Я остолбенело стоял на балконе служебной квартиры моего сослуживца и, вытаращив глаза, смотрел на невзрачный коттедж на противоположной стороне улицы. Бессчётное количество раз был в гостях у Николая Маленького, но только сейчас узрел соседствующее с его домом чудо! Мой взор привлёк не столько двухэтажный коттедж, сколько крошечный садик между его внешней стеной и оградой. И как только садовник умудрился на таком маленьком пятачке разместить настолько богатое разнообразие дивных растений?!!
Совершенно несхожие представители флоры сочетались здесь настолько удачно, что казалось, будто сам Бог вдохновлял созидателя этого дивного сада. Меня вовсе не удивило бы, если б я узнал, что творец этого мини шедевра стажировался у лучших садоводов Макао или Страны Восходящего Солнца. Разнообразнейшие растения нисколько не мешали друг другу, а только подчёркивали красоту таких не похожих на них соседей. Даже трёхметровый кактус опунция, возвышающийся в юго-западном уголке вертограда, чудился мне венцом гениального замысла Всевышнего. Из всего того, что произрастало в саду, я узнал только кактус, сирень и розы, да ещё карликовое оливковое и лимонное деревцо. Остальные же растения были мне абсолютно неизвестны, а названия их и подавно неведомы.
Вообще-то, я выскользнул на балкон совсем не для того, чтоб любоваться красотами тихого райского сада. Попервоначалу мой взор был устремлён в самый дальний конец улицы в надежде приметить фигуру моего друга Степана Тягнибеды. Он с утра отправился в «Звезду Макао» улаживать одно крайне щекотливое и не очень приятное дельце. Вчерашним вечером украинские гастарбайтеры почтили китайский ресторан своим массовым и довольно шумливым визитом. Причём, отправились они наслаждаться дальневосточными деликатесами уже будучи изрядно навеселе. Из всей нашей развесёлой компашки только я и Степан не присутствовали при сём эпохальном событии. Я отказался участвовать в этой авантюре чисто из этических соображений. А может быть попросту потому, что был ещё в недостаточной степени пьян. А тернопольчанина в этот тихий субботний вечер где-то разгульные черти носили. Окажись он тогда на месте, то эта бесславная экспедиция его не очень трезвых товарищей наверняка бы не состоялась.
Сказать, что поход гастарбайтеров завершился провальным финалом — это бы значило ничего не сказать. Впрочем, об этом красноречиво свидетельствовали их довольно потрёпанные и основательно помятые лица. Кроме того, трудно было предвидеть, во что выльются последствия вчерашнего мордобоя в юридическом и политическом плане. В Португалии особо беспокойным иммигрантам просто-напросто не продляют визы. Вот Степан и отправился в китайскую харчевню, чтобы замять скандал и утрясти сопутствующие ему проблемы. Ушёл — и как в воду канул. Однако, несмотря на воскресный день, участники субботнего сабантуя и не думали расходиться, терпеливо дожидаясь возвращения парламентёра.
Так же бесшумно, как и выходя не балкон, я призраком просочился в просторную залу квартиры. В дальнем углу на хлипковатой тумбочке тускло мерцал допотопный телевизор с полностью отключенным звуком. С экрана солидный очкастый сеньор, с линкольновской бородкой, неслышимо вещал какие-то полезные и мудрые речи. Напротив телевизора на выцветшей банкетке сидели братья Марчуки и тупо глядели на разглагольствующего ученого оратора. Стасик не мигая взирал на экран своим левым, а Богдан — выпученным до безобразия правым оком. Вторые же глазики погодок заплыли настолько, что превратились в узенькие смотровые щёлочки-амбразуры.
Марчуков за их неразговорчивость и угрюмые, каменные физиономии за глаза называли ирокезами из Бурштина. Но судя по их разукрашенным лицам, вчерашний набег ирокезов на стойбище желтолицых оказался не очень-то и удачным. И слава Великому Маниту, что им удалось унести свои скальпы оттудова в целости и сохранности.
В противовес Марчукам, их предводитель, Микола Орлов, обладал повышенной скорострельностью речи и мог высказаться сразу за всех троих. Чтоб не путать с хозяином квартиры, его называли Колей Патлатым за его чересчур густые и длинные смоляные волосы. К величайшему счастью, ровенский богатырь нынче похрапывал на турецком диване, изрядно утомившись после вчерашних праведных дел. Именно под его чутким руководством гастарбайтеры и чудачествовали в китайском ресторане. И именно благодаря его блестящей стратегии, они и вернулись оттуда с роскошными синяками на своих опечаленных ликах.
Особенно «повезло» Роме Вариводе по кличке Кузен, из-за редчайшей «удачливости» которого и разыгрался весь этот суетный сыр-бор. За минувший день он приобрёл сразу два фонаря, причём симметрично, под каждым своим глазом. Так что он мог вполне сойти и за постоянно не высыпающегося доходягу, и за вызывающе размалёванного извращенца. На его бёдра были напялены провокационно облегающие бриджи, которые постеснялась бы одеть даже самая дерзкая португальская модница. А Ромин пёстрый, узорчатый батник с разноцветными блёстками не просто кричал, а вопил нецензурным, благим матом. Шмотки Кузена изрядно испачкались в сутолоке вчерашней передряги и теперь крутились в Колиной стиральной машине. Хозяин предложил Роме временно выбрать кое-что из одёжки, принесённой сострадательными португальцами бедным украинским иммигрантам. Выбор Кузена шокировал даже толерантного Мишу Лапчука.
— Ты похож на джентльмена, который приоделся у именитого японского кутюрье Кимоното Херовато, — не смог он сдержать своих неоднозначных эмоций.
Кузен стоял впритык с антикварным тройным трюмо, чуть ли не целуясь с залапанным им же зеркалом. Он скрупулёзно изучал свои вчерашние приобретения и беспрестанно тошнотворно брюзжал, видно, компенсируя тем отключенный звук мигающего телевизора.
Ещё один из участников вчерашнего запоздалого ужина сонливо клевал носом, безвольно развалившись в потёртом кожаном кресле. Дмитрий Харитонов, статный красавец-шатен из Херсона, заполучил самый обширный и сочный фингал. Веко его пострадавшего ока нервно подёргивалось в болезненной и тревожной полудрёме. В такт посиневшему веку дёргался также и кончик его донжуанского темно-каштанового усика.
Хозяин же квартиры, Николай Кононенко, тарахтел где-то на кухне мисками и кастрюлями, по-видимому, переучитывая свою столовую утварь. Он поплёлся вчера в ресторан из врождённого любопытства, которое, в конечном итоге, и подпортило его благовидный «фасад».
— Рома! Сейчас же прекрати зудеть! — раздался из смежной спальни негодующий голос Михаила, не вынесшего стенаний Кузена. — Твой свербёж в три раза паршивее, чем запущенный лобковый педикулёз! И без твоего нытья голова на части раскалывается!
Крымчанин Миша Лапчук был приверженцем ведической культуры и практиковал йогу, однако никогда не брезговал хорошенько выпить и покушать на халяву. Тем не менее товарищи неизменно прощали Мишины слабости и ласково величали его «наша Йога». Мишу сильно коробило, что при этом они ставили ударение на втором слоге, так как считал себя очень даже привлекательным парнем.
— Если Вы, достопочтимая Йога, не закроете свою варежку, то я поставлю Вас в позу «морской узел», — прорычал в ответ раздражённый Рома. — И хрен Вы из неё когда-либо вывернитесь.
Русоволосый, светлокожий Николай Маленький и смуглый брюнет Рома Варивода ни капельки не были схожи друг с другом. Роднило их только одно — ни тот, ни другой не обладали ни мощным телосложением, ни выдающимся ростом. Однако и тот, и другой, если их сильно разозлить, могли без особого труда намылить шею всякому зарвавшемуся нахалу. Поэтому достопочтимый йог предпочёл закрыть варежку и лишь спустя минуту начал тихо напевать какую-то замысловатую мантру.
— Васёк! — окликнул меня Кузен, заметив в трюмо моё отражение. — А ну-ка взгляни на мои писяки! Мне кажется, что с ними творится что-то неладное!
Я неторопливо подошёл к страдальцу и внимательно исследовал его расписанную под хохлому мордашку.
— Послушай, Рома! — с неподдельным удивлением воскликнул я. — Ещё сегодня утром у тебя фингал под правым глазом был намного меньше чем под левым! А сейчас они практически уже сравнялись! Они что, у тебя на перегонки расплываются?! А не организовать ли нам благотворительный общегородской конкурс на самый фотогеничный и внушительный бланш?!
В обширной гостиной моментально воцарилось замогильное безмолвие. Николай Маленький на своей кухне тотчас прекратил греметь фарфоровой и эмалированной посудой. В смежной спальне йог пресёк меланхолический напев, будто поперхнувшись заковыристым древнеиндийским словом. А обмякший Харитонов встрепенулся словно птах и, накуксившись, воинственно расправил свои плечи. Даже дрыхнувший Микола оборвал свой иступлённый храп и угрюмо приоткрыл не попранное в потасовке око.
Я отчётливо осознал, что если не придержу мой язык, то буду незамедлительно принят в члены аристократического клуба «Фиолетовы фонарь». И церемония посвящения в рыцари этого клуба будет весьма длительной и довольно болезненной.
Спас меня Серёга Нестеренко по кличке Таракан, пристроившийся на венском стуле у книжного шкафа.
— Ну, что ты Рома сетуешь на свои жалкие, блеклые посинения, которые сойдут у тебя уже к следующей пятнице, — степенно высказал Таракан своё веское мнение. — Согласен, что ты не заслуженно получил свои «ночнички», а по воле нелепого и злосчастного случая. Однако у меня три года назад выдалось приключеньице куда похлеще твоего пустячного недоразумения.
Дразнили Сергея Тараканом оттого, что своей нескладной, худощавой комплекцией он действительно смахивал на это милое домашнее насекомое. Хотя лично мне всегда чудилось он больше походил на «слегка» переросшего и недоеденного супругой богомола. Но сам Сергей никогда не обижался на своё не очень благозвучное прозвище. Если бы сбрить его обвисшие усы и жиденькую шевелюру, то кличка у него стала бы попросту неприличной. Киса Воробьянинов заплакал бы от счастья, если бы узнал, как он дёшево отделался. Но стоило Сергею заговорить своим специфическим, драматическим баритоном — и собеседник тут же забывал обо всех недостатках его несуразной внешности. Если б Сергей подвязался на поприще дубляжа, то мог бы озвучивать даже самых крутых голливудских киногероев. Его приятный, но в то же время мужественный голос завораживал не только зрелых мужчин, но и очень даже привлекательных молодых женщин. Однако после своей первой неудачной женитьбы Таракан всячески чурался прекрасного, но коварного женского пола.
— Это произошло перед самым моим отъездом в Португалию, — после выразительной паузы начал Сергей свою головоломную историю. — После того, как я развёлся с супругой и оставил ей квартиру, мне захотелось соорудить себе индивидуальный дом в частном секторе. Купил я участочек в восемь с половиной соток в районе Мельницы, снёс древнюю хибару, которая на нём стояла, и принялся за грандиозное строительство. Всё делал чин чинарём: фундамент, подвал, гараж, два жилых этажа, двускатная крыша с мансардой. А вот на окна, двери и отделочные работы денег уже попросту не хватило. Инфляция съедала все мои сбережения прежде, чем я успевал их накапливать. А мой ранее успешный бизнес на рынке окончательно впал в кому, так как платёжеспособных покупателей в городе практически не осталось. Да вы же и сами отлично помните, какие огромные задолженности по заработной плате были в девяносто восьмом году. По совести говоря, я и приехал в Португалию только ради того, чтоб заработать деньги на достройку моих приватных хором.
Так вот! Жил я у моей сестры, а на усадьбу наведывался лишь для контроля над ходом строительства и для надзора за качеством произведённых работ. А то что творилось на не занятом под возведения дома участке, меня поначалу не очень-то и интересовало. Нечего и удивляться, что вся эта местность покрылась непролазными джунглями двухметрового бурьяна, среди которого преобладала посевная и индийская конопля. Меня выловил наш участковый, капитан Храпченко, и пригрозил мне международными санкциями за возделывание марихуаны в промышленных масштабах. Пришлось поставить ему хороший магарыч, поскольку это было намного дешевле, чем нанимать людей на вырубку непроходимых дебрей.
Время от времени капитан появлялся в моём подворье и с непонятной тоской взирал на мою конопляную сельву. Невнятно мямля, он сетовал на свою горестную, опостылевшую и вредную для здоровья службу. Затем, жалостливо вглядываясь в мои глаза, он спрашивал, не найдётся ли у меня случайно хорошенький косячок. Ну, чтобы поправить расшатанные нервы и снять очередной травмирующий душу стресс. Я ему в который раз объяснял, что сельское хозяйство и переработка его продукции никогда не сочетались с моим ментальным кредо. Участковый печально вздыхал, брал предложенную ему бутылку водки и, по-старчески сгорбившись, удалялся восвояси.
Наконец, капитан от меня отстал, но мне стало весьма любопытно, что же там происходит на задворках моего родового поместья. Взял я в руки мачете, который мой отчим когда-то привёз с Острова Свободы, и начал настойчиво прорубаться к дальней границе моих владений. Именно тогда я и возблагодарил Господа Бога, что не сбылась моя детская мечта — стать первооткрывателем затерянных городов Амазонии. И чем глубже я пробирался вовнутрь моего земельного надела, тем всё более дикая ярость вскипала в моей груди. На кой леший мне понадобилось приобретать такую грандиозную, обширную плантацию?! Вполне возможно, что кому-то и нравиться ковыряться в раскисшем чернозёме и целыми днями ползать рачком между грядками хрена и сельдерея. Однако лично меня такая радужная перспектива почему-то абсолютно не вдохновляла. И я поклялся страшной клятвой браконьера, что вытравлю на моей земле всю растительность пестицидами и напрочь заасфальтирую всю образовавшуюся там пустошь.
Но когда я добрался до цели моего нелёгкого похода, то моё далеко не праздничное настроение испортилось ещё пуще прежнего. Вдоль опушки моего ботанического заповедника какая-то сволочь вырубила девственные заросли полосой в полтора метра и поставила ограждение из сварной стальной сетки. И этот новый забор забрался в глубину моей территории как минимум на полтора с гаком метра, что было заметно по изгнившим опорам старого ограждения.
Сволочь, в личине моего соседа с тыльной стороны участка, как раз вкапывала последний бетонный столбик в основание новой Берлинской стены. С Петром Макаровичем, прапорщиком в отставке из бывшей группировки советских войск в Германии, я шапочно познакомился ещё при покупке участка. Похоже, он был матёрым расхитителем армейского имущества, раз купил себе участочек поболее моего и отгрохал теремочек шикарнее, чем у самого мэра города.
— Ах ты, мерзкий «кусок» дерьма, старый бездонный «сундук»!!! — в гневе взревел я. — Вот из-за таких ворюг, как ты, и развалился блок братских государств социалистического содружества!!! Ты почто это, змей подколодный, позарился на мою пущу заветную!!!
— Я беру только своё! — завизжал в ответ мерзкий проходимец чужих девственных лесов. — Я лично проверил с рулеткой мой план и выяснил, что дед Прохор, продавший тебе дом и участок, сдвинул межу на двадцать три сантиметра и четыре миллиметра в мой огород!
— Двадцать три сантиметра!!! — в бешенстве возопил я. — Да ты же, бесчестный и подлый захватчик, оттяпал два метра моих легитимных угодий!!! А это почти что целая сотка плодородной целинной земельки!!! Сейчас я сбегаю в дом за моей фирменной английской кувалдой и разнесу в пух и прах твой неприступный Атлантический вал!!!
Но тут из-за разросшегося куста сирени грозно выплывает дражайшая половины бывшего старшего прапорщика, Мария Феофановна. Руки в боки, глаза в потолоки. Ну, на счёт «половины» и «боков» я выразился чисто фигурально. Боки у супруги Петра Макаровича попросту не наблюдались, так как выглядела она, как трёхдверный славянский шкаф. К тому же она была на голову выше своего невзрачного супруга, и понадобилось бы минимум три старших прапорщика, чтоб уравновесить одну бабу Машу на чашах весов Фемиды.
— Если ты, заморыш, хоть пальчиком дотронешься до нашего заборчика, то будешь иметь дело лично со мной, — зазвучали стальные нотки в голосе чемпионки Украины по японской борьбе сумо.
Спорить со «слабым полом» — не в моих правилах. Тем более, что с Марией Феофановной мы проходили по разным весовым категориям.
— Я буду жаловаться в бюро технической инвентаризации! — уже не таким зычным голосом протрубил я. — Я пойду в райисполком, в горисполком, в мэрию! Да я до самого нашего президента доберусь!
И сдуру попёрся назад напролом, сквозь заросли непроглядного дурманящего бурьяна.
— А ты хотя бы до нужника, не нагадив в штаны, добраться успеешь?! — донеслась мне вдогонку издёвка колышущейся глыбы сала.
Ломая, круша и сминая упругие стебли конопли, я быстро и напористо продвигался к моему недостроенному обиталищу. И праведное возмущение, и бурное негодование неистово клокотали в моем израненном страшной обидою сердце. И мне было глубоко начхать, что нечто странное и подозрительное хрустело под моими рифлеными подошвами. В какой-то момент я ненароком наступил моим правым ботинком на что-то весьма и весьма необычное. И вдруг, ни с того ни с сего — бабах!!! Мне внезапно померещилось, что затаившийся в пуще человек-невидимка со всего размаху двинул меня кулаком прямо в правое око. Звёзды первой величины посыпались из моего подбитого глаза, подобно искрам испод мощного сварочного электрода. А сила неожиданного удара была таковой, что с лёгкостью отшвырнула моё тело на несколько метров в обратную сторону.
— Неужто баба Мария забежала вперёд и встретила меня из засады коварнейшим хуком? — пронеслась в голове идиотская мысль.
Я выхватил из-за пояса отцовский мачете и уже более осторожно двинулся навстречу с незримой опасности. Теперь уже мой левый башмак наступил подошвой на нечто необъяснимое. И на этот раз что-то в левое око моё — как хлобыстнет! Хотя я и устоял на ногах, но ощущение было далеко не из самых приятных. На какое-то время я застыл в полнейшем оцепенении, а потом уже медленно-медленно растворил мои сильно саднящие веки. Перед самым моим левым глазом торчал продолговатый деревянный предмет с закруглённым концом, напоминающий чем-то древний искусственный фаллос. Опустив мой затуманенный взор вниз, я убедился, что лакированный фаллос довольно-таки длинный. Ухватившись за эту мечту нимфоманки обеими руками, я чрез травушку-муравушку поволок её к моему ещё недоделанному особняку. Однако работа бурлака оказалось вовсе не таким уж приятным и лёгким занятием. И пока я добрался до кромки бурьянистого чернолесья, то свисавший язык мой почти что касался земли. Едкий и обильный пот крупными градинами катился с моего изнурённого тяжким трудом лика.
А когда же я наконец выдернул этот дрын из густой конопли, то с удивлением обнаружил, что это вовсе не фаллос, а буковый черенок больших огородных грабель. Сами же кованые грабли были изготовлены из высококачественной нержавеющей стали.
В этот момент я почувствовал себя стопроцентным дебилом и круглым дураком. Ведь только полнейший кретин мог дважды подряд наступить на одни и те же самые лежащие на земле грабли. Я чуть было с величайшей досады не забросил их заново в конопляные заросли, однако вовремя спохватился. Такое высококлассный сельскохозяйственный инвентарь я мог бы с выгодой продать кому-либо из чокнутых на земледелии соседей.
И тут моё внимание привлёк странный продолговатый белый предмет, застрявший между зубьями так болезненно добытых мной грабель. Я внимательней пригляделся к этому, как казалось, случайному улову – и волосы на моей головушке встали дыбом. Низкое вечернее солнце светило как раз в мою спину. И я заметил, как тень от моей давненько не стриженой головы уподобилась маковке только-только зацветшего чертополоха.
Перед моим заледенелым взором, без всякого сомнения, предстала некая деталь скелета, разительно напоминающая человеческую берцовую кость! Но что же тогда так подозрительно хрустело под подошвами башмаков, когда я рвался напролом через заросли к моему дому? Мне думалось, что это рейки овощных ящичков, которые бывший хозяин ненароком оставил в своём огороде. А вдруг это были вовсе не ящики, а высушенные солнцем черепа и грудные клетки истлевших покойников?!
И тут я отчётливо вспомнил, как ещё осенью прошлого года нанял бригаду из трёх доходяжных штукатуров-алкоголиков. Тогда мне в первую очередь хотелось закончить отделку моего гаража, чтобы было где парковать «Газель» и старый жигуль «копейку». Мужики-штукатуры оказались классными специалистами, но работали непомерно медлительно, так как постоянно были или в стельку, или в сиську пьяными. Пили они безбожно, смешивая водку, дешёвое пиво и сухое вино, а посему регулярно шныряли в окрестные бурьяны освежиться. Как-то на работу вышли только двое мастеровых, а на мои расспросы о причине отсутствия их собутыльника лишь недоумённо пожимали плечами. На следующий день исчез ещё один штукатур. Уцелевший специалист так и не смог мне доходчиво растолковать, куда же запропастился его напарник. Жора Гранчак (так именовали осиротевшего пропойцу) уже доштукатуривал гараж в тоскливом одиночестве. Однако и он в день завершения всех оговоренных работ, вдруг, словно дымок, растворился в воздухе. Да так суматошливо и настолько поспешно, что даже спецовку и инструмент не удосужился с собой прихватить.
Честно говоря, я не особо огорчился этому обстоятельству и не забил тревогу, так как расплачиваться со штукатурами у меня к тому времени уже было нечем. В течение последующих двух недель никто ни за расчётом, ни за инструментом так и не заявился.
Но вскоре Пётр Макарович и Мария Феофановна начали жаловаться, что со стороны моих охотничьих угодий несёт удушающим трупным зловоньем, особенно при лёгком северо-восточном ветре. Запашок и действительно был чрезвычайно далёк от ароматов изысканной французской парфюмерии. Но так как устойчивый северо-восточный ветер мне совершенно не вредил, и я лишь изредка наведывался на новостройку, то мне было глубоко начхать на кляузы моих неугомонных соседей.
Однако теперь страшное, навязчивое подозрение потихонечку закралось в мою растревоженную душу. Ведь не исключено, что как минимум тройка иссохших скелетов покоились в зарослях моей марихуановой рощи. А сколько же ещё растяп могли стать невинной жертвой склерозного деда Прохора, позабывшего грабли посреди своего огорода?! Но если останки этих разинь, не привели Господи, обнаружит милиция, то меня беспричинно объявят серийным маньячным убийцей! И грабли – это единственная улика, которая может железно доказать мою полнейшую непричастность к этому ужасающему преступлению.
Мне понадобилось срочно сбегать в гараж, чтоб поставить в уголочек убийственные грабли и заглянуть в висевшее на стене зеркальце. Гараж был единственным в доме готовым к эксплуатации помещении. Но когда мне привелось увидеть в зеркальце моё искривлённое реальностью отображение, то я в смертельной жути буквально отпрыгнул назад. И чуть было не выбил головой боковое стекло моего только-только отремонтированного микроавтобуса. От резкого удара затылком в перегородку между окошками «Газели» радужные круги расплылись перед моими заплывшими глазами.
Вид у меня был, как у восставшего из могилы мертвеца из самых высокопробных голливудских киноужастиков. Если синяк под левым глазом намечался более-менее пристойного, стандартного размера, то фингал под правым оком обещался стать воистину грандиозным. В придачу к разнокалиберным фонарям под глазиками, я так же приобрел и шишку величиной с яйцо породистой американской индюшки. Я уже не говорю о смертельной бледности, превратившую мою физиономию в кошмарную маску покойника.
Когда я немного отошёл от шока и выбрался во двор, то узрел встревоженных соседей, скучившихся у моих свежевыкрашенных ворот. По-видимому, из всех привлекла достаточно-таки громозвучная перебранка между мной и скандальной семейкой бессовестных оккупантов. Вздох изумления с оттенком неподдельного ужаса пролетел над сгрудившейся перед моим теремом толпою.
— И кто же это тебя так добряче изувечил, — участливо спросила заслуженная пенсионерка Евфросиния Гавриловна, проживающая в маленьком аккуратном домике через улицу.
— Грабли ударили, — стыдливо потупив голову, признался я.
— А я, на Вашем месте, безотлагательно бы сходил в судмедэкспертизу и снял бы побои, — дружески посоветовал адвокат Лифчевич, соорудивший себе двухэтажный особнячок через улицу по диагонали. – А потом бы подал в суд на этих совершенно утративших стыд и совесть Граблей. И если Вы не станете возражать, то я безвозмездно стану Вашим юридическим поверенным в этом праведном и Богоугодном деле.
Несмотря на основательно заплывшие глазницы, мои очи едва не выпали из орбит, а челюсть чуть было не отвалилась от изумления.
— Подать в суд на грабли?!!
— Давно пора поставить на место этих зажравшихся мошенников и расхитителей! – услышал я писклявый голосочек худосочного дантиста Равинского, который, судя по всему, оказался у моих ворот случайно. Его коттедж находился на параллельной улице по соседству с участком обнаглевшего прапорщика. — Он и у меня отхватил более полуметра территория, ссылаясь на свой сфальсифицированный план. А когда я начал законно протестовать, то Мария Феофановна пообещала свернуть мою, как она выразилась, петушиную шею.
— Судя по размерам кровоподтёков, Петр Макарович нанёс Вам удар в левый глаз, а его агрессивная супруга — в правый, — удовлетворённо потирал руками адвокат Лифшевич. — Так что на скамью подсудимых они непременно усядутся всей семейкой.
Вот только тогда я и узнал, что фамилия моих сварливых и загребущих соседей — Грабля. Однако судиться с Граблями у меня уже не было времени, так как на утро второго дня я убывал в далёкую Португалию. Недолго думая, я напялил чёрный траурный костюм, в котором полгода назад похоронил отчима, прикрыл глазёнки огромными дымчатыми очками и отправился через три квартала в домишко, где по слухам обитала дружная семейка закоренелых наркошей. Ходила упорная молва, что в этом неухоженном зданьице гнездился притон опустившихся личностей. Эти выродки злоупотребляли самопальной анашой, а также героином собственноручного изготовления.
Я без страха и сомнения отворил калитку, пересёк заваленный мусором двор, без стука ввалился в безлюдную прихожую и небрежным пинком распахнул перекошенную дверь гостиной. В большой задымленной комнате, за грязным квадратным столом, сидели шестеро переростков достаточно юного возраста. Судя по их молодым, но довольно-таки пропитым ликам, они совсем недавно перешли от вульгарного алкоголя на более эффективную дурь. В гуще этих сопляков я приметил сутулого, лысоватого увальня, в котором без труда разгадал атамана тутошних маргиналов. Затуманенный, тусклый взор, сероватая дряблая кожа и мешки под глазами выдавали в нём опытного навигатора в океане наркотических грёз и иллюзий. Он с тупой неприязнью уставился на меня даже не в состоянии сообразить, что же делает такой галантный и ухоженный джентльмен в этом вертепном заведении.
Я спокойненько подошёл к столу, непринуждённо уселся на никем не занятый стул, раскрепощено забросил ногу на ногу и безмятежно закурил извлеченную из моего золотого портсигара сигарету.
— Ну и освещеньице же у вас, пацаны! Точь-в-точь как в общественном привокзальном туалете, — иронически ухмыльнулся я и, брезгливо потянув носом, поинтересовался. — А что это за вонючую дрянь вы здесь всей оравой шмалите?
Мне ответило гробовое безмолвие, и только широко растворённые рты присутствующих свидетельствовали об их глубочайшем шоке и потрясении. В течение пяти минут мой слух улавливал лишь тиканье древних, дореволюционных ходиков на потрескавшейся и обшарпанной стенке гостиной. Наконец, дверца настенных часов отворилась, из них выскочила облезлая птичка и хриплым, каркающим голосочком принялась отсчитывать израсходованное мной зазря время. На седьмом куке она поперхнулась, эпилептически дёрнулась и совершенно внезапно обмерла. Солнцеподобный маятник допотопных ходиков тут же остановился.
Один из прыщавых юнцов с трудом сглотнул слюну, надрывно кашлянул и с характерно заедающим эстонским говором молвил:
— Ба-а-альшой па-а-ахан при-и-ишёл.
Я даже глазом не моргнул, проявляя не свойственную мне выдержку и хладнокровие. Ну, даже если и слегка моргнул, то за моими маскирующими очками это так и осталось никем не замеченным. Поэтому, выдержав многозначительную паузу, я решительно перешёл к делу:
— Моя малая резиденция строиться за три квартала отсюда, на том самом участке, где когда-то стояла лачуга дедушки Прохора. Имя и фамилия в моей ксиве вам ничего не скажут, так как они вовсе не мои, а лоха ушастого, давненько уже в Бозе почившего. Можете звать меня Серж Тарантул, как величали меня братки на магаданских и колымских курортах.
Так вот! За моим строящимся коттеджем скрывается экспериментальная плантация отборной конопли, которая как раз недурственно вызрела. Однако неотложные дела вынуждают меня отправиться в долгосрочную коммерческую поездку: сначала на Иберийский полуостров, а уже затем в Эквадор, Венесуэлу и Колумбию. Налаживание прочных, взаимовыгодных торговых связей с партнёрами и поставщиками может занять парочку, а то и побольше годков. Так что заниматься урожаем с моего ботанического садика мне попросту сейчас некогда. Да вот только жалко, если такое добро сгниет на корню без всяческой для кого-либо пользы и выгоды.
Я навёл соответствующие справки и выяснил, что вы — люди надёжные, ответственные и не из разряда болтливых. Поэтому и предлагаю вам самостоятельно воспользоваться дарами моего плодоносного конопляного заказника.
Хмурые лица младых наркоманов расплылись в широких улыбках, а мерклые глазки, вдруг, сверкнули пугающим и неестественным блеском. Впрочем, их нелицеприятный горбатый вожак не выразил особого восторга от моего крайне заманчивого предложение.
— Премного благодарствуем, сударь, — апатично отреагировал он. — Но в данном случае нам нечем расплатиться за милостиво предложенную вами свежую зелень.
— Ого! Надо же! — пронеслось в моей голове. — Да у этого парня когда-то было вполне приемлемое воспитание и приличное образование! И к тому же мозги, как видится, ещё не совсем закоптились и не полностью атрофировались!
Тем не менее, я ничуть не смутился и с властной снисходительностью провозгласил:
— Можете принять всё это в качестве безвозмездного дара или гуманитарной помощи от вашего старшего товарища. В знак нашего будущего плодотворного сотрудничества. Только попрошу вас полностью очистить мою фазенду от соломки, чтоб не осталось и следа от какой-либо противозаконной деятельности. И ещё хотелось бы, чтобы ваши сельскохозяйственные работы не привлекали широкого общественного внимания.
— И Вы абсолютно ничего не потребуете от нас за Ваш ганджубас? — недоверчиво вытаращился на меня предводитель местных наркобесов.
— Нет, совершенно ничего, — великодушно отмахнулся я рукой и, вдруг, как бы случайно, припомнил: — Ну, разве что малюсенькую услугу, лично для меня. Пётр Макарович Грабля, сосед с тыльной стороны моего поместья, соорудил заборчик, который весьма неприятно напоминает мне высоковольтное ограждение зоны сверхстрогого режима. Я разрешаю вам демонтировать эту пакостную металлоконструкцию и сдать её на металлолом. Впрочем, можете продать её какому-нибудь домовитому мужику или хозяйственному фермеру. И лучше сделайте это под покровом темноты, чтоб исчезновение изгороди для моего соседа оказалось приятной неожиданностью.
— А-а-а в чём-м-м см-м-мысл? — подал простуженный голос обладатель заторможенного эстонского диалекта. Похоже, он был не из тех энтузиастов-трудоголиков, которых прельщала ударная работа.
— Этот скользкий слизень, Пётр Макарович, утверждает, что он прапорщик ВДВ в отставке, — сымпровизировал я на ходу. — Мои люди прозондировали почву и выяснили, что он и в действительности — бывший старший прапор на пенсии. Да вот только не ВДВ, а охраны казённого заведения, где содержатся так называемые антисоциальные элементы.
По мгновенно посуровевшим и помрачневшим лицам наркоманов я уразумел, что попал в самую точку.
— Какая падла! – перекосила рожу вожака гримаса непритворной брезгливости. — Ну, он у нас, пёс шелудивый, теперь здорово попрыгает и задорно попляшет! По рукам!
Взаимовыгодное соглашение было тут же заключено и ратифицировано. И уже покидая этот нелегальный притон, я словно бы невзначай раскованно порекомендовал:
— Кстати, братаны! Если, собирая урожай, вы обнаружите в моём заказнике нечто необычное, то схороните это от людских глаз подальше.
— Не беспокойся, Тарантул! — обнадёжил меня предводитель здешней шантрапы. — Всё будет сделано чики-чики, в самом наилучшем виде!
И я со спокойной совестью укатил в Португалию.
— Ха! Ну, ты, Серёга, и простофиля! – от всей души развеселился Микола Патлатый. — Нашёл на кого положиться! Ведь наркаши – самые безнадёжные люди, с которыми я когда-либо имел дело! Да они тут же позабыли о своём обещании, едва только ты скрылся с их замыленных наркотой глаз!
— О результатах моего визита к наркоманам мне сообщила в письмах моя сестра Тамара, которая следила за моей недостроенной виллой, — невозмутимо продолжал вещать Таракан-Тарантул. — Я оставил ей генеральную доверенность на ведение всех моих юридических и финансовых дел. На второй день после моего отъезда весь бурьян с моего участка исчез вместе с вырванными корнями, а забор старшего прапорщика — вместе с опорными бетонными столбами. Вызванная Петром Макаровичкм милиция, от которой разило жутким перегаром, пообещала разоблачить зарвавшихся, нахальных преступников. Но стажи порядка сразу же позабыли о своём обещании, едва только прапорщик скрылся с их замыленных алкоголем глаз. А к моей сестричке на улице тихо подошёл прыщавый парнишка и с видом контрреволюционного заговорщика шепотом сообщил:
— Передайте Тарантулу: то необычное, о котором он нас предупреждал, было вывезено и захоронено в Олешкинском лесу.
Мне даже страшно подумать, что же обнаружили юные ботаники в зарослях моего марихуанового ранчо! А нашли, видно, нечто такое, что подняло мой авторитет в их глазах до небывалого уровня! И это наглядно продемонстрировали последующие события.
Через два месяца на том же месте прапорщик воздвиг ещё более монументальное ограждение, чем-то напоминающее железную Великую Китайскую Стену. Но в ночь после завершения всех заградительных работ какая-то невидимая бригада демонтировала эту оборонную конструкцию и куда-то вывезла её подчистую!
Похоже, это основательно подорвало финансовые ресурсы моего воинственного соседа, так как следующий заборчик он соорудил из самой дешёвой оцинкованной плетённой сетки. Однако на сей раз Пётр Макарович приобрел две вышколенные немецкие овчарки, которые бродили по ночам вдоль нерушимых границ его частного землевладения. Но через три недели и это ограждение куда-то пропало сообща с так и ни разу не тявкнувшими немецкими овчарками.
Это событие не только истощило кошелёк воителя и его непробиваемой супруги, но и надломило боевой дух семейки нахрапистых грабителей. К началу весны — уже на старой меже — появился невзрачный некрашеный штакетник высотой не более восьмидесяти сантиметров. Но и он в начале лета выгорел буквально дотла. Какой-то злостный пироман поджёг заборчик с северного края при сильном продольном ветре — и через десять минут от него остались лишь жалкие остатки дымящихся у земли столбов.
На следующий день в газете «Из рук в руки» появилось объявление: «Продается двухэтажный дом с участком в 8,7 соток в районе Мельницы. Недорого». И номер телефончика. Грабля безропотно уступил свой терем за полцены какому-то иммигранту из Приднестровской Молдавской республики и тихонечко съехал в только ему ведомом направлении.
Таракан закончил своё повествование, с нескрываемым наслаждением поглядывая на своих безмолвно недоумевающих слушателей. Лишь только Микола Патлатый пренебрежительно фыркнул и скептически покачал головою с растрёпанным конским хвостом. Однако на братьев Марчуков рассказ самозваного херсонского Тарантула, несомненно, произвёл неизгладимое впечатление.
Наконец Станислав чахоточно кашлянул и с невероятным трудом из себя выдавил:
— Но как же ты, с такими лихтарями, проскочил таможню? (Прим. Лихтар — фонарь. Укр. яз.)
— Я, разумеется, предвидел, что мои украшения под глазами могут до некоторой степени осложнить пересечение польской, а в особенности немецкой границы, — самодовольно оскалился Серёга. — И тут мне совершенно добровольно подсобил юрист Михаил Иосифович Лифчевич. Он обеспечил меня такими чудодейственными документами, которые оказались куда сильнее магического заклинания «Сим-сим откройся!» Мне, по правде говоря, сначала в это не очень-то и верилось, и я предпринял иные меры предосторожности. Моя сестра работала в косметическом салоне и искусно наложила на мои фонари маскировочный макияж. Кроме того, она снабдила меня всеми необходимыми материалами, чтобы по мере необходимости его обновлять. Польско-украинскую границу я пересёк легко, без каких-либо проблем.
Однако на немецкой границе меня ненавязчиво попросили снять тёмные очки и через переводчика полюбопытствовали, что же там такое под моими заплывшими очами. На это я страдальчески ответил, что это последствия моей тяжёлой, хронической болезни и предъявил соответствующие разъясняющие бумаги. Там значилось, что у меня острая почечная недостаточность и к тому же болезнь Аддисона в придачу. Посему я направлялся на лечение в бальнеологическую лечебницу в Пломбер-ле-Бене и на предоперационную консультацию к восходящему светилу нефрологии доктору Пьеру Моно. Виза у меня соответственно была французской. Направление было переведено на немецкий и французский язык, и заверено нотариально.
И произошло чудо! Наш автобус без всяческих проволочек и дальнейшего досмотра тут же пропустили через немецкую границу. То ли таможенников так впечатлила подпись главного нефролога Херсонской области Фиксмана Фридриха Львовича, то ли — моё до невозможности мученическое и болезненное обличье. Но на встревоженных ликах всех служащих немецкой таможни отразилось ужасающее подозрение, что я могу и не дотянуть до пересечения вожделенной французской границы.
— И во сколько же тебе обошлись направление, переводы и нотариальные заверения? – неожиданно встрепенулся, казалось, вздремнувший Дмитрий.
— А нисколько, — вяло махнул рукой внешне невозмутимый Сергей. — Особняки доктора Фиксмана и известного протезиста Раввинского соседствовали соответственно с правой и с левой стороны от участка Граблей. И оба медика были чрезвычайно недовольны территориальными притязаниями своего агрессивного соседа. Вот я и пообещал им, через Лифчевича, что по возвращению домой сразу же избавлю их от возомнившего себя Цезарем прапорщика. Но я даже представить себе не мог, что благодаря моему актёрскому перевоплощению это произойдёт намного-намного быстрее.
— А ты не боишься, что по возвращению в Херсон наркоманы раскусят твою игру и тебе основательно не поздоровится? — предостерёг актёра-аматера выглянувший из спальни Миша Лапчук.
— Не-а! – беспечно отреагировал на такую мрачную перспективу неустрашимый Тарантул. — Сестра недавно написала, что Саню Косаря (атамана торчков) вместе с тремя сотоварищами укокошило током. Они, не изучив толком инструкцию по технике безопасности, попытались разбирать на металлолом трансформаторную подстанцию. Трое же его собратьев ещё раньше навечно ушли в нирвану из-за передозировки самопального героина. Остальные братаны-ширяльщики, вообще бесследно запропастились невесть куда. Наследники Косаря задёшево продали пользующийся дурной славой дом и прилегающий к нему земельный участок. Так что теперь там строится скромный, но уютный трёхэтажный теремок местного депутата от правящей пар…
— Слушай, Серёга! — прервал сказателя, пришедший из кухни Коля Маленький (Он, прищурившись, внимательно присматривался к дряблым мешкам «наркодельца» под глазами). — А у тебя и взаправду проблемы с почками?
— Да разве я пил бы с вами вчера «Масиейру», если б меня беспокоили почки? — резонно отмёл предположение друга Сергей.
И тут все присутствующие заговорили разом, пытаясь высказать своё суждение об истории Таракана. Однако мне уже изрядно наскучило слушать дебаты моих словоохотливых и неугомонных товарищей. Я потихонечку вышмыгнул на опоясывающий дом балкон и тревожно вперился в дальний конец улицы. Однако запропавший неведомо где Степан так и не появился в поле моего зрения. Но где-то в глубине души, я ясно предчувствовал, что всё, в конце концов, само собой образуется и уладится. Мой усталый взор против воли моей соскользнул вниз, и я принялся вновь любоваться красотами дивного, райского сада.