Хроника невероятных событий

Мост на реке Бык

Рано утром во вторник, 11 сентября 2009 года, обрушился мост на реке Бык. Событие это никак не могло всколыхнуть сонное сознание окрестных обывателей, не говоря уж о мировых СМИ. По мосту — скорей уж, мостику — не переправлялись большегрузные фуры, не постукивали на стыках рельсов колёса поездов. Это сооружение всего лишь соединяло две части одной улицы — бывшей Павловской, ныне Петру Рареша, и в основном здесь изредка появлялись пешеходы да ещё реже проезжали легковушки.

Собственно говоря, топоним Бык существует только на картах, а местные жители сильно обмелевшую и порядком изгаженную речушку давным-давно называют Бычком. Но даже в этих невеликих масштабах никто не назвал бы случившееся катастрофой. Лишь несколько газет да один впоследствии закрытый телеканал оппозиционного толка едко намекнули, что городским властям следует больше внимания уделять исправному функционированию коммунальных служб и меньше — политическим игрищам.

Но следователь по особо важным делам Влад Слободян отнесся к происшествию совершенно серьёзно. Ведь именно ему начальство поручило разобраться в этом деле. Опрашивая потерпевших и свидетелей, Влад исписал добрый десяток блокнотов неразборчивым почерком, который сам расшифровывает не без труда. И всё-таки он не находил объяснения некоторым разрозненным и в то же время взаимосвязанным фактам. Да и годы спустя, мысленно возвращаясь в тот прекрасный осенний день, бывший следователь чувствовал, как что-то упорно ускользает от его понимания.

Главным образом Влада Слободяна мучило то, что обрушение отечественного объекта несколько напоминает террористические акты в Америке. Правда, башни-близнецы пали за восемь лет до и через несколько часов после, учитывая разницу во времени. Да и технические эксперты, экстренно вызванные из бессрочных неоплачиваемых отпусков, полностью исключили версию подрыва и настаивали на том, что причиной разрушения стал естественный износ сооружения и отсутствие должного ремонта. И всё же… Совпадение или нечто другое?

Кроме того, почему в ранний час, когда рухнул мост, на месте происшествия оказалось так много людей? И случайно ли они там оказались?

Ладно тётя Катя Чебан. С ней как раз все понятно: она направлялась на базар, таща за руку упирающуюся внучку Викусю, которую не с кем было оставить, потому что Алёна уехала на пленэр. Бывшая уборщица в глубине души страшно гордилась творческими успехами дочери-художницы, а по выходным дням бойко торговала её пейзажами на так называемом Арбате — пятачке между театром имени Михая Эминеску и Органным залом.

Навстречу тёте Кате, невольно обратив на неё внимание, шёл дядя Петя Курлюк. Его сопровождала группа подростков, которые, изображая из себя взрослых, перемежали речь басистым матерком и соревновались в плевках на дальность и меткость. Администрация бывшего завода холодильников, где Петр Константинович, несмотря на благородные седины, продолжал трудиться в горячем цеху, ни с того ни с сего объявила 11 сентября Днём открытых дверей, чтобы привлечь на производство молодёжь. Группу сопровождения составляли два старшеклассника из соседней школы и трое студентов профтехучилища (по-нынешнему колледжа), один из которых, а именно — Беглец Иван — тащил с собой нигде не работающую, ничему не обучающуюся и не слишком трезвую подружку.

Лариса Вербалова на своей «дачии» направлялась в примэрию с документами, которые подтвердили бы её права владения несколькими мелкими торговыми точками, если бы их завизировали по всем правилам, и некоторой суммой для ускорения этого процесса.

Со стороны Набережной к мосту с задумчивым видом приближался иностранный турист с борсеткой на поясе и видеокамерой в руках, а гражданин без определенного места жительства, сильно благоухающий помойкой и перегаром, вылезал из-под ближайшей опоры, где провел предыдущую ночь.

И в этот самый момент с каким-то усталым кряканьем мост дрогнул. Затем мелко затрясся, приподнялся над землей, словно подхваченный неведомой силой, и, наконец, развалился на части, осыпая всё вокруг обломками, цементной крошкой и белой пылью. Большинство пострадавших оказались в воде.

Слободян видел всё это собственными глазами, поскольку с апреля 2002 года проживал по адресу: Албишоара (быв. Набережная), д. 66, кв. 7 — и к моменту происшествия как раз выходил из подъезда.

Вот реконструкция последующих событий, восстановленная Владом по записям в блокноте и собственным впечатлениям.

Дядя Петя инстинктивно бросился спасать ребенка. Тётя Катя, конечно, тоже. Таким образом они оказались в крепких объятиях друг друга, в то время как хнычущая Викуся мёртвой хваткой вцепилась в юбку бабушки и почти стянула её с бёдер, к немалому конфузу обоих взрослых.

Промокшие подростки быстро оправились от шока, правда, мат стал куда гуще, да и сплёвывания получили разумное обоснование. Только знакомая гражданина Беглеца Ивана, впоследствии оказавшаяся Шорох Валентиной, в бессознательном состоянии нахлебалась вонючей жижи и едва не утонула на глубине 0,3 м.

«Дачия» скособочилась и сползла в Бычок. Лариса Вербалова неженственно взвизгнула, выбираясь наружу, конверт соскользнул с переднего сиденья, из него вывалилась предполагаемая взятка, и купюры поплыли по радужным разводам, застревая в островках мусора. Бомж, не растерявшись, метнулся их собирать, а Лариса Фёдоровна кинулась на мародера, вырывая из его грязных рук кровно заработанные леи, доллары и евро. Бродяга не сопротивлялся, только вылупил глаза в набрякших мешках и неуверенно спросил: «Это ты, доча?». Таким образом, гражданка Вербалова после долгой разлуки встретилась с отцом, связь с которым была утеряна ещё в 90-е годы.

Интурист, Соломон Сильвер, продолжал снимать, и предоставленные им видеоматериалы сильно помогли следствию. Но самому ему, даже не ступившему на разрушенный мост, не повезло. Увлекшись съёмкой, он споткнулся об отвалившийся кусок перил и упал, результатом чего стали ушибы обоих коленей и растяжение связок голеностопа. Сопровождая пострадавшего в ближайший травмпункт и испытывая глубокий стыд за отечественный бардак, Слободян неожиданно опознал в иностранце Шурика Зильберштейна, вместе с которым в 60-е годы прошлого века проживал в одном дворе по адресу: Театральный переулок, 38. И хотя профессиональный долг повелевал Владу подозревать гражданина США в шпионской и, возможно, диверсионной деятельности, воспоминания детства и юности победили. Тем более что американец, как оказалось, регулярно возвращался в Кишинёв, томимый ностальгией по родным местам.

Дело о мосте через Бык благополучно закрыли. Но Слободян никак не мог выбросить из головы это незначительное, на первый взгляд, происшествие, и в редкие часы досуга продолжал изучать его участников и их дальнейшие судьбы.

Так, один из старшеклассников, страдавший до тех пор заиканием, надолго замолчал, а через два месяца заговорил на неизвестном наречии, которое вызванные из Академии наук РМ лингвисты после ожесточенных дискуссий определили как разновидность китайского языка, а именно кантонский диалект. Два студента профтехучилища (колледжа) добровольно пришли в горячий цех и проработали целый день, но уволились, как только узнали, какая им положена зарплата. Шорох Валентина после промывания желудка в городской больнице № 2 немедленно порвала с Беглецом Иваном, закодировалась от курения, алкоголя и наркотиков и пополнила число добровольных доноров.

Бывший бомж Вербалов Фёдор Игнатьевич получил новые документы и теперь проживает с дочерью и её семьей. Кстати, Лариса полностью изменила профиль своего бизнеса, стала получать куда большую прибыль, ездит теперь на «альфе-ромео» и с головой окунулась в благотворительные проекты для бездомных.

Викусю мама записала в плавательный бассейн. А тётя Катя перебралась к Петру Константиновичу и, охладев к живописи, по выходным ездит с ним на дачу.

Влад Слободян никогда не читал книг Торнтона Уайлдера, но после всей этой истории пристрастился к философской литературе и ведет по скайпу оживлённые дискуссии со своим новым (или старым?) другом-американцем.

В общем, развязка оказалась вполне счастливой. Вот только мост до сих пор не восстановили. В виде временной меры городские власти распорядились перебросить через речушку два железобетонных блока. Однако пользоваться импровизированной переправой без перил рискуют немногие. И вот уже семь лет, чтобы попасть на другой берег, машинам, да и пешеходам, особенно в холода, когда поверху образуется наледь, приходится делать солидный крюк. По Петриканской до улицы Михая Витязула (быв. Оргеевская). Или по Каля Мошилор до бульвара Григоре Виеру (быв. Центральный Луч, быв. проспект Молодежи, быв. бул. Ренаштерий). Не ближний, скажу вам, свет!

Встретимся у фонтана

Наш дом, как Пизанская башня, пребывает в наклонном состоянии. Это, конечно, не слишком удобно. Ничего не попишешь: построен он на холме, который тихо сползает в сторону Дурлешт — бывшего села, а ныне полноправного столичного пригорода.

Не все выдерживают в экстремальных условиях. Многие меняют квартиру на почти равноценную в другом районе. Или вообще уезжают в другую страну. Зато те, кто остался, отличаются необычайной силой духа. И, когда в центре нашего двора вырвалась из земли струя густой коричнево-зелёной жижи, а воздух наполнился зловонием, все решили, что в очередной раз прорвало канализационную трубу. Бдительная Стелла с четвёртого этажа немедленно позвонила в аварийную службу.

Первыми обнаружили ошибку играющие во дворе дети. Измазались в маслянистой жидкости с головы до ног и авторитетно заявили:

— Не, это не гавно.

— Не гавно, — подтвердил дядя Миша, в свое время работавший вахтовым методом на тюменских промыслах. — Вроде как напоминает нефть.

Услышав такое, владельцы собственного транспорта с проклятьями бросились отгонять машины.

Не знаю каким уж образом весть разнеслась по всей округе. Вскоре двор заполонили не только соседи, но и ходоки из Дурлешт, предусмотрительно прикатившие тачки. Тем временем бдительные пенсионеры организовали охрану, чтобы кто-нибудь случайно не бросил окурок или непотушенную спичку — сгорим же все синим пламенем!

Прибыли духовные лица — православный батюшка, протестантский патер, раввин в долгополом лапсердаке и даже имам из мечети, что на Балканском шоссе. После непродолжительной учёной дискуссии представители разных конфессий пришли к единому мнению: нефть — это искушение, а фонтан забил, дабы укрепить малых сих в вере. После чего патер оторвался от коллег и потрусил к недавно выстроенной через дорогу миссии святого Эммануила.

— Своим наладился шифровку писать, в Белый дом, — пробурчал алкоголик Жора, с утра трезвый и потому мрачный. — Щас обнаружат, что у нас нет демократии, и введут неограниченный контингент.

— Не отдадим народное достояние! — взволновались пенсионеры. — И мы хотим жить, как в Арабских Эмиратах!

Теперь ретировался имам.

— Своим радирует, бусурманам, — сказал Жора, загребая жидкость обеими руками и пробуя её на вкус. — Боится, цену им собьём за баррель. Ничего, пить можно.

Пока батюшка и ребе вели среди населения пропаганду вечных ценностей, дурлештские ходоки молча, но споро наполняли тачки. Никто не протестовал. Людям ведь нужно чем-то печки топить зимой. Впрочем, нефти ничуть не убывало. Наоборот, она покрыла почти весь двор и теперь медленно текла по склону мимо мусорки в сторону автозаправки и частных гаражей.

Прибыла депутация от цыганской слободы. Осторожно ступая по островкам сухой земли, усатые брюнеты в модельных костюмах добрались до дяди Миши (видимо, приняли его за барона нашего двора) и о чём-то вполголоса начали с ним договариваться. В руках у них, как у фокусника Акопяна, появлялись и исчезали пачки денег. Дядя Миша, высоко подняв брови, энергично мотал головой, но все-таки принял одну купюру и в обмен отдал пришлецам полное ведро только что поджаренных семечек.

— Нефть хотели купить, — объяснил он сосе-дям. — Поставлять в Европу через Румынию. Не на такого нарвались. Накося выкусите!

Стелла, устроившись на подоконнике, продолжала названивать во все инстанции — от общества защиты прав потребителей до парламента. Но пока приехали только журналисты с большими микрофонами. Словоохотливей остальных давал интервью Жора. Глаза у него блестели. Сказывалась выпитая нефть.

Вечером в новостях наш двор показали всей стране. Комментаторы в студии битый час прогнозировали будущий экономический взлет Молдовы. И всем нам снились радужные нефтяные сны.

А наутро фонтан иссяк. То ли месторождение было мелким, то ли вера не слишком глубокой. Загустевшую нефть выковыряли из колдобин и бережно разнесли по квартирам. Вдруг пригодится? В конце концов на общем собрании жильцов решено было часть припасов пустить на ремонт протекающей крыши. Так и сделали. Больше на дожди не жалуемся.

Жора учится гнать нефтяной самогон. С выпивкой он завязал и заочно поступил на химфак университета. Стелла открыла в себе талант знахаря и лечит всевозможные хвори примочками, получившими название «молдавское мумиё». Цыганская слобода подсела на дяди Мишины семечки. А к месту, где недавно бил фонтан, теперь стекаются паломники из других районов Кишинева и даже иногородние. Последователи нового культа ходят по двору с лозами — ищут богатства недр.

Да, чуть не забыл! Нефть, покрывшая склон холма, загудронировала пласты земли и купировала оползневые процессы. Пизанская башня остановила свое движение в бездну. И хотя мы все ещё живем под углом, никто отсюда не уезжает, а наш дом, не поверите, считается самой престижной пятиэтажкой столицы.

Молдавский Робинзон

28 апреля 2009 года между селами Кондрица и Малкоч было обнаружено неизвестное существо. Огромного роста, с длинными, до земли, ручищами, сплошь заросшее рыжим волосом, оно передвигалось по грунтовой дороге неуклюжими скачками.

Механизатор Франческ Скобиоалэ сразу опознал в существе снежного человека, которого многократно видел ранее на различных каналах телевидения. Его супруга, Афродита Скобиоалэ, находясь в интересном положении, особенно любит программы о непознанном и загадочном. И примерно на четвёртом ребенке, девочке, позже названной Сармизеджетузой в честь древней столицы даков, Франческ с Афродитой совместно просмотрели целую серию телепередач про снежных людей.

Конечно, в конце апреля никакого снега не было и в помине. У нас и зимой, случается, только припорошит. А ведь какие раньше были зимы — с обильными снегопадами и высокими сугробами. Прошли те времена, потому и земля родит хуже, и всяких озоновых дыр в атмосфере прибавилось, и дороговизна страшная, не говоря уж о политической нестабильности.

В общем, Франческ не мог не поделиться с женой своими наблюдениями. Афродита, в свою очередь, рассказала новость соседкам, и примерно через двое суток вся Кондрица судачила про йети. И вскоре выяснилось, что округа буквально наводнена снежными людьми. Так, однажды они спугнули парочку, вышедшую на свидание в сумерках, из-за чего родители заставили Василе и Докицу пожениться на девять месяцев раньше, чем планировалось. В другой раз «ети йети» слопали мальков, которых предприимчивый арендатор из райцентра взялся разводить в местном озерце.

Чем дальше, тем больше появлялось свидетельств. Так, мош Морару, стороживший со старой берданкой ягодные посадки, подтвердил, что неизвестные рыжие громилы в прошлом году подчистую обобрали кусты черноплодной рябины. А сотрудники лесного хозяйства доказали, что двести кубометров древесины были похищены именно снежными людьми, и удачно списали этот ущерб через бухгалтерию.

Недавно назначенного примаря очень беспокоили вздорные слухи, распространяемые, как предполагалось, представителями оппозиции. Поэтому после согласования с вышестоящими он распорядился расставить в лесу капканы, в которые доисторический монстр, ежели он действительно здесь водится, непременно угодит.

Хитрые ловушки не сработали. Но вскоре йети поймали во дворе бывшей акушерки, ныне пребывающей на заслуженном отдыхе. Почтенная женщина обнаружила снежного человека в собственном подвале, где волосатая скотина расположился как у себя дома и, жадно урча, поедал кислую капусту, загребая здоровенной ручищей прямо из бочки, отчего соленья, как вы понимаете, могут заплесневеть, или, как у нас говорят, зацвести. Возмущенная мэтуша Олгуца, или Ольга Георгиевна, как её уважительно называют в Кондрице, не растерялась и стукнула наглеца по голове той самой пятилитровой кастрюлей, в которую собиралась нацедить к обеду немного вина прошлого урожая. Сбежавшиеся на крики — а голосок у бывшей акушерки не дай боже — односельчане связали незваного гостя и препроводили в местное отделение полиции.

Примарь самолично осмотрел всё ещё оглушенного йети и сфотографировал его с разных сторон на мобильный телефон — для науки. Потом, брезгливо морщась, велел арестованного помыть и проверить насчет нежелательных насекомых. Эта процедура была проведена в местной «трезвиловке» под бдительным присмотром медицины в лице мэтуши Олгуцы. Животное, придя в себя, не протестовало против гигиены и даже довольно фыркало. А когда сержант Думитру Пынтя, закончивший в свое время курсы стилистов-парикмахеров, обстриг нечёсаные космы снежного человека и сбрил с него бороду, Ольга Георгиевна издала самый душераздирающий крик, какого отродясь в Кондрице не слышали.

— Любимый! — вопила она. — Родной! Где ж ты, сволочь, шлялся всё это время?!

Таким образом, йети был опознан как Андрей Дмитриевич Пыслару, фельдшер и муж мэтуши Олгуцы, известный в округе травник-целитель, пропавший без вести в 1981 году. Когда он медленно заговорил непослушными губами, оказалось, что мужчина потерял память, ударившись головой о столб линии высоковольтной передачи, жил в лесу, питаясь грибами, ягодами, кореньями, личинками насекомых и яйцами из птичьих гнёзд, зимовал же в землянке, вырытой под горой валежника. Ученые из Академии наук и врачи из Республиканской клинической больницы после обследования обнаружили, что Андрей Дмитриевич хорошо помнит Московскую олимпиаду, но слыхом не слыхивал о распаде Союза, не знает, что такое интернет и «нон-стоп», зато с удовольствием поедает бананы, считая их экзотическим лакомством.

Постепенно жизнь снова вошла в свою колею. Только мэтуша Олгуца бдительно следит за мужем: устав от цивилизации, он старается укрыться в подвале, поближе к бочке с капустой.

Что ещё новенького? В лесном хозяйстве снова пропала древесина, но, говорят, поблизости видели НЛО. Так что придётся списать и эти кубометры. В семье Скобиоалэ родился седьмой ребенок, девочка, и ее назвали Чебурашкой в честь любимого мультипликационного персонажа старших детей. Ничего страшного, у нас в Кондрице ещё и не к такому привыкли.

Про капканы, расставленные примарем, забыли. И что же? Ногу прищемило неудачливому дачнику, двум агитаторам левоцентристского блока, трём туристам и парочке зайцев. И ни одного снежного человека! Так что рассказывать особенно не о чем.

Семь футов под килем

Городок наш никак не может привыкнуть к тому, что он давно уже не просто райцентр и тем более не село. И всё же здешние жители не чужды некоторого честолюбия. Ну и пусть на главной улице никогда не просыхает поистине гоголевская лужа, а в ней плещутся вольнолюбивые утки и гуси. Ну и пусть центром Гагузской автономии назначили Комрат. На любую официальную столицу всегда найдётся культурная альтернатива. И если Комрат считать Москвой, то Чадыр-Лунга, само собой, — Питер. Вашингтон и Нью-Йорк. Тель-Авив и Иерусалим. Кишинев и Бельцы. Ну и так далее. И когда по утрам Стёпа, старший из братьев Кывыржиков, в спортивном костюме «Адидас» и аналогичных кроссовках, выгоняет овец и, пока они щиплют травку, медленно читает Шопенгауэра, сердце моё переполняет любовь к этой земле и населяющим её оригиналам.

— Дети, отойдите от дяденьки, не путайтесь под ногами.

— Ну, мам, ну секундочку…

— Мы идём домой.

— Полсекундочки, четверть, одну восьмую, — торгуются дети. — Ну, пожалуйста!

— Да не мешают они, — добродушно говорит дяденька, с кряканьем вгоняет топор в колоду, утирается мокрой майкой.

И портит весь воспитательный момент. А малолетние озорники вовсю пользуются материнской добротой и лезут на приступ огромного ствола, с которого дядя Коля обрубает сучья. Что означает в перспективе занозы, порезы, ссадины и порванные штаны.

Что это за дерево и как оно появилось в нашем дворе, никто так и не понял. Просто в одно злополучное воскресенье соседи проснулись под мерное тюканье топора. Поначалу думали: дядя Коля подмазал в лесхозе и привёз сухостой на дрова. Но до зимы ещё далеко, а до таких размеров ни одна акация в нашем лесхозе просто не дорастёт.

Георгий Иванович Карамазлы, психолог районный больницы, некоторое время наслаждается покоем и тишиной, потом всё же спрашивает:

— Где мальчишки? Почему их не видно и не слышно?

Жена, хлопоча у плиты, безмятежно:

— Они с дядей Колей.

Если её всё устраивает, то и ему беспокоиться не о чем. Разве не так? Наука, жизненный опыт и гибкость мышления помогли Георгию Ивановичу выработать идеальную модель отношений: на людях супруга никогда не подвергает сомнению авторитет главы семейства, зато дома он добровольно передал ей все бразды правления. И никаких скандалов! Вот секрет счастливого брака. Правда, психолог не делится им в беседах с будущими молодожёнами и на консультациях для пар на грани развода. Не поймут, при наших-то патриархальных нравах. Для окружающих Карамазлы герой, орёл, отец замечательных сыновей — Дмитрия, Ивана и младшего, Алексея — и знаток тайных изгибов человеческой души.

Георгий Иванович откладывает газету, так и не разобравшись до конца в выводах аналитика о воздействии высокой политики на уровень жизни горожан. Смотрит на супругу и старается определить по её лицу, как она расценивает происходящее на планете и в родном дворе, но она месит тесто и целиком поглощена своим занятием. Есть что-то завораживающее в сыром запахе дрожжей и обнажённых женских руках, ритмично разминающих упругую массу. Усилием воли Карамазлы отрывается от этого зрелища, застёгивает верхнюю пуговицу рубашки, выходит на порог. И видит, что его собственные оболтусы, равно как и другие несовершеннолетние граждане, с величайшим рвением трудятся на подхвате у народного умельца.

Психолог наблюдает за работой с глубоким профессиональным интересом, потом деликатно трогает дядю Колю за плечо:

— Здорово, Петрович. Как дела?

— Жара, Жора, — говорит дядя Коля, — глобальное потепление. Ледники, — говорит, — тают, как деньги. Не успеешь, — говорит, — оглянуться, затопит к едрене фене.

Георгий Иванович в смятении озирается. Вокруг, не считая жилых кварталов и заброшенной промзоны, раскинулся Буджак, по определению безводный. Мутная Лунга в канаве совсем пересохла, еле шевелится вялой ниткой. Ветер несёт по дороге пыль.

Дядя Коля задумчиво смотрит вдаль, примерно в сторону Казаклии.

— Чёрное море, — говорит он, — выйдет из берегов и накроет нас с маковкой. Япония, — говорит, — и Англия залягут на дно. Люди, — говорит, — массово полезут в высокогорные регионы.

Гор, отмечает между тем Георгий Иванович, поблизости не видать, и поодаль тоже. Степь да степь кругом, без всяких намёков на возвышенное.

— А скотина? — темнеет лицом дядя Коля. — Скотину жалко. Корова с телёнком, свинья, куры, кроли…

Карамазлы понимает, в чём дело. Десять лет он просидел с дядей Колей за одной партой. Что считать нормой, думает он, и что такое отклонение от неё? На уроке труда все послушно конструировали табуретку, а этот чудак сколотил собачью будку. Жучке, мол, с маленькими жить негде. За что и схлопотал двойку. Хотя, по совести говоря, в такой конуре не отказался бы поселиться сам трудовик, по крайней мере, там никто не стал бы его пилить за лишний стаканчик вина.

— Так ты ковчег, что ли, строишь?

— Не-а, — и дядя Коля снова берётся за рубанок, — лодку делаю.

Молодой журналист районной газеты Виталий Швепс (урождённый Петя Кывыржик) был один из немногих, исключая окрестную детвору, кто безоговорочно поддержал мастера. В своих статьях он дерзко сравнивал дядю Колю с Константином Циолковским, Одиссеем и Дон Кихотом, фигурировали там также дед Мазай и старец Ной. Образованные горожане выяснили, благодаря исполкомовской секретарше и ГУГЛу, кто это такие, и очень гордились своим земляком. Только ближайшие соседи, дойдя до полного изнеможения от непрерывного стука, визга пилы и большого количества бытовых отходов в виде щепы и древесной стружки, непочтительно называли дядю Колю хулиганом и грозились написать жалобу участковому.

А Георгий Иванович? Удивительно, но счастливый семьянин то и дело ловил себя на чувстве лёгкой зависти. И было б чему завидовать! Дети дяди Колины выросли и разъехались. Жена нашла себе другого. Живёт он бобыль бобылём. Вдобавок в поведении наблюдаются некоторые странности.

Сидя в психкабинете и отпустив очередного пациента, Карамазлы застывает над незаполненной медицинской картой, рассеянно смотрит в окно и мучительно размышляет: а чего бы хотелось ему, если бы и он остался один? Но в голову так ничего и не приходит. Нет, кое-какие мысли мелькают, но все они кажутся слишком мелкими, что ли, без размаха.

Психолог стал беспокойно спать. Ночь напролёт он метался на своей стороне супружеского ложа и вскакивал попить воды и отдышаться. В кошмарах ему представлялась огромная волна, сносящая с лица земли наш городок, улицу Чакира, виноград, обвивающий стены, и милый дом, наполненный женским смехом, детскими голосами и непрочитанными книгами. При дневном свете такие картины казались бредом сумасшедшего. И всё же, приехав в Кишинёв на курсы повышения квалификации, он зашёл в магазин спорттоваров, долго приценивался к надувному плоту и расспрашивал продавца о гарантийном сроке. Но ничего не купил, не зная, как объяснить жене незапланированные траты.

А потом пошли дожди, и даже Лунга, ещё более грязная, чем обычно, набухла и грозно ревела под хлипкими мостками. Потопа, однако же, никто не боялся. Все радовались, что засуха кончилась, и вышли на прополку, ведь теперь огородам угрожали многочисленные сорняки, хорошо произрастающие на наших благодатных почвах.

Дядя Коля тоже боролся за спасение урожая. А как иначе? Корову с телёнком, свинью, кур и столь любимых им кролей нужно кормить, да и самому пора делать запасы на зиму.

А когда аврал закончился, оказалось, что почти готовое плавсредство потерпело крушение. Сухая акация неожиданно для себя пустила корни, и весь её обтёсанный и обструганный корпус покрылся свежими побегами.

Виталий Швепс настрочил статью о торжестве жизни. А жена Георгия Ивановича сунула ему под нос тест на беременность — с двумя полосками, и он, побледнев, никак не мог нащупать пульс у себя на запястье.

Соседи перестали вздрагивать и расслабились. Дети в восторге прыгали вокруг маленькой рощи. Дядя Коля тоже вроде бы не расстроился, только сказал:

— Эх-ма, — набрал охапку сухих кукурузных стеблей и пошёл делать аэроплан.

Вам понравилось?
Поделитесь этой статьей!

Добавить комментарий