ДОМ ПЕРУНА
— Так вот, случилось все в Киеве граде, — седой старик выразительно посмотрел на детишек, собравшихся возле него.
Маленькие слушатели наконец-то перестали шуметь и толкаться. Ребятишки тихонько расселись на зеленой траве, окружив большое грозное деревянное изваяние, около которого и устроился седовласый рассказчик. Дети притихли и раскрыв рты слушали удивительную историю. Старик обвел строгим взглядом окружающих и продолжил свой сказ:
— Тогда еще нашего Перуна, — старец указал худой жилистой рукой на огромного идола, — почитали во всех городах Руси. Сам Владимир Святославович, — сказатель поднял вверх указательный палец, отдавая честь великому князю, — построил это изваяние.
Маленькие слушатели задрали головы кверху с интересом разглядывая свое божество.
— Неужто сам князь нашего Перуна вытесал? — недоверчиво спросил маленький Бажен, прервав рассказчика своим вопросом. Старец грозно взглянул из-под нависших косматых бровей на мальца:
— Ну ты, дурило, — седовласый муж покачал головой, — не гоже князьям самим тяжелую работу делать! У них на то люди есть, чтобы все их приказы выполнять! — пояснил старик непонятливому мальчугану. Затем немного помолчав, собравшись с мыслями, повел свой рассказ дальше. — Так вот, наш Перун посреди самого Киева града стоял, рядом с замком!
Дети ахнули, а сказатель, довольный произведенным на ребятню эффектом, перешел на зловещий шепот:
— Но однажды пришли люди, восхвалявшие нового Бога и повалили Перуна, — старец сокрушенно покачал головой, вспомнив тот далекий день, когда величественное изваяние было безжалостно сброшено в реку. Слеза скатилась по сморщенной щеке. Рассказчик смахнул ее дряхлой рукой и прокричал. — Выплывай, батюшка Перун, выплывай! — тогда так кричали все бегущие по берегам полноводной реки люди, глядя с мольбой на удаляющегося от них идола.
— И фто выплыл? — прошепелявил детский голосок, вернув сказателя к действительности. Старик посмотрел на рыжую веснушчатую девочку и улыбнулся:
— Конечно, Радмилушка, выплыл! Услышал мольбы народа, — старец ласково глядел на детей. — А там, где он к берегу прибился, теперь наше селение стоит. Стало быть тепереча здесь дом Перуна!
Уже не в первый и даже не во второй раз слышал эту историю молодой Явил. Парень устроился на полянке, вместе с детьми и внимал каждому слову седобородого мудреца. Юноша родился и вырос в этом поселке, трудился вместе со всеми, гулял праздники, чтил богов. Да только в последнее время стал он все чаще задумываться о том, что же находится там, за густой лесной чащей, скрывающей общину от внешнего мира? И что это за новый Бог, который самого Перуна одолеть сумел и изгнал его из городов Руси матушки в лесные дебри? Долго уже мучился этими вопросами Явил, поэтому и крутился возле старца Чтибора, ведь старик — единственный, кто собственными глазами видел зарождение новой веры и свержение старых богов. Юноша так увлеченно слушал рассказчика, что ничего вокруг себя не замечал, поэтому когда ему в затылок что-то больно стукнуло, он не сразу понял что произошло. Явил удивленно поднял с травы ударивший его желудь и осторожно заозирался по сторонам.
— Сюда! — услышал он тихий шепот, доносившийся из леса. Парень ловко поднялся с земли и побежал туда, куда манил его такой родной и любимый голос. Оказавшись посреди дубравы юноша закрутился на месте, пытаясь понять куда бежать дальше:
— Где же ты? — весело улыбаясь спросил он, но ответа не последовало, только горячие ладони закрыли ему глаза. За спиной послышался заливистый звонкий смех. Явил резко повернулся и оказался в объятиях той, кого ждал уже с самого утра:
— Златушка! — выдохнул он, обхватив девицу за тонкий стан.
Златоцвета нежно улыбнулась, глядя в глубокие синие глаза возлюбленного:
— Ну, Явилко, отпусти! — Злата стала вырываться из крепких объятий, — а то увидит кто!
— Поцелуй, тогда отпущу! — заупрямился юноша. Ему надоело прятаться от окружающих, но и показаться вместе с возлюбленной он не мог, ведь ту, которую он любит всем сердцем, ему никогда не отдадут. Златоцвета была дочерью старейшины, так что не пара он ей, ведь ничего кроме своей любви предложить молодой деве Явил не мог. Злата с опаской огляделась по сторонам, убедившись, что никого рядом нет, она нежно припала жаркими устами к раскрасневшейся щеке своего любимого и тут же вырвалась из его рук:
— Бежим скорее к ручью! — развернувшись на бегу весело прокричала девица. — Там нас никто не потревожит! — она подобрала подол длинного сарафана и сверкая розовыми пяточками бросилась прочь. Счастливый Явил тряхнул головой. Белые кудри упали на высокий лоб. Парень кинулся вдогонку за своей возлюбленной. Дрожь пробежала по его телу, ведь именно там, на их месте, они наконец-то останутся одни, смогут без опаски, подальше от чужих глаз, насладиться обществом друг друга. Юноша часами мог слушать как Злата рассказывала ему обо всем: о том, как прошел ее день, о том, как они с мамкой кашу варили, про батькину лошадь. В такие моменты он нежно гладил Златушку по заплетенным в длинную косу русым волосам и с любовью смотрел в ее большие зеленые глаза. Вот и теперь молодой человек с замиранием сердца бежал к укромному гроту, возле которого росла старая пышная ива. Именно здесь, спрятавшись за свисающими к самой воде ветвями, таились от всех влюбленные. Выбежав к ручью Явил остановился, как вкопанный. Юноша не мог поверить своим глазам. В потаенном месте, на большом камне сидел чужак. Златушка испуганно отступила назад и спряталась от неизвестного за широкой спиной возлюбленного.
Незнакомец был не похож на местных. Это был здоровый, крепкий мужик средних лет. Широкое загорелое лицо обрамляли длинные, до плеч, темные волосы. Густая борода развивалась на ветру. Одет незваный гость был в длинную хламиду, аж до самого пола, чем-то на бабий сарафан схожую. Никогда еще Явил такого не видел, ведь все мужики в селении одевались обычно в серую холщовую рубаху, да просторные штаны. А тут — мужик в платье и на шее у него большой крест. Чужак с любопытством разглядывал молодых людей, которые с опаской держались от него на расстоянии. Путник, опершись о посох, поднялся с камня и сделал пару шагов на встречу влюбленным.
— Чур меня, чур меня! — пролепетала Златоцвета, призывая на помощь души покойных предков, она медленно отступила назад.
— Здравствуйте, люди добрые! — пробасил незваный гость. — Не бойтесь, я вас не обижу! — мужчина добродушно улыбнулся и пригладил обветренной рукой растрепавшуюся на ветру бороду.
— И ничего мы не напужались! — огрызнулся Явил. Он решительно направился к чужаку, чтобы не показать своего страха, ведь в селении всех еще с малых лет учили избегать чужих людей, потому как в большом мире только отступники живут, предавшие Перуна и других богов. Поэтому считалось, что с добром в затерянный среди болот и леса поселок никто прийти не мог.
Явил приблизился к незнакомцу и грозно сдвинув брови спросил:
— Ты кто таков? — юноша был явно не рад этой встрече, ведь не так часто выпадала ему возможность провести время со своей Златоцветой.
— Я — отец Пафнутий! — простодушно ответил незваный гость, — настоятель здешнего храма.
— А сюда тебя каким ветром занесло? — раздраженно бросил юноша, внимательно разглядывая православного священника. Отец Пафнутий развел руками:
— Я — человек божий. Недавно в этих краях оселился, — батюшка вернулся к разросшейся на берегу ручья иве и поудобнее устроился на поросшем мхом камне, давая понять, что уходить он так просто не собирается. — Стало быть, — продолжил чужак спокойным голосом, — узнал я от селян, что в здешнем лесу язычники живут, которые по сей день поклоны перед идолами бьют. Вот и пришел вас в веру истинную обернуть! — Пафнутий оперся на свой посох, — рассказать вам про истинного Бога пришел, про создателя всего живого! — незваный гость тяжело вздохнул своим мыслям. — Да не так легко это сделать оказалось, — батюшка покачал головой, глядя на молодых людей. — Старейшина ваш меня пинками в спину прогнал, да ругал на чем свет стоит. Видать сильно крепко в вас ересь засела, глаза вам словно пеленой застит. Не хотите вы правды знать.
— И что, твой Бог все может? — гнев юноши сменился любопытством. — Сможет ли твой, отец Пафнутий, Бог нас со Златушкой объеденить? — в глазах Явила блеснула надежда.
— От чего же не сможет? Сможет! — обрадовался священник, ведь у него шанс появился хотя бы эти две заблудшие души наставить на путь истинный. — Как говорится в святом писании: каждому по вере воздастся!
Златоцвета, заметив интерес своего возлюбленного к незваному гостю, немного осмелев, приблизилась к разговаривающим и робко взяла Явила за руку.
— Значит ты, чужак, хочешь сказать, что мы с ней, — молодой человек кивнул в сторону своей избранницы, — сможем пожениться? — недоверчиво спросил он. Немного поразмыслив Явил хмыкнул. — Брехня! Златушкин отец никогда мне ее не отдаст, ведь у меня за душой ничего нет. И никакой Бог нам в этом не поможет.
— Перед Богом все равны! — не сдавался отец Пафнутий.
Злата слушала раскрыв рот, этот странный разговор пугал девушку. Она потянула Явила за собой, пытаясь увести его подальше от отступника, пока тот окончательно не заморочил голову молодому парню:
— Пошли, Явилко! — она тщетно пыталась сдвинуть юношу с места.
— Погоди, Златка, — Явил притянул любимую к себе и обнял Златоцвету за плечи. — Может это наш шанс единственный вместе быть! — молодой человек готов был ухватиться за любую возможность осуществить свою мечту. Злата со слезами на глазах посмотрела на Явила:
— А я Ладу молить стану! — в сердцах выпалила девица, — я ей жертву принесу. Она обязательно мольбам моим внемлет! — настаивала Златоцвета, — а ты, Явилко, принеси жертву Велесу, — дева улыбнулась своей догадке. И как это раньше в голову ей не пришло. — Бог-чародей нам поможет.
— Чем нам Велес помочь сможет? — Явил, удивленно приподняв брови, взглянул в полные страха глаза любимой.
— Велес батьку моего зачарует и он меня тебе обязательно отдаст, — не унималась девушка. Ей хотелось как можно скорее сбежать от этого чужака, ведь его речи смущали молодую деву. А Явил жаждал всем сердцем как можно больше узнать про нового Бога, ведь своим богам он уже не верил. Давно уж он просит Перуна о помощи, но все напрасно. «Раз верховный бог нем к моим мольбам, то чем же тогда Велес и Лада помочь смогут.» Юноша все еще колебался не зная как ему поступить: сбежать прочь, или остаться, но мольба в голосе возлюбленной все-таки взяла верх. Он сжал покрепче руку Златоцветы и бросился бежать подальше от когда-то любимого места.
Подбегая к селению, влюбленная пара разделилась. Златоцвета, запыхавшаяся от быстрого бега, забежала в дом. Сердце бешено стучало, казалось, что оно вот-вот вырвется из груди. Немного отдышавшись молодая дева собрала узелок. Она бережно положила в него горшочек каши, яблоки, крынку с медом. «Нужно будет еще по дороге цветов насобирать, ведь Ладушка их так любит!» Девица волновалась, ей так хотелось, чтобы ее подношения понравились богине любви и семейного счастья. От этого зависит их с Явилом судьба. Не теряя ни минуты Злата направилась к спрятанному на краю поселка алтарю. Это было очень живописное место, открытое солнечному свету. Белые стройные березы словно водили хоровод вокруг жертвенника, окружив его со всех сторон. Златоцвета бережно разложила дары и припав лбом к самой траве стало призывать покровительницу семейного очага. Мольбы юной девы не остались без ответа. Все вокруг смолкло, даже птицы перестали выводить свои трели, восхваляя летнее солнце. Позади себя Златушка услышала тихий шелест. Она обернулась и на мгновенье застыла на месте от увиденного. Перед ней стояла прекрасная дева с длинными вьющимися волосами зеленоватого цвета. В нежных локонах переливалась россыпь речного жемчуга. Сопровождали Ладу множество ярких бабочек, каких еще никогда в жизни Злате видеть не доводилось. Мотыльки кружили над одеянием богини, сотканным из листьев и цветов. Девушка бросилась в ноги покровительнице всех влюбленных:
— Ладушка! — девица залилась слезами, припав к босым стопам великой богини, — помоги мне, молю тебя! Я так Явила люблю.
Легкая, словно воздушная рука Лады ласково провела по непослушным девичьим волосам:
— Не пара Явил тебе! — прошелестела тихим голосом богиня любви и счастья, — тебе другой судьбой назначен. Утри слезы.
— Кто? — Златоцвета всхлипнула, ведь надежда быть вместе с возлюбленным таяла на глазах.
— Доброгост, — услышала девица ответ. Еще пуще залилась слезами Злата, вспомнив долговязого, нескладного и вечно слюнявого сына верховного жреца. — Но я не хочу быть женой Доброгоста, — запричитала по-бабьи Златка. — Не люб он мне!
— Но он тебе в мужья самим Перуном предназначен, — грустно сказала Лада. — Отец Доброгоста — слуга Перуна. Он и выпросил тебя в жены для сына своего! — прекрасная Лада горько вздохнула, жаль ей было несчастную девку, но помочь она ей не могла. — Против воли самого Перуна я не пойду! — молвила богиня и исчезла. Только стая цветастых бабочек, шумно махая крылышками, взмыла ввысь. Златоцвета, упав на душистую зеленую траву, громко разрыдалась. Теперь у нее осталась одна только надежда, что Велес поможет. Один он против Перуна выступить мог, потому как не любим был верховным богом.
Тем временем Явил, стоя на коленях возле вырезанного из дерева идола, молил бога-мудреца, владыку чародейства о заступничестве и помощи:
— Велес-батюшка, — просил юноша, — помоги мне с моей возлюбленной Златушкой вместе быть! — усердно бил поклоны Явил, не замечая ничего вокруг себя. — Вразуми отца Златоцветы. Чары свои на него напусти, — взывал парень к богу-колдуну. — Пусть он мне в жены Златку отдаст!
— Не отдаст! — услышал над своей головой Явил. Юноша быстро поднялся с земли и заозирался по сторонам, пытаясь глазами найти того, кто говорил. Поблизости никого не оказалось, только большой черный ворон сидел на высоком изваянии и пристальным взглядом следил за взволнованным молодым человеком. — Ну, чего башкой крутишь? — спросила птица и расправила свои иссиня-черные крылья. — Здесь я!
Явил обомлел, ведь с ученной птицей сталкиваться ему еще никогда не доводилось. Не зная как обращаться к ворону, чтобы его не обидеть, Явил низко поклонился:
— Ворон-батюшка, — почтительно произнес юноша, глядя в сверкающие на солнце глаза посланника Велеса. — Почем ты знаешь, что со Златушкой мне не быть?
Ворон нахохлился и поудобнее устроился на деревянном истукане:
— Меня прислали ответ на твои мольбы дать, — произнес посланец, — так вот, — отчеканивая каждое слово заключил ворон, — не быть тебе со Златой! — молвил и взмахнув сильными крыльями улетел прочь, оставив несчастного Явила наедине со своим горем.
— Зачем нужны такие боги, которые мне помочь не хотят? — зло прокричал юноша. В ярости он схватил забытый кем-то возле алтаря топор и с ненавистью бросился на равнодушно глядевшего деревянным взглядом истукана. — Да будьте вы прокляты! — заносил он снова и снова острый топор над почитаемым всеми идолом. Жизнь Явила была разрушена. Без Златушки ему и свет не мил. — Господи, упал юноша на колени, — верую в тебя, единого Бога! — неистово, в отчаянии, кричал он. — Покажи силу свою. Уничтожь все преграды на пути к нашему со Златкой счастью! — слезы текли ручьями по раскрасневшимся щекам. Вдруг, в ответ на мольбы, небо разверзлось, почернело, разразилось громом, молнией и пролилось ливнем на землю. Всю ночь мок под проливным дождем Явил, даже не пытаясь спрятаться от непогоды. Он до утра молил нового Бога о милости. Только с первыми солнечными лучами ливень закончился. Юноша обессиленно поднялся с земли и еле переставляя ноги направился в поселок. Зайдя в селение Явил оторопел, волосы на голове, от увиденного, встали дыбом. Вместо привычных бревенчатых домиков стояли огромные монолитные валуны. Только своими очертаниями глыбы напоминали прежние срубы. Парень, схватившись за голову, ошарашенно разглядывал новый пейзаж. Ни людей, ни живности здесь больше не было, даже птицы петь перестали.
— Златушка! — прокричал юноша, — где же ты? — Явил настороженно вслушивался в звенящую тишь. — Что же я наделал?! — упав на колени молодой человек расплакался.
— Я здесь! — милый сердцу голосок разорвал невыносимую тишину. Девица, аккурат только что, вошла в поселок и испуганно оглядывалась по сторонам. Она всю ночь прорыдала на полянке, возле алтаря богини Лады. Златоцвета опустилась на землю рядом с любимым, теперь они могли не таиться, ведь никто их не увидит и не запретит быть вместе.
— Ой, смотри, Явилко! — Злата указала маленьким пальчиком на большой валун, — это же мой дом. А что это там, на верху?
Влюбленные поднялись с земли и приблизились к окаменевшему срубу. Там, наверху, виднелись застывшие в камне следы.
— Кто по следам Божьим в истинную веру придет, тот счастье свое найдет! — услышали Явил и Златоцвета позади себя голос отца Пафнутия. Молодые люди не раздумывая поднялись на огромную глыбу. Взглянув вниз они увидели расколотый молнией надвое истукан Перуна.
СОЛНЦЕВОРОТ, или ОДНАЖДЫ НА КУПАЛА
«Тук-тук-тук» — послышался тихий стук в окошко. Любава открыла глаза. В комнате было темно, хоть глаз выколи, ничего не видать.
«Почудилось!» — решила девушка.
Она натянула на себя съехавшее на пол покрывало, перевернулась на правый бок и закрыла глаза, пытаясь вернуться в сладкий сон. Ведь именно там, в ночном видении, сбывалась самая заветная мечта молодой казачки. Люба видела себя посреди большого дома, не мазанного, как тот, в котором она с родителями живет, а каменного, с высокими светлыми окнами, да с расписными ставнями. И в доме этом она не гостья, а полноправная хозяйка, и не девка на выданье, а мужняя жена. А муж у нее не простой селянин и не лихой казак, а самый настоящий пан — красивый, молодой. А не старый, как местный богатей Архип Петрович, который давеча сватов к ней засылал. Так с него песок сыплется, ему уж почитай пятый десяток пошел, а он все туда же, что называется седина в бороду, бес в ребро. Нет, чтоб нашел себе вдовицу какую своих годов, а ему молоденьких подавай. «У-у-у, гриб старый!» Но сейчас мысли о постылом женихе Любаву не беспокоили. Девушка была по-настоящему счастлива, хоть счастье это было всего лишь во сне. Прекрасный юноша улыбался Любаше своей лучезарной улыбкой, глядя ей прямо в глаза.
— Люблю! — прошептала молодая казачка.
А в ответ суженный произнес голосом подруги Галины:
— Любань, ты чего? Спишь что-ли? Вставай, а то ведь скоро светать будет!
Люба резко села на кровати. Сновидение развеялось словно дым. Она глянула на окно и отодвинула занавеску. За стеклом появилось круглое курносое лицо Гали.
— Да иду я! — Любава махнула подруге рукой. — Ишь расшумелась. Сейчас весь дом на ноги поднимешь! — девушка ленно зевнула. — Обожди, платок только накину.
Тихонько, на цыпочках, чтобы не разбудить домочадцев, девица проскользнула через светелку и с легким скрипом открыла входную дверь.
— Ну ты, подруга, и спишь! — услышала она недовольный голос Гали. — Я уж битый час до тебя достучаться не могу, — Галина нахмурила редкие русые брови. Она быстрым движением схватила заспанную Любу за руку. — Побежали скорее! Рассвет скоро, а то не поспеем.
Любаша глянула на горизонт. Действительно, там, вдалеке, показалась светлая полоса. Еще чуть-чуть и солнышко взойдет на летнем небосклоне. Девушки не сговариваясь, опрометью, чтобы не пропустить первых солнечных лучей, бросились в поле. Уже совсем скоро босые ноги Любавы ступили на влажную траву. Небо зардело в лучах восходящего солнца. На хуторе закричали петухи. Подруги улыбнувшись встали на колени и начали быстро собирать ладонями утреннюю росу. Любаша с трепетом в сердце натирала живительной влагой румяные щеки. Пухлые алые губы шептали словно заклинание:
— Умывайся мое личико бело, румяно, всем молодцам приглядно!
Галина, глядя на рвение, с которым подружка произносит заветные слова, расхохоталась.
— Интересно, о каких это молодцах ты мечтаешь, Любань? — она пристально посмотрела в большие серые глаза Любавы. — Ты ж уже почитай, что замужем!
Галя, не останавливаясь ни на минуту, втирала в полные руки капли росы.
— Ну, это бабка надвое сказала! — Люба лукаво подмигнула собеседнице.
— То есть как это? — Галина вытаращила на подругу и без того выпученные глаза. — Ты что же это, Архипу Петровичу отворот поворот дала? — казачка ахнула. «Да как же такое возможно — большому пану отказать?»
В ответ Любаша тяжело вздохнула.
— Родители согласие дали! — грустно сказала она.
По всему было видно, что девушка очень несчастна, ведь мечтала она по любви замуж выйти.
— Ну-у-у! — медленно протянула Галя. — Раз согласие дали, то стало быть скоро свадьба. Что ж ты тогда не весела? — Галина закончила обтираться утренней влагой и поднялась с колен.
Она поправила немного растрепавшиеся от летнего ветерка волосы.
— А с чего мне веселиться? — Любаша следом за подругой встала с земли и оттряхнула от грязи влажный подол юбки. — Архип Петрович — старик!
— Ну и что? — махнула рукой Галя. — Зато богатый!
Увидев в глазах подруги печаль девушка продолжила веселым голосом:
— Знаешь как в народе говорят: старый конь борозды не испортит!
Она вытащила из-за пояса припрятанную склянку, нагнулась к траве и стала собирать капли в небольшой сосуд, чтобы все углы дома опрыскать купальской росой от нечистой силы.
— Так то конь не испортит, — брезгливо наморщила маленький носик Любава, вспомнив толстого и вечно потного жениха. — А Архип Петрович уже и не конь вовсе, а мерин!
Девчата весело рассмеялись. Они начали шумно бегать по полю, собирая травы и цветы для венков. Набрав целые охапки разной муравы, подруги устроились на зеленой полянке и завели длинную песню:
«Несет Галя воду,
коромысло гнется,
а за ней Иванко,
как барвинок вьется…»
— звучали женские мелодичные голоса.
Девичьи руки ловко переплетали душистые пахучие стебли в большие пышные венки. Вдруг Галя прервала затянувшуюся песнь и подала Любаве пучок полыни:
— На! Вплети в венок.
Люба насупила черные изогнутые коромыслецами брови. Ей казалось, что горькая полынь будет лишней среди ромашек, васильков и других ярких цветов, но подруга настойчиво тянула пучок.
— Бери, не упрямься! Полынь — лучшее средство от русалок и ведьм! — поучительным тоном заявила она. — И еще возьми! — казачка протянула пухлой рукой белый цветок. — Купаву обязательно вплести нужно.
Любаша нехотя взяла растения из рук собеседницы и продолжила прерванную песню.
«Галя, моя Галя,
дай воды напиться…»
— звонко разносился полем девичий голосок.
— Что, девчата, веночки плетете? — хрипловатый старческий голос перебил веселую песню.
Подружки вздрогнули от неожиданности. Они так увлеченно занимались своим делом, что и не заметили приблизившуюся к ним невысокую худую фигуру в черном.
— А-а-а, это вы, бабка Серафима! — Галина все еще держалась за высоко вздымающуюся от испуга грудь. — Фу, напужали. Вам бы, ей Богу, колокольчик на шее носить! — девушка с интересом посмотрела на полную корзину цветов и трав в руках старушки. — А что это вы, бабушка, на рассвете за травами вышли?
Галя удивленно рассматривала содержимое лукошка.
— Странно, — подумала она. — Почему это бабка Серафима спозаранку за цветами пошла, ведь все знают, что чудодейственные и целебные травы растут в ночь на Ивана Купала. Ну не венок же она себе плести будет! Ей-то уж без надобности. В таком возрасте о душе думают, а не о женихах.
Старуха улыбнулась девчатам, обнажив свои желтые зубы.
— Дура ты, девка, — сказала баба Сима. — Коса у тебя длинна, а ум короток!
Любава хохотнула, глядя на длинную русую косу подруги. А старица продолжила поучительным тоном:
— Не только в эту ночь, когда наступает летний солнцеворот и природа достигает своего наивысшего расцвета, нужно растения собирать. Часть трав и цветов собирают днем, — бабка подняла кривой указательный палец вверх, — часть — ночью, а некоторые — только на утренней заре приговаривая «Земля-мать, благослови меня травы брать, и трава мне мать!».
Старица Серафима славилась на хуторе тем, что была травницей. Про многое старушка ведала и людям всегда помогала, варила разные снадобья и зелья от различных хворей. Девушки очень внимательно слушали ведунью, не сводя с нее глаз. «А вдруг что интересное расскажет!» Не зря слушали. Баба Сима как закончила про целебные травы рассказывать, начала про Иванов день разговор вести.
— Это правильно, девчата, что венки вы плетете, — с любопытством разглядывала старушка работу подруг. — Хороший веночек у тебя, Любаша, получился! — причмокнула травница тонкими губами. — Ладный! На вечерней заре пустишь его на воду и судьбу свою узнаешь, — старица лукаво подмигнула Любаве.
— Ну, про то, что сегодня гадать нужно мы и так знаем, — прервала бабку Серафиму Галя.
Девушка надела свой венок на голову и весело улыбнулась.
— Вы, баба Сима, лучше расскажите нам про папороть, — Галина пристально посмотрела в черные, как ночь, глаза ведуньи. — Правда, что папороть любое желание того, кто ее цвет найдет исполнит? — глаза девушки заблестели.
— Правда! — бабка Серафима тяжело опустилась на траву возле казачек. — Да только цветет она одно мгновенье и за это самое мгновенье ее нужно успеть сорвать.
Любава ахнула:
— А как же узнать где она зацветет?
Девушка заерзала на траве с нетерпением дожидаясь ответа. Старица обернулась к Любаше и погладила ее по темным, заплетенным в длинную косу волосам.
— А кто очень сильно захочет, милая, тот обязательно найдет и исполнит тогда цветок волшебный его самое заветное желание! — бабушка медленно поднялась с земли и уж было собралась идти прочь, да остановилась. Она обернулись к Любе и произнесла загадочным голосом, видать жаль ей стало молодую казачку:
— Сегодня ночь не простая. В эту ночь растения и животные наделяются особым даром — начинают разговаривать.
Ведунья запнулась на полуслове, словно собираясь с мыслями. Немного помолчав, она продолжила:
— Так вот, Любаша, тот кто слушать умеет, тот узнает где папароть зацветет!
Молвила и ушла, а девки, раскрыв рты от удивления, долго еще смотрели вслед удаляющейся травнице, пока та не скрылась за зеленым большим холмом. Любаня задумалась.
— Вот бы хорошо было цветок этот найти, — размечталась она. — Тогда бы не пришлось замуж за Архипа Петровича идти.
Казачка улыбнулась своим мыслям, вспомнив сладкий сон. «А ведь правда, если цвет папоротника сыскать, тогда ночное видение явью станет!»
— Любань, — голос Галины прозвучал над самым ухом Любы и вывел девушку из оцепенения, — о чем думаешь?
Любава взглянула на подругу из-под густых черных ресниц, не спеша дать ей ответ.
— Или ты в бабкины сказки поверила? — Галя хихикнула.
Она поднялась с травы и махнула рукой.
— Брехня все это! — хмыкнула девка. — Да где ж такое видано, чтобы звери и цветы разговаривали? — девушка прыснула со смеху. Она подала руку Любаве и помогла ей встать с земли. — Вот я представила себе, как пойду вечером в сарай, корову доить, а она мне скажет человеческим голосом: «Галя, ты че дура что ли? Все девки не речке венки пускают, а ты меня за вымя тянешь?»
Подруги весело рассмеялись и бросились наперегонки к берегу небольшой реки.
— Бежим скорее, — обернувшись на ходу звонко прокричала Галя. — Там, на бережку, девки поди уж собрались! — она схватила Любаву за руку, чтобы та не отставала и потянула за собой.
Еще мгновение и запыхавшиеся от бега казачки выбежали к ленно текущей по широким просторам речке. Галина махнула рукой, указывая на березу, возле которой собрались местные девицы:
— Смотри, они уже и куклу из соломы делают!
Девушки бросились со всех ног к своим подругам, чтобы не пропустить всего веселья.
— О-о-о! — увидав Любаву с Галей весело протянула Мотря. — Наконец-то! А мы вас уж заждались! — казачка весело приблизилась к пришедшим и показала маленьким розовым пальчиком на соломенное чучело. — Мы уж и Марену делать начали, — она поманила Любашу за собой. — Пойдем, поможешь нашу Мару нарядить!
Девчата стали весело разбирать прихваченную из дому одежу. Кто юбку принес, кто сорочку. Люба сняла с плеч цветастый платок. Кукла вышла на славу, просто загляденье.
— А я монисто прихватила! — Галя приблизилась к наряженному чучелу древнеславянской богини и надела ей на соломенную шею красные бусы. — Ладно получилось!
Полюбовавшись своей работой, подруги посадили Марену под дерево, а сами устроились на полянке в тени раскидистой березы и завели веселую песню:
«Мы завьем веночки
на годы добрые,
на жито густое,
на ячмень колосистый,
на овес росистый,
на гречиху черную,
на капусту белую.»
Долго разносилась по берегам реки задорная песня. Так, в веселой суматохе, пролетел весь день. Уж и вечереть начало. Девушки стали накрывать столы и собирать праздничную вечерю. Сельские хлопцы появились на широком берегу. Парни разводили костры, готовясь к вечерним забавам. Столы ломились от принесенной снеди. Хоть Иванов день и припадал на Петров пост, но все же сумели местные бабы в это постное время так блюда приготовить, что только диву даешься. Тут были блины на маковом масле, вареники, начиненные толченным конопляным семенем и луком, кисели овсяные с медовой сытой, грузди соленые, пироги с гречневой кашей. Вот и Никитишна показалась, держа в руках полные тарелки оладьев с медом и левашников с малиновым вареньем. Любава вместе со всеми носила вкусные наедки. Девушка стояла возле накрытого стола и думала, куда бы поставить дыню в патоке.
— Смотри, сочные кулебяки несут! — услышала Люба прямо над головой. Казачка оглянулась. Рядом не было ни души, только подруга Мотря приближалась к праздничному столу, держа в руках поднос с кулебякой. Любава удивленно приподняла брови, тщетно пытаясь понять, кто говорил.
— Как пахнет! — вновь послышался непонятный разговор. — Вот бы кусочек пирога с квашенной капустой.
Любаша медленно приблизилась к высокой березе и взглянула наверх, ведь именно оттуда, с пышной кроны дерева, доносились странные звуки. Девушка замерла от увиденного. Там, на верхней ветке, сидела сорока. Птица в нетерпении переминалась с лапки на лапку, рассматривая накрытые столы. Любава улыбнулась. «А ведь права была баба Серафима!» — вспомнила девка слова травницы о том, что все живое в эту ночь разговаривать начинает.
— Да, люди гуляют! — послышался второй голосок. Рядом с сорокой, откуда ни возьмись, появился маленький взъерошенный воробей. — Сейчас через костры прыгать будут, да венки на воду пускать, а потом в лес, за папоротником отправятся!
Сорока хохотнула:
— Пусть идут, все равно не сыщут!
Воробей перелетел на соседнюю ветку и нахохлился от вечерней прохлады:
— Кто не знает, где папороть зацветет, нипочем цветок волшебный не сыщет!
— А где в этом году цветок появится? Не знаешь, кум? — сорока перелетела на ветку к своему собеседнику.
Любаша замерла, боясь даже дышать, ведь именно сейчас она сможет узнать большую тайну. Казачка прислонилась к белому стволу и напряженно вслушивалась в чужой разговор. Воробей помолчал немного, но все же ответил:
— Про это только старый дуб знает. Тот, что на краю леса растет.
Любаша хорошо понимала, про какое дерево птицы толкуют, ведь во всей округе был только один столетний дуб.
— Так вот, — продолжил свой рассказ маленький болтун, — куда в полночь дуб пойдет, там и зацветет папоротник.
Люба так увлеченно подслушивала, что и не заметила, как к ней подошла Галя.
— Ты что делаешь, подруга?
Громкий голос Галины спугнул разговаривающих. Птицы встрепенулись и взмыли ввысь. Любава, погруженная в свои мысли, вздрогнула. Она посмотрела на горящие ярким пламенем костры на поляне.
— Пойдем, Галя! — весело сказала казачка. — Там уже девки Марену на воду пускают!
Галина повернула голову в сторону струящейся реки. Там, возле воды, собрались девчата.
— Побежали скорее! — Любава потянула подругу за собой. — Сейчас гадать будем!
Казачки пробежали мимо молодых парней, стоящих возле полыхающего огня и наблюдавших за девичьими забавами. Издревле Купала считался праздником девушек, поэтому мужчины только присутствовали, но в хороводах, танцах и песнях практически не участвовали. Ребята дожидались пока молодицы пустят венки на воду и пойдут прыгать через купальский костер, вот тут-то веселье и начнется.
Девицы, спрашивая воду о своей грядущей судьбе, пускали веночки вслед за Марой. Горящие свечи на венках озарили темную воду своим пламенем. Казачки загадывали: чья свеча раньше потухнет, та раньше умрет. Девушки, затаив дыхание, наблюдали за яркими, удаляющимися от берега огоньками.
— Вон, смотрите, — зашумели девки, — Любашин веночек впереди всех плывет! — они окружили Любу и весело затрещали. — Стало быть тебе, Любаня, первой замуж идти.
Стайка девушек со смехом выбежала к купальскому костру.
— Ну что, девчата, — раскрасневшаяся от веселья Мотря поманила подруг за собой, — айда через огонь прыгать!
Казачки разбились парами с заскучавшими было юношами и по очереди, с разбегу, стали прыгать через высокий костер. Люба осталась в сторонке наблюдать за происходящим действом, ведь пары среди молодых хлопцев у нее не было. К жаркому, искрящемуся пламени одна за другой приближались, держась за руки, влюбленные парочки.
— Эх, не быть Марфуше со Степаном, — услыхала позади себя Любава голос старушки Серафимы. — Видишь, Люба, руки у них над костром разошлись, — указала бабушка в сторону прыгающих, — стало быть, не ее это судьба.
Любаня увидев травницу обрадовалась. Захотелось девке с ведуньей услышанной от птиц тайной поделиться.
— А я, баба Сима, сегодня разговор сороки с воробьем слышала! — девушка взглянула на бабу Серафиму, словно ожидая совета.
Старушка ласково обняла Любаву за плечи и, словно зная о чем казачка хотела рассказать, молвила:
— Так чего же ты, дорогая, ждешь? Уж полночь близится! — бабушка указала рукой на яркий месяц. — Не упусти счастье свое, коли за старика замуж не хочешь!
Любава долго не раздумывала. Она подняла глаза на звездное небо, затем перевела взгляд на праздничные игрища и потихоньку, чтобы никто не заметил, побежала к старому дубу. Любаша то и дело робко оборачивалась на ходу. Позади остался яркий костер и шумная толпа. Девки с хлопцами напрыгавшись через купальский огонь с развеселыми песнями двинулись в лес на поиски папоротника. Всем хотелось цветок волшебный найти, да только кроме Любы никто не знал, как цвет папороти отыскать. На землю спустилась ночная прохлада. Молодая казачка зябко обхватила себя руками за плечи. Прошло совсем немного времени и в тусклом лунном свете показалась огромная тень.
— Наконец-то, — тихонько прошептала Любава.
Она с замиранием сердца приблизилась к старому, ветвистому дубу. Вдруг раздался сильный треск. Дерево встрепенулось, в ночное небо поднялась стая черных ворон. С громким карканьем птицы разлетелись в разные стороны. Молодая казачка застыла на месте от увиденного, дрожь пробежалась по стройному девичьему телу. Большой неповоротливый гигант вышел корнями из-под земли и зашагал вглубь леса, скрипя и покачиваясь, только щепки разлетались в разные стороны. Любаша, раскрыв рот от удивления, двинулась следом за удаляющимся древом. Она осторожно ступала по извилистой лесной тропинке, стараясь оставаться незамеченной. Сердце бешено стучало, словно пытаясь вырваться из груди. Прежде чем углубиться в темную чащу девушка мелко перекрестилась и сорвала пучок полыни, растущий возле ее ног. «Полынь — лучшее средство от русалок и ведьм!» — вспомнила Любава наставление подруги. Сжав в кулачке пучок горькой травы она быстро двинулась дальше, на душе стало полегче.
— Пусть убережет меня полынь от нечистой силы! — храбрясь молвила Любаша, ступая по холодной земле. Кусты и ветки хватали девушку за юбку и за косу, пытаясь ей помешать, но она не останавливалась. Вдруг, в лунном свете, по левую сторону от тропинки, по которой шла молодая казачка, появились три странные фигуры. Безобразные старухи с растрепанными седыми волосами, издавая пронзительные крики, бесновались на лесной поляне. Заметив незваную гостью, они приблизились к Любаве и окружили ее. Только теперь Любаша увидела, что кожа лесных обитательниц покрыта тиной и мхом.
— Кикиморы! — ахнула Любава. Она взмахнула перед носом кикимор полынью, пытаясь их от себя отогнать. Как по мановению волшебной палочки ужасные старухи отдернули от девицы свои костлявые, покрытые болотной ряской, руки и с шипением попятились назад.
— Подите прочь! — осмелевшая Любаша топнула босой ногой, все еще размахивая горькой травой перед носом ужасных существ. Разогнав болотную нечисть, девушка опрометью бросилась следом за скрывшимся из виду дубом. Она бежала в полной темноте, ориентируясь по треску, который издавало при ходьбе дерево. Мимо мелькали черные тени, которые то и дело пытались задержать Любу и не дать ей двигаться дальше к заветной цели.
— Не пущу!
Услышала над своей головой Любава хрипловатый, словно каркающий голос. И тут же в небе, пронеслась ведьма верхом на метле. Она кружила над девушкой, но приблизиться и помешать ей идти вперед не могла. Словно невидимая сила оберегала казачку от старой карги. Цепкие пальцы хватали Любашу за волосы, но тут же, словно ошпаренные, отпускали. Ведьма улетела прочь, так и не достигнув желаемого.
Пробежав еще несколько метров девушка остановилась. В лунном свете она увидела сидящих на ветвях прекрасных дев с длинными шелковистыми волосами и рыбьими хвостами.
— Остановись, девица! — пропели они тонкими чарующими голосами. — Не иди за дубом!
Любава, словно завороженная, любовалась сказочными существами. «Русалки!» Она не могла поверить своим голосам. Не чувствуя опасности от прекрасных созданий Люба приблизилась к ним, чтобы получше рассмотреть их. Но как только казачка подошла ближе русалки переменились в лице. Длинные волосы встали дыбом, рты оскалились, обнажив острые клыки. Красивые девы в одно мгновенье превратились в безобразных чудищ с налитыми кровью глазами. Они тянули когтистые, покрытые чешуей руки к молодой девице, пытаясь ее схватить, но и тут на помощь пришла полынь. Запах горькой травы заставлял русалок кривиться, словно от боли, мешая им впустить когти в свою жертву.
— Пойдите прочь! — Любаша сжала покрепче в руке волшебный пучок, прижав его к груди. Безобразные существа заизвивались, взвыли и испарились прямо на глазах, словно и не было их вовсе. Любава быстро огляделась по сторонам и бросилась вдогонку удалявшемуся от нее старому дубу. Не успела она подбежать к столетнему гиганту, как тот замер, врос корнями в землю, будто всегда тут и стоял. Люба, затаив дыхание, всматривалась в темную траву, ища глазами то, за чем пришла. Как вдруг, прямо возле дуба, вспыхнул яркий огонек. Он стал разрастаться, становясь все ярче и больше. Прямо перед казачкой происходило чудо. Из маленького красного огонька, раскрыв большие лепестки, появился дивный цветок. Любаша бросилась к распустившемуся цвету и в одно мгновение сорвала тонкий стебель.
— Хочу, чтобы мой сон стал явью! — закрыв глаза прокричала девка. Вокруг все зашумело, завертелось и померкло во мраке.
— Девица, что с вами? — услышала сквозь сон взволнованный мужской голос Любава. Она открыла глаза. Возле нее, на коленях, стоял прекрасный юноша, нежно держа ее за руку. Солнышко ярко светило на летнем небосклоне, согревая все своим теплом. Люба взглянула в полные заботы голубые глаза и ахнула: «А ведь это он! Тот, кого я видела во сне!»
СУХОЙ ЗАКОН, или ПРИКЛЮЧЕНИЯ ДИОНИСА В СССР
— Шмурдяк?! — удивлённо переспросил Дионис, разглядывая поставленную на стол бутылку. — Разве возможно, чтобы благородный и изысканный напиток назывался таким неблагозвучным словом? — усомнился в качестве принесённого продукта бог виноделия.
— Да ты, Дениска, не сомневайся, — панибратски похлопал по плечу покровителя веселья слегка пошатывающийся коренастый мужичок с мутным взглядом.
— Я — Дионис! — поправил собеседника бог-гуляка, — это такое древнегреческое имя, — пояснил Вакх трактористу Степану.
— А по нашему значит Дениска, — махнул рукой тракторист. — Так вот, грек, — Степан обнял интуриста за плечи и с видом заправского учённого решил провести для него экскурс по винно-водочным достопримечательностям Советской глубинки. — Шмурдяк — это, конечно, не «Букет Молдавии», но тоже скажу тебе штука достойная богов! — облизнув пересохшие губы Стёпа продолжил свой рассказ, обдав собеседника сивушным перегаром, — это легкий свежий напиток, который имеет приятный аромат и хороший сортовой вкус с оттенками лесных ягод и смородиновых листьев.
Бог плодоносящих сил земли взял бутылку с подозрительной жидкостью бурого цвета в руки и поднес к глазам. На дне толстым слоем лежал тёмный осадок. Дионис наморщил гладкий высокий лоб:
— Что это за густая коричневая жижа внизу? — указал пальцем на сосуд бог виноделия.
Степан хитро прищурившись процедил сквозь зубы:
— Это показатель качества. Значит, что продукт натуральный! — тракторист забрал бутыль у своего нового знакомого и ткнул грязным пальцем в цветную этикетку. — Во, видишь, печать государственная, значит напиток хороший.
Дионис-Вакх тяжело вздохнул, глядя на Степана. «И этого человека сравнивают со мной, называя его винным богом, покровителем хмельных утех? Да он даже в винах не разбирается!» — бог с интересом разглядывал местного кутилу, из-за которого и появился в этом глухом забитом селе под живописным названием Бухальщина. Опухшие глаза, красный кончик мясистого носа, не здоровый цвет лица, выдавали в трактористе любителя выпить. Теперь, сравнивая себя, почитаемое божество, и так называемого «божка» местного разлива, Вакх задавался вопросом. «Разве может простой колхозник устраивать хмельные вечера лучше, чем устраиваю их я, бог-винодел? Как может он, простой селянин, вводить людей в пьяный восторг и безудержное веселье, даруя смертным блаженство и забытие? Неужто этот Степан и впрямь лучше меня, самого Диониса?» Получше рассмотрев Степана сын Зевса взял себя в руки и немного успокоился. «Этого не может быть! Никто не сравнится со мной!» — улыбка заиграла на его лице. Вспомнил Вакх весёлое застолье, организованное им на честь самого Громовержца. Захмелевшие верховные боги и богини восседали на мягчайших шелковых подушках, ленно потягивая лучшие вина из золоченных кубков. Вокруг журчали многочисленные фонтаны. Менады играли на арфах и пели своими чарующими голосами серенады и оды, восхвалявшие небожителей. Сатиры веселили гостей, поднося Олимпийцам всё новые и лучшие из благороднейших напитков. Прекрасные нимфы завораживали взгляды своими юными телами, извивающимися в сладострастном танце. «Нет, лучшего пиршества представить себе нельзя! Куда там этому селянину!» — сделал вывод Дионис, но любопытство всё же заставило бога виноградарства остаться на местном банкете и посмотреть как гуляют здесь, в Советском Союзе, великой стране, где господствует сухой закон.
В это время, к накрытому на скорую руку столу, стоявшему в густой тени беседки, подтянулась вся честная компания.
— Это Петрович! — представил худого не высокого мужичка, с рыжими жидкими усами, тракторист. — Любитель повоевать с «зелёным змием!»
Сын Зевса с уважением взглянул на сухенького сморчка:
— Ну надо же! — ахнул он, — а с виду не скажешь! Неужто вы змея одолеть можете? — Дионис не верил своим глазам. «Не может быть, чтобы этот заморыш, не раз вступал в схватки с чудищем, да ещё и одерживал героические победы!»
— Ну-у-у, — скромно протянул приятель Степана, — это как придётся, — Петрович улыбнулся беззубым ртом, — когда я змия побороть могу, а иной раз он меня одолевает! — мужики громко расхохотались.
— А это — местный кутила подошел ко второму гостю и по-братски обнял того за плечи, — это мой лучший друг Вован. Вован у нас самый большой специалист по сивухе.
— По чем? — не понял Вакх.
— Вот чудак человек, — улыбнулся тракторист, — что такое сивуха не знает. Сивуха, — глаза мужиков засверкали при одном звуке этого слова, — это райская амброзия. Ее Вован сам гонит! — гости приблизились к столу и расселись по лавкам. — Так что, как ты сам понимаешь, интурист, Владимир — очень уважаемый человек на селе.
— За качество продукта ручаюсь, — заплетающимся языком произнёс лучший друг хозяина дома и тут же, на почетном месте, в самом центре стола, появился большой пузатый бутыль. — Сами гоним, сами пьём! — улыбнулся Володька, похлопав мозолистой рукой по запотевшему сосуду с желтоватой жидкостью внутри. — На лимонных корках настаиваю! — важно произнес Вован, явно подчеркивая высокий статус, принесённого им пойла.
— Ну, мужики, знакомьтесь, — Стёпа слегка покачиваясь положил руку богу-виноделу на плечо, — это грек, Дениска! — тракторист похлопал по спине растерявшегося иностранца.
— Дионис, — поправил Вакх хозяина дома.
— Не важно! — махнули рукой мужики.
— Ну-у-у, раз самого грека к нам в Бухальщину занесло, то надобно гостя уважить, — прошамкал беззубым ртом Петрович и вытащил из-за пазухи небольшой сосуд, — такой бормотухи, Дениска, ты больше нигде не отведаешь! — гордо заявил сморчок, любовно поглаживая принесенную бутылку.
— С какой начнем? — разглядывая выстроенные в рядок сосуды с сомнительными напитками спросил Стёпа. Не долго раздумывая он потянулся трясущейся рукой к шмурдяку. Степан, немного повозившись с пробкой, открыл бутылку с цветной этикеткой и наполнил до краёв гранённые стаканы. — Какой аромат! — шумно втянул носом тракторист запах плодово-ягодного пойла.
— Наверное так райские сады благоухают! — поддакнул Вован, облизывая пересохшие губы.
— Какой насыщенный ягодный букет! — с упоением расхваливая бурую жидкость Петрович поднёс ко рту свой стакан и тут же, причмокивая, осушил его до дна.
Глядя на раскрасневшиеся от блаженства лица собравшихся, Дионис осторожно поднял свою стопку и медленно поднёс ее к носу, готовясь вдохнуть неземной аромат. В ноздри сыну Зевса ударил кислый не приятный запах. Никакими ягодами тут и не пахло. От стакана несло чем-то сильно забродившим. «И это они называют вином?» Бог виноделия скривился. При виде замешательства своего нового товарища Степан хохотнул:
— Что, грек, казённая выпивка в глотку не лезет? — тракторист наполнил осушенные стаканы. — Да ты пей, не стесняйся. Такого хорошего вина у вас, в Греции точно нет. Так что пей, пока наливают! — подтолкнул Стёпа руку гостя ко рту. Дионис покрепче зажмурился и выпил все содержимое стопки залпом. Горло словно наждаком ободрало, слёзы брызнули из глаз. Вакх зашёлся сухим кашлем, поперхнувшись отвратительным пойлом, которое никак не желало проглатываться. С трудом заставив себя глотнуть хмельной напиток, Дионис почувствовал как по организму растекается приятное тепло. В голову ударил градус и бог виноградарей чудаковато заулыбался. Он уже не сопротивляясь дал повторно наполнить свою стопку. Шмурдяк закончился очень быстро, оставив от себя только хмель в голове. Немного опьяневший покровитель плодоносящих сил земли, явно вошедший во вкус, поднял осушенный стакан над головой:
— Мой кубок пуст! — громко стукнув по столу пустой посудиной, заявил Дионис.
— Дениска, — Петрович взял с тарелки солёный огурец и протянул его богу виноградарства, — ты закусывай, интурист, а то вон как тебя повело!
Давясь малосольным огурцом, Вакх перешел к дегустации дешёвого крепленного вина. Бормотуха оказалась редкостной дрянью. Эта мутная жидкость не могла гордо называться вином.
— У нас, на Олимпе, — Дионис задурманенным взглядом обвёл окружающих, — это в Греции, — уточнил он, — распитие хмельных напитков обычно сопровождается звуками арф.
— Как у нас много общего! — Степан обнял интуриста за шею и смачно поцеловал в губы, — мы тоже как выпьем на баяне играть любим, да песни поём.
«Ой мороз, мороз, не морозь меня» в подтверждение своих слов громким голосом завёл народную песню захмелевший тракторист. «Какой мороз?» — не понял Вакх, — «Лето на дворе! О чем он поёт?» «Не морозь меня, моего коня!» — подхватили приятели Степы хором.
— А ещё, — еле дождавшись окончания романса, заплетающимся языком произнес бог-гуляка, — наши праздники всегда украшают прелестные нимфы! — проглотив содержимое своего стакана Дионис наморщился, — у вас есть прелестные нимфы? — полюбопытствовал бог у своих новых товарищей.
— А как же! — довольно, словно мартовский кот, улыбнулся в рыжие усы сморчок.
— У нас, на селе, что ни баба, то нимфа! — подтвердил Вован, — куды ни плюнь, в нимфу попадешь! — гордо заявил мужик. — Вот у меня Надька, та ещё богиня — сто двадцать килограмм красоты! — Владимир попытался руками показать сидящим за столом округлые формы своей избранницы. Дионис поперхнулся бутербродом со шпротами, глядя как Володька описывает в воздухе необъятные круги, демонстрируя пышноту тела своей избранницы. — Щас, Дениска, потерпи маленько, сам всё увидишь!
— Да-а-а, — нараспев протянул Петрович, — такие красавицы у вас, на Олимпе, точно не водятся.
Бог-гуляка заёрзал на месте, ему не терпелось поскорее взглянуть на местных наяд.
— Не дёргайся, — Степан подлил хмельного в стакан греку, — сейчас бабоньки придут, налюбуешься! — тракторист лукаво подмигнул Дионису, — я зазнобу свою, — Степан зашептал на ухо Вакху, — попросил для тебя подружку привести, — хитро прищурившись заявил глава застолья.
— А пока наши красавицы не пришли, я научу тебя, Дениска, культуре потребления алкоголя, — деловито поднял вверх указательный палец местный винный «божок». — Это у вас, там в Греции, всё просто — сел, да выпил, а у нас застолье — это целый ритуал! — рассказчик подпёр подбородок жилистой рукой.
— Ритуал? — переспросил Вакх, не понимая о чем идёт речь.
— Ага! — подтвердили в один голос сидящие за столом. Петрович начал первым:
— Вот у нас как: для начала за хозяина стакан поднять нужно и осушить его до дня, — поучал сморчок бога виноделия. — А потом за хозяйку, чтобы и бабе в том дому не обидно было. В-о-о-о-т… — нараспев протянул Петрович.
— А потом? — мерно пошатываясь из стороны в сторону спросил Дионис у присутствующих
— А потом, — Вован взял со стола румяное яблоко и смачно им захрустел, — потом за здравие каждого из гостей пьют!
— Да так же собственного здоровья не хватит, — обхватив захмелевшую голову воскликнул Вакх, — ежели за здравие всех присутствующих пить! — вспомнил бог-гуляка сколько богов, нимф, сатиров и прочих обитателей Олимпа собирается на пиршества. Иной раз более сотни гостей насчитывается.
— Но и это еще не всё, — Степан потряс грязным пальцем перед носом интуриста, — в самом конце нужно ещё на посошок выпить, на коня и стременную. Это всенепременно!
Так, незаметно, за разговором опустела и бутылка бормотухи. Наконец дело дошло до «райской амброзии», настоянной на лимонных корках. Сивуха оказалась очень крепким напитком. Уже после первого глотка у Диониса в голове все перемешалось, и наука потребления алкоголя, и воспоминания про торжества на горе Олимп. Богу-виноделов чудилось, что он уже по очереди поднял свой стакан за всех верховных обитателей священной горы и теперь черёд дошел до сатиров.
— О-о-о, вот и наши нимфы пришли! — услышал покровитель хмельных утех, словно сквозь пелену, весёлый смех своих новых знакомых. Вакх поднял затуманенные глаза в том направлении, куда указывали мужики. К тенистой беседке, в которой проходило застолье, быстрым шагом, переваливаясь с ноги на ногу, приближались четыре здоровые дородные тётки. Их пышные формы дрожали словно студень от каждого шага.
— Та, что постройнее, твоя, — пнул локтем в бок бога-гуляку раскрасневшийся Степан.
— Которая из них? — вмиг протрезвевшим голосом спросил покровитель виноделов, испуганно разглядывая одинаково упитанных женщин средних лет.
— Та, что слева, — довольно причмокивая толстыми губами нараспев протянул коварный тракторист, — да ты не смотри, что Клавка кривобокая — это у нее строение тела такое, — ехидно заметил местный заводила. Дионис вжал голову в плечи и немигающим взглядом больших карих глаз уставился на приближающуюся к нему разбитную рябую бабенку.
— Ох, Клавка! — похлопал Вован подошедшую нимфу по упитанной ляжке, — гляди, как на тебя интурист смотрит, — вся честная компания обратила взоры на застывшего с раскрытым ртом Диониса.
— Видать влюбился! — хохотнула Клавдия и устроилась на лавке рядом с греческим богом. Женщина провела полной рукой по шелковистым вьющимся волосам грека и быстро-быстро захлопала своими водянистыми маленькими глазками, со скоростью десять раз в секунду. Вакх даже почувствовал лёгкое дуновение от её рыжих ресниц.
— Душка-симпапошка! — заискивающим тоном продолжила свои заигрывания сельская наяда. Дионис, не зная что сказать, потянулся рукой к стакану и мигом опрокинул его, потом ещё один и ещё. «Вот чудо! Что за волшебное зелье — эта сивуха?!» С каждым выпитым глотком нимфа Клавдия превращалась в прекрасную богиню, не земной красоты. После четвёртой стопки Дионис со словами:
— Я в жизни не встречал прелестнее создания, — готов был идти за живым воплощением женской красоты и грации хоть на край света. От выпитого у бога закружилась голова. Всё вертелось, словно на карусели. Мимо Вакха медленно проплывали новые знакомые и их наяды. Мужики играли на баяне, бабы пели развесёлые песни и пускались в безудержный пляс. Кто-то ел, кто-то пил. Петрович тихо посапывал, устроившись лицом в салате. Такой вакханалии не видывали даже самые искушённые в хмельных забавах сатиры. «Что за райский уголок эта Бухальщина! Нужно будет сюда обязательно вернуться.» — эта была последняя мысль, которая пронеслась в голове бога-гуляки. Всё вокруг стихло.
Ночью Дионис видел дивный сон. Ему грезилось, что он находится в райских кущах вместе с самой красивой женщиной в мире. Нет, даже не с женщиной, а богиней.
На утро Вакх еле открыл глаза, отёкшие после вчерашнего застолья. В нос ударил запах сена и навоза. По левую руку от Диониса лежала, громко похрюкивая, большая розовая свинья. По правую руку — вчерашняя «нимфа». Клавдия, во сне, перевернулась на спину и обдав бога виноградарства перегаром тихонько засопела. Рыжие волосы упали на её красные толстые щёки. «Что же вчера произошло? Ничего не помню!» — подумал Вакх. Он озадаченно взглянул на спящую Клаву. «Пожалуй лучше этого не вспоминать!» — твердо решил Дионис и поспешил скорее ретироваться на Олимп, пока вчерашняя нимфа не проснулась и ему, как честному и порядочному мужчине не пришлось на ней жениться, после бурно проведённой ночи.