Смешной пустяк и кое-что еще…

Смешной пустяк, забавный сувенир.
Умел и хитроумен твой создатель.
Вокруг стекло. За ним огромный мир.
А ты, увы, пассивный наблюдатель.
Тебе хотелось ветра в парусах
Попутного. И глубины под килем.
Как долго ты стоял на якорях,
Кораблик мой в затейливой бутыли…
И видно, я мечтала не одна, —
Бывает же, привидится такое! —
О том, как изумрудная волна
Качает нас меж небом и землёю.
Мы уплывём к далёким островам,
Отчалим тихо ясной лунной ночью,
Когда никто не помешает нам.
В твоей бутылке мы отправим почту.
Её доверим тёмной глубине.
(Невелика гарантия доставки).
… Но до того какое дело мне
И кораблю из сувенирной лавки?..

***

Метаморфозы

Я камень. Валун на пологом сияющем склоне.
То солнцем согрет, то дождями вкосую исхлёстан.
Валун молчалив, не смеётся, не плачет, не стонет.
И всё в его жизни надолго, надёжно и просто.
Валун очень стар. Пусть не лестный эпитет, но честный.
Он здесь пролежал сто веков — от «тогда» и до «ныне».
Валун украшает пейзаж удивительный местный.
И не догадаться, ч т о в твёрдой его сердцевине.

Нет. Дерево я. Здесь хватает и места, и света.
А если и нет — что для дерева это изменит?
Зимой без листвы, но какое зелёное летом!
Достанет и камню, и травам спасительной тени…
В земле благодатной его корневая система.
И в выси стремится его непокорная крона.
Ах, да, перемены — для дерева это не тема.
Деревьям, известно, не нужно ни звона, ни трона…

Я всё-таки ветер. Бесплотный. Полёт и свобода.
Не знает границ. И запретов он тоже не знает.
Его одиночество полнит чертог небосвода.
… Он к дереву этому странную слабость питает…
И ветви, и листики ветровой воле подвластны:
Дохнёт — и дрожат, пожелает — и с ветром танцуют.
Вот камень под деревом… с ним провозился напрасно.
Старался как мог, а не сдвинул громаду такую.

Я женщина. Значит, по сути, вторая у Бога.
И ветер, и камень, и дерево — все долговечней.
В моей сердцевине — надежда, любовь и тревога.
Они прорываются сбивчивой радостной речью.
Я рада, что есть, что дышу, что сегодня живая.
Я праздную это, как высшую истину истин.
И тёплый валун в тишине, как родной, обнимаю.
И ветер хочу разглядеть среди пляшущих листьев.

Птичье

А если серьёзно — какая никчёмная птица!
Совсем не поёт. Беспричинно подолгу хохочет.
К собратьям недобра. И в пищу, увы, не годится.
И внешне, когда приглядишься, уж очень «не очень».
Одиннадцать дней осторожно за ней наблюдаю.
Она наблюдает за мной — я б сказала, надменно.
Ну что тут поделать. Характером вышла такая.
(Но булку из рук моих примет и съест вожделенно…)
Наверное, всё же мы с нею не так и различны:
порхаем по жизни, лелея своё сумасбродство;
не очень доверчивы; в чём-то, возможно, циничны;
и наша носатость — почти что фамильное сходство.
… Мы бродим по берегу, с ветром неласковым споря.
Ему всё равно. И не нами одними он занят.
Да, Балтика в августе — не Средиземное море.
У Балтики в августе круче куда темперамент.
Но нас не спугнёшь. Я сегодня пришла попрощаться.
Мой отпуск истаял, стал призрачным, будто и не был.
И Чехов совсем не при чём. Моя личная чайка,
как парус, белеет на фоне лилового неба…