Открылся зеленый, и я стал закладывать левый поворот по трамвайным путям с Гаванской на Средний. Справа на Среднем все маршрутками забито, им закон не писан, и на остальных участников движения им начхать, план бы вытянуть…
Сзади с Гаванской подлетела «Камри», и тоже налево, но не за мной, а по внутреннему радиусу. По встречке. Суббота, светофор только открылся, встречные далеко, «Орион» мой холостых не держит, скоро перегреется, я резко даю руля влево, обозначаю торможение, и ухожу вперед по осевой. «Тойоту» закручивает от экстренного торможения, выносит на встречку и она бьет бампером в сугроб, как я и рассчитывал. Докручивается от удара и влипает в него средней стойкой. Поскольку гудка не было, а мощь своего корыта для ухода от удара водила использовать не сумел, стало быть, за рулем лох, туда ему и дорога. Мог бы в столб его загнать, но я мягенько, по-отечески, в сугроб…
Сразу предупреждаю, дилетанских возмущений не надо – встречный тротуар чист, до ближайшей встречной машины метров сто, и скорости у нее километров сорок. Все безопасно. И ремонт чайнику грошовый – тыщ сто, сто пятьдесят. Влипни я в маршрутку – все б хуже было и с жертвами. И я б без машины остался стоимостью тысяч в двадцать. Маловдумчивый читатель возмутится:
— Сравнил тоже, двадцать и сто пятьдесят!! Кому хуже???
— Мне, естественно. Он свое корыто не ценит, я ценю, у меня, может, от него вся жизнь зависит.
— Да что ты вообще на таком ведре на дороге делаешь?
— Не твое дело. Имею право, техосмотр пройден.
— Сам же говоришь – греется, не держит…
— Патрубок охлаждения накрылся, еду к месту стоянки или ремонта, соблюдая меры предосторожности, согласно ПДД. Шел на аварийке. Перед поворотом выключил, включил поворотник на время маневра. Сзади идущему все видно было. И ясно, что с тачкой не все в порядке. Если не лох, конечно.
Пять лет назад меня остановил перед подъездом Юсуп Касимович, хозяин «Столовой ложки» на Двенадцатой:
— Слушай, у тебя сосед что, совсем свихнулся?
— С чего ты его так?
— Еду по Крестовскому, он свою «Газель» за колесо баллонником и трубой в одиночку катит. Ту, что у тебя под окнами стояла.
— У него друзья авторемонтники около стадиона «Динамо».
— Да на фиг так мучиться с этой помойкой. Сдал бы на металлолом!
— Юра, это все, что у него есть.
— А буксир???
— Денег у него нет. Совсем. Чем смеяться, подцепил бы его своим «Туарегом», хоть полста метров бы протащил…
— Я ж не знал…
— И я не знал, пока ты не сказал. Он умрет, но просить не будет.
Пока Алексей Евгеньевич был профессиональным спортсменом, он успел многое. Квартиру на Фонтанке, комнату на Васильевском, «Ровер» шестой, «Газель» на всякий случай. Сын вырос довольно наглым, денег же в доме изрядно было. Когда после окончания спортивной карьеры папа прилег на перманентные больничные и поток денег от него иссяк, его на семейном совете определили в комнату на Ваське, благо поводов хватало. Спортсмены живут своеобразной жизнью, далекой от общепринятых семейных стандартов. Все ему припомнили – сборы, загранки, девок из группы скандирования…
Он возил какие-то грузы на «Газели», где-то подрабатывал, пытался провернуть операцию со своей недвижимостью, меня на это напрячь хотел… Я видел, что это – конец, но черт бы побрал спортивный образ мышления! Бывший боксер принципиально не мог признать поражения, он как герой Джека Лондона, снова и снова шел на ринг, но каждый раз ему не хватало куска мяса перед боем…
Наконец, сдох движок «Газели», я смотрел на него по его просьбе, и пытался втолковать, что, кроме капиталки, тут ничего не светит. И сделать ее я не мог, у меня положение ненамного лучше. Впрягись я в такое, и можно смело в петлю. И висело бы на перекладине двое, а тачка так бы и не поехала. Я не стал давать дурацких советов попытаться куда-то устроиться и завязать с перевозками. Кому он нужен — почти шестьдесят с постоянными головными болями… Года через три он исчез с горизонта. Иногда в его комнате ночует его дальний родственник. Что с Евгеньичем, не спрашиваю.
В сентябре мы взяли на восстановление «Меркурий» 92 года. Хозяин, молодой парень, был влюблен в эту машину. От него я услышал потрясающую фразу:
— Ты знаешь, я сел за руль, она меня обняла и сказала: «Поехали»…
Он, действительно, хорошие стихи пишет. А тачка встала на ремонт и давай куражиться – подвеску удалось разобрать только за пару недель, чуть не каждый крепеж в уксусной эссенции отмачивали. В ход шли ломы, трубы и весь набор спецтерминологии, накопленный нами с Андреем за восемьдесят суммарных лет жизни. Про электрику ваще молчу – пусть Андрюха отдельный пост пишет. АКПП победили довольно ловко, с передком кузова справились тоже лихо. Но мотор показал все тридцать два зуба. Это V – образная шестерка, производился всего один год, и почему-то «Не для Калифорнии». Пес его знает, почему Калифорния ему не катила, но запчасти на него я искал месяц с лишним. Редкий, гад. Все нашел, кроме колец поршневых. Это уж тупик был полный, ни один дилер в России их найти не смог. Двое брались, но потерпели полный крах. И мы, соответственно. Тачка третий месяц гараж занимает, работать по другим заказам невозможно, клиент в тихой панике, хоть и все понимает. Андрей на этого черного монстра смотреть не может. А мне домой надо, в Германию, я три года жилы рвал, чтоб шанс заработать побыть дома… А «Мерк» как гиря на ногах висит. Принимаем волевое решение: Андрей ставит временно запасной «Вулкан», я в светлом буржуинстве пытаюсь добыть кольца.
Добыл-таки… За какие-то десять дней, их в Штутгарте, оказывается, делают. И приезжаю в катастрофу, которой и предположить не мог. «Мерк» опять сдох, свет в КАСе периодически отрубают, денег нет, даже за работу клиент расплатиться не может, неоткуда ему денег взять в пешеходном состоянии…
Продал свою машину, срочно, за копейки, на ремонт клиентской деньги появились, поставили ее в гараж, вынули мотор, грянули морозы. Шесть раз лопался от холода питающий кабель гаража. Обогревательные приборы включать не положено, да и толку от них… Все равно сеть не тянет. Собрал подаренный когда-то Ромкой «Орион», хоть на чем-то можно на работу и по рынкам-магазинам… Несмотря на все рельсы, что судьба втыкала нам в колеса, мотор собран, стоит в моторном отсеке – провернуть вхолостую раз сто, завести, и все, конец мучениям. Напарник срывает спину, даже по квартире ходить не может, очередной кабель рвут, «Тарзан»( пуско-зарядное устройство) на таком морозе и с таким напряжением бессилен. На «Орионе» летит стартер, снимаю на дороге на морозе, тащу в ремонт, получаю только через три дня. Ставлю – не пашет, нахалтурили. В мастерской вертит, под нагрузкой – шиш. Ладно, каждый сам себе лучший слуга, сделал. На морозе опять же. Еду в гараж, верчу периодически двигатель «Мерка» через аккумулятор с подзарядкой от своего генератора. Андрей делает героическое усилие, встает с одра, сменяет меня. Через несколько часов летит зарядник. Я еду на помощь с новым аккумом и зарядником, не доезжая полукилометра летит патрубок радиатора. Заруливаю на заправку, покупаю тосол, обрезаю патрубок, чиню. Андрей забрал все, что я вез, надрывается в гараже. Приезжаю, свет отрубили. Остался один, жду. Дают свет, подключаюсь. Лопается кабель – кто-то по нему проехал, изоляция задубела на морозе. Еду в другой гараж, срезаю там кабель, он советский, резиновый, не выдаст, но смонтировать его невозможно – изолента даже не липнет. Еду домой, чтоб там кабель оживить, печка в машине не греет. Мать твою, патрубки жму, чтоб тосол прогнать по системе, лопается один. Руку ободрал, починил. Тосола не хватает, литра три осталось, перчатку не наденешь – кровью измажешь, печка не греет, руки грязные, за руль хвататься противно, жрал вчера, мотор, ясное дело, плавает по оборотам, того и глади, перегреется. До дому – километр, только б дорулить, кабель соберу, и заведу этого урода…
«Камри» слева, во, дятел… Да пошел ты… На, держи, кукуй в сугробе…
Может, просто не везет? Но невезение не бывает осмысленным. А здесь бьет именно в самое слабое место. Конечно, все можно списать на нечистую силу словами незабвенного Леонида Соловьева: «Тут-то шайтан и подстелил на его дороге свой шелудивый хвост». Можно сказать – пришла беда, открывай ворота. Можно сказать – где тонко, там и рвется. Можно много чего сказать. Сказать. Но можно и подумать. И встает передо мной лицо старого боксера, выходящего снова и снова на бой. И в глазах его упорство и вера в победу. Он так и исчез с этой верой. Я тоже верю, и вряд ли кто посмеет сказать мне, что зря, что бой давным-давно проигран. Да я и мимо ушей такое пропущу. И буду переть вперед. Потому, что я хочу домой. Насовсем. Но, со стороны, не выгляжу ли я, как Евгеньич, в рукопашную кативший «Газель» с Васьки на Крестовский?
Я это к чему? Наша жизнь зависит от множества мелочей. Какие-то рвутся. Когда их много, потеря незаметна. Но рвутся, рвутся, одна за другой… И остается одна, та, на которой висит ВСЕ. Жизнь, дом, счастье других людей, честь, обязательства, здоровье…
И если Вы видите чуть бешеного человека с неизлечимым упорством в глазах, постарайтесь дать ему пройти или проехать. У Вас в руках много нитей, у него, возможно, только одна.
Последняя.