На выходе из рюмочной – круг становится треугольником,
при посадке в такси – квадратом,
упав на кровать – ромбом. Друзья звали Колькою,
начальство – Николаем, подчинённые – Николаем Петровичем, а когда-то
она звала – Кулончиком. То, что дальше – залили чернилами.
Мяучит голодный кот, мельтешит не выключенный телевизор,
и парад планет шествует чинно
над этой законченной антрепризой…
08.04.2016 г.
Нам — летящим на свой крайний север —
любая тарелка с бульоном — море, что не вычерпать лаптем,
даже если ты — один из Лаптевых. На спичке сера —
давно отсырела, и теперь — сколько ни чиркай ею в донкихотовых латах —
ни взовьются кострами синие ночи. А ведь хотелось романтики —
ловить блики на тусклой коже в сгустках чернил из опрокинутой чернильницы,
что растеклись по всей плоскости неба, слышать цикад — а желательнее
магический голос. Но Пастернак с Мандельштамом — уехали, Рильке — спит…
Стоит ли продолжать картину, когда кончилась акварель.
Но на нашем крайнем севере — всё белое-белое, не нуждающееся в красках.
Рвёшь крылья настенному календарю, и падает на пол апрель —
сонною мухой, уже чующей, во что вляпалась эта сказка…
12.04.2016 г.
Белка – скачет по еловой ветке –
будто нерв в хвойном ворохе организма.
Лес – это наполненная треском призма,
в которой белка прыгает из осени в лето,
приглаживая пушистым хвостом траекторию прыжка.
Идёшь по тропинке – но смотришь не на грибы и ягоды, а вверх, где душа
летит, пронзая очередную крону
дерева, что корни питает кровью
земли. Скачи, скачи, моя белка –
по ветке, где хвоя – иголки в огне её беглом…
21.04.2016 г.
Голым полем — в рощи мрака —
на железном костыле
тенью движется Иаков,
оставляя на столе
хлеб засохший, чтобы птицы
сквозь раскрытое окно
прилетали поживиться
тем, что сыпется на дно…
В волосах — колтун и ветер,
бес — бежит из-под ребра
в седину цветущих веток —
будто в омут серебра,
где черёмуховой костью
перемешан крик весны,
где на ней горит короста
в голубом огне трясин.
Здесь — венчалась смерть на царство,
здесь — себя искала жизнь.
Голым полем — в обруч красный
прыгнул робкий блик души.
Солнце сядет — где-то сзади,
обмакнёт костыль в росе
тот, кто камень молча катит —
будто мысль о колесе.
19.05.2016 г.
Смерть василька
в придорожной помятой траве –
малозаметна спешащему в сумерки глазу.
Вряд ли в цветочный Аид прокрадётся Орфей –
звонкий кузнечик – за стеблем увядшим, что в вазу
на подоконнике метил попасть до того,
как безразличным ботинком дорожный рабочий
всё растоптал, на подошвах неся далеко
запах растительный, вкрадчивый смысл многоточий…
29.05.2016 г.
В провинции, где пух по воде –
как выдохи облаков – плывёт
по инерции воздуха, сдвинутого порывом
с мёртвой точки,
что-то из тонких материй
хозяйка кладёт в комод,
чтобы надеть в воскресенье
и обрести оболочку –
словно мыльный пузырь
на соломинке озорного ребёнка,
воспевшего свет и солнце.
В раскрытом окне –
птичья свадьба –
опять что-то тонкое
даже на человеческом языке…
08.06.2016 г.
Улица Академика Сахарова.
Далеко ли отсюда Сахара
и хватает ли сахара
в крепком чае на семнадцатом этаже,
где мгновений не счесть уже
у весны, перешедшей в лето?
В парковой зоне – листья помахивают
с высоты древесного опыта.
Во все стороны – много света,
а у света – нет сторон, только что-то
неизмеримое, живущее в описательной части.
Когда предъявляешь паспорт,
представляешь себя князем Мышкиным на таможне,
но потом осекаешься: боже…
К счастью, такое бывает нечасто.
Маршрутки – бегут по прямой,
от окраины – к центру.
В нижегородском трюмо –
зеркала отражают цены
на метры квадратные,
но они не мешают глядеться,
чтоб вычислить прыщик на щёчке рябой
перед выходом на подобие сцены.
Улица Академика Сахарова – место,
где от водородной бомбы точно не деться…
Жилищного комплекса
не распознал психолог.
Кругом – равнозначность масштабов
диктуется шёпотом автотрассы. Школу
скоро построят – будут дети с откоса
смотреть на растущие к небу кварталы
и ждать, когда Сахаров в бутылке из-под «Кока-Колы»
принесёт им разбавленный летними ливнями космос…
09.06.2016 г.
Маленькая птичка – прыгает по карнизу.
Лапки – будто стебельки придорожной травы,
которой наскучила почва – земля, прижатая книзу
атмосферным столбом. Голова – словно бубенец, перескочивший рвы
в скоморошьем танце, клюв – ищет поживы,
воздаяний природы, щедрой в тёплое время,
крылья – лёгкие фразы на тему неба. Так прыгает жилка
на шее после горячего бега по лестнице – до двери, где сено
жуёт вол ограниченного пространства.
Маленькая птичка – напоминает сознанию о красоте свободы
в условиях поиска смысла там, где нечасто
открывают окно, чтоб распечатать пчелиные соты…
11.06.2016 г.
Всё не гаснет его трубка, и френч – по моде.
Этот горец – месть за гниение добрых надежд.
Он сидит высоко и смотрит, как ты выстраиваешь на комоде
каре белых слоников и что-то пишет на полях. Рубеж
серых дней охраняется зорко – с собаками, с винтовкою наперевес,
а ты идёшь вдоль «колючки» и шкурой чувствуешь время,
где опять под ребром шевелится взбалмошный бес,
подбирая к замкам код свой древний…
Если жизнь повторится на круге знакомого ада –
значит, мы проиграли, как прежде. Здесь простимся – конечная.
Покупаешь по акции дозу спелого яда
и шагаешь с покупками, как и вчера – искалеченный,
но с игрой соловья – под кожей, в районе сердца.
Смерть с кавказским акцентом нашёптывает новый верлибр,
от которого даже в июньском омуте – уже никуда не деться.
Ты по-прежнему – влип…
Говорят, по его усам – стекает сытая память.
Подобрав ворох гильз, ребёнок играет в войну
и в фасеточный суд. Из искр опять возгорается пламя
пока сёрфингист ждёт заявленную волну…
12.06.2016 г.