Майк сделал контрольный выстрел в голову. Тело вздрогнуло и издало хрип. Он обвел взглядом разрушенное пространство ангара. Около полутора десятка разбросанных повсюду неподвижных тел говорили о том, что бой окончен. Майк убрал пистолет в кобуру и отключился до следующей битвы. Его окутала тьма. Он повис в пустоте, утратив какое бы то ни было осязание. Пропало даже ощущение тела. Осталось лишь осознание, память о самом себе и тревожное чувство ожидания войны.
Он не помнил своего прошлого, не помнил, как сюда попал. Он только знал что должен делать – убивать тех, кто пытается убить его, вооруженных людей, внезапно появляющихся из разных мест. Его кровавый путь всегда начинался одинаково: он пробуждался в одном и том же месте и шел, шел, шел по одному и тому же маршруту, расстреливая назойливых врагов.
Но последнее время в его запрограммированном одиночестве начали происходить изменения. В периоды между боями ему стали сниться сны. Поначалу они были похожи на краткие цветные вспышки и он не мог разобрать сути своих видений, но со временем он научился понимать их. Это были мимолетные, цветные, живые образы, совсем непохожие на те серо-зеленые объекты, которые он привык видеть, пока пробирался к цели, пульсировавшей в его сознании навязчивой мыслью. Новые видения пахли «свободой», и хотя в его интеллектуальном арсенале не было подобного понятия, он все же чувствовал ее, желал ее, стремился к ней и с нетерпением ждал конца кровавой бойни.
В конце концов он научился продлевать свои сновидения и соединять их в некую логическую последовательность. Все чаще ему удавалось начинать сон с того момента, где он видел свой однообразный мир на экране какой-то пластиковой панели, которая, как он узнал впоследствии, называлась «монитором». Он вставал из-за горизонтальной плоскости на четырех штырях, служившей своего рода подставкой для монитора, и шел совершать кучу непонятных ему действий, непонятных настолько, что его ум в конечном итоге доходил до такой стадии напряжения, что Майк терял контроль над сновидением и вновь оказывался в темной пустоте. Прошло достаточно много времени, прежде чем Майк разобрался во всех хитросплетениях новой, как ему нравилось думать, жизни. Он научился удерживать себя в этом состоянии, быть тем, кем видел себя.
В новой жизни, или, иначе, сне, его называли Джеем Янгом. Люди, среди которых он жил, не были похожи на людей из его мира, однолицых мужчин, вооруженных до зубов. Здесь они все были разные, не похожие друг на друга: лица, одежда, речь, манера поведения, возраст – все отличалось. Отличалось настолько, что Майку пришлось провести колоссальную работу по систематизации различий.
Здесь он впервые увидел людей, у которых были длинные волосы и две мягкие выпуклости на груди. Маленькие из них назывались «девочками», те, которые постарше – «женщинами». С одной такой женщиной он жил в одном доме – он называл ее «мамой». Она заботилась о нем. Был и «отец», который чем-то напоминал солдат из его реальности, но который не преследовал цели убить его. Напротив, этот помогал и вообще был очень внимателен к Джею. Со временем Майк понял, что он их «сын» – человек, зависящий от «родителей».
Джей ходил в «школу» – место, в котором собирались «дети» для того, чтобы зарабатывать баллы. Это напоминало Майку его мир, где после прохождения очередного этапа он получал очки, в результате чего у него появлялось более мощное оружие. Школьные баллы в некотором роде тоже были оружием – они приносили их владельцу авторитет и особенное внимание «учителей». Как он понял, они обеспечивали бόльшую выживаемость, по крайней мере так говорили «учителя». Они пророчили успешным детям хорошее будущее – победу, в понимании Майка.
Но не ко всем вместе с баллами приходило уважение. Была и такая категория успевающих детей, которая терпела унижения от сверстников. Обидчики называли их «ботанами», «лохами» и прочими эпитетами, вызывавшими отвращение у сверстников. К последним относился и Джей. Впрочем, он не получал и особо высоких баллов, учеба его не интересовала; он, скорее, учился для родителей, потому что знал, что низкие баллы очень сильно их огорчают.
Джей страдал. Систематические издевательства ограничивали его свободу, которую Майк больше всего ценил. Будучи детищем войны, он остро чувствовал наносимый его двойнику вред. Было в этом что-то от смерти, о присутствии которой Майк никогда не забывал. Ощущение смерти было центром его существа, поэтому он все больше проникался проблемой Джея и однажды у него появилось желание помочь ему. Поначалу Майк относился к жизни Джея как к просмотру фильма, он сопереживал, но делал это отстраненно, не придавая особого значения происходящему. Но потом, когда он научился контролировать сновидения и даже влиять на них своими желаниями, его отношение изменилось и он стал задумываться над тем, как помочь мальчику. Это был уже не совсем Джей, за которым наблюдает Майк. Это все больше был Майк, проглядывающий сквозь оболочку Джея. Когда Джей повесил в своей комнате постер с изображением Майка, тот понял, что пришла пора действовать.
Первым шагом на пути решения проблемы стало знакомство с оружием. В мире Джея дела с оружием обстояли не так, как в мире Майка. Здесь оно не появлялось само по себе, здесь нужен был четкий, детальный план. И Майк, будучи идеальным стратегом, этот план создал. Для этого он завел знакомство на сайте любителей оружия. Среди множества желающих покрасоваться со смертельными игрушками в руках он нашел несколько подростков, с которыми установил тесные отношения. Они обсуждали компьютерные игры «стрелялки», художественные фильмы с обилием сцен убийств, делились тайными желаниями, основным из которых было лишение жизни пары-тройки ненавистных им людей, мешающих им спокойно жить.
Когда круг юных боевиков был более-менее сколочен, Майк предложил встретиться и пострелять по бутылкам. Предложение было встречено положительно. Встреча прошла успешно с одним минусом – оружие было не огнестрельным, а пневматическим. На встрече Джей впервые представился Майком, выбранным в качестве прототипа. Майк же теперь чувствовал себя в новом мире живущим по-настоящему. Можно сказать, что Джей с этого момента стал Майком, а Майк – Джеем; грань между двумя личностями исчезла. Джей стал более замкнутым, обозленным, временами грубым. Родители делали скидку на возраст и объясняли личностные изменения сына переходным периодом. В классе Джей теперь не общался ни с кем, даже с девочками. Их смешки вызывали в нем негодование, но он не позволял себе срываться. Он тайно носил в себе план, приближая долгожданную развязку, сулившую торжество, победу, триумф.
На одной из встреч появилось огнестрельное оружие. Это был пистолет, принесенный членом группы тайком от родителей. Сделав несколько выстрелов, почувствовав сокрушающую мощь железного механизма, Майк ощутил, как в нем пробуждается сила и растет уверенность. Оставался последний шаг – воспользоваться пистолетом отца Джея. Тот лежал в сейфе, ключ от которого хранился в шкатулке с мамиными украшениями. Джей знал это, поэтому ему не составило никакого труда завладеть долгожданным предметом.
Следующим утром, еще помня телесную дрожь от выстрелов, производимых накануне, Джей в числе прочих школьников, стекавшихся со всех сторон, приближался к школе. Орудие возмездия, помещенное за ремень брюк, напоминало о себе увесистой твердостью. Вот он поднялся на крыльцо, преодолел вход, оказался в фойе, прошел в раздевалку и затаился в ожидании первого звонка. Сердце билось так громко, что заглушало собой коридорный гам. Томящийся гнев, обида, желание отомстить, испортить привычный ход вещей, сделать плохо всем слились с холодной трезвостью убийцы.
Прозвенел звонок, и пространство школы стало в скором темпе освобождаться от суетливых тел. Когда воцарилась тишина, Майк поднялся и вышел из раздевалки. Направляясь к классу, он случайно встретился с учителем физкультуры – крепким молодым мужчиной, вызывавшим у Джея неприязнь из-за своих армейских шуток над хилостью подростков. Преподаватель, не сумевший на свою беду оставить без внимания опоздание Джея, остановил его и начал отчитывать, подкрепляя свои доводы избитыми тезисами об известных ему неудачниках, слонявшихся, как и Майк, без дела.
– Тебе, Джей, непременно нужно поучиться у твоих сверстников умению успевать, – сказал учитель и замер. На него смотрел «Магнум 44» и неуязвимо сверкал серебристой поверхностью.
– Боюсь, вы меня не за того приняли, учитель. Я – Майкл Страйк, – уверенно произнес Майк и выстрелил мужчине в грудь.
Учитель упал, а спокойный и торжествующий Майк пошел дальше по коридору. Он видел, как школьники, привлеченные звуком выстрела, выбегали из классов и тут же прятались обратно. Тот, кто не успевал исчезнуть из поля зрения Майка, получал пулю. Их тела оставались лежать, а он все шел и шел, уровень за уровнем, этап за этапом, шел к своей цели. Это была месть за Джея. Месть на поражение – за унижения и равнодушие окружающего мира, за боль затравленного одиночества. Майк должен был уничтожить врага, должен был выжить, выжить так, как его научила жизнь. Он должен был победить.
Екатеринбург
Сентябрь 2015