* * *
Хозяюшка уже ничем
не удержать моей кончины
такая тяжесть на ручей
и хрипота неизлечима
здесь камень вымощен луной
и башен сомкнуты запястья
пока заёмной стороной
служили зависти и страсти
а жемчуг слаб и молчалив
и в моде слава гулевая
когда колышется вдали
Фанагория золотая
и умоляют погреба
сырую проповедь вершины
ромашкой вытереть со лба
и полотенцами жасмина
такую истину хранить
листать нечитанные книги
и полночь к сердцу прислонить
ведёрком мокрой ежевики
такую родину беречь
и уносить с собою в споре
прибоя медленную речь
и бормотанье Черноморья.
1965
* * *
Тень вошедшего шасть к шалашу
мы лежим и не слышим дышалось бы
или шалости вширь ворошу
в порошке огорошенной жалобы
это ливень кружил великан
и рассыпал горошины белые
чтобы лодка была велика
виноград нарекли Изабеллою
от лекарства болит голова
по степи проезжают свидетели
офицерскою рысью вповал
чтобы их никого не заметили
и в жару беспризорном грозя
появляется солнце двуликое
и дрожит на губах ежевикою
застилая луга бирюза.
1965
* * *
Ах только б косточкой в золе
не тлело нетерпенье
тогда б по улицам в селе
окаменели тени
глазела груда рупоров
на грани переулка
и вызывали докторов
для утренней прогулки
камку рассыпав на песке
не забавлялось море
не тлели буквы на листке
повестки на заборе
соседский мальчик не скучал
и сердце не стучало
что здесь не чары а причал
не чаявший начала
любовь развенчана тобой
не задевая смысла
но успевала за гурьбой
и ласточкой повисла.
1965
* * *
Ариадна гнев на милость!
ни веселья ни стола
что теперь переменилась
что такою же была
как малиновым вареньем
от дурного глаза вас
отпоили одуреньем
одарили напоказ
ходят голуби кругами
за хозяйским пятачком
припаду к жаре губами
посреди двора ничком
что же в горле ком за комом
а в заливе ни волны?
это весточка знакомым
с мусульманской стороны
значит к ужину за чаем
будут ворот тормошить
ненароком отличая
от горошка голыши
значит пойманы с поличным
угорели якоря
значит речи непривычна
Ариаднина заря.
1965
* * *
Ты ещё ничего не сказал
но едва проясняется лето
до чего необычен обвал
мишуры полумрака и света
что за дружба чурается книг
по старинке едва из объятий?
это розы изменчивы вмиг
в монастырском укладе занятий
что за гордость ещё на счету
половецкие шлемы заполнив
не чета суматохе в поту?
это розы и розы напомни
ты как будто ещё ни на шаг
что же с моря следить на приколе?
отговорки навязли в ушах
это розы и мальвы в подоле
самобранка холмы устилай!
королевичу нечего делать
для него от села до села
мотоциклы летят на пределе
что за азбуку просят учесть?
мне нисколько не жаль объяснений
но молчать почитают за честь
осторожные стебли растений.
1965
* * *
Ты замшелому Северу ровня
за разруху его на корню
за его трудовое здоровье
круговую его пятерню
узловатые жилы побегов
усыпальной копны суховей
глухари снарядили телегу
для надёжных его сыновей
что же иволга к лету поникла
и не тянут золы бороной?
большеротые шарил туники
белокровием и беленой
что же клевер тужил в промежутке
и примешивал в шёпоту шерсть?
как шарманит шаман прибаутки
как шаманит шарманщик за честь
на веранде где лён всухомятку
мне вязальной иглой кипарис
собирает стрижей по порядку
дорожа отголоском кулис
я с бумажным фонариком смену
на бамбуковой трости ношу
мне натёрли шиповником вены
я у вас ничего не прошу.
1965
* * *
Соколиным пером гусарь
черепица волынка глина
к палисаднику с колеса
к полосе полоса руины
я горшечник цветы сожгу
отведи не престоле змеи
на простое себе солгу
на пустое собрать сумею
жёлтой выправкой жалюзи
вяжут вышивку померанца
на собрата гляди грози
у балкона колени вкратце
это шиворот за шарнир
и навыворот раскошеля
каруселями до жары
куролесили хорошели
односложностью на шары
шире жалобы косогора
однозначностью кожуры
мишурой посреди собора.
1965
* * *
Лист зелёный ты иволги щёлк!
непосильная тяга бескрыла
бархатистую кожицу щёк
несговорчивой вязью укрыла
будешь горькой реки круговерть
по ступенькам расплёскивать мимо
и какая нам выпала смерть?
ты ещё ничего не затмила
колченогим июлем плутать
неужели не выбрать улыбки?
будешь время в пути коротать
припади к переплёту калитки
чтобы лодку держать на весу
на весле остаются потоки
не ослабив лавины в лесу
не оставив долины и только.
1965
* * *
Груши в августе жара
поднебесье домоседа
круговой порукой в среду
прогоняют со двора
как сумели разглядеть?
поры вспухли от укуса
тешат уксусом вприкуску
по раскосой бороде
хлебосолы угорев
чайным блюдцем на мизинце
провожают нараспев
до закрытия зверинца
после дождичка в четверг
только вышел отдышаться —
не охапка до акаций
не до шёпота до рек
на лежанке мутный жар
чешуя толчёт обои
и наушники гурьбою
на отдушине лежат
тянут лужицей густой
и супружеской чертою
побирушки на постое
тычут ломаной клюкой
веет заводью в залог
бродят рыбы до разлива
чередою сиротливой
прикорнув на огонёк
чередою начеку
чтобы чёлка не повисла
чтобы вёсла не повысил
не повесил по замку
чтобы весел на пиру
реял говор городничих
угощение лесничих
прикорнуло на полу
чтобы ловлю голытьба
осыпала на колени
вяжут волосы аллеи
тянут сети погреба
чтобы двигались на слом
соглашатели кликуши
увеличенным стеклом
челобитную нарушив.
1965
* * *
Тихий ход часов и крови
уговор не прерывать
не люби её и кроме
не люби не горевать
нашей жалобы приметы
оговорки проживи
кумачом теснее нету
будит лето без любви
я до линии впервые
ожидал возможно так
что бегут передовые
по пятам и ни на шаг
что с дежурства до исхода
положившись на себя
злата-серебра заботу
сыплют кисти теребя
я считал что капель горстью
не побрезгует обряд
что за яблочным наростом
каждый третий виноват
но плясали по устоям
оголтелое своё
вхолостую холостое
раскошеливать житьё
я бежал в пылу распада
и рубили за бугром
деревянного солдата
семиствольным топором
ныли зубы от укропа
шорох вился узелком
припеваючи галопом
украинским рушником
кашель грудился трухою
дупла дыбили нутро
хорошо самим собою
расписаться всё равно
на сегодня не сегодня
как на блюдечке пятак
где покачивала сходни
Ахиллесова пята.
1965
* * *
Лазурь моя ты вровень с чередой
раскосых ливней глины домовитой
такая ширь торгуется гурьбой
а мы теперь раскованы и квиты
гитару тронь размолвка ни при чём
впервые горы запросто со мною
свечным нагаром флотским сургучом
овечьих пастбищ равной крутизною
лазурь моя ты поровну с росой
разбег ручья стрижей недоуменье
то острова крутою полосой
то с парусом сужаясь озаренье
так подари и вымолви люблю
разлуки льнут распахнуты страницы
а ты живёшь и словно во хмелю
июля взгляд и кровель вереница.
1965
* * *
Расскажите как бормочет
словно к вечеру вода
незапамятное прочит
каменистая гряда
что раскачивает рано
нарушая успокой
запорожского кургана
увеличенный покрой
запорошены подковы
у свечи темнеет воск
и гуляет по раскопу
муравьиный чёрный лоск
о грачиная вечерня
челобитная челна
где утраченное в черни
называет имена
что же в горле ком за комом
словно судорога грусть?
я спешу писать знакомым
и вернуться не боюсь
что же Югу до России
что же лугу променял
август яблочный осиный
вперевалку до плетня
с губ пушинкою заклятьем
белой ласточкой влечёт
запорошены объятья
одуванчики не в счёт
неумело и картинно
ты далёкостью маня
золотою паутинкой
улетаешь от меня
почему в разлуке чудо
возвращения любви?
это весточка откуда
ничего не назови.
1965
* * *
Говори пока живётся
удержи в своём уме
что заботою берётся
и крадётся по стерне
для любимого сословья
я хотел бы день продлить
чтобы грамоту сыновью
не могли определить
мне не только по порядку
но ромашками стуча
просят панику в палатку
и дежурного врача
и теряясь мимоходом
надвигая козырьки
переходят в пешеходы
отставные моряки
привыкая к ералашу
постарайся не кривить
чтобы ропот черепаший
не могли остановить.
1965
* * *
Ты качнула челнок и пошли наразлив
удалое жульё разместилось в жилье
что курчавой стрелой прихорашивал скиф
и татары несли на коротком копье
птица Феникс Боспорское царство врасплох
буду чёрный ковыль разрывать пополам
и смолёным пером загораживал Бог
дорогую орду по пятам по полям
боевая упряжка и конь-горбунок
однорукой кольчугой в лучах чешуи
надевали однажды на гребни дорог
богатырские кольца и пряди свои
и разлапистой горстью раскинув ему
золотые пластинки и бусы на всех
принимались гурьбой городить кутерьму
и краснел на губах неразбавленный снег.
1965
4
* * *
Москва ты смолоду задета за живое
разлука выгорит так что же передать
который час веселье голубое
и некому такого пожелать
я вымолвил — ты уши навострила
волынкою в ауле травяной
разбужена и вновь повременила
и клевер опоясала волной
а гнев на милость некогда смени
и прямо в передаче пересыльным
что вовремя вернуться непосильно
разорванные нити протяни
давай же скроем от греха подальше
дух песнопенья в чаще кружевной
подвижною азовскою волной
давай посмотрим кто из них постарше.
1965
* * *
Фригийскою беседой о былом
тебе Москва твоя неразбериха
где молодые отбывают лихо
в ливреи нарядившись босиком
ты погоди — к таким не привыкал
а тоже простояла в очевидцах
люблю весной едва посторониться
и снова повернуться — не узнал
а ты у самовара не говела
тебе фиалку — сдуру заберут
так хорошо когда на самом деле
не только к месту просто бы уют
ты столько сил заметила впустую
но так и впредь не столько о своём
кто волосы впервые поцелует
Елена подарила медальон
ты родину разглаживала втрое
я так и жил — тебя не миновать
и Троя не задерживала строя
соратников которым целовать.
1965
* * *
Мы приучены к боли и ладно
станут руки ещё холодней —
ты жемчужину тронешь нескладно
продавца молодого согрей
где Ивану Великому сводник
на тюленьем меху государь
в кацавейке худой беспризорник
продаёт бескорыстный янтарь
чубуками гусарскими с рынка
чтоб скрипели полозья на слом
секунданты спеша к поединку
проверяют своё ремесло
с коромыслом чиновник Емеля
караваны укроет парчой
и Елены медаль пустомеля
канцелярским зальёт сургучом
ты для зелени людной Востока
в монастырских садах на весу
купола подымаешь высоко
не ослабив лавины в лесу
на салазках инжир из Багдада
и корзины широкие груш
усачи переводят награды
в бородатую зимнюю глушь
под фатой деревенской отрада
что невеста не рада ему?
неожиданный щит Цареграда
подарю жениху твоему
дровяные сараи вприглядку
удалые чаи нараспах
где торговля идёт по порядку
оставляя купцов на бобах
ты из шубы не выкроишь лишней
в переводе на русский язык
для тебя подрумянили вишню
понимать на морозе отвык
злоязычная тянется льгота
завитушками робких церквей
заменила работу забота
позолоту сулит суховей
кто из горницы выйдет вприсядку
на цыганские вёрсты в снегу?
суматошной поры лихорадка
писарей разместить на могу
и за щучьим велением щурясь
на морщины надвинув колпак
принимаются заново сдуру
прощелыге кивнув на пятак.
1965
* * *
Ледяная удача постыла
вороные хрипят скакуны
петухи донесут до могилы
поскорее гони табуны
греховодник татарин не тронул
погоди доведу до плетня
за гроши променяли корону
помолитесь теперь за меня
ты охранную грамоту волка
к разрезной прикрепи бересте
чтобы кнут вхолостую не щёлкал
и следы оставлял на кресте
о мужицкая кровная сила
где кафтаны с чужого плеча
за четыре часа износили
и на пятом кляли палача
и по пояс в снегу пробираясь
бородой разрывая сугроб
принимались кряхтеть разуваясь
и лучиной смолить серебро
на иконе смеркались разводы
слюдяным дуновением ржи
богатырские спали народы
деревянные крылья сложив.
1965
* * *
Где дождь нежданный и прямой
и весь наружу бесноватый
воскресный парк глухонемой
роняет хлопья виновато
когда же заново затих
и захлебнулась черепица
с весёлой россыпью шутих
уже сдружили очевидцев
ловили взгляд поводырей
слепые возгласы левкоя
дымились кольца фонарей
тягучей влагой городскою
каким же именем зовём
каким желанием колышем
когда оскоминою в нём
не появляется затишье?
и на пороге высоты
где тишина неразрешима
тревожной сладкой суеты
тугие сдвинуты пружины.
1965
* * *
По утрам у крыжовника жар
и малина в серебряной шапочке
в пузырьках фиолетовый шар
на соломинке еле удержится
прилетает слепой соловей
белотелая мальва не движется
по садам поищи сыновей
оглянись и уже не наищешься
от щекотки безлиственной двор
близоруко рыдает и ёжится
у хозяек простой разговор
затерялись иголки и ножницы
отличи же попробуй врага
если слово увенчано веткою
где спорыш шевелил по ногам
и сирень отцвела малолеткою
если олово лужиц темней
и гордыня домашняя грешная
утешает своих сыновей
и скворешников шествие спешное.
1965
* * *
Я нарушил запрет и теперь
мне никто не заменит товарища
не заметили впредь и потерь
верея обрывает пожарища
прошлогодняя роща свежа
хорошо оглянуться орешником
чтобы ельник мельчал на ножах
и стрижей выгораживал грешником
как по осени лебедя нет
топоры в заусеницах ржавые
привыкая следить по луне
не пожалую даже державою
кочевая заря на ветру
электричек пора и наградою
торопили тропой поутру
и дела завершили оградою.
1965
* * *
Мы ледок ненадолго пьём
уголок завернул сентябрь
не люби хорошо вдвоём
лебедей голоса летят
ты лукошком желтее ржи
проведи подоконник вскользь
не люби довелось кружи
не лови заслужили врозь
непробудная глушь в нас
где качели всего лишь всплеск
погоди частокол с час
городи пустяком в лес
на соломе раскос вьюн
и фарфоровый блеск вглубь
положение тех лун
притяжение тех губ.
1965
* * *
Жилет и пуговки рассыпанные настежь
как много холода сулит Бахчисарай
не угодишь глядишь и угораздишь
высокий бег саней метели доверяй
там с молоком гадючьим Арлекину
кувшин зарыт и гложет говорок
что мы берём торжественную глину
и в самом сердце ветхий уголёк
когда артисту заменяют сходни
лыжня к лыжне и вовремя убьют
без пошлины пылают всенародно
а переводчик шулер или плут
я в треуголке младше генерала
пехотных войск попробую полки
уговорить что зарево Урала
Европу приподымет налегке
такому чёрту телефон запишут
и раз в году соломенная лень
граничит на завалинке затишья
лепная вязь не вставшая с колен
в колодце круглом вёдра шевелились
и в кольца змей свивалась тишина
пока за ширмой пленная волна
и в доме карточном гора загородилась.
1965
* * *
С пупком коричневым сквозь ветер наизнанку
здесь мальчик шёл цветок сорвать в саду
на гладком камне солнце оплывает
пока в горах зелёная вода —
и жёлтый кашель с кактусом рифмуя
не остаются гладить лепесток
на плоских углях птиц заговорить
и ошарашить смыслу вопреки
бродячие бородачи
рисуют мелом губы на гитаре
как раковину вынешь из воды
и алое светлее
встречаю рыб — и клинопись на плитах
ничтожно грубых еле шевелится
фригийскою беседой о былом
на чёрной лошади июль
даёт колосья жёлтые апрелю
и август в промежутке
не успевает жизнью дорожить
как песок на мокром теле
густеет тень от облака и пусть
как белый стих впервые смерть ушла —
не понимаешь что и подарить
свирель ли в чёрной краске или гребень —
всегда смуглее кожа и гортань
всегда алее — женщины из тех
что Север оставляя не бывают
смутны с зелёным перстнем или в паре
с другой в кругу врагов и ожерелий —
браслета лоск и муравьиный гул
колючего обвала им в залог
так много жить не в силах повернуть
чем старше день угадываю утро
и некому такого пожелать
на длинных сваях в рост по пояс
чугунные цветы среди оград
железной розы влажные ресницы
когда пожар заставил отпустить –
негру бубен скомороха
в шапке заячьей шута!
самураю самородок
целовала нищета
я от гордости не смею
станут губы холодны
позументами на шею
с галунами валуны
невысокая страна
одеялами укутай
на досуге перепутал
с именами письмена
я живу на ворожбе
с молоком впитаю горечь
что на море Чёрном холишь
чередою к череде.
1965
* * *
Матрос отворил наудачу
двустворчатой дверцы крыло
и волны устали судачить
что осенью вёсла свело
пожар мостовых не украсишь
румяный фонарик верней
свежа и пронизана настежь
высокая чаша дождей
зелёною плёнкой прикрыта
травы желтизна и минут
распевы раскаты разбиты
и кровли измором берут.
1965
* * *
Август в лентах чепец наизнанку
карандаш поскользнулся и вздрог
выпрямляет лучи спозаранку
обрывает ромашки зарок
рваной проседью дымки сутулой
по Москве мастеров умывать
чтобы радуга шею свернула
не устали заре повторять
на бумаге обёрточной щепки
это ялики в полдень белы —
так присыпь же по гипсовой лепке
похоронные пятна смолы
угловатые числа развеяв
то и дело клянусь голышом
по деревьям развязаны змеи
но зато кругозор невесом
говори же и в говоре тленья
беспризорную душу смени
разметав по краям нетерпенье
на окраине нищей страны.
1965
* * *
Ошарашив шиповником шутит
прилегающий шёпот зимы —
станет август жалеть о простуде
на прохладе шалея взаймы
о святое моё удивленье
в синей курточке птиц вожаком!
белокровия мутные звенья
потускнели шутя ночником
черноклювые стебли обмякли
обещая беречь ворожбу
роковую коробочку сакли
заменили лукошком в избу
знаменитые комья рассудка
узелком обернули узор
до загривка растут прибаутки
подзаборною бранью в упор
на беду отыскался застенок
и грибы из подвалов зудят
словно просьбы стоят на коленях
и не в силах уйти от себя
как живётся как водится спросит —
значит осень совсем не судьба
топорами рассерженных просек
на постое рубить погреба.
1965
* * *
Сначала и впрямь не до сна —
тебе ли столица последней
ловить на лету имена
посредницей следом за сплетней?
за гребнями рдеет собор —
сначала и впрямь не рябина
но рано ли поздно ли штор
уже не прядёт паутина
зелёной свирелью свежа
вода говорливая улиц
сначала и впрямь хороша
ручьи деревенские щурясь
как женщин вести к шалашу
и перья павлиньи качая
слышнее плести камышу
сначала и впрямь различая.
1965
* * *
Бормочут и прочат побед
цепочку и падают молча —
как вишня без косточки свет
оранжевым шариком в клочья
зачем же боярышник жёлт
и мутный крыжовник запутав
анютины глазки зажжёт
и вымолит лету минуту?
лиловой ледышкой крыльца
едва соскользнёшь ошибаясь —
у яблока привкус свинца
и нечего жить улыбаясь.
1965
* * *
По дождю в серебре литом
оплывает свеча и прячется —
улыбнись подари вдвоём
резедой — бирюзой не значится
на асфальте июля след
незаметно растаял — мается
и зовёт оглянуться вслед
бирюзой — резедой чурается
свет зажечь и в кругу имён
босиком — успокой раскаявшись
словно к радуге входит клён
оглянувшийся и растаявший
приголубь — на любом кусте
прокажённые капли сразу же
зачехлённые тени стен
на кремлёвской воде разглажены
синева хоть звезду сожми
и до одури вплавь плеча ли нет —
на песчаном числе зимы
ни печали ни черт отчаянья
ничего что олений май
закружившись ветвист и выдуман —
на рубашке сама срывай
кружевами зови Невы туман
сколько туч о моих стихах!
оглянувшись — и вновь до одури
чтобы листья ловили взмах
или в лёт — серебро ли оду ли.
1965
* * *
Люби меня как довелось —
ты города ночь и нечаянно
на вёслах зелёных сплелось
и говору прочит отчаянье
люблю тебя или в тиши
оленьего моха излучины
и только успела дыши
и губы слезами измучены
душа ли колечком на дно
и сладкими каплями ландыша
уже не разбавишь вино
и лодка начнётся и сразу же
сомкнувшись оградами сад
на длинные стебли согнувшийся
на долгие годы подряд
качнувшийся и не вернувшийся.
1965
* * *
На вёслах мальвы босиком
земля который год подряд
и с коромыслами гуськом
сомкнулся длинный ряд оград
варенья коркой смоляной
запёкшись лезвием топор
едва остынет — стороной
на кухне бредит разговор
кто к шороху теряя нить
сверчков примешивал у ног
пытался кутаясь тужить
и только путался и смолк?
кто выходил — и клён играл
и плеть белёсую луны
купали в мутном? — выбирал
и грудил робкие вьюны
в багровом выборе словес
какая чудилась вода?
и некогда подумать — весь
уже растаял навсегда
к дождю где подали паром
и в елях вылинял июль
какая родина и гром
кружили грозами разгул?
поодаль след но глуше шаг —
и в белый папоротник смей
согревшей заросли Ковша
сгоревшей жалости и змей.
1965