Из John Keats
[24]
Кузнечик и сверчок
Немолчна присно и веков во веки
Поэзия земли. В полудня час,
Когда от жара средь ветвистых ряс
В бессильи птицы закрывают веки,
Кузнечик тешит вольные сусеки
Весёлой песнею, пускаясь в пляс:
Трещит в усладе, замолчит подчас,
Возлёгши под зелёные побеги.
Земная лира до скончанья дней.
Мороз сковал весь мир своим дыханьем.
Немую ночь звенящим стрекотаньем
Сверчок как будто делает теплей.
И можно уловить в нём сквозь дремоту
Задорную кузнечикову ноту.
[48]
Времена человеческой жизни
В году четыре мерных полосы;
Четыре века проживает дух.
Весною мысль исполнена красы,
Что в дар приносят ей и взор, и слух.
А летом вешних дум медвяный сок
Всё пьёт душа, вкушая до зела,
И в небе обретает свой чертог,
Сложив в осенней песне два крыла:
Сквозь тонкую туманную вуаль
Всё нынче беспредметно для очей:
И поздняя прекрасная печаль,
И неприметный у окна ручей.
К концу зима мотает свой клубок –
Вот так управил в жизни нашей Бог.
Коту госпожи Рейнолдс
Ах, котик, чай, отжил ты век златой?
Попало сколько крыс в твои капканы?
А сколько с кухни своровал сметаны?
Не щурь ты взор зелёный с хитрецой
И не вонзай в меня ты коготь свой.
Мяукни кротко, промурлычь пиано:
Как рыб ловил, как мышкам был тираном,
На нежных как цыплят ходил войной.
С раскаяньем притворным лап точёных
Ты не лижи. Пусть хвост обрублен твой,
И пусть дыханье в астме учащённо,
И пусть ты трёпку получал порой,
Но мех твой до сих пор ещё лощёный,
Как в юный век бесчинно-озорной.
К одиночеству
Отрадно было б с тихим отрешеньем,
Из града мрачного пустившись в бег,
Свершить в природы церковь восхожденье,
Где дух в усладе полон зыбью рек,
Долов и гор цветочным украшеньем;
Где скрыт от глаз из веточек ковчег;
Где пчёл лесных внезапным приближеньем
Вдруг отвлечёт олень от сладких нег.
Ликует сердце от сего гнезда,
Обычного для зверя и для птицы.
Красивы одиночества страницы.
Но что блаженней может быть, когда
Чета душою цельною стремится
Вдруг в эти потаённые места.
Что изрёк дрозд?
− О ты, клеймённый в пыточной морозной,
Взиравший на застрявшие в тумане
И меж светил задрогших ветви вяза, −
Грядёт весна, и будет тебе жатва.
− О ты, учивший грамоту по книге
Из света непроглядной тьмы, питавшей
Тебя до соловьиного прилёта, −
Грядёт весна, и трижды будет зорька.
− Я мало знаю, прост, однако, сердцем,
И луч весны баюкаю напевом.
Я мало знаю, прост, однако, сердцем**,
И сумерки чарую. Кто в раздумье
О лености своей, вот тот не празден,
Кто зрит себя уснувшим, бдит всенощно.
[11]
* * *
Тому, кто заточён был в шумном граде,
Так сладостно на горний лик взирать,
Молитвы в умилении шептать
Для купола в лазоревом наряде.
Нет счастья большего в тиши, в усладе
На ложе трав волнистых возлежать
И о любви бесхитростной читать
Природы стародавние тетради.
А возвращаясь вечером в свой кров,
Под звуки соловьиного мажора,
Следя, как зыблется небес покров,
Жалеть, что краски дня померкли скоро,
Как след незримых ангельских даров,
Струящихся по неба омофору.
О славе (I)
Капризна слава: к тем она черства,
Колена кто пред нею преклоняет.
Её влечёт беспечность озорства,
Бесстрастному пострелу уступает.
Блажная, тем выказывает спесь,
Кто без неё не видит благодати;
И мыслит, гордая, что век и днесь
Всё велеречие о ней некстати.
Цыганка истая, она дитя
Достойное супруги Потифара.
Пиит влюблённый! Ты воздай, шутя,
За холодность забвения динаром.
Откланявшись, простись учтиво с ней −
Владыкой станешь так её скорей.
[37]
К морю
Оно ворчит с начала мирозданья
Устами пенными средь скал, и вмиг
Рассерженно в пещерный бьёт тайник
И каждый грот стрясает рокотаньем.
А иногда в чувствительном мечтаньи
Едва ли сдвинет ракушек толик,
Что бросил здесь когда-то бунтовщик −
Свирепый аквилон в своём скитаньи.
О вы, чей в суетном пресыщен слух,
И вы, чей взор подёрнут от томленья!
Ступайте к морю хвори исцелять,
Где тишь да гладь д а Божья благодать,
У входа в грот предайтесь размышленьям,
Пока от песнь сирен не схватит дух!
[45]
Синева
Мне тёмный взор милей, чем тот,
Что схож с лилейным гиацинтом.
О синь! небесной тверди жизнь, ты терем
Для солнца и дворец светилам ночи,
Чертог закатным Гесперовым дщерям**
И страж для туч златых, безликих, прочих.
О синь! воды стихия. Хоть яриться
Порою море, рать свою сбирая
Из речек и ручьёв, но не темнится
Лазоревая сущность вековая.
О синь! как ты близка всему лесному,
Обвенчанная с зеленью дубравы,
Ты сродник колокольчику резному,
Фиалкам, василькам. Сильна держава
Твоя. Однако истой ворожбой
Есть дивный взор, исполненный тобой.
[41]
* * *
Когда я вспомяну, что жизнь кратка,
Что жатвы мыслей можно не дождаться
И житницы страниц не на века
Глаголом спелым будут наполняться;
Когда читаю в азбуке ночной
Светил туманных буквенные знаки
И мыслю, что за век минутный свой
И тени их не передам бумаге;
Когда вдруг ведаю я, Божья тварь,
Что не узреть мне лик твой несравненный,
Не возложить уж сердце на алтарь
Любви самоотверженной, блаженной,
Тогда, сиротка, на краю земли
Я вижу славу и любовь во тли.
[63]
О славе (II)
Не съесть один пирог два раза.
Пословица
Умом тот повреждён, кто дни земные
В бесстрастии не может проживать,
Кто в книге бытия готов живые
Бесславные листы свои пятнать.
Безвременно не тщится сникнуть роза,
А слива – восковой свой сбросить флёр;
Марать не станет илистым хаосом
Наяда каменистый свой шатёр.
Но куст колючий обрамлён красиво
Питающими шумных пчёл цветами,
Вуальку матовую носит слива;
Не тронет гладь воды и звук литавр.
Зачем испрашивать у мира лавр
И тешить сердце ложными дарами?
Ода осени
Сезон туманов, тучности зерна,
Приятель ты для солнца наливного,
Советчика, как нагрузить сполна
Лозу вокруг карниза золотого,
Как яблоками дерево согнуть,
Как спелостью наполнить все плоды,
Как тыковку весёлую раздуть,
Как сласть вложить в ореховую грудь,
Как поздним цветом украшать сады,
Чтоб пчёлам чудилось, что никогда
Сюда уж не вернутся холода.
Как изобильны все твои склады!
Алкающий наполнить грудь эфиром
Порой тебя обрящет у скирды
С копной волос, колеблемой зефиром;
Или на ложе скошенной бразды
Поодаль от нетронутой гряды,
Вдыхающей пьянящий маков хмель;
Иль с кладью ищущею у воды
Какой-нибудь незыблемый мосток;
Или с терпением плодовый сок
До капли выжимающей в скудель.
Где песнь весны? Осталась только тень.
Иные же слагаешь ты былины.
Румянит облако почивший день
И красит отсветом своим долины.
Тогда печальным звоном в общий хор
Вступают мошкара и комары,
Средь ив речных нашедшие приют;
Вот партия ягнят свой ре-мажор
Выводит; стрекотаньем гусляры
Кузнечики поднялись на хоры;
Звенят зарянки*, ласточки поют.