Крах феминизма?!
Каждую ночь мучили Нону события четверть вековой давности.
Она стояла на краю обрыва над великой рекой, и огромные пьяные мужики готовились столкнуть её с высоты, на погибель.
Она, их ночная жертва, изнасилованная, избитая, искалеченная ими, бывшая девственница, над которой они втроём со смехом измывались всю ночь, была обязана замолчать навеки.
Измождённая, часто в течении ночи терявшая сознание, стояла она равнодушная ко всему, словно разум потерявшая…
И, вдруг, взошло солнце! И даже её палачи и мучители замолчали изумлённо, будто впервые в жизни увидали восход!
Они ушли, а она смотрела на солнце….
Весь тот ужас произошёл с ней в большом волжском городе, где она училась в университете, а жила в общежитии.
Из общаги долгое время она никуда не выходила, а лежала, вся в компрессах с бодягой, сводя синяки и кровоподтёки, не отвечая на вопросы любопытных сожительниц по комнате, не разговаривая вообще, словно внезапно онемевшая. А и вправду она будто ничего и не помнившая хотела только одного, чтоб оставили её в покое, и дали возможность спать! Правда, сон давался только приёмом снотворного!
После того, как зажили раны на коже, пошла она в районный кожно-венерологический диспансер. Врач, её осматривавшая лишь удивлялась тому, что столь молоденькая девушка с огромными печальными глазами, занималась не только обычным, но и оральным и анальным сексом?! Жертва не без удивления узнала, что участь венерической больной её миновала.
Зато через какое-то время обнаружилось, что беременна она!
Взяв академический отпуск она перевелась на заочное отделение..
Дома плакала мама, сколько помнила её Нона, плакала она всегда. Но всплескивая руками от дочернего молчания, смирилась…
Нона продолжала жить, словно во сне. Её даже шевеление плода внутри неё не «разбудило, оно было продолжением сна….
Рождение дочери стало толчком, обращением к живой жизни, к тому, кто зависел от неё! Воскресла она!
Марина-дочь, стала взрослой, да и сама Нона расцвела, какой-то удивительной красотой зрелой женщины. На службе в информагентстве она слыла недоступной красавицей, избегавшей даже оставаться наедине с мужчиной. Многие мужчины, в особенности те, чьи ухаживания были ею отвергнуты, распускали слухи, о её женской холодности, возможно фригидности, а может ещё чего похуже, вроде вагинизма. Ведь была она, страшно сказать, да ещё и для их небольшого городка – феминисткой! И, в самом деле, будучи журналисткой, всю себя она посвятила защите женщин! От всего на свете, но в первую очередь — от насилия!
Красавица дочь во всём поддерживала красавицу мать.
Но никто, даже дочь, не знала о ночных кошмарах, тянущихся из прошлого, что буквально третировали её мать. Потому Нона и научилась сокращать время неконтролируемых ею состояний, спать мало, на минимуме. Поздно ложилась и рано вставала всегда, несмотря на времена года. И всё бы шло обычно спокойно, если бы однажды девушка не заговорила с матерью о терзающих её сомнениях из-за отношений со своим дружком.
Дочь плакала, а надо сказать, что Нона не терпела женских слёз! Сама, «после того» разучившись плакать. Даже на похоронах матери слезинки не проронила. Как ни тяжело на душе было! От этого многие, женщины в особенности, и считали её, хоть и сильной, но ,наверное, бездушной. А ведь до той ночи юная Нона была не просто к слезам склонной, а часто рыдающей!
-Что случилось, Маринка? – сдерживаясь не только от раздражения, но и от охватившего её предчувствия беды, спрашивала она взрослую дочь.
-Мама, не знаю, что мне и делать?! Ты-то ведь в курсе наших с Вадькой отношений, — девушка, не сдержавшись, зарыдала.
Но сейчас это на удивление никак Нону не начало нервировать, она только обняла любимое существо, испытывая отчаянную жалость к ней.
-Мам, Вадик хотел, чтоб я ему,- заикаясь, девушка не могла говорить.
— Что? — трясла её мать.
—Ну, вот то, о чём ты писала в своей статье! Ну, там где о «модных моделях полового поведения», — дочка перестала рыдать, но тихо скулила, будто маленький щенок.
Ещё бы Ноне было не помнить эту свою статью, хоть и была она трёхлетней давности. Статью не хотели брать в журналы, и она опубликовала её в своём Живом Журнале. Она пользовалась большой популярностью в сети! О ней говорили, её цитировали, она имела массы, как своих сторонников, так и своих противников. Хоть сама Нона всего лишь пользовалась результатами исследователей, как отечественных, так и зарубежных. То есть объективными данными! Она и писала в ней, что « только три процента получают удовольствие от анального секса! Что организм женщины не приспособлен, чтобы получать от орального секса, удовольствие или оргазм! И что все «курсы обучения «минету» с зазывающим названием : «Открой в себе женщину!» совершенно мошеннические, чтоб не назвать хуже! Она дошла до того, что согласилась с мнением сексопатологов, что «Секс – это оргазм для мужчин!»
В той статье, Нона восставала и против того, что некогда, на заре феминизма, многие деятельницы движения были против самой распространённой в сексе позы «миссионера»?! А ведь эта поза была «лицом к лицу», и не важно, кто был снизу или сверху ?! Но современных феминисток не волновало при этом, что в излюбленном ими оральном сексе, то, что женщина стоит на коленях?! Либо то, что было главным в человеке, богоподобным, его лицо, было сокрыто?! Отсутствовало главное, что некогда русский философ назвал «любовью к лицу», а вместо неё торжествовала «любовь к любви»!
— Не плачь, моя любушка, объясни Вадиму, что этот контакт есть не подтверждение любви, как считают многие, а всего лишь принятие его прихоти! Что это не хорошо, если вы думаете о дальнейшей совместной жизни, о детях… И это вовсе не укрепляет семью, чтоб там не твердили, а размывает её…Если твой парень не свободен, а свобода это с а м о о г р а н и ч е н и е, то зачем тебе связывать себя с рабом собственных страстей?! Для меня, например, р а б с т в о неприемлемо ни в каком варианте!
И, вдруг «железная Нона» сама зарыдала?!
Потрясённая дочь закричала: «Мамочка! Что с тобой?!»
— Ничего, Марина! Накопилось много чего, особенно после прошлогодней ночи в Кёльне, когда по дикому мужскому кругу гоняли женщину, как несчастное жертвенное животное! И это в стране победившего феминизма?! Тогда только я поняла, что феминизм крах потерпел…
Первая любовь
Она была книжным ребёнком, книжным подростком, стала книжной девушкой. Только потом к ней пришло понимание того, что книга не только давала и простор и полёт душе, томившейся в монотонности советского существования, не только открывала путь воображению, не только говорила о многообразии жизненных моделей Ещё и была она з а м е н о й жизни, была, грубо говоря, бегством от этой самой живой жизни.
Потому девушка и влюбилась поздно, не как другие, а только в 18, будучи в одиннадцатом классе. Ведь при Хрущёве, кроме кукурузы и повальной химизации было ещё два года выпуска из «одиннадцатилетки».
Одноклассница предложила ей встречать Новый 1964 год в большой компании. Встречать решили у неё, родители (тогда только входило в обычай именовать их «предками») уходили в гости, и квартира была в их распоряжении. Решили оставшиеся две недели до праздника провести всем вместе, чтоб познакомиться и лучше узнать друг друга.
И вот они встретились все вместе, пятеро мальчишек и четыре девчонки. Мальчишки разочаровали «книжницу»!. Никого из них она и представить не могла в роли своего «героя»! Все они были ровесниками, такими же обыкновенными, как и её одноклассники.
Зимнее веселье особенное. Разгорячённые красным винищем, выпитым по глотку каждым прямо из бутылки, все ватагой ехали по замёрзшей луже, чтобы тотчас же всем вместе с хохотом и громкими криками упасть. Катались на финских санках, только вошедших в обиход, съезжали на них с самых крутых горок. Катались за городом на лыжах…
Как-то, в быстро наступивших зимних сумерках, катались она на санках с крутой горки с Женькой, самым широкоплечим и сильным из мальчишек.
Они неслись по склону, ветер завывал, в темноте белым был только снег. Она сидела, сжавшись от ужаса и страха, Женька стоял на запятках. И, шептал ей на ухо: «Я люблю тебя!» А она, даже через стоны ветра, слышала или ей казалось, что слышит именно это. Как в Чеховском рассказе! И так же как в рассказе, когда Наденька не могла точно сказать, было ли это или почудилось, послышалось ей. Так и она ни в чём не была уверена, может быть лишь в том, что ей хотелось это услышать?!
С того вечера она стала думать о нём. Как Татьяна об Онегине. И всё повторяла пушкинские строки: «Пришла пора, она влюбилась» Ей он стал видеться другим. Вовсе не «толстым», каким он показался с первого раза, а с натренированным, мускулистым телом, подобный тем, кого нынче называют «качки». Кроме того, он, как и она, был библиоманом.
А в первые минуты Нового года, он поцеловал её, затащив в ванную комнату. Она была потрясена! Кроме того, что читала книжки, она ведь смотрела ещё и фильмы. А в фильмах, всё заканчивалось поцелуем. Это был как бы финал отношений?! А у них это случилось в начале? Хоть была ею прочитана «Жизнь» Мопассана с ужасом первой брачной ночи, она, как-то во многом ориентировалась на кинематограф. Неожиданным было всё, особенно прикосновения. А он губами и руками ласкал её, лицо, шею, грудь… Тогда-то, невольно отвечая ему, погрузилась она в сладкое море объятий, ничему не удивляясь ни в нём, ни в самой себе…
Они встречались несколько раз в неделю, класс-то был выпускной, и ещё надо было учиться. В первое время они даже мало говорили, не до того было. Они исследовали и любили тела друг друга, узнавали. И, то, что раньше показалось бы ей чем-то постыдным, уже не представлялось таким.
Изредка они бывали у него, у него была «своя» комната. Но в те времена только начинавшейся раскованности, родители ещё не имели привычки предупреждающе стучать в дверь, перед тем, как зайти. И, потому, заслышав приближающиеся шаги в коридоре, они спешили отлепиться друг от друга и сидели, пережидая…
Чаще целовались, обнимались, зажимались в подъездах у больших батарей парового отопления, особенно на площадках, ведущих на чердак, где не было квартир. Там было относительно спокойно, и там они предавались телесным утехам. То, что нынешняя молодёжь и утехами-то не посчитает! В свои восемнадцать лет они были невинны, подобно Адаму и Еве в Эдемском саду.
Наступившая весна принесла долгожданное тепло. Но душу её, словно сквозняком протянуло, было знобко. Любимый, её Единственный словно бы охладел к ней?! Вроде б как она ему надоела?! И это тогда, когда все скамейки, ночами, по крайней мере, могли принадлежать им. И не надо было прятаться по подъездам, даже таким тёплым, как «Ташкент». Так прозвали они один из подъездов с отопительной батареей во всю стену.
Дома она сидела, скрючившись, над магнитофонной бобиной, с которой голос Окуджавы ей объяснял, что «…любимой слыла, да ненужной была…»
Да ещё, когда все засыпали, она лежала беззвучно плача, раздумывая о нём. Она начала многое понимать, припоминая, как он злился, за то, что она не хотела ему отдаться, полностью стать его женщиной. Чтобы им не только узнать, но и познать друг друга. Хоть ему и ведомо было, что она к этому готова. Просто хотелось ей, чтоб произошло это впервые не впопыхах, с оглядкой на кого-то нежданного постороннего, а где-нибудь на лугу или лесу, утопая в высоких травах, чтоб свидетелями их первой близости были солнце, ветер, травы и птицы. Чтоб потом вспоминать об этом всю жизнь, как о самом главном мгновении её. Торжественности ей нужно было, что ли, чтоб этот миг стал точкой отсчёта Новой истории Любви. А вышло всё наоборот…
Полное его отторжение произошло на выпускном вечере, когда он даже не подошёл к ней. Пригласил на танец её подругу.
И, тогда, впервые в жизни почувствовала она то, что называется тяжестью душевной, печаль, не вырвавшуюся наружу в словах. Когда нет н и ч е г о, ни слов, ни слёз, когда не только не хочется ничего, но и не можется. Одна только каменная тяжесть в груди.
«Вот это и есть грудная жаба! Ни вдохнуть, ни выдохнуть!» — плыли в голове бесцветные, ни о чём не говорящие слова. Иногда казалось, что ей и идти не можется, даже ноги переставлять. А что могла? Ничего, ничего, ничего…
Но всё проходит, и это прошло…
Множество раз влюблялась она, её бросали, она бросала…
Очаровывалась и разочаровывалась…
Но никогда больше «грудная жаба» так не придавливала её. Только слёзы обычно катились, женские слёзы…
Хоть не стал он её первым мужчиной, но первой Любовью остался…
Может, единственной?
Да что об этом нынче рассуждать?! Теперь вон Всемирная организация здравоохранения внесла любовь в свой список. Ещё не как болезнь, но уже как патологию
Что есть любовь?!
С Надежды Николаевны и половину ставки сняли, сделав её полной пенсионеркой. А ведь сколько десятилетий, она, кандидат медицинских наук, ведущий врач психиатрической клиники, проработала здесь! Но после семидесяти пяти, когда работала на неполную ставку пять лет, пришлось уйти!
И вот столкнулась ещё бодрая и работоспособная она с проблемой свободного времени, не зная, куда его деть?!
Была Надежда Николаевна дважды вдовой, и один раз матерью. Бабушкой, уже и сын немолодой вместе с невесткой, то ли не желали, то ли не могли её сделать. Но недаром она Надеждой была, она продолжала мечтать о внуках!
Вставала она рано, легко завтракала и шла на прогулку. В смартфон она закачала шагомер и теперь точно знала, сколько шагов ею было пройдено.
После прогулки обедала и просматривала, по привычке, новую литературу по специальности, и реферативные журналы, взятые в научной медицинской библиотеке.
А позже начиналось самое радостное в текущем дне, она входила в Фейсбук, в ту единственную социальную сет, что приносила ей радость?! Жизнь в полной семье или вдовствующее существование не вызывали в ней ничего подобного тем чувствам, что владели ею сегодня?! Это было удивительно и как ни странно примиряло её с текущей жизнью! В ФБ обитало множество интереснейших людей, с которыми в реальности точно было не познакомиться, и то, о чём она читала здесь либо участвовала в какой-нибудь полемике, дарило чувство жизненной полноты?!
Вот и сегодня её поразила статья, опубликованная в одном из новых интернетных журналов. Это было повествование из времён Второй Мировой войны, что много десятилетий как входила в круг интересов Надежды Николаевны. Ведь она и сама была «ребёнком Войны», родившейся в 1941 году!
Речь в этом повествовании шла о знаменитом коллаборационисте, которого через много лет убили в Южной Америке, положив записку о том, что его преступления не забыты! Но не это потрясло Надежду Николаевну! Этот приспешник немецких нацистов не мог, просто не мог обойтись в своей жизни без молоденькой красивой еврейской девушки?! Как ни хотел он избежать этого! Ведь это ему, потомку остзейских баронов, по законам «о чистоте и осквернении арийской крови» грозило страшным?! Вон даже у Геббельса была попытка самоубийства, когда ему поставили в вину связь с не арийкой, кинозвездой Лидой Бааровой?! Так она же чешка была, а тут е в р е й к а ?!
Он, этот негодяй, то привозил её в гетто, то узнав о ликвидации всех евреев в гетто, увозил в багажнике своей машины… Поселял в своём загородном доме, и его жена даже должна была обеспечивать девушку всем необходимым. И отправляясь, подобно многим нацистам в Южную Америку он и её увёз с собой. Может быть и не только, как жизненно необходимую ему, но и как свидетельницу того, что он спас еврейку!
Сама, дожившая до преклонных лет Надежда Николаевна, не жалующаяся на раздражительную слабость, знала о мужчинах немало. Они присутствовали в её жизни всегда, как мужья, как любовники, как те, о ком мечтала, как те, кто её бросил. Редко когда случалась обоюдная страсть, когда случалась, наконец, гармония…
Размышления о любви, о её природе занимали большое место в её повседневности, ещё и как практикующего психиатра! Она, то выводила формулы любви, то отбрасывала их, как несостоявшиеся гипотезы или версии…
Когда-то она задумывалась над метафизикой любви, в чём её «поддерживали» и А.Шопенгауэр, а то, Н.А.Бердяев, ей привозили его труды из-за границы…
В конце ХХ века метафизика сменилась химией?! Ей рассказали о работах австрийского физиолога Кромбаха. Тот считал любовь всего лишь химией. И выводил даже формулу любви: «ЦЕ три, Аш одиннадцать, Эн»! Этот фермент, состоящий из углерода, водорода и азота, вырабатывался в головном мозгу , и как утверждал доктор Кромбах, был непосредственно связан с переживанием чувства любви человеком!
Ещё и сама Надежда Николаевна обнаружила, что, у её «сошедших от любви с ума» пациентов наличествовала в обязательном порядке психо-эмоциональная зависимость от предмета их чувства! Во всех бесчисленных любовных историях было одно и то же! Какими бы разными по всему, уровню образования, происхождению, общественному или материальному положению они ни были?!
Сегодняшняя история была особенной, потому что происходила в условиях реальной смертельной опасности, на грани жизни и смерти! У девушки Мариам это была опасность ежедневной гибели, у её «покровителя», соблазнителя, сделавшего её своей сексуальной рабыней, была практически наркотическая зависимость! Оттого и приходилось ему снова и снова спасать её! А что ему, этому нацисту оставалось делать?! Когда она для него была всем: водой, кислородом, едой, всем-всем без чего не может обойтись человек?!
«Как это страшно, — думала Надежда Николаевна, — как должно быть этот преступник с руками, обагрёнными кровью, должен был ненавидеть её! Как Ирод Великий царь иудейский, что от этого гибельного чувства, от этой зависимости убил любовь всей своей жизни, свою Мариамну! Но не смог отпустить её плоть, что покоилась в меду и выглядела живой, и которую один из самых страшных грешников в мире продолжал терзать своей некрофилией…
Тут зазвонил телефон, и Надежда Николаевна стала говорить со своей бывшей диссертанткой, они подружились когда-то и общались теперь. С ней-то и поделилась она своими мыслями «о любви»:
— Понимаешь Катя, эта любовь из человека делает раба! Это же одновременно и счастье и проклятие! И человек не может с этим ничего поделать! Если даже главный инстинкт – инстинкт самосохранения исчезает?!
— Действительно, — согласилась Катя, — но не успела продолжить, как её тут же, перебила бывшая шефиня.
— Так что же у нас в сухом остатке, если быть честными, любовь есть! К ребёнку, к матери, брату, сёстрам, животным… Но, не плотская любовь! Если быть предельно честными, то нечего и возмущаться тому, что ВОЗ (Всемирная организация здравоохранения) предлагает обозначить именно «любовь плотскую, страсть» как патологию! И, ничего в этом страшного я не вижу! Психо-эмоциональная зависимость плюс химия, влекущая двух особей друг к другу. То, что люди привыкли называть любовью и есть, как по мне, так болезнь. Как любили говорить некогда «прекрасная болезнь»! Так что нечего возмущаться этим разумным предложениям ВОЗ!
Только поздним вечером ,когда Надежда Николаевна готовилась ко сну, втирая крем в своё, еще не по годам, ещё моложавое лицо, она, глядя в зеркало вдруг спросила, у самой себя:
— А как же «Она его за муки полюбила, а он её за состраданье к ним»?