Экскурсия

До горы Хорив от Шарм-эл-Шейха добрались на пассажирском флайере за пятнадцать минут. Мутило. Две бутылки «Столичной», выпитые накануне вечером, делали свое чёрное дело.
В руках они сжимали сувенирные блокнотики для путевых заметок. Надписи в нём были на трёх языках – китайском, английском и русском. Напутствие на русском гласило:
— ЗЕЛАЕМ ВАМ ПОТРЯСАТЕЛЬНЫХ СЕРДЕЧНЫХ УРАЗУМЕНИЙ!
Их уже ждал проводник в бурнусе.
— Мы можем подняться на вершину двумя древними тропами паломников, — сказал он, — или же подлететь на сверлёгком флайере.
— Лучше полетим, — решил Вася. Так и сделали. И теперь сидели в пластиковой комнате стоянки, дожидаясь рассвета. Васе спать не хотелось, но в голове были туман и вата. Ещё Сергей что-то бубнил без конца. Вася прислушался.
— Да разве это гора? Семьсот пятнадцать метров подьёма по высоте. Это всё равно как на гору Говерлу подниматься от турбазы Заросляк. Маршрут для пенсионеров.
— Вот бы и шёл пешком, — буркнул наконец Вася. — Раз такой скалолаз.
— А я, между прочим, на Эльбрус в прошлом году сходил, — гордо произнес Серега.
— Ага, а ещё с инопланетянами на Марс, — снова буркнул Вася.
— Не веришь? С группой Стеклова. По стене Кокюртлю-Кол-Баши! Уровень пять Б!
— Ага, а еще лунные кратеры измерял.
— Так ты не веришь, значит?
— Мне не надо верить, — вскинулся вдруг Вася, — я знаю! И Стеклова знаю, и тебя как облупленного.
— И что же ты, интересно, про меня знаешь?
— Например, что у тебя такой бо-о-льшой комплекс неполноценности.

— Надо же, лапоть, какие слова знает! Это у меня комплекс?
— У тебя! Оттого ты вечно что-то из себя корчишь, вечно что-то заливаешь.
— Ну и что, например?
— Например, кто видел летающую тарелку летом?
— Ну, я видел! И что?
— А то, что кроме тебя её вообще никто не видел. И ты не видел!
— А я видел, потому что, в отличие от некоторых иногда зырю в небеса!
— Не видел! — Вася снова сел и устало произнес:
— И тарелку не видел, и на Эльбрус не лазил, и с Ленкой Лапиной у тебя ничего не было.
— При чём тут Ленка?
— При том! Ты всё выдумываешь, потому что корчишь из себя кого-то, а на самом деле ты болтун…
— Погоди, погоди, ты тут про Ленку что-то вякнул! Ну, продолжай. Может это у тебя с ней было? В комнате зависла тяжелая атмосфера, как перед грозой.
— Ну да! Вот со мной у неё было!
— Так вот оно что? Вот значит какой у меня дружок завелся? Я ему регулярно свою душу открываю, а он значит шуры с Ленкой?
— Тихо ты, не ори.
— Что тихо?
— Потом разберёмся, дома. Люди слышат.
— Да где люди-то? Камни кругом!
— А проводник тебе не человек, значит?
-Ты мне тут стрелки не сдвигай! Он чурка, даже по-русски не понимает…
— А все время он с тобой по-каковски говорил?
— По-русски?
— Я по-русски таки понимаю, — терпеливо подтвердил проводник.
Оба друга изумлённо посмотрели на него.
— Господа! — вдруг громко произнёс проводник, ободрённый их вниманием. Скоро рассвет. Нам пора наружу!
— Господа! — продолжал он уже на свежем воздухе. На этой самой горе Моисей когда-то получил десять божьих заповедей на двух каменных скрижалях. Прикоснитесь на минутку к этим святым утесам. Почувствуйте атмосферу. Забудьте на мгновение распри!
Проводник говорил вдохновенно, может, пытаясь отвлечь своих беспокойных подопечных от желания решить спор кулаками.
— Дотроньтесь! — еще раз повторил он довольно повелительным голосом, и Сергей послушно наклонился к камню и протянул руку. Но не тут-то было. От резкого наклона в голове застучали мягкие, но тяжелые молоточки. В глазах потемнело.
— Господи-и-и! — застонал он непослушными губами и замер в склоненной позе. Со стороны казался он паломником, застывшим в благоговении перед святыней.
Дождавшись, когда молоточки в голове превратились в терпимую пульсацию в висках, он медленно и осторожно выпрямился.
На него с ужасом смотрели глаза незнакомого старика в бурнусе и в светлом платке, закрепленном на голове чем-то вроде ободка.
— Что такое? — осевшим голосом протянул Сергей. — Где Вася? — сказал он громче, и уже срываясь на крик, повторил: — Где Вася? — Где наш чурка?
Старик в бурнусе, дрожа всем телом, упал на колени и простёрся ниц. Голову он прикрывал руками и что-то бормотал сбивчивым шепотом.
Сергей, повторяя свой вопрос как мантру, зажмурил глаза и что есть сил, хлопнул себя в лоб ладонями обеих рук. В голове как будто взорвалась граната и он на минуту потерял сознание. Когда же очнулся, то увидел склонённые над ним головы.
— Кажись, водка была паленая, — хрипло пробормотал Сергей. Зря её из дома пёрли. Я тут видел старика в хламиде, а вы вроде испарились…
— Такое бывает! — возбуждённо воскликнул проводник. – Иногда людям являются здесь разные картины из прошлого. Особенно детям. — Возможно, вы видели самого Моисея! — Скажите, а скрижаль у него в руках вы не видели?
— Нет! — мотнул головой Сергей и снова застонал от боли. – Какая скрижаль?
— Видите ли, по преданию, когда Моисей молился на горе Хорив, явился к нему некто в человеческом облике и сказал священные слова на ангельском языке. Эти слова Моисей нанес на каменную скрижаль. Эти же слова теперь выбиты вот здесь на скале. — Вам посветить фонариком?
— А где скрижаль? — спросил Вася.
— Скрижаль та была утеряна давным-давно. Слова ангельские передавались из уст в уста, пока их не выбили на скале, чтобы они не были забыты.
— И что они означают? — спросил Сергей, глядя на древние закорючки, выбитые на скале.
— А этого уже никто не знает! — почти весело ответил проводник. Собственно, мы даже не знаем, как звучала эта надпись в прочтении. Дело в том, что на древнем иврите положено было записывать только согласные буквы надписи, а гласные вставлялись при чтении. Потом со временем гласные звуки этого текста были забыты. Буквально здесь написано: ГДВС ГДНШ ЧРК.
— Как же теперь читают эту надпись? — поинтересовался Вася.
— О-о-о ! — оживился проводник. Для чтения вслух после каждой согласной вставляют священную букву Алеф, букву А по-вашему. По преданию тот, кто произносит эту надпись сто двадцать раз нараспев, когда солнце взойдет над горой Хорив, получит, что пожелает. Не желаете ли испытать? Сейчас самое время!
— Ну что ж, давайте попробуем! Сергей, исподлобья глянул на Васю. Вася молча кивнул.
— Тогда господа послушайте и повторяйте за мной. Не забывайте каждый раз загадывать желание. — Все сто двадцать раз! — сказал проводник и затянул нараспев:

— Г-аа-да в-аа-са … Г-аа-да н-аа-ша ч-аа-ра-ка…

В это время, ровно в семь часов утра, Ленка Лапина перевернулась в постели и сладко зачмокала губами, даже не подозревая, что оба героя её романа стоят на далекой горе Хорив, и произносят сакральные древние слова, по сто двадцать раз вспоминая при этом её умопомрачительные достоинства.