СЕКРЕТ ЖЕНЩИН ОСТРОВА ТОРТОЛА
Вверх – вниз, вверх – вниз…
Я шла по затенённой раскидистыми олеандрами улочке прибрежного городка на Тортоле – самом крупном (двадцать пять километров длиной и пять шириной) острове Архипелага Британских Виргинских островов.
Петляла улочка по невысоким холмам – вершинам древних вулканов и постепенно спускалась к кристально-синему морю.
На одной стороне улочки красовались огромные щиты с нарисованными яркими красками белыми кедрами, гибискусами, черепахами и диковинными рыбами, на другой теснились нарядные двухэтажные домики под красными крышами.
Звенела музыка фунги: праздничная, весёлая, напоминающая барабанную дробь; приветливо улыбались прохожие, и сверкнула над одной сувенирной лавочкой ослепительно-жёлтая вывеска:
“Everything you dream of”.
“Всё, о чём вы мечтаете”.
Вы бы смогли пройти мимо?
Вот и я не смогла.
***
Так… шлёпанцы, шляпы, браслеты, бусы, очки… всё, как в любом магазинчике сувениров. Ну, магнитики… ну, это святое. Правда, не представляю, куда их прицепить: холодильник облеплен со всех сторон, но не купить невозможно: когда еще попаду на этот крохотный остров в Карибском море…
Куклы в ярких костюмах, кораблики из скорлупок кокоса…
А вот это – я засмеялась – действительно прелесть: фигурка пирата, выточенная из красного дерева: в руках гитара, в белоснежных зубах зажата сигара, бандана – Весёлый Роджер с черепом и костями, свирепый взгляд… до чего симпатичный пират!
Я подошла расплатиться.
Немолодая хозяйка приветливо улыбнулась:
Собираете магниты?
– Да, из каждой страны, где бываю, привожу их и секреты.
– Секреты? – удивилась она.
– Ну, может быть, не секреты – это я их так называю, а что-нибудь интересное о женщинах этих стран.
– А как же вы их находите, эти секреты?
– По-разному. Что-то расскажут, что-то подслушаю-подсмотрю, о чём-то догадаюсь сама. Кстати, вы не поделитесь какой-нибудь особенностью ваших женщин?
– А на что вы уже обратили внимание? – неожиданно серьёзно спросила хозяйка.
– На улыбки, ощущение радости, праздничность… Как-то так.
– Знаете, как называют наш остров?
– Конечно: Тортола.
– А второе название слышали?
– Современное – нет. Знаю, что открывший ваш остров Колумб назвал его Санта-Ана, голландские колонисты переименовали в Тер Tолен, а британцы – в Тортолу.
Она замолчала, словно решая, достойна ли я узнать загадочное второе название, и молчала довольно долго. Я уже собралась попрощаться, как услышала:
– А зачем вам чужие секреты?
– Они не чужие. Все мы мечтаем о счастье, здоровье, любви.
– Тортола, – не сразу сказала хозяйка, – это Остров счастливых женщин. Подождите, я принесу нам стулья.
***
Синело Карибское море, отражая пушистые облака.
Сверкали серебром стаи рыб, в лазурной бездне волшебными цветами распускались медузы, спускались с зелёных гор прозрачные водопады…
В крохотном магазинчике под обещающей счастье вывеской немолодая чёрная женщина рассказывала свой секрет:
– Не спрашивай о море у того, кто его не видел: он не дышал морским воздухом, не слышал шёпота волн на заре, не видел зелёных лучей заходящего солнца…
Не спрашивай немощную, как стать здоровой: знала бы – исцелилась.
Не спрашивай у печальной, где найти радость: знала бы – пела весёлые песни.
Не спрашивай у несчастной, как стать счастливой: знала бы – стала ею.
Секрет наших женщин прост и не прост.
О чём напевает женщина вашей страны, укладывая дочку спать?
«Спи, малышка, скорее усни, пусть приснятся красивые добрые сны…»
В нашей колыбельной только несколько слов:
I love you, you love me, bring love, peace and hаrmony.
Я люблю тебя, ты любишь меня, принеси любовь, покой и гармонию.
Малышка их слышит с пелёнок, с ними растёт, их повторяет и в радости, и в беде, а потом поёт своей дочери, та – своей… – как мантру, как самое главное, что нужно для счастья.
Чем отличаются ваши добрые колыбельные песни от этой короткой фразы?
Подумайте, не спешите.
Поймёте – узнаете наш секрет счастья, не поймёте – значит, он не для вас.
***
Баю, баю, баю, бай,
Поскорее засыпай…
Спи, дитя моё, усни,
Сладкий сон к себе мани…
Баю, баю, баюшки,
Прискакали заюшки…
Мы поём колыбельную: просим ребёнка уснуть, называем ласковыми именами, вспоминаем добрых зверюшек…
Он засыпает, зная, что его любят.
В мантре островитянок – тоже любовь.
Плюс слово BRING.
Не только возьми, но и дай.
Неси в мир любовь, покой и гармонию.
И тогда ты будешь счастливой.
СЕКРЕТ СОМАЛИЙСКИХ ЖЕНЩИН
— И охота вам, девчонки, всякой ерундой заниматься? – смеялся Вася, когда они с Маней, одноклассницей и соседкой, возвращались с катка морозным вечером последней предвоенной зимы. – Стишки друг другу строчите, альбомчики завели… Неужели поинтереснее дел нет?
— Стишки? А ты попробуй, сочини что-нибудь. Акростих, например!
— А что это за зверь такой?
— Ну, сочиняешь стихотворение, а по первым буквам строк получается главное слово.
— Ха! Как нечего делать! Давай свое слово!
— Заяц.
— Заяц? Почему именно заяц?
— Откуда я знаю? Ты сочиняй, не отвлекайся!
— Так, первая – З. Звезда горит.
Вторая – А. А я иду.
Я. Я вижу вас.
Ц. Целую в щечку!
Получай своего зайца!
— Ну, и где тут стих? – возмутилась Маня. – Ни рифмы, ни размера, ни смысла!
— Ничего ты не понимаешь! – неожиданно обиделся Вася. – Самый настоящий стих! И не просто стих, а поэзия! Поэзия высшей пробы!
Он замолчал. Так и молчали, пока не пришли домой, в коммунальную квартиру на втором этаже дома на Малой Дмитровке.
***
Двенадцать кнопок звонков на входной двери. Двенадцать комнат или небольших квартирок в одной огромной, где по коридору можно ездить – и ездили! – на велосипеде.
Манина мама закончила Александровский Институт, объездила еще до Революции пол Европы, знала несколько языков и учила французскому и английскому свою дочь.
— Зинаида Петровна, а Маня пойдет гулять? – стучал в их дверь Вася.
— Нет, — отвечала мама, — мы еще не занимались английским.
И зачем ей английский? – недоумевал он. – Уроков мало, что ли, чтобы еще дома что-то учить?
После школы Маня поступила в педагогический, а Вася устроился на машиностроительный завод.
А потом началась война.
Вася ушел на фронт, и через полгода его мать получила извещение: «Ваш сын пропал без вести».
Не погиб. Пропал без вести.
Не погиб.
***
И почему все так стремятся выдать ее замуж? Неужели не понимают, что можно быть счастливой и без этого? Конечно, покойная мама тоже хотела видеть свою дочь замужней, с детьми, но мама – это понятно, а остальные-то почему? Даже Мила, двоюродная сестра, пишет из своей Белоруссии: «Манечка, приезжай к нам в гости! Здесь такой чистый воздух, столько ягод и грибов в лесу! Да и молодых офицеров не меньше: умных, интеллигентных. Может, найдешь и ты свое счастье?»
А зачем ей его искать? Вот оно: рядом с ней, в этой уютной двухкомнатной квартирке с высоченным потолком, украшенным старинной бронзовой люстрой, в книгах и дорогих для нее вещах. И с соседями ей повезло: такие порядочные люди! Правда, она и видит их не каждый день: зайдет утром на кухню чайник поставить да бутерброды нарезать да по выходным кашу сварить. Веселенькая клеенка на столе сколько ей служит? Лет пять уже, а как новая.
И с работой ей повезло: такие дети есть одаренные!
Говорят, от добра добра не ищут. И счастливым счастья тоже не нужно искать.
***
В конце пятьдесят девятого года в почтовом ящике появилось письмо без обратного адреса: МАРИИ АЛЕКСАНДРОВНЕ.
В конверте открытка: на булыжной мостовой на фоне окрашенных в разные цвета домов танцует пара. Он – жгучий брюнет с тонкими усиками, в тёмном костюме, белой рубашке, с галстуком–бабочкой и в двухцветных остроносых туфлях. И она – изящная брюнетка в платье цвета бордо. А на обороте открытки печатными буквами:
Звезда горит.
А я иду.
Я вижу вас.
Целую в щечку.
Жив!
Весь вечер Маня читала о танго все, что могла найти в своей оставшейся еще от родителей библиотеке. Буэнос Айрес. Район Ла Бока. Танго. Эта открытка – визитная карточка Аргентины.
«Звезда горит». Какая звезда горит в твоем небе?
«А я иду». Далеко же ты зашел, мой друг! Так далеко!
«Я вижу вас». И я тебя помню, Вася. Всегда верила, что ты жив.
«Целую в щечку». Ни разу ты меня не поцеловал, даже когда уходил на фронт. Но этот нереальный, на бумаге, поцелуй реальней любого другого.
Жаль, не дожила твоя мама.
Сколько прошло лет? Восемнадцать. Ты, наверное, женат, у тебя есть дети. Может быть, дочь. А ведь Мария – это и аргентинское имя?
Господи, какое счастье!
***
На следующее утро Мария Александровна вошла в класс.
— Тема урока… — и замолчала.
На нее удивленно смотрели двадцать пар глаз.
Она улыбнулась:
— Вот скажите: что нужно, чтобы написать хорошее стихотворение?
— Рифма. Размер. Воображение. Смысл… – раздались голоса.
— Красивые слова, — добавили с первой парты.
— Все правильно, — сказала Мария Александровна. – Но что еще? Что вдохнет в стихи жизнь? Что сделает красивыми даже самые простые слова?
— Чувство?
— Да. Чувство. Вдохновение, искренность и любовь. И тогда стихи станут поэзией. – Она улыбнулась. — Поэзией высшей пробы.
***
Перед отъездом в Канаду я заехала к тете Мане.
— Ой, – всплеснула она руками, — чем же мне тебя угостить? У меня только бутерброды и черная каша!
Она побежала на кухню ставить чайник, а я огляделась вокруг. Недовязанный воротничок на кресле, книга с закладкой — John Galsworthy. “The Forsyte Saga”. Все, как всегда. Только на письменном столе появилась вставленная в светлую рамку открытка: на фоне разноцветных домов красивая пара танцует танго.
— Будь счастлива, дорогая, — сказала мне тетя Маня на прощанье. — И помни: счастье – не где-то. Счастье – в тебе самой.
***
Айша была третьей клиенткой из Сомали, которую мне временно, всего на две недели, дали в Агентстве. Она жила в Торонто уже много лет, поколесив перед этим по белу свету.
— Ты из России? – спросила она, как только я вошла, и торжественно произнесла на русском: — Спасибо! Хорошо! – и: — Капуста!
Айша всегда улыбалась. Она не жаловалась на свою болезнь, считая, что получила ее в наказание за грехи; много читала и даже освоила Интернет. Она рассказывала мне о красоте Сомали, о не прекращающейся десятилетиями гражданской войне, о пиратах – «Не все так просто, Юджиния, и многие из них – приличные люди, лишенные единственного, что умеют делать: ловить рыбу».
В ее книжном шкафу стояли фотоальбомы с надписями на корешках: Лондон, Париж, Каир, Могадишу, Москва.
— Ты была в Москве? — удивилась я.
— Да. Муж был сотрудником Посольства. Когда ж это было? В семьдесят четвертом? Или семьдесят пятом? У меня очень добрые воспоминания о вашей стране. Правда, я нигде не была, кроме Москвы, но все равно… Вот смотри.
Я раскрыла альбом: Красная площадь, Царь Колокол, группа смеющихся чернокожих женщин в яркой национальной одежде – «Вот я: вторая слева!»; набережная Москвы-реки, двухэтажный особняк, невысокая худощавая женщина в темном платье с белым кружевным воротничком.
— Кто это? — спросила я.
Она вгляделась:
— О! Это моя учительница русского языка. Как же ее звали?
— Мария. Мария Александровна.
— Точно! Но…
— Это моя тётя.
Мы молчали. Я не верила в такое совпадение, но со старой черно-белой фотографии на меня действительно смотрела моя тетя Маня.
— Сколько в России народу? – спросила Айша. – Миллионы? И в Канаде миллионы. А мне присылают тебя. Поразительно!
— Поразительно.
Мы помолчали.
— Я ее хорошо помню, — заговорила Айша. – Она не только учила нас говорить по-русски, она улыбалась. Да, да, не удивляйся. Не знаю, как сейчас, но тогда в вашей стране не улыбались. Нет, конечно, и смеялись, и улыбались, но только своим. Мы сначала принимали это на свой счет: чернокожие, непривычно! – но Мария объяснила, что у вас в стране не принято улыбаться — просто так, без особой причины, только потому что светит солнце, у тебя хорошее настроение, и ты хочешь поделиться им с кем-то ещё. Она хорошо нас учила, твоя тетя Мария. Я до сих пор помню ваши пословицы. Она говорила, в них мудрость народа.
— Это верно, пословицы у нас замечательные.
***
— Хочешь, я научу тебя быть счастливой? — спросила Айша в мой последний визит.
— Покажи мне того, кто не хочет.
— Это просто. Это знает каждая сомалийская женщина, а у них, поверь, нелегкая жизнь. Но они улыбаются. Тебе понадобятся тетрадь, ручка и пять минут времени перед сном. Нужно каждый вечер записывать пять событий, впечатлений… чего угодно, что принесло тебе в этот день радость.
— И все?
— А ты попробуй. Это не просто. Сначала начнешь обращать внимание на то, что происходит вокруг, и думать: не забыть бы это записать! Потом видеть хорошее войдет в привычку, и ты поймешь, насколько мудра ваша пословица: Посеешь привычку – пожнешь характер; посеешь характер – пожнешь судьбу.
***
Это оказалось совсем не просто. Иногда я находила только два или три приятных события, иногда не находила их вовсе.
А потом незаметно их стало больше, чем пять.
***
Пробуйте!
И пусть всегда горит ваша звезда!
ЭЛЬДОРАДО
За окном – зима.
За окном – мороз.
Снег, метель; река в ледяных оковах.
И в квартире – мороз. Муж уткнулся в экран монитора: то ли читает, то ли думает о своём. И жена – в который раз вытирает посуду, переживая свои обиды.
За окном – зима. И в квартире – зима.
А где-то далеко-далеко, в незнакомом другом полушарии есть волшебная страна Эльдорадо. Там горы – из золота; реки – из серебра; на реках звенят водопады; на крутых берегах – кусты, а на них не ягоды – изумруды; и, как искорки радуги, цветут там и тут орхидеи…
***
Как ухаживать за орхидеей?
Гугл знает всё. Даже больше, чем всё.
Оказывается, поливать орхидею нужно раз в десять дней – но можно и раз в неделю. Вода должна быть чуть тёплой – но может быть и горячей. Нельзя проливать все корни насквозь – но кто-то советует мыть её в душе. Горшок должен быть прозрачным – но лучше всего орхидея растёт в керамической вазе. Она любит солнечный свет – но можно поставить и дальше от света…
Я не знала, чему верить, и решила ухаживать за орхидеей так же, как за всеми другими цветами. С годами орхидей появлялось всё больше, а с ними пришел и опыт.
Моя новая клиентка была из Гайаны – страны, которая, если верить преданиям индейцев карибов, когда-то звалась Эльдорадо.
Я вошла в ее квартирку и ахнула: у окна на стеклянном столе стояли двадцать три орхидеи. И почти все цвели.
— Леона, красота-то какая!
Я видела, как она поливает свои орхидеи, как обрезает, подкармливает… Я делала всё то же самое, но мои орхидеи спали по несколько месяцев, а то и по году, а у Леоны чуть отцвели – и опять начинали цвести.
— Леона, ты знаешь секрет.
— Да нет никакого секрета, — удивлялась она. – Орхидеям положено радовать глаз – вот и радуют круглый год.
— Почему ж у меня они спят? — удивлялась я, и однажды Леона сказала:
— Я поняла, почему у тебя они спят. Расскажи, как начинается твое утро.
Я рассказала.
— И всё?
— Да… разве этого мало? И так кручусь, как белка в колесе.
— А «Доброе утро»? А поговорить с орхидеями? Пожелать им хорошего дня?
— Леона!?
— Потому они и спят, что им незачем торопиться тебя порадовать. Ты занята и без них. А подойди к ним, погладь, пошепчи, скажи, как они красивы. От доброго слова цветы распускаются.
— Я поняла. Спасибо, Леона.
***
За окном – зима.
За окном – мороз. Снег, метель; река в ледяных оковах.
И в квартире – мороз.
Муж уткнулся в экран монитора: то ли читает, то ли думает о своём. И жена – в который раз вытирает посуду, переживая свои обиды.
Да что ж ты сидишь?
Подойди, обними, скажи… «Что сказать?» А раньше, что говорил – до борщей, пирогов и невкусного кваса? Ну, не получается у неё борщ, как у твоей мамы, и что? Поезжай к своей маме, наешься борща – под завязку, до крика. И квас. Конечно, не может она приготовить тот квас, что готовила твоя бабушка. Раньше какой хлеб был? Ржаной – значит, из ржи. А сейчас? Одна химия. Забудь ты об этом квасе – налей себе чай, или кофе, или что ты там пьёшь. И пирог… Соды она, видите ли, переложила! А ты подойди, обними: «Да ты ж моя любимая… да ты ж – моя красивая». Да шёпотом, да тихонечко. Да она тебе не то, что соды не переложит – она тебе такое испечёт… такое испечёт… я и придумать не могу, что она тебе испечёт!
От доброго слова цветы распускаются.
А уж женское сердце – нежней всяких цветов.
Никакое Эльдорадо не нужно.