Давай помолимся вдвоем…

Мы были невозможно влюблены…

Мне снился этой ночью давний март.
Он был других не лучше и не хуже.
Капель звенела. Крыши всех мансард
Отбрасывали тени прямо в лужи.
А мы с тобою были влюблены!
Волшебно влюблены — светло и нежно.
Друг другом были трепетно больны,
А март был болен нами и прилежно
Сопровождал повсюду нас с тобой:
Гнал ветром в спину, поливал дождями.
Случалось — был сердит: холодный, злой
Забрасывал нас мелкими камнями.
А нам — безумным — было всё равно,
Легко брели мы по глухим тропинкам.
Бывало нам то грустно, то смешно,
Когда пытался март всех поединком
Дождя и снега глупо удивить,
Забравшись под пальто или ботинки.
Но это не мешало нам любить:
Друг друга, март, снежинки и дождинки.
Мы были невозможно влюблены!
И руки в страсти трепетно сплетались.
Всё лучшее опять приходит в сны.
Ах, как во сне с тобой мы целовались.

Слова заветные для Бога…

Давай помолимся вдвоём,
любимый мой, в тиши вечерней.
В дверной распахнутый проём
закатный луч скользнёт. Дочерний
весёлый смех, как хрусталём
звенящим разольётся рядом.
И мы тихонечко плеснём
друг другу в души нежность взглядов.
Прошепчут губы в унисон
слова заветные для Бога.
На изумрудный наш газон
сверчков слетится много-много.
Уютно трели зазвучат,
с молитвой слившись в андантино,
о счастье наших милых чад,
в порыве двух сердец — едином.

Удел любви

Ворваться в тишину и там остаться
На час, на день, а может быть, на год!
Беззвучием звенящим наслаждаться,
Но ощущать бегущий жизни ход —
Удел любви, той самой — настоящей!
Любви земной, дарящей чудеса
Великой тайны — мир живородящей.
Взирающей, как щедро небеса
В ладони неожиданно роняют:
Снега, туманы, росы и дожди!
Молниеносно, тихо наполняют
Восторгом чувств пространство там, в груди!

С любимым рай

Раздуй мой парус, ветер-странник.
И колокольчиком в душе,
напомни мне, что в шалаше
с любимым рай. О, мой избранник,
неси поспешно в мир иной
любовь и парус лёгкий мой.
Гони, гони, гони стрелой
туда, где за большой скалой
на берегу шалаш стоит,
там, в нём любимый мой пиит
устроил рай. В мороз и зной
он ждёт, он ждёт меня домой.
Раздуй же парус, странник мой.
И колокольчиком в душе,
и колокольчиком в душе
напомни мне, что в шалаше
с любимым рай…

Постучись

Постучись, пожалуйста, в мой сон.
Дверь сама откроется тихонько.
Полетит души хрустальный звон
В сердце мной любимое. Легонько
Он коснётся глаз твоих и губ,
И наполнит счастьем чудо — грёзы.
Мир любви, что был на радость скуп,
Поцелуем высушит мне слёзы.
Руки будут трепетно нежны.
Стан мой обовьют, как две лианы.
Если рядом ты, то даже сны,
Волшебством в душе, врачуют раны.
Постучись, пожалуйста, в мой сон…

На пепелище любви…

Запрещаю сама себе
Растворяться в тебе бесконечно.
Хватит горькой, земной судьбе
Быть обузой моей заплечной.
Я в дорогу перекрещу
След твой, будь под защитой Божьей.
В сердце нежном, как сад взращу,
Новый мир, на мечту похожий.
И пусть брачный чертог наш пуст,
И убог, как лачуга нищих.
Вырастает цветущий куст
Иногда на больших пепелищах.

В кружева заплетённые звуки…

Милый друг, написал бы ты песню,
Обвенчал с тихой музыкой грусть.
Пусть сегодня они будут вместе.
Хорошо им вдвоём, вот и пусть.
Грусть заплачет, возможно — от счастья.
Из горячей слезы — нота Соль
Возродится и тут же причастья
Пожелает со словом Любовь.
В кружева заплетённые звуки
Белоснежной летящей фатой,
Под влюблённых сердец перестуки,
Нас укроют мечтой золотой…
Милый друг, написал бы ты песню,
Обвенчал с тихой музыкой грусть.
Пусть сегодня они будут вместе.
Хорошо им вдвоём, вот и пусть.

Окончен роман…

Море смеялось. О нет, хохотало,
Словно морская Сирена в ночи.
На берегу у большого причала
Катер кричал: «Замолчи! Замолчи!»
Ты уезжал… и ладонью шершавой
Смахивал слёзы с небритой щеки.
Мы расставались, стремительной лавой
Чувства лились — не сладки, не горьки.
Только печаль обжигала до боли:
Больше не встретиться нам никогда!
Нам никогда в поднебесной юдоли
Не возвратиться, любимый, сюда.
Дивный роман наш, длиною в полвека,
Ровно полвека по пять дней в году.
Мало ли, много ли для человека?
Всё прояснится на Божьем суду.
Море смеялось до колик, до шока.
Где-то в пути растеряв всех сестриц
Чайка летала совсем одиноко…
Оба пред морем склонились мы ниц.

На том плече…

Коснулся поцелуй не губ — плеча.
И жгучим перцем вспыхнул след под кожей.
Тихонько губы нежности шепча,
Вдруг, задрожали. Сердце птицей божьей
Затрепетало, воспевая ночь.
Взлетела звоном в небо тишина.
О, это всё понять и превозмочь —
Непостижимо! Жизнь у нас одна.
Ей в вечности никак не свить гнезда,
Как и годам летящим чередой.
Лишь в Рождество, в подарок всем, звезда
Надежды свет шлёт миру золотой.
Под этот свет, губами вновь к плечу
Я прикоснусь к любимому, мужскому.
На нём молюсь, на нём слезоточу
И радуюсь простейшему мирскому.

О любви, о настоящей…

В тихом летнем саду, на скамейке зелёной
Под раскидистым клёном сидел старичок,
Симпатичный такой, сединой убелённый.
Прикрывал его плечи льняной пиджачок.
Томик Чехова рядом лежал приоткрытый,
Да, дремала собачка, прижавшись к ногам.
Он светился, весь солнечным светом залитый.
Источая высокой души фимиам.
Старичок был знакомый. Встречались с ним часто.
Он при встрече изысканно шляпу снимал.
Только взгляд у него был всегда безучастный
И казалось, от жизни он сильно устал.
— Рад приветствовать Вас! Вы… садитесь-садитесь.
И коляску с младенцем поставьте в тенёк.

О, Мадонна, теперь старику улыбнитесь,
Как же сладко сопит ваш милейший сынок.
Берегите его! Дети — счастье большое!
Моего уже нет… Нет, а я-то живу…
Что поделать, давно в небесах я душою,
Только всё по волнам этой жизни плыву.
— Мы давненько знакомы, Вы всюду один…
А жена Ваша где? — Он взглянул очень живо:
— Двадцать лет её нет. … Как же был я любим!
И голубку свою я любил так красиво!

И сейчас она здесь, вместе с нами… Я знаю!
Дивный сад! Мы всегда приходили сюда.
Я его, как безумец, всю жизнь обожаю…
В бесконечности взгляд где-то так и остался,
Тишина зазвенела и ветер запел.
Старичок мой с любимой своею встречался.
Только я на скамейке была не у дел.

Такой совсем, совсем чужой мужчина
     «Поплачь обо мне — не случившейся в жизни твоей…»
     Ирина Кузнецова-Груздева

О, эти слёзы — плачешь обо мне.
В твоей судьбе я не случилась. Верно.
Мне суждено портретом на стене
Войти в твой дом, став частью шик — модерна.

Подсветка рамки в злате, за стеклом
Глаза мои сияют, как бериллы
И небывалым солнечным теплом
Моя улыбка греет. Боже, милый,

Я не случилась… Просто потому,
Что я в другой семье: жена и мама.
Поплачь, мой милый, жалкую суму
Своей судьбы примерь. Какая драма!

Какая боль! Ах, слёзы злой тоски
Из глаз мужских так льются — есть причина.
Мне жаль тебя по-женски, по-людски.
Такой совсем, совсем чужой мужчина.

Чужие губы

Мне снились губы. Не твои — чужие.
Их поцелуй был терпким, как вино
Из горьких трав… Все вкусы полевые
Сроднились с колдовством давным-давно.

Околдовали, увлекли в нирвану,
Не убежать, не спрятаться от них.
И этому щемящему обману
Подвластно всё. В нём сила заманих.

В нём сила ведовства Богов великих.
Она пленит, запутывая в сеть.
И чувств любви безумных, полудиких
В плену таком, увы, не одолеть.

Чужие губы. Дивная награда
Богини Мары, правящей в ночи.
Но, для меня твои — всегда отрада,
Как мёд сладки, как солнце горячи.

В стае с лебедями

Как ты упрям в желании любить
И с новым днём несёшь мне чувств охапки.
Луч солнца словно золотую нить,
В ушко иглы вдеваешь и заплатки
На крылья, что изорваны в штормах,
Под смогом дней, под градом, под дождями,
Мне пришиваешь, чтобы на крылах,
Смогла лететь к тебе я с лебедями.

Гармония

В твоих объятьях трепетно тепло,
Пленяет дрёма и уводит в грёзы.
А за окном тропинку замело
Листвой, слетевшей с царственной берёзы.
Ты посадил её в тот самый год,
Когда наш сын сказал впервые: «Мама».
Несёт нас время, жизнь — не тихоход,
Куда летит — неведомо, незнамо.
Я слышу шелест шёлковой листвы,
Дуэт берёзы с ветром шаловливым.
Как хорошо, что рядом дремлешь ты
И что-то шепчешь голосом счастливым.

Любовь есть совершенство…

Как сладко от души моей
Глотками отпивать блаженство.
Пей не глотками, залпом пей!
Напиток этот — совершенство!
Он опьяняет, как бальзам
Из трав целебных и волшебных.
С ним открывается глазам
Мир, сотканный из совершенных
Мгновений дивных, потайных.
Увидеть это — дар небесный.
Жаль, что, распятый мир живых,
Для многих образ столь прелестный,
Лелеется в мечтах, в веках
И ценность сути подменяет.
Дрожит бокал в твоих руках —
Пей залпом! Пусть душа летает!
Летает там, где и моя
Парит над царствием блаженства.
Где только Бог один судья
И где любовь есть совершенство!

Ах, как мне плакать хочется зимой…

Зима. Мне плакать хочется, мой милый.
Что в тех слезах? Отрады нет. Помилуй
меня, судьба. И всем земным порокам
ты укажи на дверь. Влюблённым оком
я брошу взгляд туда, где дремлет милый.

И прошепчу судьбе, что верю в силу
большой любви. И пусть зимы прохлада
пыл охладила. Томная услада,
под плед забравшись, сладко спит ночами.
По силам нам церковными свечами
тот пыл согреть и распалить, мой милый.
О, дорогой, со мною до могилы
готов ли греть ты у огня ладони?
В тот миг, когда мороз призывно стонет
и заключает договор с судьбиной,
готов ли ты со мной — твоей любимой,
на смертный бой с печалью и тоской?
Ах, как мне плакать хочется зимой…