Капрал

Третий рассказ из серии про Вовчика (первые два опубликованы в предыдущем номере)

Капрал проснулся, как всегда, в шесть часов, со сладким стоном потянулся, лёжа на боку и вытянув все четыре лапы, широко зевнул, тряхнул роскошной гривой, рванулся было, чтобы вскочить, но тут же рухнул обратно на подстилку, ворча и вздыхая. Спросонья не сразу сообразил, что хозяин вчера уехал, так что придётся лежать тихонечко и ждать, пока проснётся хозяйка. Настроение сразу испортилось, несмотря на то, что коридор был затоплен горячим летним солнцем, лившимся из незашторенного кухонного окна, и с улицы доносились птичий гомон и призывное взлаивание Кроны, его подружки.
Приготовившись к долгому скучному ожиданию, он перекатился на живот, положил длинную
узкую морду на подогнутую лапу и мысленно представил себе своё обычное утро.
…Он просыпается за несколько минут до будильника и торопится к хозяину. Открывает неплотно прикрытую дверь в комнату, подходит к кровати и, еле сдерживаясь, чтобы не взвизгнуть от радости, поддевает холодным мокрым носом лежащий поверх одеяла мощный локоть, облизывает горячим языком тёмную от вылезшей за ночь щетины щёку. Хозяин тут же открывает глаза, крепко трёт ладонями лицо, нажимает на кнопку будильника, чтобы не звонил, и, косясь на спящую рядом супругу, выбирается из-под одеяла. Капрал пятится задом в коридор, стягивает с крючка поводок и усаживается возле входной двери в полной готовности к прогулке. Тут же появляется хозяин в спортивных штанах и футболке, надевает кроссовки, берёт свисающий из пасти собаки обслюнявленный поводок, складывает его в несколько раз и наконец-то отпирает дверь! Они наперегонки несутся с третьего этажа вниз и через минуту оказываются во дворе — Капрал, разумеется, первый! Не снижая скорости, он устремляется к любимому дереву — старому корявому дубу — и, задрав на него правую заднюю лапу, блаженно замирает. Оправившись, задумчиво обходит дерево, обнюхивая его подножие, потом шумно отряхивается и, заливаясь радостным лаем, бежит к поджидающей его компании. Они часто гуляют вчетвером — Капрал, хозяин Борис Петрович, молодой крепкий мужчина, военный, и две старушки — Крона и Елизавета Семёновна. Одной двенадцать лет, другой хорошо за семьдесят. А Капралу два года. Он весёлый, игривый, непоседливый. Они с Кроной – колли, шотландские овчарки, только она бело-рыжая, а он трёхцветный. Хозяева берут собак на поводки, Борис Петрович крепко держит Елизавету Семёновну под руку, и все вместе они неторопливо направляются в сторону парка. Большой красивый парк находится совсем рядом, но, чтобы туда попасть, нужно перейти дорогу, на которой нет светофора. Поэтому старушки – Крона и Елизавета Семёновна – бывают там только с Борисом Петровичем. Обе они уже плоховато видят и теряются перед потоком машин.
Парк встречает их ароматом скошенной травы, которая сохнет тут же на газонах, прохладой, притаившейся в тени раскидистых столетних дубов, щебетом птиц и упоительным простором, по которому можно сколько угодно носиться, шалея от ощущения свободы и от избытка собственных сил и энергии. Капрал нарезает круги по широкой поляне, вспугивая мелких птах; смешно подпрыгивает, щёлкает зубами, погнавшись за бабочкой; блаженно катается спиной по мягкой душистой траве, раскинув лапы и повизгивая от удовольствия; подбегает к Кроне, тычет её носом, призывно лает, приглашая за собой, и опять несётся вскачь, взбрыкивая и оглядываясь на подружку, но она быстро отстаёт, и тогда он лает, припадая на передние лапы, и отскакивает вбок и немножко отбегает, и опять возвращается.
Борис Петрович усаживает Елизавету Семёновну на скамейку, спрятавшуюся в кружевной тени разросшейся сирени, кладёт рядом с ней поводки и, кликнув Капрала, вразвалочку, расслабленной трусцой направляется к посыпанной гравием дорожке, опоясывающей парк по всему периметру. Капрал бросает охоту на бабочек и заигрывания с Кроной и стремглав кидается вслед за хозяином.
Вырулив на дорожку, Борис Петрович становится серьёзным и собранным и всю дистанцию бежит в хорошем темпе, но размеренно, чётко контролируя и шаг, и дыхание. Капрал, не отставая и не обгоняя, держится возле его левой ноги. Он бежит размашистой рысью, и тёплый летний ветер отдувает назад его роскошную трёхцветную гриву и полощет пушистые светлые «штанишки» на задних лапах.
Бег вокруг парка занимает полчаса. Они возвращаются на поляну, где оставили своих спутниц, и застают полную идиллию. Елизавета Семёновна, миниатюрная старушка в цветастом крепдешиновом платье с белым кружевным воротничком, сидит на краю скамейки, словно за роялем, выпрямив спину, и ноги её, обутые в летние старомодные туфельки крошечного размера, едва касаются земли. На голове бывшей учительницы музыки красуется кокетливо сдвинутый на левое ухо кружевной беретик, связанный из белых катушечных ниток. На коленях лежит небольшая охапка трав, веточек, простеньких полевых цветочков, которые она любовно разбирает, составляя букет. Крона элегически бродит вокруг, неторопливо и вдумчиво обнюхивая кусты, стволы деревьев, невидимые следы гулявших до неё людей и собак. Обе они довольны и по-детски безмятежны. Они очень любят гулять в этом парке и, несмотря на разницу в возрасте, дружат с Борисом Петровичем и Капралом.
А сейчас Борис Петрович в командировке, и дома за главного осталась его жена, Елена. Елена Капрала не любит и побаивается. Он отвечает ей тем же, хотя и старается завоевать её расположение ради мира в семье и чтобы хозяин был доволен. Но она вообще не любит животных. И людей не любит. Капрал знает её тайну – она не любит хозяина и старшую дочку, Веру. А любит младшую, Танюшку, и чужого мужчину, от которого пахнет мятной жвачкой, душным одеколоном и почему-то кокосом. И от этого молодому весёлому Капралу становится так тоскливо, когда она приходит вечером домой, облитая сладкими духами, чтобы перебить запах того мужчины, и с неестественно весёлым смехом тянется потрепать его по загривку, чтобы оттянуть момент, когда надо будет посмотреть в лицо мужа. Капрал терпит эту неискреннюю ласку, глядя в пол, потом отходит, ложится, отвернув голову, и протяжно, прерывисто вздыхает.
Сегодня он тихо лежит целый час, ожидая, когда прозвонит будильник у жены хозяина. Наконец, раздаётся пронзительная трель, которая будит сразу всех – Елену, девочек и задремавшего опять Капрала.
Елена, зевая, выходит в коридор, одетая в красивый полупрозрачный пеньюар ярко-розового цвета. Она быстро умывается, собирает и небрежно закалывает большой заколкой волосы – вытравленные на концах добела, пёстрые от частых покрасок и мелирований в середине и тёмные у корней. Из маленькой комнаты выбегают дочки – Верочка весёлая, спокойная, с ясными глазками, Танюшка – хмурая, недовольная, с припухшими покрасневшими глазами, готовая к немедленному рёву.
Вера кидается к Капралу, обнимает его, теребит, целует длинную узкую морду, которую мама называет «жало»: уйди от стола, опять жалом водишь!
Танюшка дёргает мать за длинный широкий рукав, отороченный пышным кружевом, и ноет:
— Ма-а-ам, я хлопья не хочу-у-у-у!.. Я хочу печенье из круглой пачки! Ма-а-ам! Там ещё осталось! Я печенье буду, а хлопья не хочу-у-у!..
— Госссподи-и-и-и!.. Опять с утра начинается! – Глядя в потолок и выразительно вздыхая, жалуется на свою судьбину Елена.
Хватает обеих за руки и тащит умываться – над ванной, чтобы не заморачиваться с табуреточкой, купленной отцом, сама плещет воду в детские мордашки, крепко вытирает одним полотенцем.
Потом девочки сидят на кухне за столом, завтракают. Верочка быстро и аккуратно ест из мисочки хлопья с молоком, которые папа называет «сухие корма» и которые мама даёт детям, только когда папа в отъезде. В обычные дни она варит молочную кашу, которую вместе с детьми ест папа, и делает бутерброды с маслом и сыром. А в выходной варит какао. Верочка с аппетитом ест всё, что дают, Танюшка всегда всем недовольна. Сейчас она выпросила большое круглое печенье с джемом, облитое шоколадом, и обгрызает его сверху, пачкаясь и засыпая стол и свою пижамку сладкими крошками.
Потом Елена бросает на Верочкину кровать одежду и, пока та старательно натягивает её на себя, сама одевает Танюшку, предварительно обтерев ей лицо и руки мокрым кухонным полотенцем.
Накинув лёгкую курточку, Елена выставляет девочек на лестницу, чтобы не толпились в коридоре, берёт сумку, пересчитывает деньги в кошельке и, наконец, снимает с крючка поводок.
— Ну, пойдём, что ли, — обречённо говорит она радостно вскочившему Капралу. – Вот ещё забота на мою голову!..
Они спускаются в лифте, который Капрал терпеть не может, и, потолкавшись в дверях, выходят во двор. Кроны, конечно, уже нет. Она давно погуляла и поела. Капрал по привычке бросается к любимому дереву. Елена раздражённо ждёт, нервно поглядывая по сторонам, потом, не дав псу доделать его дело, дёргает поводок.
— Пошли, пошли!.. Ишь, пристроился!.. В школу опоздаем!
У ворот школы она поправляет на Верочке ранец, расправляет воротничок и, легонько подталкивая, говорит:
— Ну, беги! Да смотри, учительницу слушайся! После продлёнки заберу!
После чего они втроём идут к детскому саду. Там Елена привязывает Капрала к железной ограде и исчезает надолго.
Он изнывает от нетерпения – ему хочется сходить как следует в туалет, побегать, попить, поесть…
Но появившаяся, наконец, из дверей садика Елена, заметно повеселевшая, отвязывает поводок от забора, наматывает его на свою кисть и, минуя небольшой пустырь, где тоже можно сделать свои дела, направляется к скоплению маленьких, соединённых между собой магазинчиков. Она опять привязывает Капрала к дереву – вернее, даже не привязывает, а просто оборачивает поводок вокруг тонкого стволика и забрасывает конец за нижнюю ветку. И заходит в крайний магазин – в булочную.
Капрал снова ждёт. Проходит десять минут, двадцать, полчаса… Уже много людей вышли из четырёх дверей стоящих в ряд павильончиков, а Елены всё нет. Капрал начинает поскуливать, дёргать головой, пробуя поводок, и вдруг он легко соскальзывает с дерева и падает на землю! Капрал радостно лает, припадая на передние лапы и, взбрыкивая от радости, несётся к ближайшим кустам.
Через какое-то время он возвращается к магазину, садится возле того же дерева и продолжает ждать.
Елены нет. Он, не выдержав голода и головокружительного запаха только что разгруженного горячего хлеба, заходит в тесное помещение булочной. За ним волочится пыльный поводок. Капрал забивается в угол, стараясь занимать как можно меньше места, и тихо сидит, истекая слюной и посматривая на молодую румяную продавщицу – хозяйку всего этого вкусного и душистого хлебного царства. Но она не замечает его из-за высокого стеклянного прилавка, заставленного товаром.
Покупатели заходят, делают покупки, выходят… Некоторые недовольно косятся на сидящую в углу собаку. Какой-то мужчина, отходя от прилавка к маленькому столику, чтобы убрать хлеб в пакет, наступает на поводок, наклоняется, поднимает его, какое-то мгновение рассматривает, потом закидывает Капралу на шею, сам садится на корточки и смотрит собаке в глаза. От него пахнет табаком, выпитым вчера пивом, потом, кремом для бритья. Капрал понимает, что собак он не боится, умеет с ними обращаться и ещё то, что человек этот – добрый. В руках у него тёплый нарезной батон и половинка чёрного. Мужчина выпрямляется и обращается к продавщице:
— А это у вас кто? Тоже покупатель?
Она перегибается через прилавок, смотрит вправо и вниз, видит Капрала и удивляется:
— Ты смотри! Сидит!.. А чего ж ты один? Хозяин твой где?
Она словоохотливо рассказывает мужчине, что пёс этот часто заходит сюда вместе с хозяином, что он очень любит выпечку и что хозяин всегда сразу отламывает ему горбушку от свежего батона.
— Уж так он любит хлеб! Прямо удивительно! А хозяин говорил, что он и блины обожает, и оладьи! А где же он, хозяин-то твой? Не один же ты сюда пришёл, с поводком-то? Или случилось чего?
Она проникается жалостью и сочувствием и рассказывает мужчине, что пёс, видимо, живёт где-то неподалёку, и всё сокрушается, что не заметила, с кем он пришёл. И протягивает через прилавок булочку, опасаясь подойти к большой собаке.
— Вот, дайте ему, может, он есть хочет!
Мужчина подаёт Капралу булочку, тот моментально её проглатывает, облизывается и, судорожно сглатывая слюну, ёрзая и поскуливая, пристально смотрит на батон. Мужчина отламывает большую горбушку и, пока Капрал ест, разговаривает с продавщицей. Пёс слышит в его голосе озабоченные нотки и окончательно проникается к нему доверием.
— Ну, перекусил? – Спрашивает этот добрый человек, – а ты, видать, и правда, сильно голодный. Вот что, — обращается он к продавщице, как к соратнице по общему делу, — дайте нам ещё пирожок, что ли, какой!
— Хачапури есть, тёплые, — с готовностью говорит она, — с сыром!
И протягивает завёрнутый в прозрачную плёнку слоёный конвертик. Мужчина кладёт на блюдечко деньги, но она испуганно машет на него рукой.
— Да вы что!.. Не надо! Берите так! Бедная собачка! И как я не углядела!..
Мужчина разворачивает мягкий маслянистый пирожок, кладёт перед Капралом и, пока он ест — уже медленно, с удовольствием, — достаёт из кармана куртки сложенный пакет и убирает в него хлеб.
— Ну, пойдёшь со мной? – Спрашивает он, и Капрал вскакивает, виляя пушистой метёлкой хвоста и заглядывая ему в лицо.
— До свидания, — говорит мужчина продавщице, и она выходит из-за своего прилавка их проводить.
— Счастливо вам, — говорит она, — а объявление я сейчас напишу и повешу вот тут, прямо на кассу. И телефончик ваш у меня есть, так я, если что, сразу позвоню!

Потом они идут по улице, проезжают на автобусе несколько остановок и через большой двор идут к стоящему в глубине пятиэтажному кирпичному дому. Во дворе мужчину хорошо знают, он здоровается со всеми встречными, перекидывается с каждым парой слов. На лавочке у подъезда курит мужик в тренировочном костюме.
— Здорово, Вовчик!.. А чегой-то тебя вечером дома не было?
— Да я у сеструхи заночевал, помочь надо было.
— А-а-а! Ну, как там Ленка?
— Нормально.
— А я заходил, хотел отвёртку попросить, крестовую. Моя люстру купила новую, пятирожковую. Повесить надо, да ещё выключатель менять придётся. Слушай, а может, ты сделаешь? Я не обижу, сам знаешь – хочешь пол-литра, хочешь пива – как скажешь! В нашу палатку чешское завезли, «козёл», вкусное! Ну, по рукам?
— Ладно. Попозже только. И это… мне бы лучше деньгами. У меня теперь, видишь, — Вовчик потряс зажатым в кулаке поводком, — кормить надо!
— А где ты псину взял? – Запоздало удивился мужик.
— Нашёл.
Они поднимаются пешком на третий этаж, Вовчик отпирает ключом квартиру и пропускает вперёд Капрала.
— Проходи, не стесняйся!
Капрал с опаской перешагивает через порог и садится. Он тяжело дышит, ему жарко, и очень хочется пить. Вовчик словно читает его мысли – он наливает большую миску холодной воды, ставит на кухне около раковины и зовёт:
— Иди, попей!
Капрал не заставляет себя упрашивать. Он жадно, со стоном, лакает, разбрызгивая воду. Вовчик сидит на табуретке, смотрит на него, о чём-то думает.
— Ну, напился? А набрызгал-то!.. Как Русик. У меня собака была, боксёр. Руслан, Русик. Четырнадцать лет прожил… Так вот он тоже, бывало, пока ест или пьёт, всё вокруг забрызгает! Мать ему миску в ванную ставила – там отмывать легче!
Напившись, Капрал старательно облизывается, несколько раз судорожно зевает и растягивается на прохладном линолеуме прямо возле миски, занимая почти всё свободное от мебели пространство четырёхметровой кухни. Вовчик пробирается мимо него к холодильнику, открывает, заглядывает. Старый «ЗиЛ» абсолютно пуст, если не считать толстой газеты бесплатных объявлений, которая почему-то лежит на средней полке. Впрочем, Вовчик не удивлён.
— Да-а-а… Есть-то нечего… — Задумчиво констатирует он. Покусывает кончик давно не стриженного уса и, внезапно повеселев, обращается к Капралу: — Вставай, пойдём еду добывать!
Они опять выходят во двор. Под прямым углом к их дому стоит другой – восьмиэтажный, между ними узкая тропинка, выводящая со двора на улицу. Вовчик подходит к ближайшему к ним подъезду, поднимает голову и кричит:
— Наташ!..
Никто не отзывается. Он повторяет свой призыв ещё несколько раз, и, наконец, крайнее окно открывается, и в нём показывается женская голова.
— Наташ, привет!.. А у меня вот!.. Видишь?..
Женщина свешивается с подоконника, смотрит на собаку.
— Наташ!.. – Умильно и чуть смущённо приступает Вовчик к главному: — Скинь хлебушка!..
Женщина исчезает и через минуту появляется вновь, держа в руке пакет. Вовчик торопливо добавляет: — И чего-нибудь… каши ему сварить!.. – И показывает зажатый в руке поводок.
Женщина снова исчезает, и снова появляется, и бросает вниз завязанный узлом пакет. Вовчик ловит его, прижимает к груди и кричит:
— Спасибо, Наташик!.. – И приветственно машет рукой, посылая вверх воздушные поцелуи.
Окно захлопывается.
Вовчик садится на скамейку возле подъезда, развязывает пакет.
— О!.. Наташик, любовь моя!.. Ну, до вечера мы дотянем, — делится он своими планами с Капралом, — а там ко мне квартиранты переедут, денег заплатят. Проживём! О! Ещё к Семёновым схожу, люстру повешу, тоже чего-нибудь подкинут!
Они весело возвращаются домой, и Вовчик принимается за хозяйство. Он варит Капралу кашу из обнаруженного в пакете риса, крошит в неё кусок заветренной колбасы и одну из двух котлет – спасибо Наталье! – выкладывает в миску и ставит на балкон, чтобы остыла. Для себя делает бутерброд – кладёт между двумя кусками хлеба оставшуюся котлету и наливает в кружку кипятку. Потом они обедают, и, видя, как быстро Капрал расправляется с кашей, Вовчик скармливает ему последние горбушки и несколько ломтиков подсохшего сыра. После совместной трапезы, которая их как-то сблизила, Вовчик велит Капралу осваиваться, а сам прибирается в квартире, пылесосит, моет полы. Достаёт из кладовки старое шерстяное одеяло, складывает его и стелит в коридоре между дверями в комнаты. Капрал понимает, что теперь это его место. Но лежать ему не хочется, он перевозбуждён странными событиями сегодняшнего дня, неспокоен и мотается по всей квартире за Вовчиком, занятым уборкой. Тот не гоняет его, не ругается, когда они сталкиваются, а треплет его роскошную гриву, похлопывает по боку, прижимая к своей ноге. И по привычке размышляет вслух, радуясь, что у него теперь есть собеседник.
— Ну, вот, смотри, вроде всё чистенько. Бумаги, правда, туалетной нет, ну, ладно, я свежей газетки нарежу.
Он достаёт из холодильника рекламную газету, ножом нарезает её на квадраты, относит в туалет и складывает в висящий на стене мешок с вышитым крестиком петухом – мать-покойница рукодельничала, царствие небесное!..
Ближе к вечеру Вовчик начинает нервничать, он бродит по квартире, о чём-то напряжённо размышляя, и машинально что-то переставляет, поправляет, переносит из комнаты в комнату. Капрал лежит на своём новом месте и глазами следит за его перемещениями. Наконец, видимо, решившись, Вовчик подходит к телефону и набирает номер. Теперь Капрал следит за выражением его лица и интонацией, меняющимися, как картинки в калейдоскопе – заискивающие, стеснительные, просящие, оправдывающиеся, умильные, окрашенные горькой самоиронией и ставшим уже привычным стыдом.
— Алё, Наташ!.. Да, я… Спасибо, покормил, да, кашу сварил. И сам поел, спасибо. Слушай, я чего хотел попросить… Тут ко мне в семь часов квартиранты заедут… Ну, да, так получилось – и собака, и квартиранты… Не, не по объявлению, помнишь, я говорил, в офис один устроился водителем? Ну, вот, оттуда два мужика, это вроде их офис, ну, как офис – так, контора небольшая и склад… да не, нормальные мужики, азеры, правда, ну, азербайджанцы вроде… Но солидные такие… Я им две комнаты смежные отдам, а сам в маленькой буду. Они платить хорошо обещали. Я же сейчас не работаю… Ну, руку-то я сломал, гипс две недели, как сняли, ну, да, опять правую, ту, что на свадьбе, да… А это я когда на молочном комбинате охранником работал, помнишь?.. Ну, вот, с дебаркадера свалился и сломал… А больничный не оплатили, потому что выпивши был… Ну, пьяный, да… И уволили… А у этих… азеров, я подрабатывал, а со сломанной рукой-то как?.. Ну, они другого и взяли. А у меня ж всё равно права отобрали, прямо перед переломом, я бы так и так работать не смог… Ну, да, за езду в пьяном виде… Да всего-то чуть-чуть выпивши был… Ну, а потом и напился, что права-то отобрали… И на смену пошёл, на комбинат… А там и свалился… Ну, да… Ну, ладно… Да понял я всё! Наташ, я чего попросить хотел… Ты можешь ко мне подойти к семи? Я мужикам скажу, что ты моя жена… Ну, чтоб не обманули… А то посмотрят – один в квартире, мало ли… стрёмно как-то… А я скажу, что ты временно у родителей живёшь, ну, помогаешь… а может, болеет кто… А, Наташ? Ты просто со мной побудь, когда они приедут, ладно? Скажешь им что-нибудь строго, как ты умеешь… Ну, там, насчёт оплаты или порядка… И обязательно дай понять, что каждый день сюда заходишь, ладно? Чтоб они знали, что тут присмотр будет… Нет, спасибо! Не надо. Я тут подхалтурил немножко… Да… люстру повесил… Наташик, я тебе всё-всё верну, как смогу! Ты же знаешь!.. Ну, ладно… Ну, жду!
Капралу нужно выйти на улицу – от пережитых волнений и непривычной и не во-время кормёжки у него прихватило живот, но он видит, что Вовчику не до него, и терпит. Вовчик нервно ходит от входной двери к балкону, курит, кого-то ждёт. Наконец, раздаётся звонок, он впускает женщину, ту, что кидала им из окошка хлеб, они, разговаривая, проходят на кухню, а Капрал понимает, что терпеть больше не может, и потихоньку прокрадывается в дальнюю комнату.
Скоро опять раздаётся звонок в дверь, и к голосам Вовчика и Натальи присоединяются три мужских. Люди ходят по квартире, громко разговаривают, и Капралу, затаившемуся под кроватью, куда он еле влез, всё это очень не нравится. Вдруг дверь в комнату открывается, и он видит ноги в чёрных брюках и чёрных остроносых туфлях с белой полоской носков между ними. Человек включает свет, отступает назад и сердито зовёт хозяина.
— Вова-джан! Это что такой?.. Тут собачка сделала! – Он возмущённо показывает рукой на кучку прямо посреди комнаты и на пушистый хвост, выглядывающий из-под кровати. – Откуда собачка?! Ты не говорил, что собачка есть!..
Вовчик протискивается, видит безобразие и торопливо вытесняет мужчин из комнаты, приговаривая, что всё сейчас уберёт, не беспокойтесь, а собачка случайно оказалась, ненадолго, извините, не успел предупредить, так уж получилось…
— Нет, Вова-джан! – Сердито говорит старший, — собачку надо убрать! Собачка гадит, вонь! Собачка шерсть, а надо пол чистый, ковёр чистый – белый носка ходить будем! Плов готовить будем, долма готовить будем, деловые люди приходить будут, а тут собачка!..
Кое-как Вовчику удаётся успокоить мужчин, и они, переговариваясь на гортанном наречии, ждут в коридоре в окружении множества туго набитых клетчатых сумок и баулов, пока он вымоет пол и закроет собаку в маленькой комнате, которую оставил для себя.
Постепенно быт их налаживается. Двое из квартирантов, мужики лет под пятьдесят, по утрам уходят на работу. Младший — высокий худой Эфа, нервный, злой, со свежим рваным шрамом через всю щёку – обычно остаётся на хозяйстве. Приносит продукты, готовит на крошечной кухне сложные кавказские блюда. Делает он всё неаккуратно, неумело, злится, что не такая посуда, тесно, на рынке приправы нужной не найдёшь, и видно, что его тяготит необходимость сидеть дома и варить обед. Вовчик догадывается, что он что-то натворил и, возможно, скрывается, не зря же старшие не разрешают ему выходить дальше продуктового магазина и расположенного совсем рядом рынка. Приготовление еды растягивается у Эфы на целый день. Он постоянно отбегает что-то докупить, выходит на балкон покурить, ведёт бесконечные разговоры по телефону. У него часто что-то убегает, пригорает. Он, злобно матерясь, расшвыривает кастрюли, выбрасывает испорченное в унитаз, начинает всё заново. Вовчик с тоской думает, что тех продуктов, которые Эфа изводит за день, им с собакой хватило бы на неделю. Кстати, Капрала Эфа почему-то люто ненавидит, при каждом удобном случае старается больно ударить ногой. Вовчик, опасаясь за собаку и стараясь не допустить конфликта, прячет его в своей комнате. Но каково крупному резвому псу сидеть целый день в крошечной комнатёнке, большую часть которой занимает разложенная тахта? Вовчик это понимает, ему стыдно перед псом, и он старается побольше времени проводить с ним на улице. А дома он никак не может улучить момент, чтобы сварить псу кашу и хоть что-нибудь – себе. Кухня постоянно занята Эфой, завалена грязной посудой, мусором, очистками. Вовчику больно на это смотреть. Несмотря на своё бедственное положение, он чистоплотен, даже несколько педантичен, и пусть в холодильнике нет еды, но вся кухня у него всегда чисто вымыта, да и в комнатах порядок. И Вовчик разрывается между необходимостью почаще выводить пса, чтобы он побегал, и приводить в порядок кухню. Часам к семи обед, как правило, Эфой приготовлен, а кухня прибрана – Вовчиком. В благодарность за уборку Эфа отдаёт Вовчику много лишних, неиспользованных продуктов, а после позднего обеда квартирантов, на который к ним приходят ещё два-три человека, составляет на кухонный стол все остатки и объедки — для собаки.
Таким образом, Капрал и Вовчик сыты, а стеснённое положение, в котором они оказались, неожиданным образом ещё больше сблизило их.
Они много гуляют в расположенном неподалёку небольшом парке, где, кстати, есть и собачья площадка. Вовчик с удовольствием занимается обучением Капрала разным трюкам – прыгать через забор, ходить по бревну, проползать по узкому тоннелю. Капрал не очень послушный ученик, ему бы носиться кругами и до одури бегать за палкой, которую бросает Вовчик. «Апорт» — любимая команда Капрала. Часто с ними гуляет Наталья, которая под видом жены Вовчика действительно почти каждый день заходит к ним и перед которой квартиранты несколько робеют. Она всегда приносит Капралу что-нибудь вкусное и тоже любит прогуляться с красивой собакой на поводке.
Набегавшись, Капрал разваливается возле скамейки, на которой сидят Вовчик с Натальей. Вовчик достаёт купленные специально для Капрала гребни и щётки и начинает раздирать его длинную густую шерсть, в которой застряли мелкие веточки, колючий репейник и прочий мусор. Капралу не нравится эта процедура, он пытается увернуться, но Вовчик неумолим.
— Не крутись!.. Сиди смирно! Сидеть, я сказал!.. Ты посмотри, на кого похож! А?.. Лохмота!.. – Любовно ворчит он, крепко зафиксировав пса ногами и ловко расчёсывая спутанную шерсть. – Вот у меня Русик был, помнишь, Наташ? Боксёр. Так от него никакой шерсти! И после прогулки тоже, бывало, влажной тряпочкой его оботрёшь – и красота! Чистый! А этот?.. Лохмота!.. Но красавец, правда?.. – Горделиво говорит Вовчик, а Капрал млеет, слыша в его голосе заботливые и любовные интонации. Наталья в это время гладит собаку по голове, по узкой длинной морде, что-то шепчет на ухо, не переставая разговаривать с Вовчиком и подавать ему гребни. Капрал слушает их разговоры, он размяк и уже не вырывается, а сам блаженно подставляет бока.
Несколько дней подряд Вовчик с Натальей расклеивали объявления. Капрал, естественно, ходил с ними. На всех остановках, столбах, дверях магазинов от того места, где Вовчик его нашёл, до того, где они живут сейчас. Но пока никто не звонил.
— Ты знаешь, а я уже боюсь, что его хозяин найдётся, — признаётся Вовчик Наталье, рассеянно перебирая блестящую на солнце расчёсанную рыжую прядь капраловой гривы. – Я так полюбил его… И он ко мне привык… Так бы мы и жили бы с ним… Я ему и имя придумал – Грэй! Правда, красиво? И он уже привыкает понемножку… Грэй!.. Грэй!.. Во, видишь, морду поднял, оглядывается! Всё понимает!.. Ах ты, лохмота!..
В один из дней Эфа, как всегда, стряпал что-то на кухне, Вовчик в большой комнате смотрел телевизор, пока нет квартирантов, а Капрал, лёжа на полу возле дивана, лениво грыз толстую палку, которую притащил с улицы. Их идиллию нарушал возбуждённый сверх обыкновения Эфа, который поминутно бросал свою стряпню и бегал к телефону, стоящему в комнате. Звонил сам, яростно тыча в кнопки, подбегал на каждый звонок, запретив подходить Вовчику. Капрал чувствовал горячую волну агрессии, исходящую от него, и беспокойство Вовчика. По всей квартире разносился нервный гортанный крик, и витали раздражающие тонкое собачье обоняние запахи пригоревшей еды и острых специй. В конце концов, Эфа сорвал с себя фартук, накинул щегольскую кожаную куртку, похлопал по карманам, проверяя что-то, сунул ноги в узконосые лакированные штиблеты и, не сказав ни слова Вовчику, выскочил за дверь. На всех четырёх конфорках плиты остались стоять на огне кастрюли и сковородки. Вовчик воспользовался случаем, прибрался, помыл посуду – Эфы всё не было. Сковородки угрожающе шкворчали. Кастрюли булькали и дребезжали крышками. Попахивало горелым. Часы показывали начало седьмого. Делать нечего – Вовчик решительно открыл все посудины, вооружился ложкой, лопаткой и принялся спасать обед. Вообще, он любил похлопотать на кухне и под настроение с удовольствием что-нибудь стряпал. Но у него так давно не было хороших продуктов… Да и лень для себя одного готовить. Но когда он видел, как переводит продукты косорукий Эфа, его так и подмывало прогнать того из кухни и сделать всё самому. И вот теперь он вдумчиво попробовал всё на соль и на готовность и быстро и ловко довёл до ума затеянный Эфой обед. Положил себе на тарелку небольшую порцию – за труды! – и впервые за долгое время поел горячего. Потом накрыл готовый обед толсто сложенными полотенцами, чтобы не остыл, освободил одну конфорку и поставил варить кашу собаке.
В положенное время вернулись квартиранты. Поворчали, что Эфы нет дома, спросили у Вовчика, когда он ушёл, как себя вёл перед уходом, что говорил. Видно было, что сильно обеспокоены. Но сели за стол, поели. Похвалили даже Эфу – молодец, научился хорошо готовить! Очень вкусно сегодня получилось!.. Но, вставши из-за стола и предоставив хозяину квартиры убирать и мыть за ними посуду, ушли в большую комнату, звонили по телефону, что-то выясняли, и их отрывистая гортанная речь сильно нервировала Капрала.
Вдруг в дверь позвонили – длинно, тревожно. Капрал вскочил, вздыбил шерсть и глухо зарычал. Вовчик сильно и коротко похлопал его по плечу, принимая предостережение, и пошёл открывать. На пороге, опираясь ладонью на звонок, стоял Эфа. Он был бледен, другой рукой придерживал на груди криво запахнутую куртку. Между пальцами тихо сочилась кровь, падала редкими каплями на половичок. Соплеменники осторожно подхватили его с двух сторон под руки и завели в квартиру. Капрал стоял в коридорчике, ведущем в комнаты, занимаемые квартирантами, и угрожающе рычал, подрагивая верхней губой, обнажающей молодые сверкающие клыки. Пройти мимо него было невозможно. Растерявшийся было Вовчик несколько секунд смотрел на пса, потом решительно сказал:
— Нет, мужики. Вызывайте «Скорую» и везите его в больницу.
— Не надо в больницу, — еле слышно сказал Эфа и начал оседать на пол.
— Вова-джан, — обратился к нему старший, — его надо уложить в кровать. Мы ему своего доктора позовём. Парень горячий, подрался немножко, бывает, да?.. Сам молодой был, понимаешь, да?..
— Нет, — сказал Вовчик и опять посмотрел на Капрала. Тот был напряжён и весь устремлён вперёд, как стрела, готовая сорваться с туго натянутой тетивы. Пёс не мигая смотрел на группу мужчин, и ноздри его трепетали от запаха крови. – Это не подрался, — медленно сказал Вовчик, — это его ножом, или, не дай Бог, огнестрел. Откуда я знаю, может, сейчас сюда милиция заявится. Не обижайтесь, мужики, но мне криминала в квартире не надо. У меня семья, дети, сами понимаете…
Старший машинально посмотрел на висящие на стене часы.
— А жён твой придёт сегодня?
— А как же! – Обрадовался подсказке Вовчик. – Обязательно придёт, как всегда! Вот сейчас ребят ужином накормит и придёт. Что я ей скажу?..
Квартиранты засуетились. Усадили Эфу на кухне, прислонили спиной к стене и подложили под куртку толсто сложенное кухонное полотенце. Он запрокинул голову и прикрыл глаза. На его шее и на лице, покрытых чёрной жёсткой щетиной, резко выступали кадык и перебитый в нескольких местах нос. Старшие мужики о чём-то торопливо перешёптывались, кому-то звонили, о чём-то договаривались. И по тому, что говорили они на своём языке и тихо, было понятно, что всё очень серьёзно. И опасно. Вовчик и Капрал, тесно прижавшись друг к другу, стояли у сены в коридоре, откуда просматривалась вся квартира. Капрал дрожал, и Вовчик сильной рукой поглаживал и похлопывал его по боку. Наконец, квартиранты подняли Эфу, напялили на него прямо поверх куртки длинное чёрное пальто и, сказав, что вещи заберут завтра, ушли. Старший обернулся в дверях и тихо попросил Вовчика никуда не звонить и никому ничего не говорить. И добавил, что деньги на столе. Как только за ними захлопнулась дверь, Капрал обессилено рухнул на пол там же, где стоял, и глухо заворчал. Вовчик вытер со лба холодный пот и запер дверь на оба замка.

Наконец, они остались в квартире одни. Вовчик всё вымыл, пропылесосил. В доме стало тихо и спокойно. Капрал ходил по всей квартире, спал не в тесной комнатушке между дверью и тахтой, а вольготно раскидывался на тёплом одеяле в коридоре, а когда Вовчика не было дома, запрыгивал в большой комнате на диван. Вовчик с первых дней просёк его нехитрую уловку, поворчал, счищая с ковра, покрывавшего диван, налипшую на него шерсть, а потом просто застелил его сверху старым покрывалом, которое легко стряхнуть с балкона. Таким образом, за Капралом как бы закреплялось право лежать на диване. И теперь вечерами, когда Вовчик смотрит перед сном телевизор, Капрал лежит рядом с ним, положив морду на его колено, а Вовчик почёсывает его за ухом.
Иногда к ним заходит Наталья. Перед её приходом Вовчик прибирается особенно тщательно, прихорашивается сам, ставит в вазочку на столе сорванные на клумбе во дворе цветы или букет жёлтых листьев, которые набрал, гуляя с Капралом. Капрал любит, когда приходит Наталья. Она всегда приносит ему большую вкусную кость или хрящи, и он, урча, неторопливо грызёт их молодыми крепкими зубами, стараясь растянуть удовольствие на весь вечер. И Вовчик в этот день не пьёт пива, он весел и по-мальчишески возбуждён, и его радостное ожидание передаётся Капралу.
… Наталья сидит в кресле, Вовчик на диване, Капрал на полу в обнимку с большим говяжьим мослом. Все попытки оставить его с угощением на кухне провалились – он упорно возвращался в комнату, волоча свой гостинец, и устраивался в центре, так, чтобы видеть и временного хозяина, и его гостью. «Вместе со всей семьёй» — называет это Вовчик. И, добродушно ворча, после ухода Натальи моет в комнате замусоленный Капралом пол.
Откинувшись на спинку кресла, положив ногу на ногу и покачивая висящей на кончиках пальцев пушистой тапочкой — Вовчик купил специально для неё — она смотрит один из первых наших сериалов. Он, делая вид, что тоже смотрит, всё время поглядывает на неё, подвигается всё ближе к подлокотнику, почти вплотную к которому стоит кресло. Она чувствует его взгляд, тоже смотрит на него, улыбается, кивает снизу вверх – мол, ну, что ты?.. Вовчик немедленно пересаживается на самый край дивана, берёт руку Натальи в свои ладони, подносит к губам, целует, приникает лицом. Она терпеливо смотрит сверху вниз на его голову с длинными, закрывающими уши по моде 70-тых годов тёмными волосами. Замечает, что на макушке крупные юношеские кудри заметно поредели. Он поднимает лицо, встречается с её взглядом, но на экране уже кончилась рекламная пауза, Наталья отнимает у него свою руку и устремляет заинтересованный взгляд в телевизор. Он делает вид, будто ничего не произошло, выпрямляется на диване и тоже смотрит на экран, но одной рукой начинает медленно и рассеянно, едва касаясь, гладить по кругу обтянутую капроном коленку. Капрал поднял голову и внимательно наблюдает за ними, забыв про кость. Наталья досадливо хмурится. Под горячей ладонью Вовчика у неё неприятно вспотело колено, но она тоже делает вид, будто ничего не замечает. Ей хочется спокойно досмотреть серию. Наконец, по экрану бегут титры. Наталья решительно меняет позу, далеко вытягивает ноги, скрестив их в щиколотках. Рука Вовчика на мгновение повисает в воздухе. Капрал, недоумённо приподняв бровь, шумно вздыхает и возвращается к прижатой лапой к полу кости. Вовчик упирается локтями в колени, сцепляет руки в замок и подаётся близко к Наталье.
— А давай поженимся, — говорит он, — у тебя дети, у меня собака, будем по вечерам все вместе гулять, а?.. Я тебя так люблю!.. Я для тебя всё-всё сделаю!.. Наташик!.. А?..
Разговор этот Капрал слышит уже не в первый раз. А Наталья, видимо, и не в пятый. Она мягко сворачивает разговор в безопасное русло – уже поздно, ей пора, завтра рано вставать… Вовчик, не особенно рассчитывавший на успех, поднимается, берёт поводок, и они с Капралом идут провожать её до соседнего дома.
Однажды раздаётся телефонный звонок. Вовчик разговаривает очень взволнованно, и Капрал вдруг слышит своё настоящее имя и имя своей хозяйки – Елена. Его начинает колотить крупная дрожь.
Вовчик, положив трубку, тут же снимает её снова и звонит Наталье. Очень скоро она приходит к ним. Вовчик встречает её возле распахнутой двери с ошейником в руке и отчаянно выпаливает:
— Грэя забирают!
— Кто забирает? По объявлению звонили? Хозяин нашёлся?..
— Хозяйка. Завтра мы с ней договорились встретиться, утром, до работы. Она просила, чтобы я подошёл к остановке около метро. Наташик, как я без него буду?!. Я к нему привык, я уж надеялся, что никто его не найдёт! – Вовчик с пьяненькой слезливостью всё повторяет и повторяет, как он привык к Грэю, как они хорошо жили вдвоём, и вот теперь его отнимают…
— Ну, ты же знал, что он у тебя временно, — пытаясь утешить, напоминает Наталья, — мы же писали объявления, ждали, что хозяин найдётся и заберёт его домой. Ты должен быть рад за него.
— Да это конечно, — уныло соглашается Вовчик, — но только меня тоже можно понять! Я его полюбил, как Русика, я был не один, у меня забота была – утром вставай, корми, гулять выводи, вечером тоже. Я домой приходил, он меня встречал. И я его везде с собой брал, куда можно. И во двор, бывало, выйду, сижу с мужиками, а он бегает, потом ко мне подойдёт, носом тычется, рядом ляжет, морду вытянет и на меня поглядывает снизу вверх… А теперь его у меня хотят отнять!
Наталья долго выслушивала эти пьяные излияния. Потом решительно сказала, что время позднее, она хочет спать, велела Вовчику не переживать и тоже ложиться. И радоваться за Грэя, что он завтра вернётся домой, к своим хозяевам, где его любят и ждут. Вовчик размяк, соглашался и вроде успокоился.
— Да, а знаешь, как его на самом деле зовут? Капрал, Капка!.. Хозяйка, Елена, сказала, что у него на ошейнике с внутренней стороны написано. А я и не догадался посмотреть. А сейчас снял ошейник, смотрю – точно, Капрал! – Он протянул Наталье ошейник. Она увидела, что собачье имя много раз обведено синей шариковой ручкой, и сразу поняла, что крупные неровные буквы выводила детская рука.
— И знаешь, что странно? Эта Елена предложила встретиться. Я звал её к себе домой или предлагал привезти Капрала на её остановку. Елена не согласилась, сказала, встретимся, но чтобы я приехал без собаки. Вот это мне не понравилось! Что это значит, а?..
— Не знаю… Не ломай голову. Завтра встретишься с хозяйкой, и всё выяснится.
Утром, после встречи с Еленой, Вовчик вернулся домой с двумя большими пакетами. Капрал сунулся носом в родные запахи и нетерпеливо повизгивал, пока Вовчик доставал его игрушки, миски, поводок и даже подстилку. Сразу позвонил Наталье. Она пришла недовольная.
— Слушай, я к тебе уже как на работу хожу! Тёть Шура у подъезда сейчас говорит: что-то ты, милая, к нашему Вовке зачастила! Ещё подумает чего!..
— Не обращай внимания! Пусть думает, что хочет! Я хоть сейчас могу выйти и всем сказать, что я тебя люблю! Хочешь?..
— Не хочу. Ну, что там с Капкой? Как вы договорились?
— Да, слушай, тут такое дело… В общем, Елена Капрала не забирает, оставляет мне. Вон, вещи его привезла.
— Как это?..
— Сказала, что у младшей дочки аллергия на шерсть, и она давно хотела пристроить собаку в хорошие руки, а тут я… Ну, и хорошо! Я так и хотел, чтобы он со мной был!..
— Послушай, но это как-то странно… Зачем она тогда оставила его в магазине? Специально хотела, чтобы он потерялся? Знаешь, по-моему, она и не думала ни про какие «хорошие руки», просто хотела избавиться от него!..
— Как же так можно?.. Это же собака! Живое существо, почти человек!.. Хотя, да… непонятно как-то… Ну, ладно, это не наше дело! Самое главное, Капка теперь — мой, официально! Я теперь не один! Наташик, а правда, давай поженимся! И дети у нас уже есть, и собака своя, и на работу я устроюсь. Получится полноценная семья. Жить у меня будем, а летом к тебе на дачу поедем. А?..
— Вот устройся сначала, потом поговорим…
Недели через две Вовчик с Капралом уезжают на выходные к Ленке, младшей сестре Вовчика. С ночёвкой, потому что ей должны привезти новую мебель, и она просила помочь – разобрать и вынести старую, распаковывать, собирать, устанавливать новую. Одному мужу не справиться, рук не хватит, а успеть надо до вечера воскресенья, пока дети у бабушки. Вовчик любит сестру и всегда рад ей помочь, но в этот раз у него было какое-то нехорошее предчувствие. Всё-таки Ленка живёт в том районе, где он нашёл Капрала.
— Я чего боюсь, — объяснял он ей по телефону, — вот пойдём мы с Капкой там у вас по улице и вдруг на эту Елену наткнёмся! Что тогда? Он к ней кинется, она же его хозяйка! А она-то его мне отдала, он ей не нужен! Представляешь, какой стресс для собаки! И для меня… Давай, я один утром приеду, всё поделаем, потом вечером уеду, с ним погуляю, у себя переночую, а утром опять к тебе!
— Не успеем. Туда-сюда ездить – только время терять. Дел полно, в воскресенье надо всё закончить. Да чего ты волнуешься? Магазин этот в двух остановках от меня, где Елена живёт, вообще неизвестно. Может, она специально его подальше от дома увела, где их никто не узнает. И потом, ты же не будешь с ним по улицам разгуливать. Утром раненько погуляете в парке и вечерочком попозже. Дети в это время спят. Так что шансов встретиться с этой Еленой никаких.
— Ну, ладно…
День Капрал провёл замечательно. Носился по лестнице, когда заносили на восьмой этаж крупногабаритную мебель, обгонял на один пролёт и, широко расставив передние лапы и глядя вниз, задорно лаял: мол, ну, чего ж вы?.. Догоняйте! На него не ругались, а, наоборот, назвали помощником и дали в зубы большой пакет с крепежом и фурнитурой и велели нести в квартиру. С упоением играл с ворохом упаковочного картона. Всласть повалялся на залитом солнцем полу в маленькой комнате. Сестра Вовчика, Ленка, оказалась весёлой и ласковой. Она была рада Капке и между делом забегала к нему – принесла старый детский матрасик, несколько раз вкусно кормила, наливала свежей холодной воды, просто обнимала и тискала и говорила, какой он красивый.
Вечером мужчины поздно закончили свою работу, и Вовчик решил не ходить по темноте в чужой незнакомый парк, а вывел Капрала на полчасика во двор.
А уж утром, в седьмом часу, они отправились в парк на полноценную прогулку. Капрал нервничал, повизгивал, рвался с поводка. Вовчик понимал – ему надо побегать, сделать свои дела, и торопился поскорее добраться до места и спустить собаку с поводка. Парк опоясывала широкая беговая дорожка, посыпанная гравием и обсаженная деревьями. По этой аллее пробегали редкие утренние бегуны в спортивных костюмах. В парке около дома Вовчика тоже было два беговых круга – большой и малый, и он заметил, что Капрал любит носиться по ним и облаивать бегущих. Людям это, естественно, не нравилось. И Вовчик, во избежание скандала, всегда старался уводить его подальше. Сейчас он не успел этого сделать. Карабин едва щёлкнул, отстёгивая поводок, а Капрал уже рванулся куда-то вбок, с выражением нетерпения на морде задержавшись с задранной лапой возле дерева. Наконец, облегчённо встряхнувшись, опустил нос к самой траве, к разноцветным опавшим листьям и, влекомый неожиданно обретённым, никогда не забывавшимся запахом, проломился сквозь подстриженные кусты и, разбрызгивая задними лапами гравий, влетел на дорожку. Вовчик, чертыхаясь, полез за ним. Вдалеке, направляясь в их сторону, маячили бегуны – впереди мужчина в синем костюме, позади него две девушки, в белом и розовом. Капрал, припадая на передние лапы и бешено вращая хвостом, неистово лаял. Девушки замешкались, остановились. Потом, опасливо оглядываясь, побежали в обратную сторону. Мужчина, бежавший неторопливой, размеренной трусцой, словно споткнулся, сбившись с ритма, и вдруг помчался большими скачками, широко размахивая руками. Как мальчишка. Капрал захлебнулся лаем и рванул ему навстречу. Вовчик похолодел. На полпути они сшиблись грудь в грудь – мужчина и взметнувшийся на дыбы пёс. Капрал с визгом и подвыванием облизывал его лицо, а мужчина, бормоча что-то неразборчивое, обнимал собаку, как даму в танце – одной рукой за плечи, другой поперёк спины – и, делая маленькие шажки, увлекал её на обочину беговой дорожки. По его лицу текли слёзы.
Вовчик стоял не шелохнувшись. Смотрел на них. В его душе метались противоречивые чувства. Вовчик был сентиментален, поэтому неожиданная встреча Капрала с любимым хозяином растрогала его до слёз. Он сразу всё понял. Капрала у него больше нет. Натальи по-прежнему нет. Он опять один. Всё смешалось в нём: и радость за Капку, и горечь внезапной утраты, и ревность к настоящему хозяину, и сочувствие к нему же – Вовчик мог представить, что тот пережил, когда пропала его собака! – и малодушная досада на сеструху, уговорившую его приехать в этот район с Капралом. Смешалось и подступило жгучей болью к горлу и к глазам, когда к нему, не расцепляя объятий, приблизились нашедшие друг друга мужчина и собака, которую он уже считал своей.
… На скамейке, спрятавшейся в кружевной тени разросшейся сирени, на которой так любит сидеть, разбирая собранные на полянке цветочки, Елизавета Семёновна, сидят Вовчик и Борис Петрович. У обоих тяжёлые, хмурые лица. Капрал лежит на траве, тесно прижимаясь к ногам хозяина и виновато поглядывая на Вовчика. Вовчик нервно закуривает, молча протягивает начатую пачку Борису Петровичу. Тот так же молча берёт сигарету, склоняется к зажжённой спичке и глубоко затягивается, хотя курить бросил ещё перед свадьбой. Вовчик уже рассказал ему, как нашёл Капрала и как они жили этот месяц.
— А я вернулся на день раньше, думал, воскресенье все вместе проведём. Подарки всем привёз. – Растерянно говорит Борис Петрович. – Захожу в квартиру тихонечко – а дома никого нет! Ни Елены, ни дочек, ни Капрала! Воскресенье, начало шестого утра! Где они все?.. Что случилось?.. Хорошо, сообразил подружке её позвонить, Оксанке. Разбудил, конечно. Она говорит, дети у неё, спят. А Елена на работе, у неё ночная запись, что ли… Ну, ладно, прямо от сердца отлегло… А собака где?.. А собака, говорит, потерялась. Как потерялась? Когда?.. Да уж давно, говорит, с месяц. А вещи его где? Подстилка, поводки?.. Он что, вместе со всеми своими игрушками и мисками потерялся?!. А вещи, говорит, Елена выбросила, чтобы Верочке на глаза не попадались, не расстраивали… Я чуть не задохнулся. Собака пропала!.. Надо же искать, объявления расклеить везде, мне сообщить! А она вещи выбросила… Ну, Оксанка говорит, дети проснутся, она их завтраком накормит и домой приведёт. Это не раньше девяти часов. Я трубку положил и не знаю — что делать? Квартира пустая, какая-то осиротевшая. С ума сойти можно. И что-то меня как подтолкнуло пойти в парк. Мы с Капралом всегда в это время в парке гуляем. Я, когда бегаю, успокаиваюсь, и мысли в порядок приходят. А тут вы…
Они сидят, подавшись вперёд, опершись локтями на широко расставленные колени, ссутулив плечи – молодой крепкий Борис Петрович и худой, не первой свежести Вовчик. Они почти не смотрят друг на друга. Но они друг друга слышат.
— Мне его товарищи подарили. На день рождения. Я давно такого хотел. Потом Верочка подросла, мы с ней стали вместе мечтать, книжки читали, на выставку ходили. Жена не хотела собаку. Шерсть, псиной пахнет… А ребята скинулись и купили щенка – он породистый, с родословной. Ему нужно было имя придумать на букву «К». Ну, ребята и придумали – Капрал…
— А у нас Русик был, Руслан. Боксёр. Его старшему брату подарили. Он сначала им занимался, а потом быстро охладел. То утром проспит, то вечером поздно придёт. Он тогда в техникум уже поступил, у него студенческая жизнь началась – друзья, подружки, вечеринки… С Русиком надо было на занятия ходить на площадку, а ему лень и некогда. Ну, мы с сеструхой с ним и занимались, и гуляли, и кормили, и с собой везде брали. А потом Ленка замуж вышла, сюда переехала, в ваш район, а я к тому времени развёлся, к родителям вернулся. А потом родители умерли, в один год, один за другим, и мы с ним вдвоём остались… А потом и он умер… А потом я Капку нашёл…
— Господи, как же Верочка-то, небось, переживает!.. Она его так любит! И играет с ним, и книжки ему читает, и буквы показывает, и вкусненькое чего сама не съест – ему несёт!..
— А я когда женился, хотел Русика с собой взять. Сеструха школу заканчивала и чего-то болела часто. А жена моя, Валечка – ни в какую! И тёща тоже. Хотя от него и шерсти никой… Он весёлый был, рыжий, с белым галстучком на шее, вертлявы-ы-ый!.. Слюнявый, правда. Как встряхнётся, башкой замотает – слюни во все стороны!..
— А Танюшка, как мать, Капку не любит. Всё время на него ябедничает, выдумывает, чего не было. И пакости разные делает – то в миску с водой фломастер бросит, то пластилином шерсть ему вымажет…
— А я Капку полюбил… И Наталья… ну, женщина, которую я с юности люблю… как говорили мои квартиранты – «жён твой»… Вот, и жён мой тоже его полюбила, гуляла с нами, заботилась, чтобы накормлен был…
— Ну, ладно, надо идти. Оксанка должна детей привести. И Елена, наверное, уже дома. Она, когда в ночь работает, обычно около восьми приходит. Не представляю, как мы сейчас встретимся… Как она мне в глаза посмотрит… Ты знаешь, я боюсь, что она будет врать… Я сейчас понял, она врала мне…
— А хочешь, я с тобой пойду? — Повинуясь внезапному порыву, предложил Вовчик.
Борис Петрович молча кивнул и тяжело поднялся со скамейки.
Дома ничего не изменилось. Никого не было. Дорожная сумка Бориса Петровича и большой пакет с подарками стояли нераспакованными. Капрал ворвался в квартиру, обежал её, обнюхал все углы, покрутился в прихожей на том месте, где раньше лежала его подстилка, и, вздохнув, растянулся на голом полу. Борис Петрович ходил как потерянный, зачем-то открывал шкафы, рассеянно заглядывал на полки, трогал вещи, заглянул в холодильник.
Раздался звонок в дверь. Пришла молодая, сильно накрашенная женщина, привела девочек. Капрал бросился к ним, виляя хвостом и повизгивая от радости, норовил каждой облизать лицо. Верочка смеялась, обнимала его за шею, гладила, а Танюшка уже ревела, потому что, виляя пушистой метёлкой хвоста, он стукнул её по мизинцу, и теперь этот мизинец боли-и-и-ит!..
Женщина, оказавшаяся подругой Елены Оксаной, которую Борис Петрович никогда не видел, увела Танюшку в ванную, чтобы умыть и подержать под холодной водой ушибленный мизинец.
Верочка села на корточки рядом с успокоившимся Капралом и, гладя его по голове, серьёзно спросила:
— Пап, а где у Капы щёка? Здесь?.. – И крепко поцеловала то место на узкой собачьей морде, где темнела родинка.
Зазвонил телефон. Борис Петрович нетерпеливо схватил трубку. Через минуту осторожно положил её на место и растерянно обвёл взглядом всех присутствующих.
— Звонил какой-то Феликс… сказал, с Еленой произошло несчастье… сейчас приедет и всё расскажет…
— Феликс?.. — Сильно побледнев, спросила Оксана.
— Феликс. Вы его знаете? Кто это? Её начальник?
Оксана закрыла рот ладонью и, высоко подняв выщипанные брови и вытаращив глаза, отчаянно замотала головой.
— Оксана, когда Елена привела к вам на ночь детей, она что-нибудь говорила? Может, она после работы куда-нибудь собиралась? И она вам рассказывала, как потерялся Капрал?
— Нет, ничего не говорила. Просто сказала, что утром их заберёт, и всё. А про Капрала сказала, что оставила его возле магазина, вышла, а его нет. Ну, она бегала, искала, звала его… объявления развесила… но он пропал. Она подумала, может, его живодёры поймали, ради шкуры, чтобы шапки сшить… Ну, и все вещи выбросила, чтоб ничего не напоминало…
Борис Петрович и Вовчик переглянулись.
Через полчаса, когда перебрали все возможные варианты того, что могло случиться с Еленой, в дверь позвонили. В квартиру стремительно вошёл высокий мужчина неопределённого возраста. Он был стройный, загорелый, в каких-то немыслимых блестящих узких брюках и цветастой рубашке, широко распахнутой на волосатой груди. На шее массивная золотая цепь. На щеках вчерашняя щетина, вкупе с белоснежными зубами, карими глазами и орлиным носом делающая его похожим на испанца. Но на голове глубокие залысины, поредевшие волосы зачёсаны назад. Под глазами мешки, на лбу морщины и явно наметившийся дряблый второй подбородок. От него пахло мятной жвачкой, душным одеколоном и почему-то кокосом. Капрал поднял голову и ощетинился.
— Вы Борис? – Обратился мужчина к открывшему ему дверь хозяину и, получив утвердительный ответ, представился сам: — Феликс.
После чего прошёл в комнату, отодвинул от круглого стола стул, быстро на него сел, закинув ногу на ногу, и оглядел всех собравшихся. Все, в свою очередь, смотрели на него. Повисла звенящая, напряжённая тишина. Капрал, не выдержав, судорожно сглотнул слюну, клацнув зубами.
— Что?!. – Громким шёпотом спросила Оксана.
— Елена погибла.
— Как?.. Где?.. Когда?.. Вы кто, вообще?..
Вовчик быстро вышел в коридор и плотно закрыл дверь в маленькую комнату. Там девочки играли с куклами. Кажется, они ничего не слышали.
— Сгорела. Но умерла не от ожога. Сердце остановилось.
— Как сгорела?!. Вы что такое говорите? На работе сгорела?.. Вы кто? Начальник?
— Какой, на хрен, начальник!.. Я занимаюсь рекламой. И ещё у меня пара проектов. На телевидении. Бывает, что я и продюсер, и режиссёр – в одном флаконе. Это, чтобы вам было понятнее. Впрочем, это неважно. А погибла она сегодня утром, у меня дома, ну, то есть, не дома, а в квартире, которую я снимаю.
— Ничего не понимаю, — растерянно сознался Борис Петрович. – Как она оказалась в вашей квартире? И как она могла сгореть? У вас был пожар? Почему тогда вы целый?
Вовчик снова вышел в коридор, где на высокой тумбочке он заприметил телефон, и позвонил сестре.
— Алё, Лен?.. Слушай, тут такое дело … Елена эта сегодня утром умерла в квартире какого-то мужика. Он сейчас приехал к Борису Петровичу, хозяину Капки. Нашёлся, да… Потом расскажу. И я у него сейчас. И дети здесь. Две девочки маленькие. Их забрать бы надо, Лен. Тут история какая-то стрёмная. Не надо бы детям слышать. Да, от тебя недалеко, сейчас объясню, где это.
К тому времени, когда в квартире появилась Ленка, обстоятельства гибели Елены в целом прояснились. Ночью она была не на работе, у них вообще ночных смен нет, а ночевала у любовника – Феликса. Утром, пока он спал, она, как всегда, приняла душ, соорудила свою любимую причёску с начёсом, закрепила её лаком, надела капроновый пеньюар с широкими рукавами, отороченными пышным кружевом, и пошла на кухню — варить кофе в турке. Так она любила – чтобы Феликс, проснувшись, увидел её не только при полном параде, но и с чашечкой горячего кофе на подносике. Сегодня же он проснулся от дикого, нечеловеческого крика. Выбежал на кухню и увидел лежащую на полу Елену, полыхающую огнём. Видимо, она неосторожно коснулась краем рукава открытого огня, и капрон моментально загорелся. Она инстинктивно вздёрнула руки вверх, широкий рукав с пылающей оторочкой упал вниз, коснулся волос, обильно сбрызнутых лаком, и они вспыхнули. Феликс заметался в поисках чего-нибудь, чем можно сбить пламя, но на его кухне нет ни скатертей, ни больших полотенец. Он кинулся в ванную, схватил влажную банную простыню, которой недавно вытиралась Елена, вернулся на кухню. Но сбивать было уже почти нечего. Елена, скорчившись, лежала на полу — с чёрной обуглившейся головой и телом, облепленным расплавленным капроном. На нём то там, то здесь вспыхивали последние язычки пламени. Феликс прибил их простынёй, содрогаясь от шипения и запаха горелых волос, и тут же вызвал «Скорую». Самое страшное, что Елена уже не кричала. Врачи приехали быстро, но Елена уже была мертва. Они констатировали смерть, вызвали милицию, дальше всё завертелось и пошло своим чередом, как это положено в таких случаях. Правда, быстрее, чем обычно, потому что Феликс везде щедро подмазывал денежкой.
— Главное, я ни фамилии её не знаю, ни адрес. Елена, и Елена. И всё. Хорошо, милиция в её сумочке нашла оплаченные квитанции за квартиру, за телефон. Звонили несколько раз на квартиру, никто не подходил. Я помню, вроде она говорила — муж в командировке. Но ведь дети не одни же дома! Думаю, может, бабушка или няня. Позвоню ещё разок, если никто не ответит, сам поеду, на месте посмотрю. Ну, вот. Короче, надо в больницу ехать, где она в морге лежит, сегодня после двенадцати часов. Паспорт её нужен. Справки от врачей и из милиции у меня.
— Любовница?!. – Страшным шёпотом выговорил Борис Петрович. – Как же вы живёте с женщиной и не знаете её фамилии? Но при этом знаете, что она замужем и у неё дети?!.. И как это – нет ночных смен? Значит, она эти ночи у вас проводила?!. И сейчас вы посмели прийти в мой дом?.. – У него сорвался голос, он закашлялся, грохнул кулаком по столу, резко встал, но тут же рухнул обратно на стул.
— Прости, мужик, ситуация, конечно, паскудная, но… так уж вышло. – Феликс резко вскочил, сунул руки в карманы и несколько раз нервно пересёк комнату – от окна к двери и обратно. Остановился перед Борисом.
— Не жил я с ней! Не жил!.. Ночевала она у меня время от времени, это правда. Но у меня куча девок ночует! Я неженатый, понимаешь? Холостой я, свободный!.. Я и квартиру снимаю, недалеко от работы, чтоб каждый день домой не ездить. У меня дом за городом, там родители, сестра… Я туда баб не вожу. А в этой квартире у меня холостяцкое логово, понимаешь? Там у меня девки хозяйничают. И ни с кем никаких проблем не было! А эта, Елена твоя!.. Прости!.. – Он прижал руку к груди, посмотрел Борису в глаза. – Не позавидуешь тебе, мужик! Да уж чего теперь!.. Прицепилась, как репей. Хотя я её не приваживал и ничего не обещал! Ну, не гнать же её!.. Сколько раз говорил: всё, хорош! Развлеклись, и хватит! Нет, не понимает! Липла, как смола! И чем дело кончилось! Господи!.. – Он передёрнулся. – Такая страшная смерть!.. И так по-дурацки! Вот обожала она пеньюары эти чёртовы!.. Два ко мне притащила. Чтоб красиво всё было. А я их терпеть не могу. Синтетика. Скрипучие, розовые с чёрным!.. Жесть!.. Другие девки утром из душа выйдут, мою рубаху на голое тело наденут – и порядок! В кресло заберутся, ногой босой покачивают и волосы сушат. Или ногти красят. Такие свеженькие с утра – хоть обратно в кровать затаскивай! – Он коротко хохотнул. – А Елена твоя… Башню на голове начешет, лаком обольётся, как завуч из совковой школы. Боевой раскрас наведёт, в кружева эти дикие упакуется – и на кухню, заботу проявлять! Я её умытой, по-моему, ни разу не видел… — Он с размаху сел на стул, с досадой постучал кулаком по блестящему колену. – Чёрт!.. Чёрт!.. Так это всё некстати!.. У меня проект скоро стартует, а тут смерть эта дикая! Журналюги набегут. Мои юристы, конечно, работают уже, но всем-то рты не закроешь!.. А-а-а!.. – Он выругался, махнул рукой и снова вскочил.
Дверь детской комнаты распахнулась, оттуда с криками выбежали девочки, на ходу вырывая друг у друга из рук куклу. За ними, думая, что начинается весёлая игра, примчался Капрал.
— Папа! Папа!.. – Наперебой кричали девочки. — Скажи, что это ты мне привез, правда?..
— А-а-а!.. Я тоже такую хочу! Моя!.. Скажи ей, пусть отдаст! Я маленькая!..
— Папа, у неё и так шесть кукол, а у меня только две! Это же моя? Моя?..
Верочка подбежала к Борису Петровичу, прижалась к нему, крепко держа в одной руке куклу с белыми распущенными волосами. Другой рукой она обнимала за шею подсунувшегося к ним Капрала. Зарёванная Танюшка тянула руки, чтобы выхватить куклу, но ей мешал Капрал, и она сердито стукнула его ногой. Пёс взвизгнул.
Ленка, переглянувшись с братом, решительно подошла к ним.
— Борис, — сказала она, — а ведь я пришла, чтобы пригласить Верочку и Танюшку в гости! – Девочки перестали кричать и посмотрели на незнакомую тётю – Верочка с доверчивым любопытством, Танюшка – настороженно. – Наша бабушка сегодня печёт блины, очень вкусные, много-много! Там у неё сейчас мои детки – Туся и Алёшка, они просили, чтобы я вас позвала, вместе же веселее играть и угощаться, правда?..
Борис Петрович растерянно оглядел всех присутствующих. Вовчик кивнул ему и тоже подошёл.
— Это моя сестра. Она живёт совсем рядом. Лучше детям у неё побыть. – И тихо спросил у Ленки: — Ты их к себе заберёшь?
— К свекрови. – Так же тихо ответила Ленка. – У нас работа не закончена ещё. Хорошо, Лёшка соседа позвал, вдвоём, может, к вечеру управятся. Ну, что? – Весело обратилась она к девочкам. — Пойдём? Вас там ждут!
— А мне дадут блин? – Спросила Верочка.
— Ну, конечно! Со сметаной и с вареньем!
— А можно, я Капке отнесу? Он блины очень любит.
— Это точно! Он за блин душу продаст! – Подал голос отец.
— Ну, конечно! Мы ему отдельно завернём, и ты принесёшь.
— А я сама съем! – Протиснувшись между старшей сестрой и Ленкой, заявила Танюшка. -Только я люблю с клубничным вареньем! У вас есть?
— Ну, конечно, есть!.. — Вздохнула Ленка и погладила Танюшку по взъерошенной макушке. – И клубничное, и вишнёвое, и сливовое, и малиновое…
— Тогда пойдём! – Решительно сказала Танюшка и взяла Ленку за руку.
Верочка подняла голову, посмотрела в каменное лицо обнимавшего её отца.
— Пап, можно?.. Мы ненадолго. Мы там с ребятками поиграем, да?..
— Ах ты, папина дочка!.. – Нараспев сказала Ленка, осторожно высвобождая Верочку из-под тяжёлой руки Бориса Петровича.
Танюшка тут же прижалась к нему с другой стороны, сказала ревниво:
— Я тоже папина дочка!
— Только, похоже, папки-то у вас разные!.. – Не удержалась внимательная и языкастая Ленка, и Борис Петрович дико взглянул на неё.
Ленка поторопилась увести девочек в коридор, к ней присоединилась тихо стоящая у стены Оксана, они быстро одели детей, и вскоре на входной двери щёлкнул замок.
Взрослые, собравшиеся в большой комнате, с некоторым облегчением пошевелились. Борис Петрович положил на стол сцепленные в один кулак мощные руки.
— Значит, всё-таки на работе… — Тусклым голосом сказал он. – Когда она после декрета в телецентр устроилась, я был против. Какое телевидение с её педучилищем!.. Что ей там делать? Но она была так рада! И, видно, у неё дело пошло, потому что она и деньги получать стала неплохие. И вообще, она же была хорошая…
— Шалава она была хорошая!.. Прости, Господи! — Размашисто перекрестился Феликс. – С подружкой своей… — Он кивнул в сторону Оксаны. – Ишь, стоит, глазки в пол. Подружки-потаскушки!..
— Ты давай, слова-то выбирай! – Не выдержал Вовчик и подскочил к Феликсу с явным намерением ухватить того за грудки. – О покойнице говоришь!..
Феликс легко отвёл его руки и повернулся к Борису Петровичу.
— Простите, мужики. Но, раз уж правда вылезла, лучше тебе, Борь, узнать её всю. Тебе теперь решать надо, как дальше жить. Я же вижу, ты мужик стоящий. И профессия серьёзная — он кивнул на висящий на спинке стула военный китель — и дом обставлен, как надо, и дети тебя любят. Баба только непутёвая попалась. Где ты её нашёл-то? – Он повернулся к Оксане. – Вы, подруженьки, откуда в столицу прибыли?
— С Пермского краю. – Шмыгнув припухшим носом, пробормотала Оксана.
— Вот, слыхали? – Феликс развёл руками. – С краю! С Пермского!..
— Я там в командировке был, — тихо сказал Борис Петрович. — Елена как раз училище закончила. Только по специальности работать не хотела, поняла уже, что это не её. Она мечтала в Москву уехать, в институт поступить… Такая наивная была, трогательная…
— В институт поступить… Не иначе, «на актрису»… — Буркнул Феликс. – Ну, и ты, как принц из сказки, девичью мечту исполнил?
— Да, — улыбнулся Борис Петрович, — она почему-то не хотела свадьбу дома играть, хотя там и родители, и друзья… Хотела в Москве. Мы приехали, расписались, и она сразу забеременела. Тяжело очень ходила. А потом Верочка родилась, недоношенная, но крупная, здоровенькая. А я на работе целыми днями. Тяжело одной с ребёнком. Моя мать помогала…
— Она с одним мужчиной встречалась… — Тихо сказала Оксана. — Он взрослый был, женатый… Она забеременела, отец сказал – без мужа с ребёнком в дом не пущу! А он разводиться не собирался. Ленка аборт хотела сделать, а тут Борис…
— О как!.. – Присвистнул Феликс. – Ну, подруга!.. Да с такими друзьями и врагов не надо!
— Подождите, — попросил Борис Петрович. – Что вы говорите?!. Я ничего не понимаю… Какой мужчина? Какой аборт?.. Она с Верочкой до двух лет сидела, потом хотела в институт всё-таки поступать, да уже и возраст не тот, и подзабыла всё. Заново начинать готовиться – это и деньги, и время, и без связей всё равно не пробиться. Пошла работать. А я рад был. Не хотел, чтобы она в кино или на телевидение попала, не люблю я этот мир. Извините.
— А вот она обожала, — снова встряла Оксана, — гламур, глянец, знаменитостей! И на телевидение хотела попасть любой ценой! А должна была дома с детьми сидеть, суп варить, да ещё вон с собакой гулять!
— Разве это не главное для женщины – дом, дети, семья, собака?.. – Растерялся Борис Петрович. — Я старался, чтобы всё в дом, по хозяйству помогал и с детьми сидел, если она просила её куда-нибудь отпустить. У нас хорошая семья была! А потом она на телевидение всё-таки пробилась и так радовалась!.. Я только не понял, — обратился он к Феликсу, — а где вы с ней познакомились? Когда?
— Да лет пять назад. Она тогда в агентстве недвижимости работала. На телефоне сидела, звонки принимала. А хозяин агентства – мой приятель. Мы как-то собрались за город, на базу отдыха – ну, там, рыбалка, баня, все дела. Я к нему на работу заехал, а он говорит, давай девок с собой возьмём. Ну, и взяли троих, которые у него по этому делу были, — Ленка твоя, подружка её заклятая и ещё одна. Ленка, как узнала, где я работаю, так и вцепилась намертво – всё надеялась через мой диван в телевизор попасть. Я сразу сказал, что рассчитывать ей не на что. Не отстала. Как же, такая удача – нашла в Москве холостого режиссёра и даже в койке у него побывала! Надо раскручивать, выжимать всё, что можно! Так я говорю, подружка? – Он резко обернулся к Оксане. Она отвела глаза. – Та-а-ак, — процедил он в ответ на свой же вопрос. — Принялась она меня с другой стороны окучивать – на ночь оставаться, квартиру убирать, еду готовить. Хозяюшка!.. — Он усмехнулся. – Мне ж этого ничего не надо – с кем спать, у меня и без неё есть, и она это знала, квартиру два раза в неделю домработница убирает, она же продукты покупает, а вообще я в ресторанах ем. Да из неё что любовница, что хозяйка – такой же ширпотреб, как и пеньюары её капроновые. – Он сильно вздрогнул, крепко потёр ладонями лицо. – Надо было турку эту выбросить к чертям!.. Или пеньюары. Была бы жива сейчас!.. И ведь кофемашина стоит на кухне – так она ею не пользовалась. А мне этот кофе в постель вообще не нужен, это был её бзик. Я терпеть не могу, когда вокруг меня начинают гнёздышко вить! Говорил сто раз: жениться не собираюсь, по крайней мере, в ближайшие лет пять, и уж, конечно, не на ней! И детей не хочу! То есть, хочу, конечно, но потом, в законном браке, как положено. Что это вообще за дурь – пытаться привязать к себе мужика ребёнком?!. Я ей сразу сказал: хочешь – рожай! Твоё дело. Но на меня не рассчитывай. Отцовство не признаю и фамилию свою не дам. Всё по-честному. Родила. Я ей сразу хорошую сумму дал, говорю, чтоб без обид, и разбежимся по-хорошему. Нет, снова появилась. Ребёнок в сад пошёл, а я устрой её на телевидение, хоть кем! Как будто я ей обязан! Устроил. Так она решила, что у нас теперь чуть ли не семья! Пеньюары опять притащила. На видном месте повесила, вроде место застолбила. И всё норовила с ребёнком познакомить. Имя ему дала, как у моей матери, я обмолвился как-то, а она запомнила.
— Какой ребёнок?.. Какое имя? Вы о чём говорите?!. – На Бориса Петровича страшно было смотреть.
— Татьяна.
— Танюшка?!. Вы хотите сказать, что Танюшка – ваша дочь?!.
— Юридически твоя. Да и фактически тоже, ты же её с пелёнок растил. Я её и не видел ни разу.
— Сегодня видели, — тихо сказал Вовчик, — с тёмными кудряшками. Она ещё плакала из-за куклы…
— Ну, может быть… — Равнодушно сказал Феликс. – Короче, так! Все расходы на похороны я оплачу. – Он положил руку на плечо приподнявшегося Бориса Петровича и с силой придавил его обратно к стулу. – На работе помощь выпишут. Небольшую. Работала она там недолго, да и должность самая пустяковая – четвёртый помощник пятого ассистента. Так что и зарплата, сам понимаешь… Половину того, что она домой приносила, я ей доплачивал. А ты не по бабе своей гулящей убивайся и не обиды свои мужские перебирай, а думай, как дальше жить станешь. Ленка за свои грехи наказана. На ребёнка я деньги буду давать, как раньше.
— Не надо мне ваших денег, — хрипло сказал Борис Петрович.
— Так не тебе – дочери.
— Не отказывайся, Борь, — посоветовал хозяйственный Вовчик. – Детям деньги не лишние будут.
— Не надо.
— Понимаю, — легко согласился Феликс. – Могу счёт открыть, туда класть. После совершеннолетия получит – на учёбу, на свадьбу… Кстати… — Он помедлил, но всё-таки решился: — Девчонки-то, выходит, обе не от тебя… ты их можешь в детдом определить, сейчас хорошие есть, я могу помочь… Ты молодой, ещё успеешь жениться и своих родить…
Борис Петрович медленно повернулся, посмотрел ему в лицо. Капрал тоже поднял голову и глухо заворчал. Феликс торопливо выставил вперёд ладонь:
– Молчу!.. Тебе решать. – И озабоченно взглянул на часы: — Время! Сейчас бы тебе кофейку выпить, а то и чего покрепче, да и ехать надо.
— Куда ехать? Вы мне адрес оставьте, я сам.
— Больница на другом конце Москвы. Я знаю, где. Вместе поедем, я на машине. – И обратился к Оксане, всё так же тихо стоящей у двери: — ты, подружка, чайник поставить можешь? И посмотри, чего там на кухне есть.
Оксана послушно вышла, но через минуту вернулась в комнату.
— Даже хлеба нет. Я могу сбегать.
— Давай. – Феликс незаметно сунул ей в руку купюру. – Возьми чего-нибудь, чтобы нам всем по-быстрому перекусить.
Женщина ушла. Мужчины молча сидели вокруг стола. Говорить было не о чем. Было о чём подумать. Всем. Капрал, лежавший под столом, привалившись к ногам хозяина, поднялся, сел с левой стороны и положил длинную узкую морду ему на колено. Борис Петрович безвольно уронил руку ему на загривок. Пёс посмотрел снизу вверх и протяжно вздохнул, поставив брови домиком. Почувствовал, что окаменевшие пальцы слабо шевельнулись в его густой гриве, снова вздохнул и прикрыл глаза.
Очень скоро вернулась Оксана. И не одна. С ней пришла молодая румяная женщина, в которой Вовчик сразу узнал продавщицу из хлебной лавки, в которой он нашёл Капрала. В руках у женщин было по большому пакету с разной снедью. Из одного высовывались два длинных золотистых багета. Оксана сразу скрылась в кухне. Вторая робко вошла в комнату.
— Здравствуйте, — смущаясь, сказала она и посмотрела на Бориса Петровича широко распахнутыми, полными сочувствия глазами. – Вы меня не помните? Я в булочной работаю, вы у меня хлеб покупали, и собачка ваша у нас в магазине потерялась. – Посмотрела на Феликса и Вовчика и поздоровалась с каждым в отдельности. – Ой, это вы? – Тихо обрадовалась она и, смущаясь, сбивчиво заговорила:
— Так вы взяли его к себе и потом нашли всё-таки хозяина? Как хорошо!.. Знаете, а я часто думала о вас. Как там, думаю, бедная собачка, нашёл ли её хозяин? Всё думала, может, вы придёте за хлебом, я вам и расскажу, и телефон этого мужчины дам, что его увёл. – Она говорила, переводя взгляд то на Вовчика, то на Бориса Петровича, и было видно, что она совсем молодая, весёлая и искренне переживает из-за той истории, к которой случайно оказалась причастна.
— Знаете, я ведь объявление не снимала всё это время. А сейчас пришла женщина, Оксана, и говорит: можете снять, нашлась собака. А у хозяина горе – жена умерла! И всё в один день! Господи!.. Я говорю, может, помочь надо чем? Нельзя человеку в несчастье одному быть, надо, чтобы люди рядом. У меня год назад муж погиб. На машине ехал, а на дорогу ребёнок выскочил. Дорога узкая, он руль вывернул, а по встречной полосе КамАЗ. Ну и вот, все целы остались, ребёнок даже не понял ничего, его бабушка догнала, схватила и на тротуар отнесла. А муж насмерть, и машина в лепёшку… — Глаза её налились слезами, и она по-детски утёрла их ладошками. – Остались мы с Антошкой без папки… — Она грустно улыбнулась. – Извините…
— Ну, что вы!.. Не плачьте!.. Да что ж это такое!.. Вот досталось вам… Как же вы пережили, молоденькая ведь совсем… Муж ваш погиб как герой, спас ребёнка. Настоящий был человек. Вы с сыном можете гордиться… Что ж теперь… Жизнь продолжается… — Наперебой утешали её вскочившие со своих мест мужчины, все трое, и брали за руки, и поддерживали под локоток, а Борис Петрович прижал её голову к своей груди и поглаживал по голове, как маленькую.
— Вы проходите, пожалуйста, садитесь!.. – Но она, благодарно и облегчённо вздохнув, уже выбралась из их круга и, вытирая на ходу глаза и поправляя волосы, направилась в сторону кухни.
— Нет-нет, спасибо!.. Я лучше Оксане помогу!
Минут через десять женщины быстро накрыли стол в комнате, потому что на кухне все не поместились бы, и, несмотря на страшные события сегодняшнего утра, все принялись за еду. Феликс влил в чашку Бориса Петровича изрядную порцию найденного в серванте коньяка и положил четыре куска сахара. Борис Петрович выпил, съел два больших куска багета, которые заботливо намазала маслом молодая румяная женщина и подала ему, положив сверху сыра и буженины. Феликс молча приготовил вторую чашку кофе – опять пополам с коньяком – и придвинул её Борису Петровичу. Он выпил уже не лихорадочно, а спокойно, с некоторым даже удовольствием, и его отпустило, он чуть расслабился и порозовел лицом.
Ели быстро и старательно, как будто делали важное дело, и, словно по молчаливому уговору, о постигшем хозяина дома несчастье не говорили.
— Мы ведь даже не спросили, как вас зовут, — сказал Борис Петрович, благодарно принимая из её рук очередной бутерброд, и она, глядя на него ясными серыми глазами, ответила:
— Тоня…
— Замечательное имя, — сказал Борис Петрович, — мою бабушку так звали.
— Сын Антон, а вы Антонина? – Переспросил Феликс, — замечательно! Сын на вас похож?
Тоня застенчиво улыбнулась:
— Копия!
— Значит, счастливым будет!
— Я постараюсь, — серьёзно сказала Тоня.
— А как же вы с работы ушли? Вам не попадёт из-за нас? – Спохватился Вовчик.
— Нет, там мама моя осталась. Мы с ней посменно работаем, ну, чтобы с Антошкой всегда кто-то был. – Она обвела взглядом внимательно смотревших на неё мужчин и просто объяснила: — Когда муж погиб, я на вечернее отделение перевелась. И мы с мамой устроились в магазинчик рядом с домом. Очень удобно – всегда можно друг друга подменить. Этот год у меня последний, дипломный. А когда Оксана сегодня пришла, мы с мамой как раз вдвоём были, мелочь подсчитывали – жвачки, шоколадки… А Антошка сейчас на даче, с моей бабушкой.
— А на кого учитесь, милая барышня, если не секрет? – Спросил Феликс.
— Я в пищевом институте. Моя специальность – хлеб, зерно, – улыбнулась Тоня, и Феликс победно посмотрел на остальных, словно в этом была его заслуга.
Посидели несколько минут молча, глядя в пустые чашки и думая каждый о своём, как перед дальней дорогой. Наконец, Феликс посмотрел на часы:
— Пора!..

Вовчик шёл домой пешком. Голова его была переполнена событиями и впечатлениями сегодняшнего дня. После того, как Борис Петрович и Феликс уехали в больницу, он вернулся к сестре, помог Лёшке, шурину, закончить сборку и перестановку мебели, хорошо, сосед ещё с ними был, рукастый мужик. Потом, за ужином, рассказал, что было у Бориса Петровича. Ленка, добрая душа, ахала, охала, всплакнула даже, а потом пошла к свекрови забирать детей и всех привела к себе – и своих, и Верочку с Танюшкой. И теперь он шёл той же дорогой, которой шёл в тот день, когда нашёл Капку. Он так же зашёл в магазинчик, где за прилавком опять стояла румяная Тонечка, купил свежего хлеба, и они поговорили, как добрые знакомые, о том, чем они могут помочь Борису Петровичу. Только в автобус не сел, а задумчиво шагал вдоль шумного шоссе. Нужно собрать Капкины вещи и отвезти их завтра к нему домой. Он очень привязался к Капралу, но сейчас ему не было жаль, что его с ним больше нет. Он сейчас в тысячу раз нужнее Борису Петровичу. Хорошо, что они нашли друг друга именно сегодня. Капрал поможет хозяину пережить эти страшные дни. А он, Вовчик, опять один… Он заметил киоск с газетами и подошёл, чтобы купить программу. На прилавке лежали книги в ярких глянцевых обложках. На одной, самой толстой, было название сериала, который любила смотреть его «жён» Наталья, и во всю обложку кадр из него. Он взял книжку, полистал, улыбнулся, выгреб из кармана деньги, пересчитал и почти все их положил на блюдечко. Потом попросил у продавца на минуточку шариковую ручку, задумался, глядя в небо, и каллиграфическим почерком вывел на внутренней стороне обложки вдохновенный экспромт:
— Люблю я очень сильно жён.
Я двадцать лет в неё влюблён! – И поставил витиеватую роспись.

В первый выходной после похорон Борис Петрович с детьми и Капралом впервые выходят на утреннюю прогулку в парк. Капрал вылетает из подъезда, устремляется к своему любимому дереву и вдруг видит Елизавету Семёновну. Она стоит в своём вязаном беретике, с вытертым бархатным ридикюльчиком в руках, и ждёт. Капрал, торопливо оправившись, подбегает к ней, повизгивая, тычется носом в её ладони, нервно оглядывается по сторонам.
— Умерла твоя подружка… — Грустно говорит Елизавета Семёновна и подрагивающей рукой гладит Капрала по голове. – Как ты потерялся, так через несколько дней и умерла. Старенькая была. Как я…
Борис Петрович подходит к ней, берёт под локоток, велит Верочке крепко держать Танюшку за руку, и они выходят со двора и переходят улицу. На той стороне к ним присоединяются Тоня с трёхлетним Антошкой. Капрал обегает всю компанию, собирая в кучку, радостно лает, убегает вперёд, возвращается и снова по-хозяйски обегает, очерчивая круг близких людей, за которых он в ответе.

…Шесть часов утра. Осень. На улице совсем темно. Капрал потягивается, со стоном зевает, встряхивается и, окончательно проснувшись, спешит к хозяину. Открывает неплотно прикрытую дверь в комнату, подходит к кровати и, повизгивая от радости, поддевает холодным мокрым носом лежащий поверх одеяла мощный локоть, облизывает горячим языком тёмную от вылезшей за ночь щетины щёку. Хозяин тут же открывает глаза, крепко трёт ладонями лицо, встаёт, выключает будильник и зажигает свет. Пока он одевается, Капрал успевает заскочить на кухню. Там тоже уже горит свет, и у плиты хлопочет мама Бориса Петровича, готовит всем завтрак. Она мимоходом треплет Капрала по загривку, похлопывает по боку, суёт в пасть вкусный кусочек, и он, довольный, бежит в коридор, стягивает с крючка поводок и ждёт, пока Борис Петрович наденет спортивную куртку.
Минут через сорок они возвращаются. Борис Петрович моет Капралу лапы, принимает душ, бреется и идёт будить дочек.
— Завтрак гото-о-ов! – Нараспев оповещает бабушка, выглянув в коридор. – Прошу всех за стол!
Из маленькой комнаты выбегают девочки – Верочка весёлая, спокойная, с ясными глазками, Танюшка – хмурая, недовольная. Вера кидается к Капралу, обнимает его, теребит, целует длинную узкую морду. Танюшка идёт на кухню и, не узнав ещё, что на завтрак, сразу начинает торговаться:
— Бабушка-а-а!.. А я кашу не хочу-у-у!.. Я вафли хочу, шоколадные, ладно? А кашу я не буду!..