Он скончался 21 августа 1997 года
Наверное, десятки тысяч людей в России носят фамилию – Никулин. Еще большее количество имеют имя – Юрий. Но почему-то, когда мы говорим «Юрий Никулин», то сразу вспоминаем только одного человека – великого клоуна Юрия Никулина, который потом стал директором знаменитого Московского цирка на Цветном бульваре.
Именно там и состоялся наш разговор с Юрием Владимировичем, незадолго до его кончины. Может быть, это было его последнее интервью.
Мы говорили в его директорском кабинете, напоминающем скорее музей, чем офис. Описывать его не стоит: телеоператоры, часто показывая этот кабинет, любили «пройтись» по шкафам и экспонатам. На подоконнике там стоял коллаж, подаренный хозяину на 70-летие: сидит клоун Юрий Никулин, а рядом, положив ему руку на плечо, стоит Юрий Лужков и говорит: «Из всех искусств для нас важнейшим является Никулин».
А что, может быть, мэр Москвы был и прав…
— Юрий Владимирович, думали ли когда-нибудь Вы, замечательный артист, что станете директором цирка? Или это случилось вдруг? Может быть, в Вас дремали какие-то «директорские» гены?
— Никогда в жизни! Мне и в голову не могло прийти, что я буду заниматься административными делами. Я всю жизнь был сугубо творческим человеком. Кстати, при этом и отвечал тогда только за себя. Было время сходить в театр, кино, почитать книгу. В общем, работал, своим делом занимался… А сейчас чего только не приходится делать…
— Так как же Вас занесло в директорское кресло?
— Как-то вот занесло… Я себе в свое время поставил задачу: как только исполняется мне 60 лет, сразу же ухожу на пенсию. Подготовил к этой мысли семью, партнеров и … на самом деле ушел. На целых четыре дня. На пятый — звонит управляющий “Союзгосцирка” и уговаривает меня стать художественным руководителем нашего цирка вместо умершего Марка Местечкина. Уговорил. А еще месяца через три умер директор цирка на проспекте Вернадского и директора нашего цирка перевели на то место, а меня на освободившееся.
— Когда-то великого режиссера и актера Николая Охлопкова вот так же назначили заместителем министра культуры. Кто-то из друзей тогда спросил его, не тяжело ли. На что Охлопков величественно ответствовал: «Дурак! Я королей играл!».
— Я тоже, помню, подумал: «Ну, а если бы мне предложили роль директора цирка в кино? Пошел бы?». Вот и пошел.
— Конечно, высшее звание артиста — его Имя. У Вас оно есть: выше, чем Юрием Никулиным, Вас никто и никогда удостоить ничем не сможет. Тем не менее, вы еще и народный артист СССР, Герой соцтруда. А ни СССР, ни соцтруда больше нет. Не жалко?
— А знаете, честно скажу — жалко… Хотя не званий, конечно, нет. Вот говорили: «Дружба народов». Так ведь в самом деле была эта дружба. Если бы вы знали, как нас принимали в Грузии, на Украине. От всей души! Мне жалко, что было большое, сильное государство, которое уважали, и вот — нет его.
— А вообще-то Вы как считаете — человеку искусства нужны какие-нибудь звания?
— Как-то, давно уже, попался мне в руки справочник народных артистов СССР. Читаю, много их, а мало кого и знаю. Вы, может быть, в курсе, что до революции существовало лишь одно звание — артист императорского театра. Понятие «артист МХАТа» само по себе было меркой, определяющей некий уровень. А дальше все зависело от него самого. У меня есть награды, но я-то сам ордена-медали никогда не надеваю. Они у меня в тумбочке лежат, в большой коробке. Но никогда свои ордена и не продам! И у меня в голове не укладывается, как это люди делают… Хотя, время сейчас такое, что некоторым просто жить не на что….
— Юрий Владимирович, Вы много лет проработали со своим партнером Михаилом Шуйдиным. Как Вы относитесь к понятию партнерства?
— Под партнером я понимаю человека, который становится твоим вторым «я». У нас одни цели, одно дело, одни мысли. Но в первую очередь для меня партнерство — это доверие. Партнеры могут спорить, ссориться, но не обманут никогда. Прошло много лет, но я до сих пор помню первую встречу с Шуйдиным. Я был учеником у знаменитого Карандаша, когда тот набирал новую студию. И вот подходит ко мне в коридоре цирка молодой человек со следами ожогов на лице (а Шуйдин был фронтовиком и горел в танке) и просит совета, поступать ему в студию или нет. Что я могу сказать человеку, которого вижу в первый раз? Я рассказал ему притчу. К раввину пришел парень и просит совета, жениться или нет. На что умный раввин ответил: «Делай, как хочешь, все равно потом пожалеешь». Шуйдин тогда поступил в студию, а я стал для него как бы раввином.
— Раз уж мы заговорим о партнерстве, воспринимаете ли Вы партнером женщину? И вообще — какую роль сыграли женщины в Вашей жизни?
— Ту же, что у Наполеона или Бисмарка. Начну с самого главного — с матери. Я вспоминаю ее с благодарностью. Она меня вырастила и воспитала. Вторая женщина в моей жизни — естественно, жена, Татьяна Николаевна. Я никогда не говорил ей громких фраз, она сама знает все. И очень много для меня сделала. Что греха таить: ходила обо мне молва, что люблю выпить. В основном, конечно, из-за киноролей. Но и не только. Дело в том, что я к тому времени, когда на ней женился (а я ее старше на восемь лет), уже прочно вошел в цирковую семью, где царили старые и не совсем хорошие традиции. Проще говоря, после работы полагалось выпить 150 грамм и кружку пива. Не говоря уже о выходных. Таня посмотрела раз-два и сказала: «Все. С этим кончаем. Либо я, либо это дело». И все стало нормально. Мы женаты уже более 40 лет. Помню, когда справляли мое 50-летие, Рязанов с Гердтом пели куплеты про то, что я совсем не похож на работника искусства, потому что женат только один раз. Может, в этом смысле, действительно, не особенно похож…
— И больше никаких женщин?
— Ну, почему же. Дочки у меня, правда, нет, но есть внучка Машенька, которую я очень люблю.
— Вы хороший отец и дед?
— Сравнивая себя со своими родителями и даже с бабушкой, которую я называл «бабука»… нет, мне кажется, не очень хороший. Сыну, Максиму, я уделял внимания слишком мало. Скорее всего потому, что жизнь наша была — сплошные скитания. Он совсем маленьким уже ездил с нами по разным городам. А когда стал учиться — оставался с бабушкой и был оторван от нас. К сожалению, и на внучку времени совсем не хватает.
— Что Вас тревожит и что радует в этой жизни?
— Тревожит, наверное, то же, что и всех. Эта сегодняшняя обстановка, но еще больше — неопределенность. Как бы мы ни жили раньше, но верили в светлое будущее. Понимаете, вера была! Что светит нам теперь? Живем, как в сказке: чем дальше, тем страшнее. Все смешалось! Правда, век на мою долю выпал на редкость богатый. Совсем крошкой хватанул гражданскую войну, голод, НЭП. Потом коллективизация. Я был в деревне и видел, как разоряли кулаков. Всякие военные конфликты: КВЖД, Дальний восток. Затем война с Финляндией, в которой я принимал участие. Меня призвали в 1939 году, и сразу же — на фронт, на Карельский перешеек. И потом почти семь лет я не снимал гимнастерку, всю Отечественную прошел, демобилизовался только в 1946-м. Потом учеба… Вот это были для меня по-настоящему светлые дни.
— Ну, а радует-то все же что?
— А знаете, многое и радует. Сам себя радую. Ну и, конечно же, наш новый цирк. Не зря ведь считается, что самое радостное не цель, а путь к ней. Зощенко как-то писал, что дело отвлекает от болезни, от смерти. Он вспоминает, как один писатель написал другому — мол, строит дом. И тот ответил: «Это прекрасно! Строй как можно дольше!». Вот и я так же. Лет десять назад я считал, что как мужчина выполнил все мне предназначенное: вырастил сына, посадил дерево, написал книгу. Но вот возникла история с цирком. Когда старому зданию цирка исполнилось 130 лет, и оно начало разрушаться, умные люди решили, что целесообразнее не ремонтировать его, а строить новое. Но, зная наши темпы, я был уверен, что до новоселья просто не доживу. А финская фирма “Поллард” сделала это чудо всего за два года. И когда 29 сентября 1989 года была назначена премьера в новом здании, мы пригласили всех строителей. Финны прилетели специальными самолетами. В тот день я вышел на манеж в своем старом клоунском костюме, сказал приветственное слово и чуть не заплакал. Это случилось со мной третий раз в жизни. Первый — когда я уходил на пенсию и мне был устроен прощальный вечер в цирке в Твери, где я когда-то впервые вышел на манеж. Второй — когда ломали наш старый московский цирк на Цветном бульваре.
— Юрий Владимирович, откуда у Вас этот замечательный веселый талант?
— Прежде всего, за то, что я стал таким, я должен быть благодарен родителям. Это сейчас принято вздыхать: «Ах, как хорошо было раньше-то». Да ничего хорошего. Раньше тоже было плохо. Мы жили бедно, хотя, как теперь говорят, не за гранью. Отец был литератором, писал для эстрады и цирка. Что-то принимали, что-то нет. Заработок был не постоянен. Отец-то и приучил меня к искусству, поэзии и, главное, к юмору. У него были толстые тетради, в которых он записывал анекдоты, истории, комические рассказы. И сам их прекрасно рассказывал. А на примере своей матери я видел, как нужно сходиться с людьми, ведь общение — самое ценное для человека. Недаром одно из самых тяжелых наказаний — камера-одиночка. От матери я понял доброту и умение ценить ее в людях. Она мне всегда говорила: «Прежде, чем осуждать человека, поставь себя на его место». Это правило очень пригодилось мне в жизни.
— А любовь к анекдотам, стало быть, от отца?
— Ну да, от него, от Владимира Андреевича. Так что, когда говорят — «анекдоты от Никулина», можно понимать, что от моего отца.
— Сколько Вы знаете анекдотов?
— Хороший вопрос… Да тысяч пять-шесть. Не все их, правда, можно опубликовать. Лучше устно рассказывать. Хотя и книжки уже вышли. Сначала небольшая, в Риге, называется «200 анекдотов от Никулина». Потом побольше — «999 анекдотов».
— Тогда расскажите, пожалуйста, какой-нибудь анекдот.
— Записывайте. «Скажите, вы случайно не сын Ковальского?». «Да, сын. Но что случайно – слышу впервые».
Или вот еще один, побольше и пикантнее. В одном английском колледже среди учащихся был объявлен конкурс на самый короткий рассказ. Тема любая, но есть обязательные четыре условия. В сочинении должна быть упомянута королева, упомянут Бог, присутствовать немного секса и чтобы была тайна. Первую премию получил студент, который выполнил все условия, уместив рассказ в одной фразе: «О, Боже! – воскликнула королева. – Я беременна и неизвестно от кого!»
— А еще у Вас книги будут?
— По существу, у меня вышла одна настоящая книжка. Причем, родилась она с большой болью. Если бы не Владимир Шахиджанян, который сумел меня разговорить и отобрать самое интересное, то не знаю, появилась ли бы она вообще. И так-то делалась пять лет. Так что, думаю, других не будет. Очень уж не простое это дело — книжки писать.
— Какое Ваше любимое блюдо? Вы можете сами его приготовить?
— Однозначно, котлеты с макаронами. Но сам приготовить не могу. Могу сделать яичницу. И то, бывает, задумаюсь, она и пригорит.
— Кто Вы по гороскопу? Вы верите в приметы?
— По гороскопу – стрелец, а в приметы не верю. Но если, скажем, черная кошка дорогу перебежит, то это неприятно. Я стараюсь переждать, чтоб кто-то прошел. На пустые ведра смотрю с легкой досадой. Не люблю возвращаться. Вернусь только в том случае, если некому выкинуть в окошко то, что забыл.
— Сейчас кругом все «крутые», «деловые». Как Вы смотрите на это?
— С некоторой неприязнью. Печально все это. Вот, помню, в военные времена артистам цирка не хватало заработка даже на еду, голодные ходили — ведь очень велики физические нагрузки. И у них был традиционный цирковой приработок: шили босоножки. Причем, очень хорошо шили, качественно. А женщины цирковые вязали сетки. Милиция знала, но глядела сквозь пальцы. Это был честный приработок. А сейчас кругом спекуляция, которая называется – бизнес. Нас же учили, что спекуляция — это плохо. Правда, один раз я сам чуть было не стал причастным… Жилось нам в то время трудно. Я, помню, получал 800 рублей, а жена 150, это еще по тем деньгам. А поскольку артисты ездили из города в город, то были в курсе дефицита в том или ином месте. И однажды в Челябинске я получил 3 тысячи рублей. Это были большие деньги! Один клоун прямо взял за горло: покупай чулки с черной пяткой. Здесь они по 40 рублей, а в Москве — по 100. Я сдался и купил аж 10 пар. В Москве же половину раздарил родственникам, а остальные продал за свою цену. В общем, знаете, я за «дело», но без кавычек.
— Как Вы относитесь к спорту?
— Спортом я занимался только в армии. Когда висел на турнике, старшина кричал: «Никулин, ты висишь, как глиста в обмороке!». Зато был тренером дивизионной футбольной команды, пока мы не проиграли со счетом 15:0.
— Расскажите, пожалуйста, самый последний смешной случай, произошедший с Вами.
— Со мной… Лучше я расскажу другой, который поведал мне Саша Абдулов. Один из оркестрантов их театра баловался наркотиками. Вот принял он порцию, сел в машину и решил, что успеет доехать до дому, пока «кайф» пойдет. Тут подходит милиционер и просит взять на буксир их милицейскую машину. Как откажешь? Пока искали трос, цепляли, «кайф» пошел. Тронулись, едут, оркестрант оглядывается и с ужасом видит, что буквально следом за ним идет милицейская машина. Он решил уйти. Дал по газам и начал крутить по переулкам и подворотням. Но те не отставали. Что делать? От страху он так рванул, что трос оборвался и он умчался во все лопатки. Назавтра оркестрант рассказывал приятелям: «Ну, ребята, еле ушел, шли за мной, как привязанные!».
— Какая Ваша любимая песня?
— У меня много любимых песен. У отца была целая тетрадь уникальных народных песен. И известных, и неизвестных. Был там, например, такой раздел – «Кандальные песни». Мотивы мы с отцом придумывали сами. Лежали на кровати и пели. В армии мне это очень пригодилось. Я взял эту тетрадку с собой. А там и сам стал собирать песни. Набрал около 800 штук. Разного жанра. Начиная от блатных и кончая Вертинским и Лещенко. В армии я пел в хоре, сочинял песни сам. Пел куплеты под гитару про наш дивизион. Открою вам секрет. И в школе, и в армии я мечтал петь в джазе. Но, увы, моя мечта не осуществилась. Помню, запирался дома, ставил пластинку и пел вместе с известными певцами. Особенно большим и радостным открытием для меня стали песни Булата Окуджавы, с которым я дружу. И я очень горд, что написал одну песню с ним «пополам». Она называется «Старый клоун» и вошла в фильм «Юрий Никулин».
— Может ли клоун стать президентом?
— А что? Стал же киноартист Рейган.
— А если бы Вас избрали, что бы Вы сделали в первую минуту?
— Ушел бы в отставку.
— Любите ли Вы первоапрельские розыгрыши? Чаще Вас разыгрывают или Вы?
— Люблю, но как-то уж особенно ни меня не разыгрывали, ни я.
— Трудно поверить! Ходят слухи, что по этой части Вы чуть ли не сравнялись с самим Никитой Богословским.
— Врут люди. Ничего такого не было.
— А кого сегодня хотели бы обмануть?
— Обмануть….. Да, наверное, пожалуй, самого себя. Поверить в то, что я молодой и здоровый.
— Если бы человек жил как угодно долго, сколько бы лет Вы отвели себе?
— Все равно показалось бы мало. Еще годика 3-4 захотелось бы прибавить.
— Хотели бы Вы с кем-нибудь поменяться судьбами?
— Нет, не хотел бы. Я свою судьбу выбрал сам и ею доволен.