Все не зря
«Чудо — совпадение случайных вероятностей в одной точке времени так, что все участники оказываются в лучшем положении, чем были, — читал Андрей в журнале статью одного известного математика, — благодаря возможностям современных технологий мы создали портативное устройство, способное находить все возможные вероятности в данный конкретный момент и предлагать наилучшую, если хотите — ту, что приведет к чуду, вы будете в состоянии постоянного чуда, ни одно действие будет не зря, ни одна жизнь и талант не будут потеряны. А когда мы объединим все устройства в одну сеть…».
Много лет спустя.
Андрей проснулся, посмотрел в анализатор вероятностей, который люди с большей охотой называли чудо-генератор. ЧГ утверждал, что хорошо бы пойти в магазин — Андрей оделся — на улице холодно — и спустился. Возле магазина ЧГ резко изменил направление, и предложил зайти в один из дворов. По дороге к Андрею за советом обратилась пара человек — их ЧГ направили к Андрею, помог встать поскользнувшемуся на полосе льда человеку (видимо ЧГ дворников указали оставить эту полосу).
— Привет, я Андрей.
— Я Марк, я сейчас занят, но мы обязательно поговорим позже, — Марк постучал по ЧГ на левом запястье, достал визитницу, — вот прошу, а мне, видимо, надо к доктору — возможно у меня что-то найдут. Не зря же я упал и ушибся.
— Да, конечно. Сходите, — ответил Марк, гадая зачем ему знакомство с этим человеком, хотя ЧГ глупостей не предлагает, даже если они выглядят как глупости.
В хорошем настроении (а другого у людей почти не осталось — вероятности исключены) он зашел во двор и наткнулся на заплаканную девушку.
Она вся сжалась, стараясь занять как можно меньший объем в углу двора и опасливо оглядывалась по сторонам. Увидев Андрея, она встрепенулась, хотела было пойти навстречу, но передумала.
— У вас что-то случилось? — спросил Андрей, чувствуя себя ужасно глупо — ничего с ней не могло случиться.
— Я, я, вы, вас ЧГ прислал? — с надеждой спросила девушка.
— Да, наверное, а вас?
— Не знаю, — тихо ответила девушка.
До Андрея доходило несколько секунд.
— Что?
— Его нет, нет, пропал, — заплакала девушка, — что делать, что делать?
ЧГ Андрея запищал и выдал несколько сообщений — лучшая возможность будет на углу в нескольких километрах — нужно поторопиться. Андрей сорвался было — в голове проскочила мысль — с девушкой все будет хорошо, у нее же ЧГ — тут мозг споткнулся — нет у нее ЧГ.
Андрей остановился. У этой девушки не было личного помощника, защитника, удачи-в-коробке — это по определению не лучшее стечение обстоятельств, значит, нужно это исправить.
Только как?
ЧГ никак не реагировал на девушку, предлагая возможность за возможностью — три километра, двести метров, магазин игрушек, столовая, такси на перекрестке, но ни в одной не участвовала девушка.
Андрей подошел и обнял девушку — она дернулась, как от заразного, но затем расслабилась и затихла, только повторяла «что делать». ЧГ затих и показывал табличку «ВЕРНИТЕСЬ НА СТАНЦИЮ ДЛЯ РЕМОНТА ИЛИ ЗАМЕНЫ — ПРЕДПОЛАГАЕМЫЙ БЕЗОПАСНЫЙ МАРШРУТ К БЛИЖАЙШЕЙ СТАНЦИИ».
Теперь они оба были потеряны среди вероятностей, которых больше чем чисел, и только некоторые из них вели к чуду. Какие?
— Я не знаю, что делать, — сказал Андрей, — но сидя вот так мы оба умрем с голоду, поэтому, — он снял неисправный ЧГ с запястья, — пойдем и сделаем что-нибудь. Я Андрей, кстати.
— Ника, — ответила девушка и улыбнулась.
На трясущихся ногах они вышли из двора и, спотыкаясь не там, сталкиваясь не с теми, нырнули в море неизвестности.
Лежащий на земле ЧГ пискнул, перезагрузился, его увидел и подобрал специальный человек.
На экране появился девиз Миракл-Компани — «Все не зря».
Живой
В детстве Стас очень любил играть в игру «Живое — неживое». Никаких лепестков никто ниоткуда не дергал — ромашка ведь живая, забор — живой — скрипит, птичка — живая, дерево — живое, колыхается на ветру. Велосипед — неживой, мальчик на нём — живой, камни — неживые, мусор — неживой. Стаса всегда удивляло, сколько же всего живого в мире, и как мало неживого. Один раз он подошел к маме и спросил:
— Мам, а почему в мире так много живого и так мало неживого?
— Это потому что ты хороший мальчик, — улыбнулась мама (улыбка — живая), — собирайся, пойдем на базар.
Стас не понял, причем здесь его «хорошесть», но переспрашивать не стал, все-таки когда тебе всего шесть с тобой еще разговаривают как с ребенком. Ну ничего — скоро будет семь, а там и школа — всё, точно взрослый.
На базаре все живое — овощи и фрукты (Стас в рекламе видел, что они живые, сейчас просто притворяются, чтобы никого не напугать), рыба в аквариумах — живая, мясо — неживое.
— Кааартошку-берем-кааартошку, — кричит продавец из-за прилавка, у продавца и руки живые, и рот живой, и глаза живые. Как он только успевает за всеми уследить — и взвешивает и сдачу считает, и подмигивает, и что-то продавцу за соседним прилавком рассказывает.
В школе — живые одноклассники, учителя, дворовая собака, которую подкармливал школьный сторож дядя Степа. Парты — неживые, доска — неживая, странный дядя в погонах — вроде живой, но глаза — неживые. В старших классах этот же дядя преподавал НВП — начальную военную подготовку.
В университете Стас забыл про игру — появились более важные дела.
Потом работа. На работе пара коллег, и много времени за компьютером. Время, оказывается, тоже может быть неживым.
Ночь. Небольшая комната. Полусонный Стас сидит на диване и смотрит телевизор. Происходящее смешивается в одну картинку: новое средство для мытья посуды райское наслаждение, но ведь ты хотел развестись сто шестьдесят восемь сантиметров особо опасен держать в защищенном от солнечного света детей месте серьезно вредит вашему потоотделению не тормози ожидается дождь с переходом в снег.
Медленно переливались цвета на лице Стаса, создавая иллюзию движения на неподвижном лице: красный, синий, зелёный. Телевизор — неживой, кровать — неживая, книги — неживые, одеяло — неживое, свет в соседних окнах — живой, окна без света — все ещё живые, Стас. Стас?
Закидо№ 1
Дон — искатель. Он сам так себя называет и показывает шлем. Шлем большой, широкий, со сплошным забралом из черного стекла и торчащими из затылка проводами — на голове Дона как леденец на палочке. Он лежал в чулане музея древних технологий, в котором Дон недавно поселился, и выделялся среди остального старья как лазерное ружье на складе арбалетов. Смотритель музея, господин Экспофил Фас очень удивился, когда Дон попросил отдать ему шлем:
— Не припомню я такого экспоната, а я их все наизусть знаю. Вот хотя бы образец номер одиннадцать триста пять — паджер — его кроме меня никто и не помнит, во-от, или вот сто один девяносто — телескопическая палка с креплением, мы даже не знаем, зачем она была нужна, есть теории, что это был культ…
— Так что насчет шлема?
— Что? Да бери, бери. Так вот…
Музей окружен городом. Город этот забирается в горы как волна, оставляя на их склонах домики, как ракушки. Он называется Эпол. Сверху он напоминает серое полотно в крупную клетку — улицы пересекаются под прямыми углами.
В один из долгих дней, когда даже мухам лень биться в стекло, Дон протирал «Мышь компьютерную, лазерную» и думал, что в музей никто не ходит, все эти экспонаты никому не нужны, кроме господина Фаса да NURA, старой роботки, которая зачем-то навещала Фаса, и иногда подкармливала Дона пирожками. В принципе, NURA понимала разницу между человеческим и роботским питанием, и ее пирожки всегда были приготовлены по рецепту, только она не очень понимала разницу между машинным и растительным маслами.
И тут Дона осенило — можно ведь превратить этот музей в выставку современных, необычных вещей — вот как его шлем. Он же откуда-то взялся. Нужно только найти место, где есть такие же вещи. Про себя Дон назвал его Хранилищем, а себя — Искателем Хранилища. Следовательно, Дона ждет экспедиция.
Только сначала нужно заручиться разрешением смотрителя музея.
Господин Фас тоже жил в музее — нет, он не был бездомным — в музее была вся его жизнь — каждый экспонат обладал в его глазах своим, неповторимым характером. Господин Фас заполнял ведомость прихода-ухода экспонатов[1], когда в дверь постучали.
— NURA, это вы? — Фас в панике заметался между шкафом, в котором висел плохо, но старательно поглаженный костюм и тумбочкой с духами «Канал номер пять».
— Это Дон.
— А, Дон — Фас выдохнул, — ну, заходи, заходи.
Дон вошел, вертя шлем в руках, и заговорил:
— Господин Фас, я тут протирал экспонат…
— Что-то сломал?! — за полсекунды Фас превратился из рассеянного клерка в грозного бога музея, разве что между пальцами не заискрилось.
— Нет-нет, все в порядке, просто я протирал экспонат и подумал, что музей никто не посещает и никому не интересны все эти древние технологии…
— И что? — в голову Фаса закрались подозрения и начали потихоньку ковырять отмычками замки на сейфовой деври самообладания.
— И вот я подумал, может, нам стоит обновить наш музей? Ну, то есть, конечно же оставить все что в нем уже есть, просто немного подвинуть и добавить что-нибудь новое, что люди еще никогда не видели.
— Подвинуть? — замки оказались прочнее, и подозрения пустили в ход сверла, а потом и взрывчатку с таймером.
— Я бы даже занялся поисками, от вас ничего не нужно! Только назначьте меня музейным искателем, и вместо всего этого старья…
— Это что тут старье?! — взорвался господин Фас, — да ты даже не представляешь себе их ценность! Вон, вон! Будь кем хочешь, только выметайся отсюда!
Получив разрешение, довольный Дон отправился собираться.
«Ну хоть NURA меня понимает», — подумал Фас.
В Эполе все дороги ведут в Разнопикские горы. Самая высокая из них — вулкан Раздумий. Периодически он просыпается и выпускает клубы дыма и пепла, как дед, уснувший на веранде с курительной трубкой, и почти сразу засыпает. За это и получил прозвище Старик Раздумий или просто Старик.
Из-за одного давнего эксперимента с мостами[2] в Разнопиках реальность слегка протерлась и сквозь прорехи периодически задувает много, хм, разного. Чем дальше в горы — тем тоньше граница между возможным и невозможным. В общем, повод для гордости живущих у подножия эпольцев, всячески подчеркивающих, что это вам не какие-то там горы, а горы. Сами эпольцы редко туда ходят, но зато активно агитируют приезжих — мол, что мы там не видели, мы свое уже отходили, а вы сходите, сходите[3].
В Разнопики Дон и решил отправиться с утра пораньше — никогда не знаешь, что можно там найти. Или что может найти тебя. Взял шлем — ведь кто он без шлема? Просто гуляка, турист, а в шлеме — Искатель Хранилища.
Утренний Эпол ленив и томен, как кот, который всю ночь носился по дому с шуршащим пакетом, а теперь сонно взирает на злых от недосыпа хозяев, спешащих на работу. Только бойкие рыночные торговцы раскладывают товары на прилавках, возле которых деловито снуют самые ранние и придирчивые покупатели.
Квартал роботов, всегда в одно и то же время с момента запуска, переходит в дневную фазу: разворачиваются лепестки солнечных батарей, робохозяева выходят на прогулку с робопсами — им это не нужно, но людям спокойнее. Рассасываются потасовки между главными городскими бандами — физиками и лириками[4] — физики растворяются в переплетениях улиц, выпадая в осадок на окраинах города и в квартале роботов, лирики разбредаются по закоулкам Старого города, прячутся в круглосуточных бунгало.
В горах всё по-другому — мозг уже не может нажать кнопку «автоматическая ходьба» и заниматься своими мозговыми делами — приходится выбирать место для каждого шага.
На первом же обросшем сосняком холме Дон приметил в траве яркий желтый колобок, размером с теннисный мяч, пошел посмотреть и нечаянно наступил в прозрачный студень.
— Эй, осторожнее! — крикнул тот, — я тут вообще-то изобретаю!
—!!! — ответил Дон, быстро забравшись на ближайшую сосну.
— Так-то, — сказал студень, — под ноги смотреть надо.
Дон, не сводил с него взгляд.
— Ты кто?!
Студень вздрогнул.
— Не ори — спиногрызы услышат. Вон один валяется, — студень выпростал псевдоподию и ткнул в колобок, — Зак я. Перестань кидать в меня шишки, колют изнутри, ну. И слезай.
Дон посмотрел вниз.
— Я не могу.
— Ну сиди.
Зак выпростал еще три псевдоподии в дополнение к первой, и поднялся на них, покачиваясь, отряхнулся от травы и земли — у Дона возникла ассоциация с соседским псом[5]. С серией громких чмоков выплюнул[6] застрявшие в теле шишки.
— Ладно, я пошел, а то шорохи подозрительные в округе.
— И ты мне не поможешь?
— А зачем? Ты на меня наступил, хамил шишками, и вообще у меня задание. А ты посиди, подумай о своем поведении.
— И что за задание? — Дон решил, что лучше сидеть и болтать, чем сидеть и бояться высоты.
Зак остановился. Маленькое цунами прошло по телу от конца к началу и вернулось, как если бы кто-нибудь толкнул ванну с водой.
— О, очень важное — его смогли доверить только мне, председатель так сказал.
— Ты разве важная шишка?
— Ну, — Зак смутился, или задумался — сложно определить эмоции прозрачного холодца на ножках, — в некотором роде.
— И такой в некотором роде важной шишке дали не в некотором роде важное, а очень важное задание? — невинно поинтересовался Дон, разглядывая ветки сосны.
— Да что ты знаешь вообще! — возмутился Зак, присел на задние псевдоподии, — да у нас только традиционными формами пользуются уже, уже, долго, в общем. А мне вон какая честь — найти новую! — от возбуждения Зак замахал конечностями и завалился на спину[7]. Встал, отряхнулся. — И чего я тут растекаюсь? Удачки.
Зак развернулся и уперся в стену недоброжелательных взглядов. Холм был окружен стаей небольших желтых колобков с очень большими ртами и маленькими злыми глазками по бокам.
Спиногрызы не имеют своего собственного времени, поэтому они вынуждены искать его у других. Сами по себе они трусливы, если не поворачиваться к ним спиной. Как только это происходит, яростный комок с радостным воплем вцепляется в вас и пользуется вашим временем, пока не достигнет зрелости. И если один-два таких спутника сильно не повлияют на вашу жизнь, то целый выводок способен серьезно состарить жертву, испортить ей карьеру и фигуру. Все прочие существа подобны трамваям, антенны которых подключены к мировым временным линиям, на бамперах которых «зайцами» катаются спиногрызы.
Самый крупный спиногрыз выкатился вперед и недобро глянул на Зака сначала одним, потом другим глазом, перевел взгляд на тело соплеменника у его ног.
— Что, это не я, — сказал Зак, — он тут уже лежал.
И слегка пнул колобка в сторону вожака, мол, сам убедись. Вожак рассвирипел и злобно запищал.
— Да знаю я вас, только со спины и можете, а у меня нету спины-то, а! — потешался Зак, — у меня два переда, хочу туда иду, хочу сюда, — и он попытался продемонстрировать, вызвав каскад волн на теле, сталкивающихся как куры в горящем курятнике. Упал.
— Ой.
И тут мозги вожака скрутил совершенно неожиданный логический кульбит — если у существа два переда, и оно пойдет и туда и сюда, то просто разорвется, но вот если у него две спины — оно столкнется само с собой и упадет — вот как странный холодец — следовательно, у холодца две спины.
Времяжадная искорка блеснула в глазах вожака, и он ринулся к Заку, а вслед за ним и вся стая. Поляна погрузилась в желтое колобковое море.
— А-атвалите! — Зак собрался в плотный комок и спружинил на сосну к Дону, вцепившись в ствол псевдоподиями. Спиногрызы образовали шумный колобковорот вокруг дерева. Их распихал вожак и остервенело вцепился в дерево зубами, остальные последовали его примеру, разгрызая древесину со скоростью бобра на стимуляторах.
— Как думаешь, у них глаза пачкаются, когда они по земле катятся? — спросил Дон, держась за ствол руками и ногами.
— Что? Не знаю, спустись, проверь, — дерево накренилось, — хотя сейчас сами спустимся.
Под писк спиногрызов сосна с обиженным скрипом медленно упала на землю, придавив Зака со смачным чавкающим звуком.
— Уф! — раздалось снизу.
Дон в это время успел встать на ствол и крутился, стараясь не подставить спину. Зак, как был лепешкой, переполз наверх.
— Я придумал — надо лечь на спину! — крикнул Дон и лег на ствол.
Спиногрызы потеряли к нему интерес и набросились на Зака.
— Скорее ложись!
— Я лепешка — у меня нет спины! — Зак снова вырастил четыре конечности и неистово ими размахивал — колобки летели во все стороны, как будто торнадо налетело на теннисный корт. Тем не менее, постепенно спиногрызы одолевали.
Дон понял, что лежа спасется только он.
— Тогда встаем спина к спине, быстрее!
— Как?
— Просто повисни.
— Ладно-ладно.
Зак вцепился в плечи Дона и повис на спине, продолжая отбивать спиногрызов.
— И что теперь? Они не отстанут, пока есть спина!
— Надо их запутать, как будто у меня два переда.
— Не помогло.
— У тебя непонятно где перед, нужно лицо!
— У меня нет лица.
— Надевай мой шлем!
Зак снял шлем с Дона и прикрепил на себя сверху.
— Забралом в их сторону! — Зак повернул шлем. Представьте реакцию водителя, который едет вслед за двумя людьми на мотоцикле, и вдруг один из них поворачивает голову на все сто восемьдесят градусов.
Надвигающиеся спиногрызы опешили и смешались. Как ни окружай окажешься спереди.
Истощенный логическими не состыковками вожак лопнул. Стая распалась на группы и растворилась в подлеске.
— Вот тебе и когнитивный диссонанс, — пробубнил Дон.
— Что, съели? — проорал Зак.
— Чисто формально не съели, — заметил Дон, надевая шлем.
— Ой не нуди, — оба выдохнули, Зак спрыгнул со спины Дона, — как тебя там зовут?
— Дон.
— Ладно, Дон, спасибо что спас, все дела, но мне пора.
— Ты хоть представляешь, что ищешь?
— Конечно! Что-нибудь нужное племени, о чем оно еще не знает! Дополнить Совершенный каталог форм.
— Совершенный каталог? Идеальный то есть?
— Да, идеальный каталог, оттачивался предками до изумительной полноты возможных форм.
— То есть тебя попросили дополнить полный каталог, так?
Недолгое молчание.
— От меня избавились, да? — Зак обиженно расплылся в бесформенную лужу на земле. — Выходит, всё было зря.
— Ну, ты встретил меня, — Дон улыбнулся.
— Велика важность, — фыркнул Зак, — ты сам-то что здесь делаешь?
— Я Искатель Хранилища — Дон показал на шлем, — ищу новые, необычные вещи для музея, и, знаешь, есть у меня идея насчет твоей формы.
— Продолжай.
— Смотри, я так понял, все формы у вас так или иначе связаны с нуждами вашего племени?
— Очевидно. Зачем нам делать формы для кого-то другого?
— Так вот ты можешь стать боевой заплечной сумкой. Новая форма. Вряд ли кто-нибудь в племени пользовался рюкзаком.
Зак помялся, во всех смыслах.
— Как-то это не очень новаторски — сумка. Я все-таки надеялся на что-то весомое, чтобы все зауважали, может даже председателем сделали.
— Ты будешь не просто сумкой, ты будешь искателем-сумкой! Да ты представь — в Разнопиках ведь что угодно может случиться — сегодня мы разогнали спиногрызов — завтра найдем артефакт, который перевернет мир. Может быть буквально. Какой там председатель, председателей пруд пруди, а Искателей всего двое! Айда искать Хранилище вместе. Может, там и найдешь свою новаторскую форму.
— И шлем будет?
— Найдем, — уверил Дон.
Поверхность Зака пошла задумчивой рябью в одну сторону, потому в другую. Дон завороженно наблюдал. Наконец, разгладилась.
— А, знаешь, замётано.
Дон снял свой шлем и приложил к Заку.
— Тогда, властью, данной мне смотрителем музея древних технологий, назначаю тебя Искателем Хранилища.
С холма спускался Искатель Дон, а на спине у него надежно закрепился Искатель-сумка Зак.
Хранители
Поезда не дают земле расходиться, застегивают её на рельсы-молнии, — думал Вадим, плавно убавляя тягу электродвигателей, — без поездов континенты бы развалились на маленькие-маленькие островки у нас под ногами.
— Вадик, станция скоро, — напомнил Сергей, один из вагоновожатых, — тормози уже.
— Угу, — зря они беспокоятся — все рассчитано, размерено. Ни одной аварии, ни одной задержки — никаких лишних остановок.
Все медленнее и медленнее, все реже стук колес на стыках, все тише дыхание электродвигателя. Остановка — выдох.
Пустой поезд не дадут вести, приходится возить пассажиров и грузы, ладно возить — возить не против, сколько угодно — торможение страшно, остановка страшнее. Вадим слышал, как впереди трещат от напряжения шпалы, сдерживая землю. Скорее, пожалуйста, скорее, пусть они выйдут, выгрузят, заберут свои вещи, пусть поймут, как важно скреплять землю метр за метром, шпала за шпалой, скользить по рельсам подобно мечу в ножнах, яхте на воде. До следующей станции ровно сто шестьдесят семь шпал. Вадим приготовился, как бегун на старте, неотрывно смотря на шпалу номер один.
— Мущина, чо вы меня пихате?! Не пихайтесь, я тоже пихаться умею, как вам это понравится, а?! — кричала грузная тетка, прижав вагоновожатого к стене.
— Я вас не пихал, — раздраженно ответил вагоновожатый Сергей, — пожалуйста, выходите быстрее, у нас расписание. «Попробуй тебя не задеть тут, — подумал он про себя, — как там Вадик? Хоть бы как в тот раз не получилось».
— Нет, пихнули, я же не дура, чувствую. И вообще, Васечке плохо, разве не видите? — возмущалась женщина, тыча пальцем в мальчика, который, судя по всему, просто переел и теперь лежал, постанывая от напряжения.
— Тогда лучше выйти и обратиться к станционному врачу. Он окажет помощь, женщина, пожалуйста, поезд скоро отходит, если вы не выйдете — мы просто уедем с вами.
— Чтоооо? — протянула женщина, — да вы будете стоять, сколько надо, тут человеку плохо, где ваш главный?
— Я главный, — ответил Сергей.
— Тогда я пойду к машинисту, — и тетка рванулась по коридору как ядро в стволе пушки.
— Стойте, вам туда нельзя! — спохватился Сергей, но поздно — она уже барабанила в дверь.
Дверь открылась.
— Значит так, вы будете стоять, пока я вам не скажу, слышите?!
Вадим услышал.
— Слушай, Серега, ну ты-то чего увольняешься? Ну не можем мы Вадика оставить после такого, хоть он и голова, и работает сверхурочно. Хорошо в дурку не упекли, в конце концов! — негодовал Михалыч, начальник компании.
— Не могу, Михалыч, просто не могу.
— А если машинистом? Пройдешь быстренько курсы и вперед.
Сергей покачал головой.
Михалыч досадливо поморщился.
— Черт с тобой, — и подписал заявление, — но если что — звони.
Вадим и Сергей вышли на улицу. Вадим уткнулся головой в плечо друга.
— Она теперь развалится, не будет больше ни Алматы, ничего не будет, ходить не могу, кажется, вот-вот подо мной треснет, — всхлипывал он.
— Ну, ничего, ничего, много в мире профессий хороших, найдем что-нибудь.
Вадим мотнул головой и прошептал «Развалится, развалится, как я ходить буду, как жить буду?».
— А знаешь, у меня есть идея! — щелкнул пальцами Сергей и Вадим с надеждой поднял голову.
Из разговора двух авиадиспетчеров.
— А этот новенький пилот-то способный оказался.
— Не то слово, только обязательный минимум налетал, а уже как бывалый.
— Только вот странный он, бормочет вечно.
— Да все мы немного с прибабахом — главное, работает хорошо. Да и начальство знает, кого взять.
— И то верно.
Летать и видеть всю землю, каждый клочок и кусочек, бдительно высматривать малейшую трещину и сразу звонить Сергею — он машинист, он поедет и залатает, это ли не счастье?
Вадим улыбался, выводя самолет на взлетную полосу.
[1] Приход — ноль экспонатов, уход — ноль экспонатов, и так каждый месяц со дня назначения Фаса смотрителем, чем он очень гордился
[2] Сколько не искали не то что моста, даже доски завалящей в Разнопиках не нашли — поэтому построили свой. Непорядок — эксперименты с мостами были, а мостов нет, что туристам показывать, я вас спрашиваю?
[3] А воздух-то какой, ммм…
[4] Сущие отморозки
[5] Насколько может напоминать пса студень на четвереньках.
[6] Насколько можно назвать плевками действия существа без рта.
[7] Насколько можно назвать спиной… ну вы поняли.