Светлой памяти мучеников фашизма
Я родился после войны. Но Холокост прошел через мое сердце…
«Холокост» означает «всесожжение». Этим словом принято называть массовое уничтожение евреев германскими фашистами. Однако моих предков не сожгли. Их утопили. В колодце около родного дома. Причем фашисты были «свои», украинские…
Старинное еврейское местечко Златополь, где родился и вырос мой отец, соседствовало с большим украинским селом Новомиргородом (сейчас это Кировоградская область Украины). К началу войны эти разноязыкие населенные пункты почти слились, их разделяла лишь дорога, ставшая улицей…
Летом 1941 г. Правобережная Украина была оккупирована немцами и их союзниками. Войдя в Златополь, немцы без особых изысков расстреляли всех «бесполезных» евреев – стариков, инвалидов, больных. Так, в самом начале оккупации, погибли дедушка и бабушка моего отца. Остальные златопольские евреи (несколько тысяч человек) – квалифицированные ремесленники – были объявлены «полезными» (для германского рейха) и оставлены под надзор завезенных из Галичины «полицаев». Пришельцы называли себя бандеровцами, местные украинцы прозвали их «бандерами»…
Немцы отправились наводить свой «порядок» дальше на восток, власть над обоими селами – еврейским и украинским – перешла к западноукраинским фашистам. Как евреи, так и украинцы были обложены тяжелой данью. Украинцам за недопоставки грозила отправка на работу в Германию, евреям – смертная казнь. Впрочем, евреи, в соответствии с фашистской доктриной, подлежали уничтожению в любом случае. Вопрос был «только» в сроке. Степень «полезности» и способ казни (при утраченной «полезности») полицаи определяли сами, немцы предоставили им такую самостоятельность. Продлить жизнь можно было за взятку – золото или, например, сделанную под заказ мебель. Тем не менее «акция» шла за «акцией», евреев оставалось всё меньше, подтверждать свою «полезность» становилось всё труднее…
Семье моего отца – его отцу, матери, младшей сестре и младшему брату – удалось продержаться примерно два года. Они и их ближайшие родственники были высококлассными кожевенниками, изготовляли чрезвычайно востребованную оккупантами конскую сбрую… Однако пришел и их черед. Полицаи выволокли обреченных на улицу, согнали толпу соседей-украинцев. Евреев одного за другим побросали в колодец (очевидно, не слишком глубокий, потому что люди не разбивались и тонули не сразу). На поверхности могли продержаться два — три человека, поэтому родители и дети, братья и сестры невольно топили друг друга. «Зрители» умоляли пощадить знакомых им с детства людей, но после угрозы такой же расправы замолчали… Среди казненных была одна украинка. Она пошла на мученическую смерть добровольно, вместе с мужем-евреем и детьми-полукровками…
После освобождения Златополя ужасный колодец засыпали. Улицу перестроили. Где был расположен колодец, извлекли ли из него тела казненных, и если извлекли, то где захоронили, – через два десятка лет уже никто толком не знал. Место захоронения последних евреев Златополя так и осталось неизвестным… После войны опустевшее и полуразрушенное местечко объединили с Новомиргородом. Теперь это город, райцентр. В 60-е годы в нем проживало всего несколько десятков евреев – вернувшихся с войны, из эвакуации…
Вплоть до конца войны отец, ушедший в 41-м на фронт, ничего не знал о судьбе своих родных (советская пропаганда геноцид евреев на оккупированной территории замалчивала)… В 45-м со старшей сестрой (чудом выжившей в блокадном Ленинграде) отец, потерявший на войне ногу, приехал в Златополь. Всё, что им удалось тогда узнать, – так это то, что никого из их родных и близких нет в живых. Как нет в живых и всех других евреев этого местечка. Дома, где прошло детство отца и его сестры, тоже не было…
Прошло почти 20 лет, и отец снова приехал в Златополь. На этот раз со своим 12-летним сыном, то есть со мной… Несколько дней ушло на поиски довоенных знакомых и очевидцев казни… И вот мы сидим в большой крестьянской хате. Стол ломится от выпивки и закусок. За окном – роскошный сад. Поют птицы. Мир полон жизни. Но говорить предстояло о смерти… Хозяева и их соседи, близко знавшие отца и его родню, поначалу отмалчивались, но потом, под действием спиртного и нахлынувших воспоминаний, начали наперебой рассказывать… В этих рассказах было много нестыковок и противоречий. Назывались разные даты казни – от весны 43-го до весны 44-го, называлось разное число казненных – от 10 до 30 человек. Но в главном сходились все: наши предки были утоплены в колодце, и сделали это не немцы, а ненавистные «бандеры»… Вскоре все сидящие за столом рыдали, слышались вопли, причитания и проклятия. Проклинали фашистов (чужих и «своих»), проклинали войну. Отец необычно много выпил, и рыдал вместе со всеми. В какой-то момент я не выдержал и убежал в сад…
На следующий день мы уехали в Кировоград, а потом домой, в Харьков. Отец всю дорогу молчал. По приезде он, вопреки своему обыкновению, не сделал никаких записей… В последующие годы отец ни разу не возвращался к этой ужасной теме. И вообще перестал говорить о войне… Прошло еще лет двадцать, и отец записал в своем дневнике, что его родных… расстреляли немцы. Я понял: сознание отца не смогло смириться со страшной правдой. Страшной не только способом казни, но и фигурами палачей: отец любил Украину, прекрасно знал украинский язык… Я не стал напоминать отцу, КАК именно и КЕМ были убиты его (и мои) родные…
Со времени моей поездки на родину отца прошло полвека. Отца давно нет… Возможно, я остаюсь последним участником того «застолья» (где я был самым младшим)…
Некоторые сомневаются в истинности этой истории. Мол, разве может 12-летний ребенок запомнить такие подробности. ТАКИЕ – может! Помню и буду помнить до конца дней своих…
Май 2015 г.