Всякий, кто на меня посмотрит, скажет: этот живет только для желудка. Я большой, у меня нескладное тело, самый вид которого словно исключает присутствие мозга. Так всю жизнь, со школы. Все считали меня придурком, существом без извилин.
Но это и лучше. Такое положение меня устраивает, оно избавляет от людского любопытства. Кому интересен недоумок?
Но я не недоумок, напротив, порой мне кажется, что я умнее всех политиков вместе взятых.
Мне сорок лет. И работаю я в первоклассном супермаркете. Вот бы удивились мои мамочка и папочка, отдавшие меня в класс для придурков. От мамочки и папочки, называвших меня кабанчиком, я благополучно сбежал.
Теперь живу на Восточном берегу, между мною и ними океан. Работать в магазине мне нравится. Конечно, надо шевелиться. Но я физически силён. Бывает, вечерами, после работы, хожу в зал, благо он в двух шагах от магазина.
Многие оттуда, после тренировки, приходят к нам — за продуктами. Эта пара пришла, похоже, тоже после фитнеса. Оба в тренировочных костюмах, он в чёрном, она в фиолетовом. Я их заметил, когда они подходили к кассе. Он седой, улыбчивый, она слишком серьезная, словно заснула и ещё не вышла из сна.
Наверное, я слишком пристально на неё посмотрел, женщины не любят таких взглядов. Я смотрел им вслед, когда они отошли от кассы. Он шёл впереди, толкая тележку, она шла за ним. У неё была удивительно легкая походка.
Появлялись они довольно регулярно, видно, ездили на фитнес раза два в неделю; не знаю почему, но я за ними следил, особенно за ней, но так, чтобы она не видела. Если они подходили к моей кассе, она всегда смотрела в сторону. Иногда они перебрасывались фразами. В своих скитаниях я сталкивался с разными людьми, говорящими на разных языках. Мне не трудно было понять, что они говорят по-русски.
Я сразу вспомнил, как однажды, когда я ещё кантовался на том берегу, мне в руки попалась книжка. Она называлась «Легкое дыхание», в ней были рассказы. Мне эти рассказы жутко не понравились, в них не было сюжета, описывались разные женщины, с которыми у автора было то, что сейчас называется сексом, а в те незапамятные времена звалось любовью. Я книжку не дочитал и выбросил где-то по дороге, мне показалось странным, что ее написал нобелевский лауреат, что значилось в предисловии. Но, наверное, и среди нобелевских лауреатов есть такие, чьи произведения нравятся только тем, кто делает их лауреатами.
Да, пара меня заинтересовала, особенно она, и трудно объяснить, чем именно. Может быть, непохожестью на американок? Что-то в ней было нездешнее, но не в смысле яркости и крикливости, как у женщин с островов, или, скажем, пуэрториканок или негритянок из Африки, а как раз противоположное — тихое и воздушное.
Видела ли она, что я за ней наблюдаю? Точно не скажу, но, может, и видела. Женщины чутко ловят взгляды.
А потом вдруг что-то случилось — он стал приезжать один. Ее не было. Он набирал продукты, они были те же, что и при ней. Но он был один.
Наверное, я мог бы выбрать ещё кого-нибудь для наблюдений, какую-нибудь другую пару или просто женщину, за которой хочется наблюдать, но больше такие не попадались.
Прошло месяца два с момента ее исчезновения. И вдруг я увидел их вдвоём. Вечерами я выхожу из магазина и собираю тележки. И вот вижу: подъезжает машина, и из неё выходит он. Вытаскивает из кузова складную инвалидную коляску, ставит ее на колеса и подкатывает к передней дверце. И она усаживается в эту коляску для инвалидов, одна нога у неё в тяжелом чёрном сапоге, какие носят после переломов, попавшие в аварию. И этим тяжелым чёрным сапогом она отталкивается от мостовой, и коляска медленно, ужасно медленно едет. Я отвернулся — не мог смотреть. Очень уж это было неожиданно.
Больше вдвоём они не приезжали. А мне в ту ночь привиделся сон. Вообще-то я сплю без снов, а тут вдруг привиделась, что бегу что есть мочи по мощёной дороге и знаю, что оглядываться нельзя. А сзади, как назло, раздаётся какой-то лязг, что-то скрежещущее едет за мной. Я не могу удержаться — и оглядываюсь. Всего на долю секунды, чтобы только заметить медленно двигающуюся коляску и женскую фигуру на ней. Просыпаюсь с мыслью, что нарушил запрет — оглянулся и теперь мне за это что-то будет. Но потом оказывается, что это тоже во сне. При настоящем пробуждении уже ничего такого не было, светило солнце, нужно было собираться на работу… Одеваясь, я размышлял, почему женщина в коляске сидела ко мне спиной, мне бы хотелось увидеть ее лицо.
Летом я по четвергам езжу на подстрижку газонов. Мы справляемся с этим вдвоём с тинейджером Джоном, я управляю косилкой и стригу траву, он сгребает ее в кучу.
В тот день мы приехали на новое место, видно было, что траву здесь не стригли давно, я работал в саду, а Джон на дороге вдоль проезжей части, где лежала куча скошенной травы. Помню, я вылез из кабины и вышел за садовую ограду — и тут увидел ее.
Она шла по дороге. Сначала я подумал, что обознался. Но потом понял, что это она. Она шла медленно и сильно хромала. Джон освободил от травы местечко для прохода, она ему кивнула — и взглянула на меня. И заулыбалась радостно. Я понял, что она меня узнала, — и тоже ей улыбнулся. А потом она прошла ещё раз — уже назад, видно, это была ее прогулка. Мы с Джоном стояли возле дорожки, и я помахал ей рукой как старой знакомой.
В ту минуту я ни о чем не думал. А потом, когда она прошла, подумал вот о чем. У русского писателя, рассказы которого мне так не понравились, был один, кажется, он назывался «удар молнии». Это когда увидишь человека, женщину, и словно молния тебя ударит. Сейчас я думаю, что такое бывает. В следующий четверг я снова поеду косить траву. Я очень жду четверга.