Михаил Боярский: «Я — веселый волк»

Михаила Боярского не нужно представлять нашим читателям. Он известен и как артист кино, и как артист театра, и как эстрадный исполнитель.

 

—   Михаил Сергеевич,  вы играли более чем в 50 фильмах, во многих спектаклях, очень популярны как эстрадный исполнитель. Но, согласитесь, вашей визитной карточкой является д’Артаньян. 

—   Вы знаете, не совсем так. Конечно, меня вспоминают чаще всего как д’Артаньяна, но я бы назвал своей визитной карточкой роль Теодоро в фильме Яна Фрида «Собака на сене». Может быть, именно из-за этой романтической роли меня и пригласили в картину «Д’Артаньян и три мушкетера». Да и на многие другие роли такого плана.

—   Говорят, что герой откладывает свои черты на исполнителя. Интересно, что вы унаследовали от д’Артаньяна?

—   Абсолютно ничего. Я прагматик, философ, но не романтик.

—   А за что вы, как д’Артаньян, можете шепнуть судьбе «мерси боку»?

—   Судьбе огромное спасибо за родителей, за друзей, за то количество хороших людей, что меня окружали, окружают и, надеюсь, будут окружать.

—   Чему вы «радуетесь на своем веку»?

—   Как и в той песне – красавице и кубку, счастливому клинку. Я земной человек и обожаю все, что создал Бог для мужских забав. Это театр, женщины, вино, компания. Застолье до утра.

—   А как у вас воплощается в жизни мушкетерский девиз «Один за всех и все за одного»?

—   Никак. Я готов помочь каждому, но  никогда ни на кого кроме себя не рассчитываю. И советую это всем.

—   Вас приглашали в этот «мушкетерский» фильм сначала на роль Атоса, потом – Рошфора. А сыграли вы все-таки главную роль – д’Артаньяна. Можно ли сказать, что случай помог вам в вашей судьбе? Вы вообще-то верите в случаи?

—   Безусловно. Совершенно неожиданная случайность решает судьбу на долгие годы. Нужно появиться в нужное время в нужном месте.

—   Вы играли и итальянцев, и испанцев, и французов. Трудно было войти в их менталитет?

—   Я еще играл и грузин, и армян.  Единственно на кого я не похож, так это на русского человека. И хотя я русский, но благодарен маме и папе, что не могу играть Иванушку-дурачка, скорее заморского гостя.

—   Правда, что ваш первый заработок в 5 руб. был совсем еще в юном  возрасте?

—   Да, верно. Мы с приятелем Левой вышли во двор. Нам было лет

 по 5-6. Там сосед пилил дрова и разрешил нам попилить. А затем сказал, что каждая работа должна быть оплачена и дал 5 рублей. Мы побежали на Московский вокзал менять. Лева сказал, что возьмет себе 3, а мне — 4. Я был от этого счастлив. Когда  же он взял 3 и убежал, а мне досталось лишь 2, я был в трансе. С тех пор в этом плане мне не везет. Меня всегда обманывают. Почему-то я полагаю, что заработаю больше, а при расчете…

—   А какой был ваш самый большой гонорар?  И за что?

—   Самые большие гонорары я получаю при выступлениях на различных презентациях. На дне рождения, скажем, у некого N. Там гонорары солидные.

—   Вы почувствовали вкус славы тогда, когда вас начали печатать на сумках, пакетах?

—   Да я славы до сих пор не чувствую. Есть какой-то ажиотаж вокруг меня, я вижу свои изображения, даю автографы и т.д. Но я все время помню слова Пастернака: «Быть знаменитым некрасиво. Не это поднимает ввысь». И, к счастью,  я не болен «звездной» болезнью.

—   А какой ваш рецепт успеха?

—   Работа, 24 часа в сутки. Причем, еще раз повторю,  меня успех не волнует. Меня волнует мнение, отношение ко мне         партнеров по сцене, по съемочной площадке. Вот если я не в тягость им  и они считают меня человеком, имеющим право выйти на сцену, значит, я чего-то добился. А слава, успех — это все второстепенное.

—   А мнение зрителей?

—   Нет, нет, зрители не компетентны в этом вопросе. Это то же самое, что больные давали бы советы хирургу. Я также лечу души и знаю свой рецепт. И, по-моему, самое главное – попасть в сердце. Остальное не интересует меня. Но это очень сложено.

—   Еще 2 года назад вы сказали: «Я в растерянности. Не умею приноровиться жить по новым законам коммерции и бизнеса». Так и не научились?

—   Успокоился просто. Кто-то правильно сказал, что нужно искать не новое, а вечное. Какие-то изменения происходят, ситуации жизненные  меняются, а сущность остается вечной. Коммерческий пульс меня не волнует, а творческий всегда един.… Пусть себе меняются курсы валют, президенты, губернаторы.  Театр, сердце, любовь, жизнь вечно остаются едиными.

—   Ваш прадед был директором банка. Дед – служил архиереем в Казанском соборе. Какие гены в вас преобладают – банкира или священника?

—   Я полагаю, что духовное начало было правильно избранным путем в нашей семье. И я считаю, что духовный мир единственный, в котором должны существовать люди. Хорошо быть обеспеченным, иметь деньги, но  лишь для того, чтобы понять, насколько они бессмысленны.

—   А как вы считаете, религия и театр имеют что-то общее?

—   Бесспорно. Театр – это храм, в котором исповедаются, хотя по истокам православной церкви лицедейство связано с пороком. Но поскольку я родился в социалистическом обществе и не имел возможности поступить в духовную семинарию, то ближе всего к этому был театральный институт. Я пошел бы учиться в духовную семинарию, стал бы философом и проповедником. Мне это ближе.

—   Вы серьезно занимаетесь философией?

—   Я не имею права так говорить, потому что я это делаю самостоятельно. У меня нет философского образования. Но мне это очень интересно.

—   Еще одни ваши слова: «Чем больше живешь внешним миром, тем более опустошаешься душой». Для вас душевный мир дороже, это я понял. Но вас и во «внешнем мире» много.

—   Я пришел к убеждению, что внутренний мир человека интереснее и он вечен. Все внешнее тленно и мгновенно.

—   После клинической смерти, что у вас была, вы не переменили отношение к жизни?

—   Нет. Я верю в Господа Бога, верю, что жизнь не кончается со смертью. Я ищу доказательств этого. И люблю Толстого за его поиск в этом направлении.  Мне понятны мужские проблемы, связанные с возрастом, когда нужно оценить дальнейшее понимание жизни. Для меня это самое главное.

—   Вы сказали, что реальность скучна и богата и театр – единственный выход из жизни. Зачем же из жизни-то выходить?

—   У каждого есть свое понимание жизни, поскольку все это иллюзия. Можно попытаться найти, что есть сущность, истина. Если этим не заниматься, то мы будем похожи на животных. Мы должны искать прежде всего духовное прикосновение к вечному. Вот, пожалуй, тот путь, который я ищу, но не нахожу. И я в состоянии растерянности, потому что еще ни у кого не прочел, кто бы нашел верного пути к истине. Ни у Пушкина, ни у Моцарта, ни у Папы Римского.

—   Ваш телевизионный соведущий академик Панченко сказал, что приличный человек не пойдет во власть. Почему же вы в свое время баллотировались в депутаты?

—   Это навязчивые слухи. Я никогда туда не баллотировался. Отчасти Панченко прав. Но с другой стороны, нельзя судить о тех, кто занимается политикой, со стороны. Ведь кому-то нужно заниматься этим делом. Я надеюсь, что появляются профессионалы. Но это каторга, адский труд. Это клеймо на всю жизнь. Я на это не способен. Я не такой сильный мужчина.

—   На эстраде вы работаете один, в театре и в кино с партнерами. Как вы себя уютнее чувствуете?

—   Когда я выступаю один, то зарабатываю деньги.  Это не значит, что я халтурю, но это мой заработок. А выступая с партнерами, пытаюсь заняться более духовными проблемами. С партнерами я чувствую себя комфортнее.

—   Игорь Владимиров был первым вашим режиссером. А вы помните других людей, которые как-то переменили вашу судьбу.

—   Так случилось, что в театре я работал только с ним. В кино, конечно, я снимался у многих режиссеров. В том числе и у Яна Фрида, который начал мою киножизнь. Думаю, что кроме родителей, вообще-то, никого и не бывает по большому счету. Я не был на фронте, в космосе, не делал операций. Бог меня миловал. Я жил довольно ровно.

—   Вы окончили музыкальную школу при консерватории, а затем пошли учиться на актера. Почему – не в музыкальном направлении?

—   Музыкальные школы ежегодно выпускает тысячи людей. Но не все они музыканты. Либо Бог поцеловал тебя в темечко, либо нет. Я грамотный, но плохой музыкант. Техники-то у меня много, но у меня нет дара Божьего. Я вовремя это понял.

—   Вы сейчас песни пишите?

—   Нет, и никогда не писал. Я не композитор и не поэт.

—   Вы с Розенбаумом создали театр «Бенефис». Как он поживает?

—   В свое время все бросились создавать театры. В Питере в один год организовалось их более 700. И есть те, у которых это получилось. Скажем, у Вячеслава Полунина. Мы организовали театр тоже. Скорее всего, он стал юридическим адресом, но не творческой единицей. Формально он существует до сих пор.

—   Вы популярный артист, снимаетесь в кино и еще ведете телепередачи «Домино», «Боярский двор», «Белый попугай»… Зачем вам такой разброс? Это что – поиски жанра?

—   Все эти передачи уже в прошлом. Но я не созидатель, просто меня приглашают. Это моя профессия. И пока меня используют, значит, я еще кому-то нужен.

—   Порой вы сами берете интервью. В частности, мне запомнился ваш разговор с Виктором Пелевиным. А что труднее — отвечать на вопросы или задавать их?

—   Каждое интервью это художественное произведение. Все зависит от того человека, кто это делает. После твоего разговора с кем-то должен остаться хороший след.  И надо знать, что спрашивать и что отвечать. От человека должно идти тепло. Такими, например, были Никулин, Каплер.  Это талант — быть настоящим интервьюером.

—   В фильме-сказке «Мама» вы так хорошо играли волка, что дети присылали вам письма, в которых писали «Я люблю тебя, Волк». А какого волка легче сыграть доброго или злого?

—   Волков не бывает злых. Я еще не видел такого мультика или сказки, где бы волк был злым страшным зверем. Он всегда обладает юмором, всегда попадает в ситуацию, где его бывает немножко жалко. Возьмите хотя бы  «Три  поросенка», или «Ну, погоди!».  Так что я – веселый Волк.

—   Юрий Никулин не случайно пригласил вас своим замом в «Белом попугае». Вы любите больше рассказывать анекдоты или слушать?

—   Слушать, конечно. Особенно в его исполнении. Это был такой праздник. Наверное, потому, что они проходили через призму его  доброго сердца. Такое дано не многим.

—   А почему вы всегда в шляпе? Чтобы «перьями покачивать»?

—   А Бог его знает. Просто мне нравятся шляпы. У меня их штук пятнадцать. А если вас удивило, что я сейчас в кепке, то это просто чтобы шляпу под дождем не мочить.

—   То, что ваша жена Лариса Луппиан – актриса,  это в жизни плюс или минус?

—   Конечно, плюс. Потому что помимо того, что мы просто нравимся друг другу,  у нас есть общие интересы, и мы можем до утра проговорить на общие для нас темы. Это здорово.

—   Вы много гастролируете. Домой возвращаетесь с удовольствием? Любите свой дом?

—   Ну, конечно! Для меня возвращение домой как глоток свежего воздуха, глоток хорошего вина, глоток любви.…  Где бы я ни находился, я мечтаю о возвращении домой. И в последние годы все чаще и чаще.

—   Ваши родители актеры, жена актриса. А на детей эти актерские гены как-то перешли?

—   Дочка училась на курсе театральной академии у замечательного режиссера Льва Додин и сейчас уже довольно известна, как актриса. Сын закончил музыкальную школу при консерватории. У него есть образование экономическое и правовое. Он занимается музыкой, выпускает пластинки и пытается сам себе быть спонсором.  Пока вроде бы получается. Я в этом плане совсем ничего не понимаю. Мне повезло, что в свое время я сам не оплачивал свое появление на ТВ.

—   А вы с внучкой Катюшей дружите?

—   Я обожаю ее. Хотя я не проявлял внешне к ней любви, не сюсюкал и от этого у нее была еще больше тяга ко мне. Она меня называла – супердедом и все время хотела быть со мной.

—   Вы страстный болельщик «Зенита». У вас есть свое место на стадионе. Вы сами играете за команду актеров. Как, по-вашему, футбол – это спорт или искусство?

—   Да, я страшный поклонник «Зенита», но после таких разгромных поражений, как, скажем, 7:1.… Так разочаровывать своих болельщиков просто нельзя. На стадион мы ходим нашей группой актеров. Там Скляр, Мигицко, другие ребята. И сам играю в команде «Старка». Играю в нападении. Слева – Харатьян, справа Газманов.  Пока еще могу пару раз ударить по мячу, но надолго меня уже не хватает. Для меня футбол – искусство. Я не вижу в нем каких-то там достижений. А вот как идет игра, красота ее – в этом есть прелесть.

—   Вы патриот Питера. Как, например,  по-вашему, прошло празднование 300-летия города?

— Было замечательно. Такое ощущение, что Петербург почистился, надел смокинг, бабочку, закурил дорогую сигару. Даже, если это и какие-то внешние признаки, я считаю, что все это для Питера имеет смысл. Хоть что-то да улучшилось. Никогда еще 14 президентов не собирались вместе, а тогда собрались и я имел честь быть с ними, общался с Шредером, Шираком, Блэром. И еще я встречался с Полом Маккартни, играл с ним вместе на рояле. Я ведь многолетний безумный поклонник битлов и знаю о них больше, чем они сами о себе.

Вам понравилось?
Поделитесь этой статьей!

Добавить комментарий