Переводится это так: зонтик на пятерых. Пятеро – это группа львовских литераторов. Вот ее состав: патриарх группы Генрих Ерёмин, в прошлом — военный журналист; Людмила Котова, преподаватель философии; Михал Влад, режиссер известного в своё время львовского молодёжного театра «Гаудеамус»; Виктория Ковальчук, признанная украинская художница и оформитель книг; Эдуард Еленевский, культуролог и преподаватель этики и эстетики.
Редакция За-за благодарит Михала Влада, нашего постоянного автора, представившего сегодня нашим читателям — помимо собственного — творчество Виктории Ковальчук и Людмилы Котовой
Вікторія Ковальчук, 13 квітня 2014 року
Михал Влад
МОЛОХ
Виктории Ковальчук
В данном случае Автор безапелляционно выбрал
для информационного поля алый, поджигающий цвет.
А для отстоящего за ним фона – знак Тьмы – чёрный.
Цвет, скрывающий тайную суть грядущих событий.
Обещающий, что всё впереди и ещё так возможно…
(Из истории одного Плаката)
По чёрному полю безучастного Времени,
припадая на все четыре свои стальные опоры,
привычно и неудержимо, никого ни о чём не спросив
и ни на что не оглядываясь – катит Хромоножка-Молох
по распластавшейся перед ним бренной Жизни
на своих выщербленных колёсах.
Долбает всё, что не попадя, на своём пути. Всё…
В буквальном и переносном смысле.
Эдакий маленький скрипящий Паучок
с переломанными, ржавыми, раскалёнными лапами.
«Прислушайтесь!…»
Гремит, Будоражка, вовсю.
И грохот этого перемещения предвещает одну лишь беду.
Но о ней, об этой старой и алчной Греховоднице,
мы узнаём всегда слишком поздно.
К сожалению, только уже воочию – «Post factum!…».
В отчаяньи рассматривая потом лишь Сухой Остаток.
Перебирая в голове засевшие говорливые речёвки.
Итожа свершения и ощущая конец Оного.
Его присутствие.
Крах!
И всё же.
Долго-долго.
Выглядывая в окошке новое Утро…
«Ах! Как же это, всё-таки…»
Как оно опрометчиво и опасно,
когда за алхимию Жизни берутся неумёхи и прохиндеи!!!
Прибежищем может быть только – совсем иная Жизнь,
а спасающим предостережением и предопределением действий
льдинкой тающий во тьме номерочек пробегавшего года.
«Мы, ведь, ещё только на середине этой яростной Весны…»
15 – 17 апреля 2014
С надеждой! Михал Влад.
Людмила Котова
Котова Людмила Борисовна родилась в 1946 году во Львове в семье железнодорожника.
Окончила филологический факультет Львовского госуниверситета им. И.Я. Франко.
Работала учителем русского языка и литературы на Волыни в Турийской средней школе. Долгое время являлась корреспондентом газеты «Львовский железнодорожник».
После аспирантуры многие годы преподавала философию во Львовском сельскохозяйственном институте в г. Дубляны (ныне – Национальный аграрный университет). Стихи пишет с юности. Живёт во Львове (Украина).
СИНАГОГА «ЗОЛОТАЯ РОЗА».
Львовская легенда.
Публикуется впервые
1
Ещё вольно несла воды Полтва,
И поток её гнилью не пах,
Ещё выли в окрестностях волки,
И медведи водились в лесах.
Грозный замок на круче песчаной
Всю округу берёг от врагов.
И в коротких кафтанах мещане
Шли на Полтву ловить осетров.
Проплывали гружёные барки.
Солнце чуть пробивалось сквозь лес.
Пока нет ещё Стрийского парка,
Но мощёные площади — есть.
Богачи почитают экзотику:
В городских процветают стенах
Ренессанс, и барокко, и готика…
Город строится, город в лесах.
И по статусу, и по карманам
Преференция шляхте дана:
Шесть окон по фасаду — дворянам,
Всем же прочим – по три лишь окна.
Масса львов, стилизованных бестий,
Смотрит вдаль из-под каменных век.
Львову триста, а может быть, двести.
Город-мальчик. Шестнадцатый век.
И звонят многоглавые храмы,
И щетинится пушками вал.
Отворяя с утра свои брамы,
Львов работал, возил, торговал…
2
В центре – рынок. У рыночной площади
Поселенье еврейской общины.
Говор, выкрики, ржание лошади…
Торг идёт на гроши и флорины.
Мастерские и лавки открыты.
Вот, шепчась о тревожных вещах,
Семенят двое иезуитов
В белых рясах и чёрных плащах.
Семенят, потирая тонзуры,
За спиной слыша что-то о «гоях»,
Пропуская скрипучие фуры
И оскальзываясь в помоях.
Озираются оба, и щурятся,
И спешат Иисусовы воины
Прямиком на Еврейскую улицу
К синагоге, недавно построенной, —
К небольшой, ренессансно-готической,
Замечательно соразмерной,
Благородной и гармонической,
Самой лучшей в Европе… наверно…
Весь еврейский квартал её славил.
А гордился и хвастался как!
Проектировал — Римлянин Павел,
Фундовал — Нахманович Ицхак.
Ну, а Орден подыскивал место,
Где достать себе землю под храм,
Дабы Церковь, Христова невеста,
Воссияла навстречу векам.
…Всё разведали иезуиты
И латынью прижгли своё слово:
«Отсудить синагогу и cito.
Слишком дороги земли во Львове!
Прочь мораль и иное кокетство:
Всё решает борение сил.
Цель оправдывает средства! –
Так Игнаций Лойола учил».
Цель поставлена — значит, могила,
Втопчут в грязь, разотрут по стене.
Католичество страшная сила,
А уж иезуиты – вдвойне.
Чтоб спастись, думай дни, думай ночи.
О судах говорить здесь не надо.
Не поможет и сам Нахманович,
Знаменитый богач, член Ваада.
О, евреи! Дела плохи наши.
Негде, некуда выплеснуть боль,
Если сторону держит монашью
Сигизмунд Третий, польский король.
Швах евреям! Отчаянье лижет их:
Проиграть, отступить их заставили.
Плачет Сара о детях обиженных,
Горе, горе в народе Израиля
3
Ныне сумрачен дом Нахмановича.
Пусты комнаты, слуги тихи.
Две свечи там не гасятся до ночи
У его овдовевшей снохи.
Тяжкий груз лёг Ицхаку на спину,
Горя выпита новая доза.
Безутешна вдова его сына,
Безутешна прекрасная Роза.
Розин сон ненадёжен и тонок,
В темноту смотрит горько и строго:
Умер муж, умер первый ребёнок.
А теперь вот ещё – синагога.
Ходит Роза в светёлке побеленной
И уснуть до рассвета не может.
Неужели надежда потеряна?
Неужели ничто не поможет?
Не смягчить иудейские муки,
Не предприняв решительных мер.
Ну, а если взять всё в свои руки,
Поступить, как когда-то Эстер?
Ведь не вся справедливость убита,
Да и с АхашверОшем нет риска…
Попросить этих иезуитов…
Может, милость явит их епископ?
Может, деньги потребны монахам?
— Чтоб мой шаг наш народ защищал,
Всё отдам до последней рубахи,
Всё отдам, что мне муж завещал.
4
И пришла она к иезуитам,
Постучав у дубовых дверей.
Ряд вопросов – и двери открыты.
Доложили монахи о ней.
Сердце Розино рвётся на части,
Сердце бьётся, как птица пленённая.
Скрыты щиколотки и запястья,
В покрывале головка склонённая.
Как случилось такое, не знаю,
И не знает никто, почему,
Чётки крупные перебирая,
Рёк епископ: «Ну, что же, приму…»
Преисполненный весь благодати,
Повелел провести её в зал.
Входит женщина в траурном платье —
Соликовский невольно привстал,
Задохнулся невольно епископ:
Это – кто? Кожа лунно сияет…
Она просит? Склоняется низко?
Все богатства свои предлагает?
В ад богатства! Трясется епископ.
Что за очи у этой жидовки!
Профиль выточен тонко и чисто.
Шарф прозрачный на гордой головке.
Глаз монашьих вращаются диски:
Её рот, рот молящий, так ал!
Под сутаной вспотел весь епископ,
Никогда он такого не знал.
Будто выпив хмельное питьё,
Он настаивал в сладостной мании:
«Заключим договор: ты — моё, –
Я — твоё исполняю желание».
Что за сила монаха ведёт,
Карой Божьей грозя впереди?
Поднял руку… подходит…и вот –
Он коснулся прекрасной груди.
Роза пальцы прижала ко рту,
А глаза, что страдали так много,
Всё молили: «Верни мне мечту!
Синагогу отдай, синагогу…»
5
Всю-то ночь клён молоденький гнулся,
И всю ночь старый явор стонал.
На рассвете епископ проснулся,
Но в живых Розу он не застал.
Из покоев еврейка не вышла,
Её тело тайком выносили.
…А в предместьях цвела буйно вишня,
И стрижи небо Львова крестили.
6
Вот в таком приблизительно плане,
Позабыв, правда это иль нет,
Повторяют легенду львовяне
Уже целых полтысячи лет.
Роза жить в их сердцах продолжает.
Её жертва было не бесплодна.
Эта мученица золотая
В пантеоне осталась народном.
Её имя, по милости Бога,
Из седой улыбается дали.
Шли века, но жила синагога.
Золотой её Розой прозвали.
Этот луч ренессанса живого,
Чьё свечение не угасало,
Был всегда украшением Львова,
Воплощением был идеала.
* * *
P. S.
«Розу» — светлую, мудрую, чистую, —
Лёгкий контур оставив стены,
Уничтожили только нацисты
В дни Второй мировой войны.
23 мая 2011 года
Людмила Котова