Я жду, когда во мне…
Я жду, когда во мне вновь зазвучат стихи.
Они, как крови ток, – неистовый и мощный,
Уже звучат в ушах в тиши полнощной
И болью отдают в виски.
Сжимается душа, пульсирует, – и вот
Свободного стиха поток стремится в ночь.
И память, как челнок, несет в водоворот.
Уносит, и ничто не в силах мне помочь.
Я жду, когда во мне вновь оживут стихи.
Их шум, как крови ток, – неистовый и странный
Звучит в душе, затягивая раны.
И исчезают тени – странны и легки.
1985 г. Ленинград
Все отошло и отзвучало
“Все отошло и отзвучало,
И на душе покой и тишь”
(М. Дудин)
«Все отошло и отзвучало,
И на душе покой и тишь».
То был конец или начало?
Ты не ответила – молчишь.
Минуют годы, боль утихнет,
И знаю, именно тогда
Вопрос, как феникс, вновь возникнет.
И я в ответ услышу – «Да».
Но дней прошедших не воротишь,
Минувшего не возвратишь…
Все отошло и отзвучало…
И на душе покой и тишь?
К годам минувшим нет возврата.
Но, трансформируя ответ:
Все отошло и отзвучало,
А на душе покоя нет.
Все отошло и отзвучало,
А на душе покоя нет.
То был конец или начало?
Кто даст ответ? Где взять ответ?
1985 г. Ленинград
О чем прошу я…
О чем прошу я первую звезду:
Чтоб были живы старики и дети,
Чтоб не было войны на свете
Вот то, о чем прошу я первую звезду
О чем прошу последнюю звезду,
Белеющую в просветленном небе:
О том, чтоб день пропавшим не был,
Чтоб небо отвело возможную беду,
Чтоб всем хватило табака и хлеба.
1985 – 1991 г.г. Ленинград
Я наг и бос
«День Давида»
Я наг и бос, – ободран до кости,
Теряю все: друзей, страну, науку.
Что ждать еще мне, Господи? Прости
И помоги мне пережить разлуку.
Я нищ и духом пал –
О, Господи, прости!
Где Зло и где Добро?
И мне куда брести?
Я духом слаб, безумен я, –
Не держат ноги, и плывет земля.
Скажи, скажи, куда идти?
Прости мне, Господи, прости!
Я нищ и гол, – ободран до кости.
Теряю все: друзей, страну, науку.
Прости мне, Господи, помилуй и спаси,
И помоги мне пережить разлуку.
1995 г. Санкт-Петербург
Я рву листки написанных стихов
Я рву листки написанных стихов:
Прощаюсь с неслучившимся когда-то.
Уходят лица, города и даты.
Стираются, как пыль веков.
Я рву листки стихов.
И на обрывках их мелькают имена и страны.
События – разрозненны и странны…
Не знаешь, что здесь где, и кто – каков.
Я рву листки стихов, – я жизни звенья рву.
Их остается так немного…
Кончается недолгая дорога…
Я рву листки стихов, – все то, чем я живу.
1997 г. Дуйсбург. ФРГ
Вечный покой
(“русское кладбище“ под Парижем — в Сен-Женевьев де Буа)
В парижском предместье, под крышей у Бога
Собрались “изгои“ Российской Земли.
Сюда привела их лихая дорога:
Розанов и Бунин, Некрасов и Галич,
Тарковский, Нуреев здесь в землю легли.
Здесь князь Чавчавадзе и русский боярин,
И Феликс Юсупов, и русич простой,
И немец российский, и русский татарин
Во Франции встали на вечный постой.
Туркул и дроздовцы, и Врангеля “дети“,
И русский ученый,и русский поэт, –
Могилы России на всем белом свете,
Всеобщей могилой им стал Белый Свет.
Пришли поклониться им дети России,-
Раздвинулись створки железных дверей.
Здесь много людей, только нету Мессии.
Хотя, из Одессы здесь бродит еврей.
Все спят здесь спокойно. И луковки церкви
Сияют над ними нездешней красой.
Не знаю про Вечность? И есть ли Бессмертье?
Но если и есть, – дай им Вечный Покой.
1998 г.Париж – Дуйсбург
Армагеддон
(Гар Мегиддо, иврит)
Однажды утром в Афуле племянник, у которого я гостил,
указал на холм за окном и сказал: «Это Мегиддо…».
В долине Изреэльской, в Галилее
Я видел холм, простой зеленый холм.
Но этот холм – Мегиддо, – здесь евреи
Добро сводили в смертный бой со Злом.
Все видел этот Холм: здесь пращур Авраам
Свои стада гнал в земли ханаанеев,
Здесь в вавилонский плен вели евреев,
Сисаре бой давали здесь Девора и Варак,
Здесь смерть кругом и тлен, и мрак,
Здесь царь Давид вел войско иудеев,
Здесь шахту рыл Ахав, чтоб напоить евреев,
Здесь город строил Соломон на страх врагам,
Здесь Дьявол смертный бой дает Богам.
Здесь вечный бой, мечей и сабель звон,
Здесь по преданию ворота Ада,
Здесь «Виа Мариса» преграда,
Библейский здесь Армагеддон.
А ныне просто холм – очей отрада.
Армагеддон! Гар Мегиддо!
1998 г. Дуйсбург
Менора
В Иерусалиме, неподалеку от Горы Герцля, напротив парадного входа в Кнессет
стоит Менора – символ еврейского народа (говорят, что ее подарила Израилю Англия).
Я помню этот вечер у Горы,
Уже взошла луна на потемневшем небе,
И руки Меноры, и руки Меноры,
Взывающие к небесам о мире и о хлебе.
Я вспоминаю эту тишину
И Менору, взывающую к Богу.
Я ощущаю накатившую волну
И душу охватившую тревогу.
Ее безмолвный глас я слышу с той поры,
Сей глас, молящий – “Бога ради!”
И руки Меноры, и руки Меноры,
Взывающие к Небу о пощаде.
Шесть рук, молящихся за весь Народ,
За весь Народ, двенадцатиколенный.
И ты, – частица малая. Сегодня твой черед.
Пред Менорой стоишь, коленопреклоненный.
Да, жив Народ пока, он жив до той поры, –
Живет ли в мире он, иль бьется в жаркой битве, –
Доколе Меноры, доколе Меноры
Воздеты руки к небу для молитвы.
И где бы ни был я с той памятной поры,
В дни радости и в дни сердечной муки
Я буду вспоминать тот вечер у Горы
И к Небу Меноры протянутые руки.
1999 г. Иерусалим – Беер-Шева – Дуйсбург
Авдат
(набатийско — римско — византийский город-крепость)
Пустынна набатийская дорога.
Спокойно дремлют древние холмы.
Луна взошла, блестяща и двурога.
В Авдате, в набатийском граде мы.
Прекрасен вид, чудесные холмы,
И серпантином вниз бежит дорога,
Которой в “верхний град” поднялись мы.
И, кажется, недалеко до Бога.
Лукавый и смышленый набатиец
Здесь караванный путь когда-то пролагал.
Здесь римлянин стоял. И византиец
Купцов оберегал и данью облагал.
Гончар и винодел, крестьянин и солдат,
Купец, пастух, и пахарь, и меняла
На нас сквозь камни древние глядят.
Всем хлеба и вина здесь, кажется, хватало.
Что помнит этот холм? Что скрыто в глубине
Развалин и пещер из прошлого далёка?
Что знает он? И что расскажет мне?
И почему мне так тревожно, одиноко?
Я на ступени древние присел.
Какие теплые ступени…
Чур! Кто-то, кажется мне, мимо пролетел…
Кто там? Нет, никого. Лишь тени, тени, тени.
Пустынна набатийская дорога.
Печально дремлют древние холмы.
Луна взошла, – блестяща и двурога.
В Авдате, в набатийском граде мы.
1999 г. Авдат – Беер-Шева – Дуйсбург
Вацлавская площадь
Два парня по площади Праги шагают весьма деловито.
Мальчишеским делом каким-то у них занята голова.
А я вспоминаю о мальчиках пражских – убитых.
И горько, и стыдно, и больно. И трудно приходят слова.
На Вацлавской площади не был тогда я, но и на Красной
Я тоже тогда не стоял, – не хватило ни знаний, ни сил.
Я в Праге сегодня, – в весенней, веселой, прекрасной
За всех, – кто там был и кто не был, – прощенья просил.
Два мальчика площадью пражской идут деловито.
Мальчишеским делом каким-то у них занята голова.
А я вспоминаю о мальчиках Праги – убитых.
И горько, и стыдно, и больно. И трудно даются слова.
1999 г. Прага – Дуйсбург. 1999 г.
Аллея Праведников
(из триптиха Яд-Вашем)
В Яд-Вашеме, в Иерусалиме
Есть Аллея – новый Крестный путь.
Чередой Купин неопалимых
Ты пройди, запомни, не забудь!
Не аллея, – тропка над горою.
Без национальностей и рас
Просто люди, тихие герои, –
Праведники обступают нас.
Праведникам чужды мавзолеи.
Человек ведь памятью храним.
В Яд-Вашеме тянется Аллея.
Мавзолеем им – Иерусалим.
1999 г. Дуйсбург