1
Рыцарь Антоний Блок, возвращающийся из Крестового похода, играет в шахматы со смертью — редко кому предоставляется такая возможность.
Средневековье выстроено по условиям, какие нам, сегодняшним, осознать едва ли, и даже посадка глаз тогдашних людей отличалась от нашей — не говоря о взглядах на жизнь.
Сакральность крестовых походов в сознаниях идущих была столь велика, что количество пролитой крови не принималось в расчёт, хотя Антоний Блок явно разочарован происшедшим с ним; да и смерть выглядит весьма усталой…
Уставал ли Бергман, закручивая невероятные лабиринты своих фильмов?
О! Их тяжело пройти, и постоянно кажется, что тень Лютера где-то рядом, и приглушённо на заднем плане звучит музыка Малера.
Бергман-протестант уступает Бергману-художнику в интенсивности внутренней жизни, но это только плюс его кинематографу: одному из пиковых в мировой практике.
Или пантеоне.
Не так уж много режиссеров создали свой мир — с массой ответвлений, громоздящейся во много ярусов философией, галереей запоминающихся персонажей; и не так много режиссёров, чьи фильмы, как тексты великих писателей по нескольким страницам, по ряду кадров узнаются — подпись: в данном случае титры — не нужны.
Профессор из «Земляничной поляны», видя сон — страшный сон, с гробом, в начинке которого он узнаёт себя, перед этим замечает часы без стрелок: время кончилось для него.
Но оно ликует и играет в молодых персонажах — это время, от какого некуда деться, какое растекается, как у Дали, удлиняется, как в античных мифах, когда богам было угодно дать возможность додраться любимым героям.
Бергман синтезирует мировую культуру, множа её собою; и звуки «Осенней сонаты», разрывающиеся тяжелым конфликтом матери-дочери, точно присыпаны пылью отношений: странных, сложных…
А чудесная лёгкость «Лета с Моникой», точно пузырящаяся летним светом (хочется добавить — шампанским, пьянящим светом) отчасти компенсирует трагизм, глубоко вложенный в недра души художника…
Бергман — знаменитый театральный режиссёр, писатель — как кинорежиссёр поднимает планку так высоко, что далее, кажется, возможен только спуск…
И действительно, ничего более яркого, чем «Седьмая печать», «Земляничная поляна», «Осенняя соната», «Фанни и Александр» в последующие годы не появилось.
Впрочем, приливы всегда чередуются с отливами — и в искусстве тоже.
2
Антоний Блок, играющий со смертью,
Ходы узнает, новые весьма.
Поход Крестовый отрицаем твердью:
Кровь если льётся — гамма не верна.
Средневековья гамма столь отлична
От нам привычной, где конфликт силён
Родителей с детьми: вот и отлился
В «Осеннюю сонату» бездной он.
Оставим земляничную поляну
Все некогда. Кончается кино.
Исправить в жизни хоть одну помарку,
Как в тексте, или в ленте, не дано.
Из Бергмана иные кадры в сердце
Пульсируют, сгущая сильно кровь.
Соль отношений портят крошки перца,
И вдруг — не отношения, а ров.
Сорваться в шаровую бездну страшно,
Но высота кино сама, как свет:
Невидимая световая башня
Грядущих, не представить ныне, лет.