы с ней до того лишь однажды поговорили, да и то, скорее, на темы отвлеченные. Оказывается, ждет ребенка и волнуется, места себе не находит: я же, говорит, лет пять на опиатах плотно сидела, и амфетамины были! У меня, к счастью, хватало «статистики» ее успокоить, поскольку в знакомых семьях родилось, наверно, не меньше сотни младенцев — когда папа употреблял, когда мама, а то и в паре. И все ничего, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить… Куда, говорю Рине, хуже, если в семье малыш, а наркотики проблема не прошлая, а нынешняя! Фрида продала опустевший дом, купила квартиру в том городе, где живут дочь с зятем и хотела сразу перевести деньги Регине: «А я маме сказала — и не думай!» Рассказала мне, что муж очень хорошо зарабатывает, им на троих хватит, и на четверых, если еще ребенок потом будет. «В жизни ведь всякое бывает, пусть лучше будет запас, правда? И потом, ну куда эти деньги у мамы денутся? У нее же надежнее!»
Теперь нужно бы сказанное проанализировать и сделать вывод. А у меня не получается. Не могу определить свое отношение к Павлу и такой гипертрофированной реакции. Был в этом сокрушающий удар по любви к дочери или по его самолюбию?
Отец воспринял наркотики как измену, предательство? Своей позицией он себя вычеркивал из ее жизни, или Регину из своей? Подобное заявление, сделанное по горячим следам, можно бы считать просто следствием шока. Допустим, и через три месяца все еще… Но через пять лет? В данном случае, даже сам термин «реакция», судя по развитию событий, потерял свое первоначальное значение рефлекторного ответа психики. Теперь смысл слова «реакция» сместился ближе к понятиям из общественно-политического лексикона: к подавлению, преследованию, к расправе. В таком контексте «реакция» ассоциируется не с психикой, не с внутрисемейными разборками, а с временами и режимами: инквизицией, царской охранкой, террором революций и диктатур, в том числе и на нашей бывшей родине. Поэтому, если называть вещи своими именами (не прячась, скажем, за словами «чрезмерная» или «жесткая»), я вынужден признать эту форму отношений с Риной чудовищно жестокой. Безжалостной. Но и у этой медали есть обратная сторона. Похоже, слова отца стали для дочери не меньшим шоком, чем ее наркотики для него. Не эти ли слова навели в голове у Регины некоторый порядок и вернули на место «съехавшую крышу»? Не они ли вели Рину к цели, давали ей силы, терпение, надежду?! Были они произнесены осознанно или импульсивно, были сведением счетов, актом мести, жестом отчания или тонким психологи-ческиим ходом? Мог ли сам Павел ответить на такие вопросы, знал ли истинную цену своему решению? Мы с Фридой так и не смогли в этом разобраться.
Некоторые мужчины до сих пор не готовы признать зависимость болезнью. Если их воля, советы и распоряжения не выполняются, они воспринимают происходящее как неповиновение, унижение, оскорбление и, демонстрируя кровную обиду, уходят в себя. После чего, манерой поведения сильно напоминают павианов, способных медленно, волосок за волоском, сосредоточенно перебирать свою шерсть, не спеша чесать себе голову и, не выказывая никаких эмоций, часами смотреть на посетителей зоопарка, пытающихся привлечь внимание обезьяны. А потом вдруг повернуться к ним задницей и снова застыть в блаженном оцепенении… Изредка могут злобно рыкнуть и показать давно тупые клыки, словно доказывая (впрочем, только самим себе), будто они вовсе не павианы, а львы. Оказывается, возможностей Homo sapiens (человека разумного) погрузиться в глубины своего «я» не меньше, чем у примата. Работающие отцы резко начинают уставать на работе, после которой нуждаются в отдыхе и покое, а не в дополнительных трудностях. Неработающие находят каждый свою нишу: одни намертво приклеиваются к телевизору или компьютеру, другие вдруг обнаруживают интерес к истории, философии, географии и энергично наверстывают упущенное. Кто-то тянется к богу, кто-то к бутылке, некоторые к рыбалке (при этом успешно конкурируют в величине улова со среднего размера траулером и методично заваливают рыбой родственников и соседей). Другие играют в шахматы или карты, организовывают детскую футбольную команду и ставят себе цель вывести ее в лигу чемпионов…
У Павла обида, задетые честь и достоинство, тоже, очевидно, имели место. Он безусловно тоже был из «павианов». С отстраненностью, доведенной до абсолюта, до совершенства. Без позы, без нагнетания страстей. Без попыток во все вмешиваться ради эффекта участия! Не каждому, как Павлу, в такой степени достанет на это сил. Зато «павианы» не суетятся, не вносят ненужную нервозность. А «бакланы» мельтешат, галдят попусту, размахивают крыльями, еще больше накаляют атмосферу и создают неразбериху. В любом случае женщины вынуждены бороться с зависимостью в семье без поддержки своих «половин», которым часто и до «четверти» далеко. Но если сравнивать два подвида «зрителей», то «павианы» для семьи не столь вредоносны, как «бакланы».
Следующий вид отцов называется «не местные». Характерен своим местом в семейной проблеме: оно всегда не в ней, не рядом, а над ней. «Вознеслись над суетой» и парят в облаках. Спускаться не желают. У этих что ни спроси — никогда ничего не знают, вроде они не с семьей живут, не в одной квартире, а на обратной стороне луны. Характерные ответы, касающиеся, скажем, актуальной ситуации дома, выглядят так: «Да я не знаю, это вы лучше у жены спросите!» или «Я же в России был, только неделю назад вернулся! Я скажу жене, чтоб тебе позвонила!» Жена потом рассказывает, в России он был две недели, а дочь на наркотиках уже семь лет… Если дети пьют, играют, наркоманят, «не местные» обычно сразу заявляют, что жены сами во всем виноваты — не так воспитала, не так учила, не так следила. А муж, оказывается, предупреждал, просил, говорил, всегда знал как нужно было делать: так, так и вот так! Поэтому теперь, значит, сама и расхлебывай! Один папаня почти 20 лет все проблемы сына-алкоголика неизменно объясняет «главной педагогической ошибкой» жены, которая когда-то настояла на том, чтобы после 8-го класса отправить сына на две смены в спортлагерь в Крым: «А я ей говорил! Нечего ему там целое лето прохлаждаться, лучше пусть к деду с бабой в село едет. Старикам помог бы, а мяч можно и там гонять!» Сын вроде потом признался, что «спортсмены» в лагере вино пили в больших количествах! Ну да, в наших-то селах сплошь убежденные трезвенники живут… Подумалось тогда: не преувеличивает ли, часом, моя клиентка насчет двадцати лет, может просто когда-то муж раз-другой не к месту об этом вспомнил? Отнюдь! Стоило ему услышать наш разговор, он начинал громко комментировать: «Говорил же тебе, ворона, пусть в село…». Мать, правда, старалась звонить когда «пророк» отсутствовал. А уж ежели мне везло самому на него попасть, он успевал вставить свои две копейки, пока она подходила к телефону… В принципе, отец в тот момент мог быть прав, дело ведь не в этом! Но помнить столько лет да делать вид, будто теперь его ничего не касается?! Детям такие отцы тоже, конечно, «все необходимое» давным-давно сказали: обычно это нечто похожее на «узнаю — убью!», или что-то типа «наркотики это смерть!» Что в лоб, что по лбу… Обвиняя всех и вся, в свою собственную непогрешимость «не местные» верят свято. Поэтому, раз к нам когда-то там не прислушались, теперь мы не вмешиваемся. Ох, нелегкая это работа — наркомана тащить из болота (да простит меня Корней Чуковский, но бегемота все-таки легче). Еще тяжелее делать это в одиночку тем, у кого муж «не местный». Один из них называет себя «околозависимый». Путает, видимо, с созависимым. Но это, как говорится, «оговорка по Фрейду» — она значительно точнее выражает роль и место таких отцов в решении семейной проблемы.
Излишняя самоуверенность и надувание щек являются главными отличительными признаками следующего вида отцов в моей личной классификации — «пузырей». Кредо у них такое: сами все знаем-понимаем, в советах не нуждаемся, ситуацию контролируем, с проблемой разберемся без посторонних. Сегодня их «автобиографии» выглядят, как правило, довольно комично, поскольку повторяясь в разных вариациях, скорее дают представление о несбывшихся мечтах и шкале жизненных ценностей, чем о реальном положении дел в прошлом: «Да я в любые кабинеты дверь ногой открывал! Да меня такие люди уважали! Мог среди ночи самому Х. позвонить! Ни для кого, говорил, не сделаю, а для тебя — сделаю! Все было схвачено, все! Решал вопросы!» Короче, до того мужики щеки пораздували, непонятно как в футболки пролезают…
Николай со своим семейством в Германии лет десять, знакомы мы около семи. Приехали они с Кубани, и глава семейства считает себя кубанским казаком. По части щек один из фаворитов. Нынче, правда, вся власть и влияние сузились до пределов квартиры, хотя даже это не факт: дверь ногой он открывает, в лучшем случае, в кладовку — тренируется, чтобы форму не терять! Если никого нет дома… Но все равно уверен, будто все ждут от него указаний, а его слово — закон! Не начни сын Степан, как приехали (или вообще там ещё) наркотой развлекаться, у меня бы те упражнения Николая с дверями вызвали разве что «этнографический» интерес. Интересно же, почему взрослый человек скачет по квартире на стуле, машет игрушечной шашкой, команды отдает, играет в кубанских казаков… Посмеялся бы, наверно, да и только. Хотя, если не «с подачи» Степана, то вряд ли бы и познакомились.
А так веселье не получалось. Николай, конечно же, знал все про все, а уж про наркоманию — «ваще досконально»! Тут главная его мысль состояла в следующем: наркотики это заговор, мировая закулиса, «вторая глубинная мафия». Про нее я, признаться, недопонял: речь об особой, отдельной мафии, или, не дай бог, глубинных уже тоже две? Николая, бывает, куда-то заносит, но назвать его глупым нельзя. Говорит, скорее, вещи общеизвестные, очевидные, однако всегда так, вроде он первооткрыватель, мыслитель, философ. Пафоса и апломба на десяток атаманов хватит: «Я стоко, брат, знаю…!» Речь у Николая, кстати, занятная, явно какой-то самобытный казачий диалект.
Когда Степана поймали дома с героином, отец, грохнув кулаком (по столу) и нагайкой (по дивану), приказал: «Наркотики бросить! Ты меня знаешь.!» Именно ли потому, что сын знал отцовскую натуру и совсем не обратил внимание на пальбу холостыми, либо попытался бросить, да уже не смог, кто его знает… Попавшись второй раз, Степа стал оправдываться: бросить, дескать, не так легко, это ведь болезнь! Когда выходило, что Николай чего-то не знает, тактика сражения оставалась неизменной — ни шагу назад: «Ты ересью такой своей мамке мозги пудри, а я жизнь знаю получше ваших докторов! Ты, сынок, пойми, им задача поставлена — больницу по самую крышу забивать пациентами. Алкашей гребут, наркотиками кто балуется… Тут просто сила воли нужна и характер!» Степан, откровенно говоря, парень был довольно поганый. Почти все наркоманы хитрят, манипулируют близкими, используют их разногласия и не прочь подлить масла в огонь, но этот красавец быстро стал виртуозом: умело «разводил» всех подальше, чтобы потом покрепче столкнуть лбами. Семья большая, родни много, так что работы здесь было — невпроворот… Ласковое теля, как известно, двух маток сосет. Хитрое и нахальное добивалось, по жалобам матери, еще больших успехов. Привыкнув ловчить «на своем поле», он вздумал играть по этим правилам «на выезде» — с врачами, полицией, в учреждениях, на наркосцене, в тюрьме. Но там, в отличие от дома, есть рамки, за которые нельзя заходить. О чем Степа и не догадывался. Пошли разборки, драки, кражи, наказания, санкции. Случай, кстати сказать, типичный: народ, привыкший так себя вести дома, не сразу улавливает разницу. Когда сын попадал в очередную историю, Николай объяснял ее, в первую очередь, несовершенством мира, и лишь потом нехотя признавал некоторое несовершенство Степана тоже. Впрочем, отпрыск умудрился рассориться даже с отцом, стянув из дома… нагайку. У самого лихого казака, чтобы с сыном не происходило, неизменно «все хорошо!» Можно было подумать, будто в их станице так принято — будь ты хоть по уши в дерьме, но крякай от удовольствия и кричи «хар-рашо-оо!» Мама Надежда старалась вести себя с сыном Степаном правильнее, но на Стёпину изворотливость ей не хватало последовательности и настойчивости, так что она, прямо скажем, не преуспела. Стёпа попал на сколько-то месяцев в тюрьму, где ему пришлось сперва перестрадать ломку, а после, слегка просветлев мозгами, подумать о том, где же я, Степан Николаевич, есть, и почему. И тут показалось — лед тронулся: запросился парень в терапию. Вскоре, однако, выяснилось, что тронулся не только лед… Услышав новость по поводу терапии, «эксперт» заявил следующее: «Стёпа, сынок! Терапия — напрасная трата времени. Зачем тебе терять полгода? Тебе нужно учиться, создать семью и ты думать забудешь о героине и всей этой…**, я тебе клянусь!» Сынок за такую идею сразу ухватился. Он папу всегда слушал, когда было выгодно или удобно, а в остальных случаях, он на папу… ну, вы сами знаете. Короче, как было приказано, он пошел учиться и женился. Николай за те месяцы, пока стервец учился, раздулся еще больше. Видали, дескать, как я все разрулил?! Учился тот, правда, всего два месяца, а еще пять делал вид (родители потом долго выплачивали ведомству по труду должок за профанацию учебы). С семьей получилось не так, чтобы лучше, но дольше. То Стелла его выгоняет (тогда он катится к родителям), то у родителей нет больше сил и Степан катится к жене. Супруги, кажется, сами не знают, они еще вместе или уже нет. А ребенок их то с ними, то у бабушек-дедушек.
Вот спрашивается, тянул кто-то Николая за язык или еще за что-нибудь? Чего ты вламываешься в то, в чем ни черта не смыслишь? Не надоело шашкой махать? Возможно, социальный работник в тюрьме смог, наконец, убедить Степана подойти к лечению серьезно, может, консультант посещал и они как-то договорились. Так нет же, родителю захотелось внести свою лепту! Не уверен, что у Степана сложилось бы с терапией, не сбей его Николай с толку. Но это было бы его решение и он бы сам нес за него ответственность. В итоге молодой человек теперь часто вспоминает: я же тогда настроился, хотел! Насколько я знаю, нормальной жизни у Степана все еще нет, то лучше бывает, то хуже. Такие дела.
Поэтому, давайте так: если разбираетесь в проблемах зависимости, знаете о наркотиках, понимаете, как и о чем разговаривать — вперед! Если нет — помолчите! Проявите себя в чем-нибудь другом!
Да, я вот еще что вспомнил… Знаю я все-таки двух матерей, у которых самоуверенности тоже через край. Но отличие в том, что, когда жизнь заставила, они разобрались с новым для них явлением, проявили решительность, твердость, характер. В результате смогли существенно помочь детям (одна — дочери, вторая — сыну). Жаль только, тоже раздулись маленько, но это от радости и гордости, а не от пустого самодовольства.
_______________________________________________
*То, что у нас называлось аттестат зрелости и давало
право на поступление в высшие учебные заведения
_________________
**Родная речь

Вам понравилось?
Поделитесь этой статьей!

Добавить комментарий