1
ПОЭТИЧЕСКОЕ ДЕРЗНОВЕНИЕ АЛЕКСАНДРА ЧИЖЕВСКОГО
…порою виртуозная огранка стихотворения А. Чижевского напоминает блистательные переводы из французской поэзии: странная ассоциация, свидетельствующая о гамме всеобщности — в том числе и поэтической:
Непостижимое смятенье
Вне широты и долготы,
И свет, и головокруженье,
И воздух горной высоты.
Учёный становится поэтом, поэт сущностью своею перетекает в учёного, и пласты мировосприятия совмещаются, давая неожиданный эффект, потрясающий результат:
И высота необычайно
Меня держала на весу,
И так была доступна тайна,
Что я весь мир в себе несу.
Грандиозность космических панорам, открытая внутреннему оку Чижевского, приобретает законченность формы, уложенная в компактные тела стихов.
О! Чижевский вправе был писать стихотворение «Человеку», и даже может быть — Человечеству; ощущая Прометеево начало в себе, испытывая сопричастность и славянскому пантеону, где Перун ему — точно собеседник.
Огонь стихов связан с огнём научного откровения, и, может быть, будущее за синтезом, пока едва намечаемым — синтезом художественного творчества, научного прорыва, религиозного делания.
Жизнь сама держится Прометеевым подвигом:
Подобно Прометею
Огонь — иной огонь —
Похитил я у неба!
В стихотворении, посвящённом Циолковскому, Чижевский именует звёзды — малютками: так нежно, так ласково, по-домашнему может назвать только знающий, только входящий в соприкосновение с глобальностью космоса:
Привет тебе, небо,
Привет вам, звёзды-малютки,
От всего сердца
И помышленья.
Вечно вы мерцаете в чёрно-синем небе
И маните моё одинокое сердце.
Конечно, А. Чижевскому хватило бы и научной славы, но его поэтическая одарённость поднимает его, усиливая образ его, звучание личности на ступень сакральной высоты.
2
АЛЕКСАНДР ЧАЯНОВ
Многообразие талантов Александра Чаянова заставляет вспомнить одарённость творцов Ренессанса; но если научные труды обеспечили ему незыблемое место в пантеоне зиждителей человеческой мысли, если многообразие общественно-экономических интересов позволило ему создать новую дисциплину: крестьяноведение, то поэтические его произведения, в основном, оставались за бортом внимания читающей публики.
Немудрено — сборник «Лёлина книжка» был издан тиражом 20 штук: для домашнего, так сказать, обихода.
Между тем, стихотворения А. Чаянова говорят о нём, как о своеобразном и вполне самостоятельном поэте, тонко и точно фиксируя и его гуманитарные пристрастия, и создавая портрет души автора.
Оригинальная мистическая пропитка стихотворений сочетается с нежной, как первый снег, любовной линией, мешая конкретное, земное — и фантасмагорическое, порою тёмное: «Костер. А вечером — ракеты, / Рассказы страшные, сонеты…».
Костёр, рыжея лисьим хвостом, вырывается из обыкновенной реальности, языками своими уподобляясь фантастическим ракетам, сулящим звёздные брызги стихов.
Чаянов нежным касанием, почти пианистическим туше обозначает бытовые линии жизни, их благообразие, нужность, привычно-не замечаемую гармонию; он соплетает в пределах одного стихотворения и скромно-общечеловеческое и запредельное, изящно играя рифмой.
Учёный, глубоко погрузившийся в мир экономических и социальных интенций, он видит гармонию бытия, и, ощущая её необходимой составляющей оного, даёт образы пластичные и яркие, где цветовые сочетания играют не малую роль: «Они встречались в этом парке / Читали Гёте и потом / Мечтали шепотом о том, / Как хорошо в полудень яркий / Сбирать за речкою цветы / Ромашку, кашку… В именины / Плести для тетушки Арины / Венок куриной слепоты. И эти золотые дни / Такими длинными казались. / И раз, задумавшись, — они / Случайно вдруг поцеловались».
Светлые образы античности часто попадают в фокус поэтического интереса Чаянова, лишний раз подчёркивая глубину эрудиции и многополюсное мировосприятие учёного и поэта; вместе с тем ему доступна и песенка — лёгкая, как пузырящееся шампанское: «Рыдают скрипки / И сними я, / Твои улыбки / Не для меня».
Стихи учёного, сделавшего столь многое, своеобразная сумма сумм: квинтэссенция его мирочувствования и отношения к жизни, и, думается, хорошо было бы, если кто-нибудь из современной издателей задумался о переиздание, но…
В социуме, где поэзия даже не на обочине жизни, а уже за нею, об этом остаётся только мечтать.
3
Любые прогнозы — дело малоперспективное: касается ли это политического будущего, или общечеловеческих линий развития.
Тем не менее, думается, что, как нынешний человек сильно — психологически и интеллектуально — отличается от человека… не только девятнадцатого века, но и индивидуума восьмидесятых годов двадцатого (представьте-ка сознание, не владеющее информацией об интернете, компьютерных технологиях, мобильной связи, генной инженерии и проч.!), так и человек грядущего (возможно и не столь отдалённого) не будет похож на нас, сегодняшних.
Не обжигаясь об огненные щели агрессии, эгоизма, алчности — поскольку хочется верить, что многие искривления сегодняшнего человеческого пути подлежат преодолению (ах, не осталось бы это пустым хотением!), — думается грядущее за личностью, способной совместить научное дерзновение, художественный поиск и… даже не веру: но — знание о высших инстанциях (сколько разрозненных свидетельств! но — это только элементы мозаики, какие необходимо собрать в целостную картину, плюс — сегодняшнее идеологическое давление предельно косной церкви, мешающее такой работе).
И здесь колоссальные фигуры Александра Чижевского и Александра Чаянова могли бы служить блистательным примером — или рассматриваться, как посольство из грядущего в наши дни…
О, разумеется сущность, определяющая личности двух титанов — это талант, если не гений; но и на меньших ступенях одарённости возможно движение в сторону именно такого развития личности: с творчеством в возможном диапазоне, с религиозным деланием такого спектра, какой присущ конкретному человеку, с постижением научных глубин в меру достигнутого развития…
Ужасно только представлять иное — скатывание человека в бездну потребления, в бесконечный, свинцово-стального окраса прагматизм, в узколобое делячество, преподносимое чуть ли не идеалом.
Но, соприкасаясь с творчеством двух великолепных представителей человеческой породы — Александра Чижевского и Александра Чаянова — не хочется думать о подобном.