Морщинин и Дискуссия
Морщинин любил, когда его все вокруг называли по имени-отчеству. Исключение составляла только жена главреда, в минуту душевной радости называвшая супруга Серёжиком. Когда же вторая половина была не в духе, она при обращении тот ласкательный суффикс убирала.
Ещё Морщинин позволял фамильярничать своим поклонницам: молодым и не очень, в Фейсбуке и других соцсетях. Да и сам их иначе, как Танечками и Олюшками, не называл.
Однажды, в рабочий день, взвалив на зама Нателлу весь груз забот, Морщинин коротал время за своим лаптопом. Дверь его кабинета была приоткрыта в коридор, как и дверь Нателлы напротив.
Петрова-Сидорова как раз вернулась из своей поездки на Кубу, где она читала лекции по литературной критике на русском языке. Ошалевшие от счастья, духоты, русских стихов и ежевечерне выпитого рома, кубинцы на лекциях высиживали с трудом, но гостью встречали, по традиции, на самом высоком уровне.
Вместе с Нателлой съездили на халяву на остров пара депутатов Госдумы, пенсионер Хвилатов — друг и соратник ещё президента Ельцина, и поэтесса Николеся Поповски. Николеся являлась ежегодным несменяемым кандидатом на премию Молодёжного Крыла партии Государственной Думы — «Поэтическое Новаторство Стихов» (сокращённо ПОНОС), представляла там свою новую книгу.
Поначалу доверчивые кубинцы с интересом прислушивались к непривычным для них звукам, когда Николеся, обхватив двумя руками микрофон, монотонно вещала со сцены:
Мы долго бродили по снегу и мраку,
Бродили как дрожжи, как бродит вино.
Потом мы поймали и съели собаку,
Нам кушать хотелось, а ей — все равно.
Однако, когда живодерская тема продолжилась, и поэтесса рассказала собравшимся про истекающего последней слюной барбоса, позарившегося на булку живодера, публика заметно приуныла.
То ли по причине языкового барьера, то ли просто любителей поэзии в тот вечер собралось мало, тем не менее, зал начал медленно, но верно пустеть. Чтобы удержать оставшихся слушателей, организаторы срочно вызвали на сцену местного переводчика. Тот, недолго думая, начал переводить стихи поэтессы весьма вольно, опуская сложные выражения и обороты, да при этом еще и развлекал публику анекдотами и прочими смешными историями на местные темы.
Зрители повеселели, стали смеяться и хлопать, а под конец устроили Николесе и переводчику долгую овацию. Хлопала и Нателла, сидящая здесь же, но в президиуме.
Творческий вечер удалось спасти, а девушки быстро подружились и теперь проводили вместе все свободное время, сидя в кафешках или поджариваясь на пляжах.
Вот и сейчас подружки в очередной раз наперебой рассказывали сотрудникам “Пламени” о своих заморских ощущениях.
– Деревья сейба! – восторженно доносилось до главреда из кабинета напротив. – Фикусы! Кактусы!
– Ну просто открыточная красота природы! – не могла успокоиться заместительница.
– А один, ну очень импозантный брюнет-кубинец, – горячо перебивала подругу Николеся, – так и сказал мужу про меня: Вы знаете, что ваша супруга — гений!
Слушая все это, Морщинин пригорюнился.
– Живут же люди! – вздохнул главред. – А я дальше Эстонии с Беларуссией и выбраться не могу!
Тут он с ненавистью посмотрел на кипу непрочитанных рукописей, скопившихся на главредовском столе в виде внушительной Пизанской башни.
– А все работа чертова, – зло подумал Морщинин. – Всё авторы, чтоб им пусто было!
И так же свирепо выбросил из лаптопа текст на свою фейсбучную страничку:
– Не понимаю, зачем все стремятся попасть в толстые журналы, когда существует Фейсбук?
Потом откатился на колёсиках и, критически просмотрев, перечитал.
Одобрительно хмыкнул и добавил:
– В журнале могут и не напечатать, а в сетях что захотел, то и поместил! И ни у кого спрашивать не надо! Никого не беспокоить понапрасну!
И нажал кнопку, запустив текст в интернетовскую бездну.
Задремавшие было от безделья морщининские «френды» в сетях тут же встрепенулись и подхватили подброшенную «патроном» тему.
– Но ведь журнал, особенно Ваш, — это знак качества! – верещали те, кто втайне мечтал опубликоваться в «Пламени”, используя дружбу с главредом.
– В журналах процветает групповщина и вкусовщина! – кричали в ответ другие, кого, несмотря на статус «друзей», Морщинин так и не напечатал.
– Напечататься в «толстяках» — это как быть признанным в профессиональном сообществе! – настаивали непризнанные гении журналистики и рифмоплетства.
– Соцсети — удел молодых! – злорадно отвечали им престарелые филологи и кандидаты наук. – Старперы, вон из Фейсбука! Ты бы ещё в песочницу играть пришёл, лапоть!
– А ты мне не тычь, харя! – справедливо возмущались первые. – И вообще, почему не по имени-отчеству?
– Нах — нах! – дерзко и звонко отвечали им вторые, – отчество — нах! И тебя тоже!
– Товарищ-господин Морщинин! – тонким фальцетом пытались взывать к справедливости оскорбленные сторонники сетей.
– Сергей Иваныч! Разберитесь! – басом молили главреда поклонники и авторы «Пламени”.
Между тем, Морщинин на интеллигентскую свару в Фейсбуке глядючи, вдруг взял, да и успокоился. Вот что значит живительная сила дискуссии! И даже по поводу заграницы уже больше не переживал.
– Из моих пяти тысяч друзей в соцсетях – может лишь пятьсот зарубежных, из Европы с Америкой — утешал себя Морщинин. – Да и те сплошные критиканы!
– Сергунчик Иванович! — вдруг как-то по-домашнему позвала его из своего кабинета Нателла, – пойдёмте к нам чай с тортом пить!
– Сержик, нам скучно! – жеманно прогундосила поэтесса Николеся.
– Иду, мои хорошие, – заворковал голубем Морщинин и захлопнул крышку лаптопа.
А через полчаса из соседнего кабинета неслась негромкая задушевная песня:
Не нужен нам берег туре-ее-цкий,
И Африка нам не нужна!
Морщинин и Праздники
Морщинин очень любил отмечать в редакции журнала «Пламя» всенародно любимые праздники 23-го Февраля и 8-го Марта. Еще с доперестроечных времен остались в памяти главреда первые посленовогодние редакционные сабантуйчики: струящийся из приоткрытой форточки табачный дымок, тайком сорванную под столом крышку от бутылки, звяканье стаканов, теплый вкус водки и салата «оливье». Потом редакционные хозяюшки ставили на стол горячий чайник, открывали огромную коробку шоколадных конфет «Ассорти» и разрезали на огромные куски торт «Сказка».
Главред даже зажмурился, сглотнул слюну и зачмокал ртом от восторга.
А какие тосты произносили дамы в честь мужской части редакции на День Советской Армии! Сам главред был не военнообязанный и в руках ничего грознее рогатки отродясь не держал. Однако понимал. что защищать Отечество можно и духовно. А уж Большую Русскую Литературу от всяких графоманских выползней ограждать — и подавно есть долг каждого честного интеллигента!
И потому Морщинин гордо держал свой бокал во время тоста, а пил потом по-солдатски, залпом и до дна.
После чаепития, вместо всяких пошлых танцев-обжиманцев, сотрудники пели песни под гитару. Какие это были удивительные вечера! Какие песни звучали!
– Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались! – промычал мечтательно главред. Потом он слегка откинулся в своем большом кресле и продолжил, мурлыча вполголоса:
– Давайте говорить друг другу комплименты!
Тут его слегка затуманенный воспоминаниями взгляд остановился на вылезшей на половину из конверта фото-открытке, полученной редакционной почтой сегодня и забытой главредом на своем необъятном редакторском столе.
Открытку со своим изображением, как лучший подарок женщинам редакции «Пламени» на 8-е Марта, прислал духовный «племянник» Морщинина, молодой, но уже знаменитый прозаик, поэт, журналист, обладатель Букера, Большой Книги и Нацбеста, а теперь еще и воин, Захар Прищепин. Над ним главред «Пламени» взял что-то типа профессионально-морального и идеологического шефства.
Отправившись воевать с соседним братским государством и заявив об этом на всю страну, Прищепин вскоре получил военный ранг замполита (зама по литературе) настоящего, отдельного, пехотно-десантного батальона. Несмотря на войну с соседями-супостатами и одновременно торговыми партнёрами — и свою крайнюю занятость, Захар, тем не менее, постарался не выпадать и из вялотекущего литературного процесса.
Так, одновременно с военными действиями и битвами в окопах на «передовой» он умудрился еще и организовать рекламный тур-презентацию своей новой книжки по городам и весям.
Вот и сейчас, снявшись на фоне сгоревшего от попавшего снаряда автомобиля, Захар глядел в объектив твердо и по-мужски, невзирая на сидящую немного мешковато камуфляжную, без знаков различия форму и тяжелый автомат Калашникова в руках.
На обратной стороне открытки Захар вывел своими большими, ученическими буквами: НИ ЗАБУДУ ЖЕНЧИН В ПЛАМЕНИ И РУСКУЮ ЛЕТЕРАТУРУ!
– Как же подрос-то, паршивец! – навернулась скупая мужская слеза на глазах у Морщинина, – давно ли мелочь у пьяни всякой из карманов по подворотням тырил, да бутылки об головы разбивал!
– А вот, поди-ты, мужиком стал. Родину защищает!
«Что-ни говори, – подумал главред, – хороший у нас в феврале праздник. Да и цвет обложки у «Пламени» сделан под цвет военного комбинезона «хаки», а название так вообще, как позывной!»
Тут в соседнем кабинете, у заместителя главреда Нателлы Петровой-Сидоровой раздался грохот разбитой посуды, и кто-то громко засмеялся.
– А я люблю общаться с писателями! – громко кричала какая-то дама. По голосу Морщинин узнал поэтическую звезду Николесю Поповски.
– Ну какой из Битова глава ПЕН-клуба? – так же громко доказывала кому-то за стеной Нателла.
Весь этот шум и крики и пробудили, наконец, погрузившегося в мечты Морщинина.
– Ах, да! – всполошился главред, – совсем забыл! Сегодня же 8-е марта!
Международный Женский День Морщинин любил меньше, чем День Защитника Отечества. Во-первых, приходил он как-то очень скоро за февральскими праздниками. Что, при нехватке мужчин в редакции, накладывало на бумажник главреда дополнительные нагрузки.
– Всем конфеты, цветы, там «Мишки на Севере», курагу свежую, – ворчал главред обычно перед наступлением 8-го марта. – А еще дома супруга, тоже, между прочим, женщина!
Во-вторых, на подобных торжествах собиралась, как правило, вся редакция. Да еще гостей приглашали из других журналов. Ну, а первый тост, как водится, за главным редактором. И вот тут начинались трудности.
– Как же мне их называть-то? – ломал голову Морщинин – в смысле, редакционных наших женщин?
– Девочки? Ну какие в 40-60 лет девочки? Милые дамы? Так в борделях гусары матрон называли… Назовешь, да и пощечину, чего доброго схлопочешь. Женщины? Уж больно, кондово, по-советски, по-трамвайно-автобусному.
– Госпожи? Баронессы? Кумушки? Голубушки? Сударушки? Товарищи-гражданки?
И такая головоломка продолжалась каждый год в первую неделю весны. А между тем, праздник в кабинете Нателлы продолжался. К сотрудникам редакции и их супругам вскоре подтянулись и гости, а среди них критикесса Мостовая и критик Давилкин. У него как раз на днях вышел в одном из «толстяков» исторический опус про Ленина. Так что теперь Давилкин, что называется, «гулял не хочу», отмечая Женский день и публикацию, развлекая редакционных дам старыми анекдотами.
– А вот еще один, – давя смешок, начал Давилкин, когда стих общий хохот. – Висит в музее картина. Называется «Ленин в Польше». На картине изображен шалаш, из которого торчат две пары ног: Крупской и Троцкого.
– А где же Ленин? – озадаченно спросила одна из присутствующих дам.
– А Ленин? Ленин – в Польше, – невозмутимо отвечал Давилкин под грохот раздавшегося хохота. Хохотала басовито, как моряк на вахте, критикесса Мостовая. Гулко ухала, как сова в лунную ночь, поэтесса Николеся. Как гимназистка, краснея и закрывая рот ладошкой, хихикала Нателла.
Захмыкал одобрительно, заходя в кабинет, и Морщинин, да только тут все дамы, наконец, обратили на него внимание и заголосили:
– Ой, Сергей, свет, Иванович!
– Серго!
– Сергулечка! Котик!
– Сержик! Идите к нам!
Давилкин еще было хотел рассказать очередную шутку, но на него уже никто не обращал внимания. Все глаза были на Морщинине. Приближалось время приветственной речи главреда.
«Ну вот он, час «Ч», – с замиранием сердца подумал Морщинин, – теперь уж не отделаешься!»
Вдруг на ум почему-то пришло пушкинское:
Подруга дней моих суровых,
Голубка дряхлая моя!
«Ну вот еще!», – судорожно мелькнула мыслешка в голове главреда.
Он прокашлялся, очистив горло и глубоко вздохнув, громко произнес:
– Соратницы! Дорогие мои окопницы!
И увидев несколько десятков пар глаз, обращенных на него, воодушевленно произнес приветственную речь.
Праздничный вечер продолжался.
2017