Стихи стройные, бегущие легко по небесам, вслед поездам и описаниям природы. Взгляд Автора в окне прозрачном увидел тишину, печаль. И маленький отсвет почти забытой жизни – дом, море, дача, океан. Да, что-то главное – конечно же, любовь. Но только штрих. Но только шёпот (на стихи Анатолия Николина) (у него 8 страниц, можно оставить ровно его отмеченных 4 страницы)
Стихотворец Ливри – страстен и символичен в строках. Вы можете сопоставлять исторические события и личностей, женщин с улыбками вакханок, пытаясь понять, что же в данный момент прочитали. Но не догадаетесь, скорее всего. Для меня загадка, что же на самом деле произошло в стихах, чьи тени подлежат расшифровке. Одно ясно чётко – во всём замешан Автор и его космический взгляд на мир.
«Сослагательное наклонение» – литературная повесть, которую легко читать. В ней много тепла и любви к героям, даже не совсем положительным. Перед нами разворачивается жизнь москвичей в один из тяжёлых периодов страны. Я бы назвала эти истории нескольких семей, их жизнь, которая переплелась и соединила разных людей – сагой. Сагой о путях, которые они вроде и не выбирали, но вынуждены идти, так как нет сослагательного и мечтательного. Есть жёсткая реальность, есть последствия несовершённого. И ещё – это история о выборе. Родителей и детей. Страны, в которой будешь жить. Любимых. О многом. О том, что в любых условиях, надо не сдаваться. Тогда и реалии, может, станут чуть светлее. (Надежда Попова)
Два странных рассказа. Без вычурности, с тоскливым оттенком серого. Если Читатель увидит в рассказе-мечте вальс, Париж и любовь – не ошибётся. Автор, музыкальным проводником, с лёгкостью лавирует между явью и фантазией. Создаёт свой мир, который рушится не только в Москве, с жёсткими графическими раскладами, но, увы! И в Париже тоже. Кстати, в Париже – графика оказывается ещё пострашнее. Париж уже не Монмартровый, Эйфелева башня сколиозно возвышается над меняющимся миром. Второй рассказ без официозов, голый и дурачащийся. Всё б хорошо, если бы не голость и дурость на уровне от и до – диаграммы экономическисобирательной. Но это не к Автору – за тех, кто правит, кому дань несётся нано-не-технологиями, он не в ответе. (Мюзет Михеенков)
Рассказ о свадьбе – автор довольно бережно и подробно описывает атмосферу города, страны, множество деталей архитектурных, моменты свадебнонюансные легко переходят из страстных желаний жениха к описаниям героев и оборочкам платьев невесты. Но обмануть читателя не возможно. Речь даже не в пламенной речи бургомистра Ангелины Ле Мерк, которая и есть собственно не свадебное напутствие, а диагноз-состояние политического западного мира, любым способом, насаждающего свои нечеловеческие демократические ценности. И не в паре нетрадиционной, которая семья, ячейка чего-то там, а в тайноглубинных оборотах темы, нарастающей по ходу рассказа. Под окончание, приходит средневековомасонский и дьявольский аккорд. Собственно, к этому всё и шло. Итак, читаем страсти по вседозволенности. (Сергей Юдин Свадьба в Брюгге)
Венок рассказов Инны Иохвидович, словно маленькое созвездие. Вечная тема войны, переворотов революционных, памяти и оккупации фашистской – тогда, в прошлом, и сейчас, в современном мире. И человек – тот самый маленький, одинокий человек со своими мыслями, переживаниями, воспоминаниями и знанием той жизни, которая его окружает, кружит, давит, радует или делает из него зомби. Как жить с прошлым, которое не отпускает? Как жить в настоящем, которое не дарит будущее? Как жить в мире, где нет жизни, а лишь забытьё, чтобы не слышать и не видеть ужасов нацистских, страх и ненависть? Выжившие смогут рассказать. Им бы выжить и не потеряться.
Проза Леонида Савельева таит в себе загадочность мистическую и не пресность. При этом герои его живут где-то рядом с нами. Решают проблемы и радуются успехам, всё вроде очень похоже, и так знакома эта жизненная круговерть, что не сразу замечаешь, что автор ловко передвинул стрелки часов и сменил пространство. А значит, Читателя ожидает приключение.
Вот, прочла рассказ. Скорее, повесть. Совершено смешанные чувства одолевают меня. То, что Автор талантлив – это понятно. Другой вопрос, как избавиться от пережитого чувствования, от ощущения, что письма, которые читает главный герой, подделывающий свою жизнь несуществующую, я читаю тоже. Но не только их, а и первый слой повести – громадное письмо о детстве, о днях множественных самого ЛГ. О детях, лишённых любви и семей. Потрясающе яркое описание блошиного рынка, этих поисков чужого, чтобы примерить и забрать себе – не пальто, сервиз – душу, мгновения жизни, о которой можно лишь мечтать. Лёгкое чтение оказалось не чтивом – серьёзнейшей и бередящей сердце, литературной вещью. Я не могу просто так стряхнуть её, заняться чем-то другим. Автор ищет, у него рождается и появится ещё проза. Каждый раз, надеюсь, это будет интересно. (Рубикон Копейкин Денис Викторович)
Человек со свойствами – фрагментарная вещь. Кусочки из романа. Пазловость – совершенно в стиле архитектурной ажурности недостроенной. Мне не хватает Гауди. Его соборности. В то же время, перетекание мыслей этой прозы заставляет вслушиваться, въохиваться и замирать. Множественность и многослойность реальности и ощущений, сравнительная философия поэзии в предложениях, словах, взглядах и ударах сердца – столь любимый мной стиль. Когда Автор разговаривает морзянкой, китовыми вскриками, и ты ловишь эти ультразвуковые волны, мгновенно их отрингтонивая. Пожалуй, очень любопытно, по-читательски бесцеремонно, я бы разворачивала историю Собора, философствующего мальчика, Авторов, выдавленных из мест, где они рождены – именно так – глина, выскользнувшая из чужих и недобрых рук, покинувшая лоно и создавшая себя в ином измерении. Историю любви, женщин и мужчин, пытающихся найти крылья. Писателей, художников, теряющих свои свойства. Людей, судьбы которых странным образом оказались у подножия каменного дерева Каталонца, исчезнувшего в переплетениях взлетевших ввысь, где они соединились, даже не подозревая об этом. Странные странности судьбы, о которых мы, не прочитав роман полностью, можем лишь догадываться и домысливать свои странички. И как же жаль, что фрагментарность не подарила полного рождения видений Автора. (Борис Левит-Броун)
Стихи трепетные, ломкие, словно ещё несозревшие, не выговоренные полностью измученной душой. С любовным внутренним посланием Марине Цветаевой. С тоской пражской, с небесностью Елабуги, осиянной стихами и смертью. Пока вчитываешься в строки – эти от-больничные, от-степные, истаявшие всматриванием Автора в людей, век окружающий, начинаешь видеть глаза небезразличного Человека. Взгляд у поэтов на каком-то главном этапе становится одинаков, откройте фотографии Марины Цветаевой, Анны Ахматовой, Беллы Ахмадулиной – найдите именно этот пронизывающий запредельность, тёмный сердцевиной неизбежного и недостигнутого, омутный взгляд понимания ни дня, ни ночи, а именно веков. Мне кажется, что такие же глаза могут быть у Автора этих стихов, которые ещё будут расти и перерождаться. На Канат Канаки.
Стихи Екатерины Каргопольцевой звучат столь звонко и напористо, блистают переливами и нотами внутренними, словно дождь весенний. Эта внутренняя энергия притягивает, независимо от того, какая тема пробивается в строках. Автор делится видением мира, своей памятью прошлого, своим Арбатом. Возможно, стиль и звонкость колокольчиковая стихов со временем чуть истает. Но внутренний гул колокола, который уже иной раз ощущается в Авторском голосе, должен проявиться сильнее.
Взгляд Автора на вещи спорные, обсуждаемые среди литературоведов, тайными знаками раскиданные по роману «Мастер и Маргарита» и поэме «Медный всадник». Поляков Илья не просто говорит о том, что хотели сказать именитые, но и влюбляет своим прохождением писательских лабиринтов в произведения, которые известны многим. Желание перечитать и вновь заглянуть за занавес замысла. Самому порыться в тексте. Дополнительным интересным моментом идут вставки Автора о мистическом Питера и Москвы в литературе и жизни, а также – личное почти филологическое. Вкрапления памятных моментов жизненных, если Автор разовьёт тему – порадуют Читателей интересными открытиями.
«С-В-А-Л» Ефима Гаммера читался мучительно, при том, что написан легко и вроде не должно быть отторжения. Но чем дальше пробиралась в этом фантасмагорическом человечище, тем больше понимала – это жизнь наша, слепок свалки давящий. Роман, полный ужаса правды и не дарующий надежды, воспринялся мною именно живым человечищем. Не просто писательской вещью. В нём звучат картины Ефима Гаммера, столь близки они оказались своей манерой письма, объединив Автора-художника и Автора-писателя.
\\\\\\
«Растрёпанные впечатления» на самом деле оказались достаточно собранными и увлекательными. Очень последовательными – в любви к людям, природе, северу. Село Ковда, Белое море – теперь одно из притягательных мест для меня. Наверное, это такая редкость – сочетание простоты и необычайной плавности, красоты насыщенной и мудрой в описаниях авторских. Валерий Бохов щедро делится знанием жизни поморов и их потомков, захватывает мимолётно, но уверенно столько пластов из биографий людей, к которым прикипело его сердце. Мастеровитость, выход из любого положения критического, желание помочь бескорыстно – главное, что вынесли на генном уровне эти люди. Чистота душевная, свободное дыхание моря – это проза Автора.
талант, как-то много талантов выйдет на журнал. просто потрясающе(№ 16)
[07.08.2015 16:07:47] Eugenia Schmurko: рада за рыжую лошадь
[07.08.2015 16:08:48] (Irina Zhurakovskaya) – рот ладонью прикрыла и так и читала
вообще, подумала, что вам благодарна – я открываю для себя мир всё больше и больше. по моей лености и не читала бы столько. и всё потрясающее
Стихи Константина Былинина – трепетные, чистые и акварельные. Они простые и именно эта тихая простота, без вычурности и тайных взглядов, радует. Его «Беспризорник» – спорная вещь. Может, не понравится шаркающая в небесах душа, какие-то ещё моменты, но мне именно это решение, выходящее за грань, импонирует. Так может видеть поэт – по-иному, вот такая безысходность – шаркающая по облакам, не обувью по дороге асфальтированной, по небесам. Окружающие не принимают боли брошенных и никому не нужных – их человечность заасфальтирована. Тогда остаётся – только небо.
Статья непростая. Автор знает о чём пишет – драматургия особенный и совершенно обособленный путь познания тайных уголков человеческой души. Особенно, когда в этом участвуют спектаклевые вариации Клима (Владимира Клименко) и Александра Строганова. Возможно, именно поиск себя заблудившегося, просмотренного из разных граней света, включившего заговоры-монологи (самого создателя пьесы или героя, которого драматург создаёт, кого из них?), дарят Зрителю и Читателю сцены в театре и строки произведений. Статья поначалу номенклатурна, литературоведческа, но затем, таинство, совершаемое Климом и Строгановым, прорывается и здесь. Музыка, ощущения, запахи и движения рук, губ, молчание и разговор в себе – неспешная хода пьес, становится видима нам окончательно. Ольга Купцова приоткрывает занавес театра для неравнодушных, для желающих видеть изменения в себе, театре, жизни.
(К. Строф) Стихи Автора катастрофичны. Жизнь воспринимается абсолютным и одухотворённым, очеловеченным пространством.
«Нездоровится пню с листопада.
Не говори с ним, не надо» – пример строк поэта, который всегда видит мир не таким, не упрощённым, играющим не те ноты и не по правилам. Этот Автор полностью в нереальности. Вернее, в своей реальности, видимой именно им. Особой, разбросанной стёклышками калейдоскопа.
Автор перекидывает мосточки от одного героя к другому. Соединяет, создаёт семью из чужих людей. С замиранием сердца следишь – не оборвётся ли мечта, лучшая будущность для совершенно разных людей. Не закончится ли повесть возвратом в грязь хлипкую и разочарованием. Но нет, экипаж состоялся, жизнь продолжается. Лина Богданова рассказывает истории особенно, просто и без надрыва о жёстких вещах, но читая, понимаешь – какая эта простота страшная. При этом, в её произведениях есть надежда и любовь, желание изменить не весь мир, но свой – личный. Начиная с себя, строится лучшее будущее и других. Не навреди лишь. Окончание повести может показаться слишком радостным. Сказочным. Но, пожалуй, герои это заслужили.
(Обманчивый свет тоннеля. Владимир Потапов) Повесть оказалась для меня очень личной, близкой. Читала с горечью и лёгким раздражением. То ли от того, что Автор практически бесстыдно рассказал о кухни литераторства и целительства. Обе эти стороны немного известны. То ли от того, что всё прочитанное – правда, и Автор даже не попытался приукрасить каким-либо образом историю жизни главных героев. Стиль не предполагал иного изложения – фантастического и не совсем жёсткого. Может быть, другой читатель увидит в повести Владимира Потапова сказочность и приключение. У меня не вышло. Горчит. С чем и поздравляю Автора повести.
Беспощадность. Наверное, это главное в стихах Виктора Хатеновского. Взрывные сверхэмоции, врождённое актёрство, где нельзя соврать – иначе зритель уйдёт. И для зрителя ли так рвать душу? Путать следы слов, где «мошкара рубцует грудь», а «Взрывная терпкость спелых вишен,
Как лоб, к руке пригвождена». Вкрапления изменённого слова, сознания, трепетность, одновременно, фраз – стихи Автора. Его бесшабашность на грани фола, его строки приплясывают, словно перед неизбежным и неотвратимым. Что невозможно изменить. Потому Это должно быть смертельно правдиво и прекрасно.
Редкие произведения, касаясь военных переворотов, политических действ, всяческих революций, которых уже так непростительно много на счету человечества, не озлобляют читательскую душу. Каждый из нас, имея свою или общепринятую точку на происходящие события, поневоле принимает ту сторону среди противоборствующих сил, которой он симпатизирует или рьяно следует. И всё – забывается именно один человек, который теряется в толпе, является винтиком и в то же самое время вершителем изменений исторических. Которого используют, зачастую ловко манипулируя сознанием, умело гробят его личное – сад, море, ветер, вздох созидателя мирного, небо и тишину внутри самого себя. Таким редким, думающим именно о тех винтиках, рассыпанных по миру, является Автор этой повести. Проще и не правильнее сказать – этот враг и виноват. Намного тяжелее – попытаться понять глубинные мотивы поступков человека, ввергнутого в не его жизнь, на самом деле. Мы сами творим нашу судьбу, что тогда пошло не так, где свернули не в ту сторону. И почему остались руины. Ради чего или кого мы машем флагами, стоит ли это хоть одной человеческой жизни. ( Анатолий Николин. Жаркий август Терезы )
Есть, конечно же, интересное о Блоке среди литературоведческого, чего я элементарно не читала и не знаю. Но помню по себе, что о Блоке было так мало, урезано и однообразно. Может, и ошибаюсь, но для многих Блок из советского школьного и внешкольного времени так и остался поэмой «Двенадцать». Может, «Скифы» ещё. Символом Поэта безоговорочно принявшего революцию и работающего на Октябрь. Всё, что звучало до того, Прекрасная Дама, символизм, стихи трепещущие, ищущие мир иной, не стоило внедрять в умы людей. Поэтому мне оказался интересен труд Григория Блехмана. Вообще-то, на суд читательский отдаётся, по сути, монография Авторская, созданная с великой любовью и множеством элементов той нечитанной, неизвестной жизни. Где мелькают сцены из жизни, взгляды Автора и самого Блока – неприкрытые цензурой. Это память, это то, как было на самом деле, пусть лишь через призму личностного взгляда. И такие строки А. Блока, которые цитирует, как и многие интересные моменты Автор «… Неужели Вы не знаете, что «России не будет» так же, как не стало Рима — не в 5-м веке после Рождества Христова, а в 1-й год 1-го века? Также не будет Англии, Германии, Франции. Что мир уже перестроился? Что «старый мир» уже расплавился?», оказываются актуальными для меня. Сколько ж будем плавиться… Григорий Блехман пишет не только литературоведческие произведения, его стихи, проза – всё звучит деликатно, бережно. В его строках память, которую необходимо донести не только другим. Это отзвучка себя. Отсюда и разговоры о литературе, чудный совершенно труд о жизни Александра Межирова, и строки стихов Блока в повести «Буква ы».
.
© Ирина Жураковская, 2016