Schum Lifta
Аденома давала о себе знать. Когда пару лет назад Агеев пошел к урологу, пожилой доктор Фрумкин посмотрел, что там надо, заглянул в агеевскую карту и покачал головой. «Что-то рановато для вас, уважаемый, – сказал доктор, – но не страшно. Все к этому идут. Пейте таблетки, следите за диетой, через полгодика – ко мне».
Особых неприятностей Агеев не испытывал. Если не считать ночных подъемов в туалет. Сначала это было один раз, с недавних пор – уже два. И все бы ничего, если бы не два неудобства. Во-первых, как Агеев ни старался, как ни пытался тихо сползти с дивана, Светка просыпалась и, естественно, была не очень довольна. И, во-вторых, первый раз он ходил часа в два, возвращался и, немного покрутившись, засыпал. Зато во второй раз, приходившийся часов на шесть утра, уснуть практически не удавалось. В семь надо было уже вставать на работу. Весь день был сломан, постоянно хотелось спать.
Жизнь у Агеева была неинтересной. Работа – он уже пятнадцать лет «вкалывал» в этом конструкторском бюро – набила оскомину. Спортом он не занимался, хобби не имел. Читал газеты, смотрел телевизор, раз-другой в месяц ходили в кино. В театр – вообще редкий случай. Дачей не обзавелись. Близких друзей у Агеева не было, приятели – не в счет. Алкоголем не увлекался, курил – скорее баловался. И детей им со Светкой Бог не дал.
Отношения с женой – это вопрос особый. Когда Агеев женился 20 лет назад, был ему уже почти «тридцатник». Женился и не по любви, и не по расчету. Какая уж там любовь в такие годы. И какой расчет, если жили они все это время в однокомнатной квартире и то, надо еще сказать, спасибо, что не коммуналка. При агеевской инженерской зарплате и Светкином педагогическом заработке о кооперативе и думать было нечего. А на очереди они стояли и могли еще стоять до «второго пришествия Христа». Из-за этой тесноты приходилась Агеевым спать вместе. Сначала спали на раскладном диване под одним одеялом, но скоро перешли каждый под свое. И все равно было тесно, неуютно как-то. Тем более, что с годами потолще стали. Светка – особенно. И теперь, хочешь-не хочешь, а проблемы каждого касались партнера. Про ночные вставания мы уже вспоминали. Да даже, скажем, свет включить, книжку почитать и то нельзя, чтобы жену не разбудить. Вот и лежал теперь Агеев с шести утра впотьмах, боясь пошевелиться. Что, сами понимаете, нервную систему не успокаивало.
Лежит он, лежит, в темный потолок смотрит и к Светкиному сопению прислушивается. Она когда спит, посапывает довольно заметно. А если замолкает, значит, проснулась, ихотя ничего не говорит, но кажется ему, будто она притворяется, что продолжает находиться в «объятиях Морфея».
Будильник теперь им уже практически и не нужен, поскольку с шести все равно не спят. Встают оба невыспавшиеся, недовольные, молча завтракают, собираются и расходятся по своим делам.
Вот и сегодня, как всегда. Агеев крикнул от порога: «Я пошел. Позже приду, у нас собрание» и захлопнул дверь. Он шел до автобусной остановки минут десять и вдруг, может, потому что октябрьское утро было хмурым, моросило дождем, напали на него какие-то черные мысли. – Что за жизнь такая серая, – думал Агеев. – Каждый день одно и то же. И Светка хороша, не могла зонтик дать. Не возвращаться же.
Дождь был мелким, противным. Ничего хорошего в голову не приходило. Вот октябрь кончается, а там, глядишь, и Новый год, а там – еще год. А там … Невезуха какая-то… Может, взбрыкнуть, не пойти на работу, отправиться в аэропорт, махнуть в Сочи? Там тепло, девушки в сарафанах. Магнолии, кипарисы… что там еще бывает.
От таких мыслей Агеев даже повеселел. Хотя прекрасно понимал, что это сплошное словоблудие. Никуда и никогда он спонтанно не сорвется, и не потому, что у него нет денег на билет. Не получится у него ничего такого героического, да и не получалось никогда. Характер, наверное, такой. Агеев посмотрел на себя в стекло автобусной остановки и совсем закручинился, поскольку ничего хорошего даже в этом мутном от дождя стекле не увидал. Каким-то он неухоженным показался сам себе, каким-то нахохлившимся, как мокрый воробей. Спасибо, автобус подошел, пришлось сходу вбиваться, не до мыслей было.
Но за кульманом опять «накатило». Дождь за окном усилился, в отделе зажгли свет и в свете «дневных» ламп знакомые до тошноты лица казались Агееву какими-то голубоватыми привидениями.
– Господи, Боже ты мой, – опять затосковал он, бессмысленно уставившись в чертеж, приколотый на доску, и не понимая, что это там на нем нарисовано. – Ну, почему, почему у меня все так наперекосяк. Даже родился я в конце сентября, в школу пришлось идти с восьми лет, год не за что потерял. Хорошо еще в институт сразу попал, а то бы для армии и запаса не было. И дальше что? Учился, пять лет в «общаге» прожил, шесть человек друг на друге. Как еще не спился-то, загулы у соседей по неделе были. Окончил середнячком, пять лет завод, технологический отдел – занудство сплошное. Потом в КБ перешел, да и здесь-то не лучше.
Агеев признавался сам себе, что звезд с неба не хватает, а посему и работал постольку-поскольку и перспектив не видел.
На «дамском фронте» тоже прокол за проколом. Если не считать неразборчивых «девушек», что приводили соседи по «общаге», то никого, практически, и не было. Пару раз пытался завести подругу, но через неделю-другую опять оставался один. Правда, как-то в пансионате подмосковном всю смену «продружил» с дамой. Старше его лет на 8-10. Но это, сами понимаете, конечно же, был не вариант. Ну, а потом – Светка. Тоже уже за «четвертак» перевалила и в своем педагогическом коллективе выбора не имела. Да нет, жили они неплохо, но как-то пресно, что ли… Переживали, конечно, что детей нет. Светка – особенно. А так что ж.… Как говорится, без салютов и фейерверков. Только, сами знаете, часы идут, а годы летят. Вот уже и аденома себя кажет. К слову, из-за нее и появились у Агеева эти утренние бессонные часы, когда, боясь потревожить Светку, он последнее время, затаившись, стал заниматься нереальными фантазиями. Ей-богу, как школьник какой-нибудь. То представлял себя Чингачгуком, то папанинцем на льдине, то приходила к нему босиком Золушка, а хрустальные ее туфельки лежали у Агеева под кроватью. Иногда он бродил мысленно по Парижу, в котором не был никогда, иногда отдыхал в Болгарии на Золотых песках, где и был-то один раз десять лет назад по профкомовской путевке. Но чаще всего он представлял выдуманную женщину, которая была похожа на знаменитую киноартистку Изольду Извицкую. Ему даже имя ее казалось загадочным. Честное слово, что за глупости для уже немолодого человека!
День, под шелест дождя, казалось, не кончится никогда. Но все же кончился и все под призывные крики начальника потащились в актовый зал на общее собрание. Агеев пришел, когда места ближе к выходу были уже все заняты, и ему пришлось сесть почти в первых рядах, что не позволяло на глазах у начальства покинуть помещение досрочно. Агеев с тоской оглядел своих соседей. Большинство из них он знал и поздоровался кивком головы. Перед ним сидела женщина с пышной прической, что Агеев посчитал удачей, ибо мог спрятаться в ее тень и даже просмотреть захваченную с собой газетку.
Собрание началось и покатилось. Все было как всегда. Повестка дня Агеева не колыхала, поскольку от его мнения абсолютно ничего не зависело. Он потихоньку углубился в газету, но в это время впереди сидящая женщина обернулась, и Агеев обалдел.
Она была копией Изольды Извицкой. Женщина мельком глянула на него и повернулась обратно к сцене. А Агеев остался сидеть с открытым ртом. Он уже никого не видел и не слышал. Только вдруг стал ощущать слабый запах духов, одурманивающий его. Чтобы скорее «отстреляться», собрание решили сделать без перерыва, и Агеев не заметил, как оно закончилось. Только услышал, что зашумел зал, и увидел поднимающуюся со своего места соседку.
Проходя мимо, она улыбнулась ему, и Агеев почувствовал себя на седьмом небе. Наверное, это и придало ему невиданную до сих пор решимость. Он поднялся, догнал женщину и обратился к ней.
– Извините, – сказал Агеев, сам удивляясь на себя, – почему я вас раньше у нас не видел?
– Не знаю, – вполоборота повернула она к нему голову, продолжая идти к выходу. – Я здесь работаю уже полгода.
– И где же? – поинтересовался Агеев.
– В архиве. Чертежи выдаю.
– Вы сейчас домой? – храбро спросил Агеев
– Домой, – кивнула она, – проводить меня хотите?
От неожиданности Агеев даже остановился. Но моментально кинулся вперед.
– А можно?
– Почему бы и нет? – опять улыбнулась она. – Это же приятно, когда тебя провожает мужчина.
– Я сейчас, – заволновался Агеев, – я сейчас, я обязательно, добегу до отдела, оденусь и буду вас ждать внизу.
– Ждите, – ответила она и повернула в другую сторону.
Агеев взлетел к себе на этаж как на крыльях, схватил в одну руку дипломат, в другую плащ с вешалки и кинулся к дверям. Но затормозил и вернулся к Сашке Копылову, своему соседу.
– Саш, – сказал Агеев негромко. – Ты богат? Подкинь, будь другом, червончик.
Сашка был другом и, ни слова не говоря, полез в бумажник.
Через две минуты, прыгая через две ступеньки и надевая на ходу плащ, запыхавшийся Агеев оказался в вестибюле и огляделся. Народ дружно расходился, но незнакомки нигде не было.
Прошло еще минут пять-десять. Никого.
– Съел! – со злостью сам себе сказал Агеев. – Нос раскатал, герой хренов!
И осекся. По лестнице, не торопясь, спускалась «его женщина» в красивом светлом пальто. Агеев расцвел и пошел ей навстречу.
Уже наступил октябрьский темный вечер, дождь прекратился, зажглись фонари.
Агеев растерялся, не зная, что предложить. А женщинавзяла его под руку и спросила: «Как у вас со временем? Вы можете пойти со мной?»
– Куда? – нетактично вырвалось у Агеева.
Она засмеялась. – У женщины не спрашивают, куда она зовет. С ней или идут, или нет. Идете?
– Иду! – моментально откликнулся он. – Извините.
– А извинение надо будет заслужить.
– Я готов, — охотно согласился Агеев, удовлетворенно вспомнив помощь Сашки Копылова. – Готов идти за вами на край света.
– Зачем сразу уж на край, – она опять засмеялась. – Пойдемте немного прогуляемся. Пока дождь опять не пошел. Можно в кафе посидеть. Между прочим, меня зовут Изольда
– Как?! – обалдел Агеев. – Не может быть!!!
– Почему не может? Но я, действительно, пошутила. Все говорят, что я похожа на Извицкую. А вообще-то меня Юлей зовут. А вас?
– Леонид Яковлевич, – представился Агеев. – Леня!
– Ну, вот и познакомились. Пойдемте не спеша.
Они действительно неспеша провели этот вечер, который Агееву показался очередной фантазией в его предутренних мечтах. Прошлись вдоль бульвара, посидели в уютном кафе, а потом на такси подъехали к ее дому. Подходя к подъезду, Агеев вдруг покрылся холодным потом.
– А что, если вдруг, – пронеслось в голове, – она пригласит меня к себе. Что я Светке-то скажу?!
Дом был новым, десятиэтажным, выделяясь, как башня, среди пятиэтажек.
– Вон мои окна, на самом верху, – задрала Юля голову и показала рукой. – Видите? Темные, с правого угла. Сейчас нет никого, дочка у бабушки.
– Господи, и дома нет никого, – совсем обалдел Агеев.
Не переставая потеть от волнения, он открыл дверь и пропустил Юлю в подъезд. Они подошли к лифту.
– Ну, вот и все, – сказала она, – мы пришли. Спасибо вам за вечер.
Растерявшийся Агеев, который в глубине души со страхом надеялся на какое-то продолжение, не знал, огорчаться ли ему или радоваться.
Он лишь мотнул головой.
Она улыбнулась, вошла в лифт, и он пополз наверх. Апостепенно приходящий в себя Агеев так и остался стоять один в подъезде. Стало тихо, только еле слышен был шум уходящего лифта.