В Валюхиной квартире, огромной, коммунальной,
Где корридор длиной был с троллейбусный маршрут,
Мы в прежней нашей жизни, отнюдь не виртуальной,
Частенько находили, как странники приют.
В Валюхиной квартире, в клетушке-комнатушке,
Порой нас набивалось по восемь человек,
Звучал там то Есенин, то Лермонтов, то Пушкин,
И громко раздавался веселый общий смех.
В Валюхиной квартире с глухонемым соседом,
Что на восьми квадратах с супругой проживал,
Раз Ваш слуга покорный вел долгую беседу,
И тот, себе представьте, смеялся и кивал.
В Валюхиной квартире, в одном из переулков,
Что как ручьи до Трубной от Сретенки бегут,
Сердца наши сливались, сдвигались наши рюмки,
А души наши пели и до сих пор поют.
В Валюхиной квартире, в клетушке и столовой
Жил друг наш общий Федя, был Федя-таракан.
Он ползал очень гордый собою, а особо
Тем то, что был в клетушке один из всех не пьян.
В Валюхиной квартире, в клубах сплошного дыма
Висел топор, но мирно, совсем не для войны.
«Не зашибите Федю!»-кричал Валюха, «Приму»
Закуривая сидя у кафельной стены.
В Валюхиной квартире теперь другие лица
Бредут по корридору, рассматривая стенд
Расценок за услуги, здесь платная больница
И сеть стомотологий известных «УльтраДент».
В Валюхиной квартире не ходят «руки в брюки»,
Не курят, не поют и не пьют уже вина,
Нет прежней коммуналки, нет с нами и Валюхи,
Но «жизнь у нас, ребята, по прежнему одна».
хххххх
Друзья шутили и смеялись,
Вином шлифуя табаки,
Они с годами не менялись
И были на подъем легки.
Пусть время не текло, а мчалось,
С календарей срывая дни,
Друзьям по прежнему казалось,
Что не меняются они.
Что любят трепетно и сильно,
Что не приемлют суеты,
Не мелочны, не меркантильны,
А прямодушны и чисты.
Что чтя и сохраняя память,
И не сворачивая вспять,
Им есть, что притивопоставить,
Им сложно противостоять.
хххххх
Люблю холодной осени красу,
Деревья с оголенными ветвями,
Последнюю опавшую листву,
Что сладостно шуршит под сапогами.
Люблю последний почерневший снег,
Что прячется в оврагах и ложбинах,
Где солнца нет, тепла почти что нет
И в мае, но который, все едино,
Растает через пару, тройку дней
И весь сойдет. Но больше всех люблю я
Надежных, повидавших жизнь людей,
Кто будет, не страшась и не пасуя,
Буквально с головою лезть в петлю
За ближнего, кто полон состраданья…
Зато, кого я точно не люблю,
Так это молодых и слишком ранних.
хххххх
Мы приходим и уходим, оставляя
Неуверенный, едва заметный след.
Что-то ищем, что-то постигаем
Сотни, очень много сотен лет.
Наши мысли, иногда, глубОки,
Наши чувства искренни, порой.
И добры мы чаще, чем жестоки,
И сильны своею добротой.
И пускай история забудет
И наш труд, и наши имена,
Самым вечным памятником будет
Наших дней и дел она сама.
Мы свой путь сквозь строй десятилетий
От начала до конца прошли,
И пускай наш след едва заметен,
Мы другой оставить не могли.
хххххх
Уйдут года, уйдем и мы,
Уйдут о нас воспоминанья,
И самые великие умы
Споткнутся на вопросе мирозданья.
Природа! Ты одна права,
Правей ученых и поэтов,
Правее внуков наших пра-пра-пра-пра-пра-
И на Земле и на других планетах.
И все-таки все мы, и вместе с ними я,
С Тобой борясь, идем Тебе навстречу,
Как к морю капелька весеннего ручья,
Как вектор устремленный в бесконечность.
хххххх
Нас ждет одинокая старость,
Тебя и меня и всех тех,
Кто счастливо жил, был всем в радость,
Кто славу имел и успех.
Всех ждет эта тяжкая муха,
Кто долгие ночи не спал,
Детей воспитал, нянчил внуков,
Всего им себя отдавал.
И тех, кто был жаден не в меру,
Кто лишних не жаловал ртов,
И тех, кто построив карьеру,
Добился высоких постов.
Кто вечно заламывал руки
И громко кричал: «Как нам быть?»
Кто мудрость черпая в науке,
Учил всех как надобно жить.
И тех, кто все-все понимая,
Готовился к старости, но
В конце, ни на что не взирая,
Остался один все равно.
хххххх
Переходя от слова к делу
Без спешки и без суеты,
Старайся действовать умело,
Как это можешь только ты.
Переходя от дела к слову
Не стоит хвастаться, трубя,
Что сделать ничего такого,
Никто не смог бы без тебя.
хххххх
Делай, пускай минувших дней,
Так и не сделанные к сроку,
Для прозревающих людей
Становятся немым упреком.
Возможно запоздалым, но
И запоздалое прозренье
Заставит думать не одно
Последующее поколенье.
хххххх
Они цвели молочным цветом,
Цвели и радовали глаз,
Не ведая о том, что это
Они цветут в последний раз.
Они цвели под майским небом
Из года в год немало лет.
На Славный Праздник-День Победы
Пришелся новый их расцвет.
Счастливые они стояли
И улыбались, а потом
Со всей страной салютовали
Победе общей надо злом.
Цвели деревья, словно в сказке,
Но вот, на следующий день,
Люди не в черных, желтых касках
Пришли, и солнце скрыла тень.
И думая совсем немного,
Все вишни вырубили там,
Где будет проходить дорога
К построенным вокруг домам.
Они срубили их под корень,
Сгрузив в огромный самосвал.
Каждый рубивший был спокоен,
Также, как те, кто их послал.
Как лучше объяснить народу,
Как выразиться поточней,
Что убивая так природу.
Мы губим души и людей.
ВОЛК НА ВОЕВОДСТВЕ
Направлен высшим руководством
Был Серый Волк на воеводство
Опушкой леса управлять,
Тем местом, где лесная знать
И все начальство обитало,
И стал здесь с самого начала
Шальные деньги «отмывать».
Под маскою «благоустройства»,
(Хотя зверям и беспокойство,
Простым, но на простых плевать).
Работа закипела дружно,
Причем там, где совсем не нужно.
Тропинки обложили плиткой,
И хоть казна несла убытки,
Ее меняли каждый год,
Ведь плитку поставлял завод,
В котором, (звери подтвердят),
Хозяином был Волка брат.
Вновь плиткой, но поздней немножко,
Велосипедные дорожки,
Те, что пустуют круглый день
Обделали. Когда не лень,
По ним катаются сестрицы,
Две очень хитрые Лисицы,
Да и сам Волк, (он их сосед),
Проехал раз за пару лет.
А дальше-больше, Волк срубил
Деревья все и закупил
Полсотни пальм заморских в кадках,
Ввел новые везде порядки,
Чтобы никто-ни зверь, ни птица-
В лесу не мог остановиться,
Не сунув деньги в терминал,
Что Волку и принадлежал.
И хоть лесная, (волчья), пресса
Трубила-это в интересах:
Вас- жители родного леса,
Все рос коррупции размах,
И деньги, словно на дрожжах,
У волчьей банды на счетах.
А нам то что за интерес?
Как что? Россия-темный лес,
Москва-опушка и столица,
Мы все-простые звери, птицы,
Ну а кто жадный Серый Волк,
Попробуйте взять сами в толк.
РАЗГОВОР С ТОВАРИЩЕМ МЭРОМ
Товарищ мэр! Извините за наглость.
Стул предложить не хотите? Чтож сам
Сяду на краешек, (старость не радость),
Пара вопросов имеется к вам.
Грудою дел, что, простите, не радуют,
Всех вы затмили, одно не пойму,
Кажется мне, что работа адовая
Эта нужна лишь вам одному.
Вы уж простите за беспокойство,
Вот что еще непонятно мне,
Можно ли столько на благоустройство
Тратить, когда у нас кризис в стране.
Если же это лишь денег отмывка,
(Каждый непрочь заработать сейчас),
Есть предложение, кстати не шибко
Дорого стоить будет для вас..
После того, как всеж завершится
«Благоустройство», не брать перерыв,
Сделать дорожки и для скэйтбордистов,
Снова столицу всю перерыв.
хххххх
«Активный гражданин» смотрел в окно
Из кресла лимузина, что на диво,
Своею неестественной длиной
Похож был на большого крокодила.
Он ехал, чтоб открыть опять тоннель,
Сдаваемый досрочно, но который
Закроют через несколько недель,
И полностью сдадут еще нескоро.
То что он видел, радовало глаз,
«Благоустройство» шло и днем и ночью,
Рабочие уже который раз
За этот год отделывали площадь.
Кругом, как на дрожжах, росли дома,
Весь город постепенно превращался
В сплошной кошмар, где мог сойти с ума
Любой, кто хоть лишь раз в нем оказался.
Открыв очередной большой тоннель,
(Который, если кто забыл, напомню
Закроют через несколько недель),
«Активный гражданин» вернулся к полдню
В свой личный кабинет, где должен быть
Портрет Очень Большого Господина,
Который лишь и мог остановить
«Активного (не в меру), гражданина».
хххххх
Снимая бутафорский нос
И глядя в зеркало устало,
Он с грустью в сердце произнес:
«Людей смешить непросто стало».
Снял рыже-огненный парик,
(Цвет солнца, радости и смеха),
Из белых кружев воротник
И стал обычным человеком.
Пришел домой, не взял газет
И телевизор не включал он,
Расстроен чем-то был ли, нет,
А может от всего устал он,
Как знать, но думается мне,
Что даже клоуны не рады
Уже тому, что в их стране
Все больше цирка с клоунадой.
ПИСЬМО МОСКОВСКОМУ ДРУГУ
«Здравствуй Костя! Друг мой незабвенный
И партнер. Пишу тебе из Ниццы.
Ты же все в Москве, устал наверное,
Не пора ли вновь соединиться.
А не хочешь в Ниццу, можно деру
Дать и на Канары, я там, кстати,
Тоже дом купил, через офшоры
Столько перевел, что внукам хватит.
Ну а как в Москве там? Все спокойно?
Мы ведь здесь переживаем в Ницце.
Слышали доставлен под конвоем
Бывший госдиректор Росграницы.
Говорят, ракету запустили,
Мы же все же русские ребята,
Радуемся, что опять достигли
Уровня конца пятидесятых.
Кстати, помнишь странную девицу,
Что с собою брали на Гаваи?
Говорят, она теперь, что жрица,
И уже в Госдуме заседает.
Бывшая спортсменка, еле-еле
По слогам меню при нас читала,
Ныне же юрист, все также в теле,
Даже, вроде, книгу написала.
А теперь сидит себе законы
В Думе полуграмотные пишет,
Наши «нищеброды» вечно стонут,
Вот пускай живут по ним и дышат.
Так что приезжай, дружище! Павел.
Компаньон твой верный и старинный!»…
Рим горел, но факт сей не заставил
Удивляться равнодушных римлян.
хххххх
Мы будем снова удивить пытаться
Всех мощью и размахом, но опять,
Сев в лужу, уже сами удивляться,
Тому, чем собирались удивлять.
Мы будем снова строго по копиру
Читать и думать, говорить, писать,
И снова создавать себе кумиров,
А после снова их ниспровергать.
Мы будем снова, как во время оно
Считать, что сильный-царь и господин.
Мы снова будем жить не по закону
И говорить, что он для всех один.
Мы будем вновь плевать на все на свете,
И снова беспощадно разрушать:
Леса, озера, реки, горы, степи
И от природы милости не ждать.
Мы будем вновь, не внемля аргументам,
Как нам привычно и удобно жить,
Не выбирать царей и президентов
И Пушкина и Гоголя любить.
хххххх
Мы снова шепчемся на кухне,
Поддавшись старому греху,
Значит опять чего-то тухнет
У нас внизу и наверху.
Мы снова прячемся по кухням,
Хотя давным-давно не пьем,
Значит чего-то скоро рухнет,
Вполне возможно Белый дом.
Мы от политики опухли,
Кому даст слово Бабаян
Нам все равно, мы вновь на кухне
Ведем свой спор. Прости Роман.
хххххх
Не знаю я пока что сколько:
Возможно десять лет пройдет,
А может и все двадцать, только
Когда-нибудь поймет народ
И спросит. Школьники, родители,
Все старики поднимут визг:
«Кто эти «мудрые» правители,
Что создали такую жизнь?»
Тут и Москва покажет норов,
И каждый станет вопрошать:
«Кто строил этот жуткий город,
Где негде воздухом дышать?»
И каждый, кто пока не помер
На тот момент еще из нас,
Будет иметь свой личный номер
И номерной противогаз.
ГОРОДСКОЙ РОМАНС XXI ВЕК
1.
«Плывет в тоске необъяснимой»
Минувшее, нахлынув разом,
Становится невыносимо
От ностальгического спазма.
Плывут в тоске все те же лица,
А память, как всегда жестока,
И вновь не спрятаться, не скрыться
От ностальгического шока.
Плывет в толпе, не разобраться,
Мильон немыслимых терзаний,
И невозможно удержаться
От ностальгических рыданий.
Их сила непреодолима,
На истерию непохожа,
«Плывет в тоске необъяснимой»
По Трубной улице прохожий.
2.
Мы были винтики плохого
Очень большого механизма,
Мы были клетками живого,
Хоть и больного организма.
История нас пропускала,
Как мясо, через мясорубку,
И как табак нас набивала
В свою погаснувшую трубку.
Раскуренная неумело,
Она, как горькая отрава,
И жизнь, едва качнувшись влево,
Качнулась вправо.
3.
Юркий и чистый, как хрусталик,
Между ногами у прохожих
В людской толпе плывет кораблик,
Средь шумных улиц в день погожий.
Вдоль по Петровке и Неглинной,
Там, где когда-то мы шагали,
Плывет кораблик наш старинный,
Кораблик скорби и печали.
Плывет кораблик ненастырный,
Размером с дамскую ладошку,
Возле него совсем пустые
Велосипедные дорожки.
Но он на них не заплывает,
Он новые порядки знает.
Плывет кораблик удивленный
Тому, как может изменится
Все в нашей жизни немудреной,
И как меняется столица.
Она теперь совсем другая,
Теперь совсем другие люди
По улицам ее шагают,
И по иному уж не будет.
А возле цирка рыжий парень
Бесплатно раздает газеты,
Меняют плитку на бульваре,
Уложенную прошлым летом,
И молодежь спешит на тренинг
По выколачиванью денег.
Плывет наш маленький кораблик
По тротуарам мимо скверов,
Как старый и нелепый карлик,
Плывет средь новых гуливеров.
Но он не опускает флаги,
Не бьет в отчаянье тревогу,
Хотя от центра плыть бедняге
В любой конец придется много.
Там, где над Новою Москвою
Дома качаются от ветра,
Построенные высотою,
Чуть ли не в сотню с лишним метров.
Где под стрелой подъемных кранов
Безумный город прет из чрева,
Где может все, качнувшись вправо,
Качнуться влево.
хххххх
В Москве сплошной туман. Кафтаном
Серебренным его уже
Накрыт весь город. За туманом
Не видно верхних этажей
Всех небоскребов дружным рядом
Растущих из своих траншей.
И уже очень скоро кто-то,
Приобретя квартиру здесь,
Как из кабины самолета,
На облачную глядя смесь,
Возможно скажет: «Вот он, вот он,
Пришел к нам, круглым идиотам,
Вознезшимся аж до небес,
Так называемый, прогресс».
хххххх
Друзья мои, не надо больше слез,
Ни горестных, ни сладостных, не лишних,
Ни пролитых всерьез и не всерьез,
Ни слез-поем, ни слез-четверостиший.
Не надо больше плакать, новый век
Не терпит ни рыданий и ни плача,
И каждого готов поднять на смех,
Кто думает и чувствует иначе.
Не плачте люди, боже упаси
От слез сочувствий или сожаленья
Кого-нибудь, слеза не воскресит,
Не принесет покой и облегченье.
Жестокий век слезами не проймешь,
Жестокий нрав веселью не помеха,
Жестокий мир печалью не убьешь,
Он просто лопнет и умрет от смеха.
XXI век
Век нищеты и век свободы,
Век необузданных страстей,
Перемешавший все народы
И разделивший всех людей.
Век скоростной, век экстримальный,
Век жесткий, грубый, непростой,
Век «звездных войн» и войн локальных,
Грозящих третьей мировой.
Век содержащий в «черном теле»
Всех, кто бесправен и не смел,
Век ложных ценностей и целей,
Скандальных тем и громких дел.
В какой бы их не подносили
Обертке, с каждым днем ясней
Вся пагубность его усилий
Вся гибельность его идей.
хххххх
Десятилетний внук пришел ко мне
И начал вновь рассказывать про Халка
И мстителей, что «каша» в голове
Я понял у ребенка. Стало жалко.
Оправиться успел едва-едва
Я за неделю. Внук опять приехал
И рассказал, как «Черная Вдова»
Спасала мир с «Железным Человеком».
А через месяц с лишним вот кошмар
Какой произошел, супергерои
Раздуть решили мировой пожар,
Начав войну уже между собою.
Сперва я испугался, как никто,
Потом подумал, что неплохо очень-
Друг друга уничтожат, но зато
Не будут внуку голову морочить.
ОБЛОМКИ САМОВЛАСТЬЯ
1.
Письмо когда-то подписали
Петров с Ивановым, так вот,
Потом обоих вызывали,
Куда? Кто умный, тот поймет.
И очень долго в каземате,
Похожим на сырой подвал,
Беседовали, в результате
Иванов свою подпись снял.
Он тоже принимал участье,
Однако не напишут на
Обломках старых самовластья
Всех снявших подпись имена.
2.
От самовластия страна,
Наша страдала не однажды,
И хоть обычно власть сама
Разочаровывала граждан,
И в наши времена и встарь
Народ считал одно и то же:
России нужен государь,
И по другому быть не может.
Не верь, товарищ, не взойдет
«Звезда пленительного счастья»,
На место старого придет
Всегда другое самовластье.