«Безымянная» на рабочем столе
Господа. Расширение – GIF. Дату – не помню.
За спиною – пара десятков лет,
а я, радуясь светлому дню, жду преиспо-дню…
Я забыла, кто я, и какие слова умолчать.
Наше время бежит молоком, не убавить конфорки.
Я закрою глаза, и представлю небесную гладь,
как хэбэшное сердце белеет от ревностной хлорки…
Закрываю глаза, и я – не раскрашенный лист.
Я – без сотен прожилок и без хлорофилла, –
можно запросто взять животворящую кисть,
чтоб раскрасить иначе, чем жизнь наделила.
Сон
Я спал. Я не хотел проснуться,
глядел на мир под слоем пыли.
И снилось, что среди конструкций
живых и не живых… один я вылит
из прочного и стойкого инвара –
температурой времени не сломлен.
Не посещают ни разруха, ни нирвана.
И неУДAча не затеет ловлю…
Но я не жил. Хотя мне и казалось…
И меры улиц стали лицемерны.
Среди толпы промчалась жалость,
с успехом сдавшая экстерном
экзамены на прочность или слабость…
Я шёл… И в д о л ь д о р о г и в ы л и ивы:
качались ветви отрицательных парабол
и бились в стёкла, ветви-жилы
в экране сна, собравшем воедино —
миф и действительность и прочие мотивы…
И я проснулся. Мир вокруг – витрина
с хламьём и лоском для молитвы и наживы…
Морщины улиц гладились машиной,
дожди стирали в бережном режиме
и стёрли серость, но… не вымерять аршином
пространство между мною и вершиной.
Лестница
Человечество жаждет денег.
Человечество жаждет крови.
Человечество детство денет –
как билетик его уронит
на холодную землю быта
для сыреющего взавТРАТства.
Человечеством мирь разбита
и колючками бьёт акация
по лицу. Покалечено время – сломано,
костылями – перила лестницы,
замест гипса – здесь слово, но
не поможет, и перекрестишься,
и пойдёшь своею дорогою:
строить заново жизнь и не кланяться.
И подумаешь, чёрт, как здорово –
пусть всё катится, катится, катится…
Объектив
В зашоренных окнах не видно снега
и облаков.
В камере сердца непроявленный нега-
тив.
Но умoлкаю. Закон таков:
если люблю, то – стих!
Строчки касаний или молитв
на языке чувств!
Что же, если внутри болит
значит, вокруг – чушь:
жизнь – забрызганный объектив,
с размытием бытия.
К чёрту послать всё, мир объявив –
врагом. Без стыда и нытья.
Клепсидра
Освобождаю текст.
Плавно текут минуты.
Для поколения next
время не для уюта,
жизнь не одним маршрутом
в поезде на нижней полке.
Горе проходит мимо, будто
грейпфрута долька:
съешь и оттерпнет лихо,
выпьешь бокальчик «завтра».
Станция «прошлое» – выход,
минута любви – дозатор —
клепсидра недолгого счастья –
вымеряешь и забудешь.
Буквы по свету мчатся,
бьются каёмки блюдец.
Раны засолит утро
солонкою звёзд н е ч а я н н о.
Прошлое время – бутор
сыпется старыми тайнами…
***
Как будто не было меня и вовсе
жила посерединке – между светом и гардиной.
Я – млечный путь, Я – неба россыпь.
Я – тоненькая паутина
в руках твоих. Попробуй удержать
песок что утекает между пальцев,
победы исчезающих держав
и голос преданный и преданный: «останься».
Я – солнце, потонувшее во мгле
морей твоих. Утеряна корона.
И солнце превращается в омлет,
Бог им насытится и с берега иного
рождаюсь снова…
Из прочной глины,
теста,
может быть,
металла
в одной из демиургских клиник.
И наплевать, что жизнь нарисовала
нечёткость линий.
Плевать!..
Я – млечный путь. Я – неба россыпь.
Представь, как будто не было меня и вовсе…
и в овсе…
Отражение
я ждала тебя
пока время
соревновалось
с пространством
когда небо
линяло дождями
и в воздухе
пахло акварельными красками
когда крики людей и чаек
сменялись
отчаяньем и безмолвием
на этом отрезке времени
я становилась
тобой
в отражении себя.
Демиург
На лестничной площадке бытия
курю, ищу, где зажигают смысл жизни
и не найти включатель. Был и я
искателем, электриком.
В/из ни-
откуда спрашивал Господь:
«Чьего ты рода? Имя! – Grazie».
Косился, но с Cоздателем поспорь,
и из меня – в ад – депортация
без права на прощенье и возврат…
А, впрочем, был и так потерян
ключами, выключателем и над…
И вытянут рукой, как лотерея
без совпадений, вперемешку с
везением – иудой неудачи.
SOSловлен, по(но)верженный на вкус
судьбою, будто неуд., значит
что жил моментами
монет
разливневых,
теряясь между ангелом и бесом –
менялся сам, подозревая вывих
Создателя, и стал Им покаместно,
Он спал.
Я опрометчиво опрометеил мир собой,
питался и питал других лишь светом,
чинил, крепил словами как скобой,
свой дом, а древо увядало – с веток
текла смола, которая могла
залечивать мои ушибы, раны,
но опускается, завесой – мгла
и просыпается Он – вечностью избранный…
Стою на лестничной площадке декабря.
Нет сигарет, но руки по привычке
наощупь
ищут
выключатель чувств,
а зря…
Вон – сверху зажигают свет, подобно спичке…
Т р. и. о. а д а
1
Светлица.
Свет лица
угас
в полуночный час…
Бес – смысл лица?
– Бессмыслица!
А впрочем,
пронзительный взгляд
присущ больше дьяволу,
нежели ангелу…
В глазах – яд?
2
При виде меня
священники крестятся:
«Во имя Отца,
Сына и Святаго духа…»
Я краем уха
слышу их голоса, –
оплеуха!
По их венам, верно,
проходит святая вода.
По моим же – вино,
да и то – тленное…
3
Я слышу,
как местные
чиновники и господа
у Господа
вымаливают прощения,
рассказывая про -щен-
и я,
глядя на них, думаю:
– Неужели бес – это я?
***
Девочка с синими волосами
смотрит на меня,
когда я задумчиво смотрю на небо
в надежде вспомнить
давно забытое название или топоним
(а я так часто их забываю),
что иногда мне кажется,
что она делает мне подсказки
обла.ком в форме города или сердца.
Впрочем, не знаю, чем это мне поможет…
Ей нравится, когда ветер
запутывает мои волосы,
наполняя лёгкие
шумом морского прибоя
и весенней свежестью.
Говорит, что ветер
иногда заходит и к ней,
но стоит ему появиться,
как тучи – пугливые котята,
прячутся за подол её длинной юбки
в надежде, что «скоро уйдёт».
Иногда я делюсь с нею секретами.
Она внимательно слушает,
всхлипывает, морщит свой маленький лобик,
спрашивает:
– Ну почему же так сложно
быть взрослой?
И когда я не знаю, что ответить,
по возможности улыбаюсь
и спрашиваю:
– А как у тебя дела?
Девочка, вытирая мокрые глазки,
рассказывает
о своей любви
к Фебу,
говорит, что он каждое утро
каждым своим лучиком
целует ей щёчки…
Она хихикает, заливается
звонким смехом,
ветер развевает
её синие локоны…
Я, наверное, впервые видела
такое красивое небо!!
Мне хотелось
подняться к ней,
по облаку или радуге,
чтобы вместе радоваться
взаимному счастью…
Но… солнце зашло!
И я поняла, что никогда
не видела, как девочка
с синими волосами
по-настоящему плачет…
МАЯТНИК
Туча дождями стучит в окно –
греюсь воспоминаний шарфами.
Без тебя мне так волокн; !
Сколько воды утекло между двумя мирами?
– Столько не сосчитать! Звёзды мелочью окажутся
из порванного кошелька, а ночь – синей птицей.
Он тебе не чета, судьба показала, как саван шьют
для чувств, не способных родиться.
Выродиться из пепла прошлых любовей,
внесённых в красную книгу вечности…
И каждая из них друг другу – вровень
пыталась примоститься – лечь, но Стикс
не жалел никого. Инкогнито души
чувств приходили.
Они зрели во мне – росли, желтели
и падали, как переспевшие груши,
которые забыли убрать в холодильник.
«Подумаешь! Ха, смогу!
Перечёркнута линия прошлого –
не останусь в долгу.
Звёзды, всего лишь, небесное крошево,
а луна – это жгут».
Маятник памяти завершает свой полукруг,
дождь пунктирно терабайтит по крыше.
В прошлом – каждый склон – крут…,
только нынче езда – без покрышек…