* * *
Да, были Ожеговы, Дали,
Россия оными горда.
Но словари в гробу видали
В те рукопашные года!
В горах горящего металла
Война явила свой словарь!
В молельном страхе трепетала
Черно-коричневая тварь!
Мы обнищали, отощали,
Осатанели, как зверье!
Зато язык обогащали, –
Славянский дух раскрепощали,
О Русь, во здравие твое!
Рождались в мальчиках мужчины.
Спасал Россию род мужской,
Взбухало знамя матерщины
Над медной бюргерской башкой!
Гремела мощь неологизма! –
Ивана только растрави! –
Он шел к победе коммунизма
По локти в собственной крови!
* * *
Бьет из пушки профессор физмата
Как заправский какой душегуб!
И невинное облачко мата
С черно-белых срывается губ!
Орудийная смолкнет болтанка,
И оттают потом, по весне,
Мертвый след непомерного танка
И лучистый осколыш пенсне…
ДУХОВОЙ ОРКЕСТР
Всемирной бойни мясорубка
Месила черноземный фарш,
Когда стеснительно и хрупко
Взлетел над полем русский марш.
В необозримой курской рани
Тот марш солдатский духовой,
Плыл, так сказать, над полем брани,
Окутан тайной вековой…
И отступил чванливый немец,
Внезапным ужасом движим…
Он кто?! — Ворюга! Иноземец!
А русский мир — непостижим!..
ДЕЙСТВО
Курносый абхазец Шапиро
Завез лицедеев на фронт.
Актеры валяли Шекспира
И брали пехоту на понт.
Вплетали глухие октавы
В литой, благородный металл…
Король без престола и славы,
Зубами, как черт, скрежетал.
За кругом таился Шапиро
И знаками звал старшину,
В предчувствии легкого пира
Глотал трудовую слюну.
Как дети в сетях Образцова,
Солдаты вздыхали, скорбя,
И хлопали столь образцово,
Что выдали фрицам себя.
И вышли фашистские «тигры»
Из хвойной глуши навесной…
Иные наметились игры
На взрытой опушке лесной!
В кусты отбежала пехота
От танковых смрадных зевот…
Пехота, а жить-то охота, –
Ведь каждый для жизни живет!
А в танках откинулись люки,
И фрицы, свой страх веселя,
Втянули в реальные муки
Залетного лжекороля.
Полопались маски Шекспира,
Как в плохо продуманном сне…
Курносый абхазец Шапиро
Повис на смоленской сосне…
Но с треском — граната! — другая!!
И крякнул бровастый, в крестах!…
И русскую брань изрыгая,
Пехота явилась в кустах:
«Эге! Завертелись, подлюги! —
Вруби им вязанку! -сплеча!!..»
И разом захлопнулись люки,
И танки крутнулись, рыча…
Но тихо зверела пехота —
Юнцы, мужики, старики…
За гадом ползучим охота
Крепчала, судьбе вопреки!..
За дивное действо Шекспира!
За смирного хлопца Шапиро!
* * *
Отец упал на гребне лета,
Зарыл в траву лицо.
В руке, пониже партбилета,
Гранатное кольцо…
Десятки лет! – какая малость!
Опять болит рука!..
Десятки лет не разжималась
Рука политрука.
* * *
Мама бела, как зима,
Вся уместилась в халатике.
Сгинули, что ли, солдатики!..
Все посходили с ума!…
Папка! Коняшка! Отец!
Тяжко в обугленной каске
В маске из адовой сказки
Снежный хлебать холодец?!
Снег по-военному сед.
Сжаты последние сводки.
В бешенстве, что ли, иль с водки
Плачет убогий сосед?..
* * *
От деда пришла похоронка:
Осталась от деда – воронка.
К тому же арийская раса
Решилась Можай штурмовать…
И бабку снесли на кровать
За сутки до смертного часа…
Все бредит: «Хочу танцевать!..
О ком ты? – поклонников масса!..
Любимый! Проклятый! Ударь!!..»
Торчит на стене календарь,
А прожитый день оторвать
Больнее, чем шкуру от мяса…
* * *
Цыц! – ни «аха» и ни «оха»! –
За спиной – Москва!..
В котелке бурлит картоха,
Пучится морква…
В этой жизненной минутке,
Сладкой и немой,
Место есть солдатской шутке
И письму домой…
От солдатского обеда
В дни больших утрат
И бессмертье, и победа,
Все зависит, брат!
* * *
Скосил глаза народный вождь:
«Нужны не сказки – были.
Мы фронтовую нашу вошь,
Товарищи, забыли».
И застрочили штабники
Во все живые мочи,
И стали санпропускники
Трудиться дни и ночи.
От Сталинграда до Москвы
Одежки мяли с хрустом,
И посыпали густо швы
Непобедимым дустом!
И крякал вызванный боец
Под тем глобальным душем,
Как некий признанный борец
Под триумфальным тушем!
* * *
С утра прислали смершники
Классических писак.
Гляди, потянет в смертники
Наш замполит Исак!
Он в позе уголовника,
Вся жизнь его – пятак!
«Да, застрелил полковника!
Да, дело было так…»
А что с того полковника? –
Какой конкретный толк?!
Он был белей покойника
Когда прижали полк.
Позорно для полковника
С плеча погоны рвать!..
И вбил Исак полковника
В тесовую кровать!..
И полк повел за Родину!
С полка смывая срам!..
Потом приставят к ордену.
Сначала – девять грамм!
* * *
Из-за тыновых гребенок
К танку выбежал ребенок.
Оживились: «Киндер! Мальчик!
Как зовут?» Ответил: «Ванчик».
Экипаж навзрыд заржал….
А малец две дули сжал:
«Не возьму я вашу…эту…
Шоколадную конфету…»
* * *
Когда он забился в сортир,
Мы поняли, кто и откуда.
И свист: «Пацанва! Дезертир!
Вылазь из уборной, паскуда!..»
Косил по-животному вдаль,
Природу собой принижая,
Под грязной шинелью – медаль.
Мы сразу решили – чужая!
Топтался ха школьным двором,
Ступни непростительно голы…
А рядом – старик с топором,
Звонарь нашей маленькой школы.
* * *
Бежал, поджимая живот,
От фрица, от жалкого прусса…
И знал, что уже не живет,
Поскольку «отпраздновал труса»…
В осоке лежал мертвецом,
Сжимая позорную бритву,
И терся о влагу лицом,
И слушал ударную битву.
Но встал сапогом на судьбу!
И труса видал он в гробу!!..
Прошел, будто шел против ветра,
Немыслимых полкилометра!…
Он душу тащил на горбу.
ЯЗЫК
Его поймали при обозе,
В пуховой шали, на морозе.
Он захрипел: «Рот-фронт! Камрад!…»
Ударил в грудь: «Рабочий! Брат!»
И уточнил: «Я ошень рад!..»
Тогда сказал разведчик Яша:
«Смотри, какая в мире каша!
Смотри получше, раздолбай!
Что заварил, то и хлебай!…
Рабочий?! Ух ты, перемать!!»
И финку в столб. По рукоять!…
Всемирная варилась каша
На переломном рубеже,
И пил коньяк разведчик Яша
В отбитом ночью блиндаже!
И все ломал соболью бровь!
Все врал про женскую любовь!..
КАЗНЬ ПАРТИЗАНА
Каратель попался психолог! – с приглядом! –
Друзей расстрелял, а ему:
«Молчишь? – хорошо! – и по шее прикладом. –
«Ну, битте!» и – настежь тюрьму…
Бежал…Задыхался… А в полюшке пегом
Припал партизан к валуну…
И словно подранок, присыпанный снегом,
По-сучьи завыл на луну…
* * *
Встал над пропастью войны!
Кудри нежные – льняны.
Пропасть!.. нет назад пути!
Крылья есть? — добро! — взлети!