Событие частной жизни на историческом фоне

Почему студенты-молодожены Аня и Лёша оказались в Москве в середине августа, не суть важно. Оказались. Почти всё, ради чего были свёрнуты прогулки по Северному Кавказу, удалось закончить в три дня. А на четвертый подвернулась информация о подработке на «Правде». Физический труд, простой, тяжёлый, оплачивается хорошо. Начать можно хоть сегодня, получить расчёт в любой день.
Назавтра, в четверг, в шесть вечера Аня уже связывала пачки. По дороге с третьего этажа на первый они разваливались, и Аня рыдала от стыда за свою несостоятельность. Через час, однако, пачки признали новенькую и разваливаться перестали.
Главная газета страны подъезжала под правую руку. Отмотать бечёвку определённой длины, обкрутить вдоль толстенную пачку два раза, повернуть, обхватить поперек, хитро закрутив в середине, ножом отрезать длинный конец, сдвинуть пачку влево…
И так шесть часов с двумя маленькими перерывами и одним большим. Смена вечерняя, так что соседям по съёмной квартире достанутся завтрашние газеты.

Кстати, если люди поженились в конце апреля, в августе они ещё молодожёны? Анна как бы невзначай всё время поглядывала на правую руку. Новенькое, без царапинки, обручальное кольцо сверкало, и это сияние озаряло душу, освещало настоящее и будущее. А как красиво сидит кольцо на середине фаланги у Лёшки! Мурашки по спине…
Когда оформлялись в типографию, в отделе кадров посмотрели паспорт с новой фамилией, студенческий билет со старой, а брачное свидетельство, к сожалению, даже не открыли. Инспектор по временным кадрам сверил обе фотографии с оригиналом, улыбнулся и выписал пропуск.
Отрезать бечёвку, сунуть нож в стопку газет, для этого предназначенную, подтащить пачку с транспортёра на стол…
Оп-па, а лента остановилась. Случается. И это очень хорошо, и, в принципе, безразлично, почему вдруг в огромном зале воцарилась тишина. Можно разогнуться, покрутить головой, плечами и прочими уставшими частями тела. И даже присесть на скамеечку. А вот оттирать руки от типографской краски бессмысленно — перерывчик-то минуты на три.
Остановился и «вертолёт» — вертикальный конвейер, на котором работал Лёша. Там потяжелее операции: газеты идут лесенкой, требуется схватить десяток, стукнув об стол, сдвиг ликвидировать. Следующий десяток повернуть на 180 градусов и аккуратно уложить на первый, выровнять. И так четыре раза. Скомплектованную пачку сдвинуть на транспортёр. Только успевай крутиться. Неожиданные перерывы радовали.
Лёша проверил карманчик для часов — кольцо на месте. Оно мешало и в «мирное время», а уж при такой работе совсем ему нечего делать на пальце. Но оставить дома — расстроить Аньку. Она с таким умилением смотрит на его руку.
Всё, кончился незапланированный перерыв, поехали газеты.
Двадцатого, во вторник, Лёша и Аня уже чувствовали себя матёрыми «газетчиками». Действительно, знай себе повторяй автоматические движения, голова свободна, думай, о чём хочешь, хоть о прошлом, хоть о будущем.

Поздно вечером, примерно за час до конца смены, все машины остановились. Наступившую тишину нарушили зазвонившие на столах мастеров телефоны.
— Девочки, перерыв длинный, правительственное сообщение, — объявила Надежда Юрьевна, мастер Аниного участка. – Штатникам, ясное дело, сверхурочные, студенточкам моим тоже компенсацию пообещали. Отдыхаем, едим, ждём.
Она улыбнулась трём своим «студенточкам» и пошла к стоящей на отдельном столике бадье с желтоватой пастой, единственным средством, которому поддавалась типографская краска.
Анна поспешила вслед и нервно спросила:
— Надежда Юрьевна, а сколько ждать, хотя бы примерно? Нам завтра к десяти в институт обязательно, успеем домой заехать?
— Подготовка-вёрстка занимает часа три, столько же допечатка. И тираж всегда увеличенный. Прекрасно успеете. И душ принять, и марафет навести.
Аня успокоилась и, подражая мастеру, щедро плюхнула на черные от свежей краски руки приятную на ощупь, гладкую густую пасту.
Да, завтра серьезный разговор в деканате на новом Лёшкином факультете, дадут список переводных задолжностей. Списочек такой, предположительно, предметов на пятнадцать.
Аня задумчиво вытирала руки большим куском чистой газетной бумаги. Надо бы поесть, а ничего не осталось. Говорят, буфет здесь хороший и недорогой, винегрет вкусный. Где Лёшка? Аня нашла долговязую фигуру мужа и тут же перевела взгляд на руку, кольцом полюбоваться.
И ничего не поняла. Сердце застучало в горле. В голове щелкнуло и все остававшиеся там мысли рассыпались с оглушительным звоном. Кольца на пальце не было! Аня перевела взгляд на другую руку, потерла безымянный палец, похлопала по нагрудным карманам рубашки-сафари. Произнесла что-то вроде «ы-ы-ы» — и пришла в себя.
Она бросилась обратно к столику с пастой и впервые с ужасом заметила, что бежит не по сплошному деревянному полу или бетонным плитам каким-нибудь, а по решётчатому перекрытию! На рабочем месте деревянные панели, наверное, уложены поверх этой решётки. А в проходах и нерабочих зонах вроде квадратного метра, отведенного для бадьи с пастой, сквозь зазоры виден аж первый этаж!
Аня хлопала руками по столику, двигала бадью, то есть суетилась и одно за другим совершала бессмысленные действия. Лихорадочно переворошила до самого дна урну с использованной бумагой. Нет кольца. Она обшаривала решётку отсутствующим взглядом. В голове стоял непрекращающийся гул, в районе желудка нарастал ледяной ком. И в этот момент ей показалось, будто что-то блеснуло.
Анна забыла о любимом «сафарике», бросилась плашмя на пол и вгляделась. Почти под столиком, но тремя или даже больше метрами ниже, по такой же решетке проходил узкий жёлоб. И в нём-то Аня увидела кольцо!
— Что случилось, ты упала? – к ней бежала Надежда Юрьевна.
— Нет, я кольцо уронила, оно провалилось, но недалеко, я его вижу! – сквозь навернувшиеся слёзы ответила девушка.
— Ага. И я вижу. Ты беги вниз, а я покараулю.
Не сказав ни слова, Аня вскочила и помчалась к лестнице. За спиной она услышала голос Надежды, та обращалась к какому-то Петровичу.
Крутая, тоже решетчатая, лестница состояла из трёх пролётов, Аня запуталась в направлениях и побежала не в ту сторону. Расстояния в этой типографии как от Риги до Сахалина! Да где же это жёлоб?! Лестница вроде была недалеко от столика с пастой. Аня побежала обратно и услышала голос Надежды Юрьевны:
— Что ты носишься как угорелая?! Сказала же — посторожу, успокойся уже! Голову-то подними! Петрович, вот она, наша студентка.
Аня, задыхаясь, остановилась возле невысокого лысого толстячка в спецовке, сквозь решетку над собой увидела мастера. Бросилась к жёлобу. Надежда Юрьевна и Петрович рассмеялись.
— Точно, не в себе девушка, — сказал толстяк, — я ж сразу поднял твоё колечко. Или ты ещё одно там найти хочешь?
Он улыбался, балагурил, переговаривался с Надеждой, развлекался и тянул время.
— Везучая ты, Анюта! Смотри, швеллер-то всего пятьдесят миллиметров! Кольцо твое упало точно да ещё и плашмя. Не покатилось, осталось ровно под бадьёй, где ты его с руки свезла. И туточки рядом оказался именно я, а не, к примеру, Витька — несознательный элемент.
Он остановил проходящего мимо «Витьку»:
— Вот скажи, если бы тебе сверху колечко золотое на темечко упало, ты бы что?
Виктор, молодой парень в очках, глянул на Аню и быстро оценил ситуацию:
— Я бы хозяйку нашёл и тут же предложение сделал. А как упало-то?
— Представляешь, вон оттуда, — Петрович потыкал пальцем наверх, — и в этот швеллерок. Чуть-чуть мимо — и ни в жисть не нашла бы!
Аня с облегчением увидела бегущего по проходу Лёшу. Через секунду Петрович получил удвоенную порцию благодарностей, и кольцо, наконец, перекочевало с толстого мизинца в Лёшкин карман.
— Ты её береги: девочка удачливая каких мало, — сказал Петрович, пожимая Лёше руку. – Нет, ну ты смотри как получилось! Прицелиться — так не попадёшь!
Газеты пошли через два часа. Аня с Лёшей успели поесть в дальнем буфете, посидеть на скамеечке, раза три пересказать историю с кольцом всем желающим.
На первой пачке Аня прочитала только «Заявление ТАСС. ТАСС уполномочен заявить, что партийные и государственные деятели…»; на второй — что-то о жизненных интересах Советского Союза; на пятой, пропустив несколько строк, — что воинские подразделения вступили на территорию Чехословакии.
Совершенно ничего не понять. Успеется, дома посмотрим. Ночь, спать хочется ужасно. Перерывов, наверное, больше не будет, а Надежда сказала, еще часа три работать.
Вот напереживалась с кольцом! Конечно, надо оставлять дома. Коробочку красивую найти… Или Лёшке отдавать… Что там ему в переводные задолженности напишут? Всё-таки с одного факультета на другой – это серьёзно. Надо будет за один семестр всё спихнуть, не затягивать. Сможем. Но как звучит: вычислительные машины, программирование! Класс! Стоит помучиться… Чёрт, плохо завязала, надо перетянуть. Ещё развалится с этим правительственным сообщением…

***
Аня подошла к зеркалу, сбросила полотенце, тюрбаном намотанное на голову, открыла тюбик с кремом. Алексей, полулёжа на кровати, листал «Правду».
— Да уж, Лёшик, такую ночь не забудешь… Кстати, ты разобрался с этим ТАССом? Чего ради мы не спали?
— Наши войска вошли в Прагу. Еще болгары, венгры, — Лёша вернулся на первую страницу, поискал в тексте, — вот, ГДР и Польша. По просьбе.
— Как это, войска в Прагу? Ты не путаешь? — удивилась Анна.
— Читать я умею. А вот понять не смог. Ничего хорошего, только это и дошло. Правильно говоришь, такое не забудется.
— Нет, что ты, я о другом! Как я кольцо пастой с пальца стащила, а оно в тот швеллерок приземлилось. Ты же видел, там есть куда падать. Нет, ну ты представляешь?! Кольцо потерять – ужасная примета. Рядом просвистела, а ничего не случилось. Это тоже примета, но наоборотная! И означает, что всё у нас будет хорошо, программист ново-недо-испечённый. Никогда не забуду, как у меня дыханье остановилось… Всё, проехали. Душ свободен. Я тебя жду.

Это был особый год. Год любви и надежд, решений и поступков, определивших жизненный путь Анны и Алексея.

Год исторического шока, прозрений и горьких разочарований.
В ночь на 21 августа 1968 года войска СССР и других стран Варшавского договора вторглись на территорию Чехословакии.
«Пражская весна» была подавлена.
Оттепель шестидесятых завершилась.