-…Вот, он ее поцеловал — и она проснулась. Полюбила его, и они поженились. И жили долго и счастливо.
Он гладил дочку по белесым густым волосикам, и голос его становился все тише и тише: дочка засыпала. Глаза медленно- медленно закрывались, пока не сомкнулись совсем. Он еще немного подождал, затем осторожно убрал ладонь.
Наклонился, легко, одним дыханием поцеловал ее в щечку. Хотел тихонько вытащить из подмышки куклу- пупса, но ладошка дочки, крохотная, как у куклы, инстинктивно сжала подружку, и он не стал ее трогать.
Потянулся, разминая затекшую спину.
-Папка,- раздался сзади шепот сына. -А ласказы пло ссюку и Емелю. А ты только пло любовь ласказываес…
Александр развернулся к сыну.
-Ты чего еще не спишь?..- прошептал он, улыбаясь. –Сестренка спит, а ты лясы точишь… Спи, завтра рано вставать, в парк пойдем…
-Папка, а сто такое «ляса»?
-Спи, говорю!..- Александр подоткнул под сына одеяло. –А то без тебя пойдем!- попытался он сказать строго.
-А у бабуски дылка в заболе. Полвалось, да?- ничуть не испугавшись, печально спросил сын, повернулся на бочок.
-Порвалось, порвалось… Спи.
Поцеловал и его в щечку, потушил свет и вышел.
-Заснули?- спросила жена, погладывая поверх очков. А губы продолжали считать: тридцать шесть, тридцать семь, тридцать восемь… Все, закончила считать, воткнула спицы в вязание. -Заснули?
-Катька- уже… И Пашка сейчас заснет. Ну, что, ужинать будем?
-Давай! Я тоже такая голодная!..
Ночью, лежа на его плече, она долго не решалась ему сказать. Водила пальчиком по его груди вдоль окаемки майки- и молчала. Слушала его все еще тяжелое прерывистое дыхание.
Господи, как он ее любил! Она готова была раскричаться от этого блаженства, но так стыдно было перед соседями!.. Что завтра сказали бы?.. И так койка визжала, как помешанная…
Дыхание его успокаивалось. Он повернул к ней голову. Она ладошками обняла его лицо и зацеловала быстро-быстро, много-много раз. Ночнушка на ней сбилась куда-то выше талии, давила под ребра, но она продолжала и продолжала целовать его. Затем опять уткнулась в плечо, прижалась крепко и замерла.
-Наташ, ты чего?..- он погладил ее по голому бедру и тоже прижал к себе.
Она не ответила. Так и лежали молча, прижавшись друг к другу.
-Саш, у нас, кажется, третий будет…- невнятно сказала она, но он услышал. И замер. И окаменел. А затем рассмеялся. Тихо и радостно. И прерывисто, будто и смеялся, и плакал одновременно. И так ее сжал руками, что она чуть не задохнулась.
-Натка! Милая ты моя! Милая ты моя!
И не мешала спутанная ночнушка! И скрип койки они не слышали! И на соседей им было наплевать! Неземное Счастье укрыло их от всего мирского и суетного!
…Их даже не хоронили на следующий день. Нечего было хоронить. Бомба попала точно в их дом. И не жаловались на ночной шум соседи. Их тоже уже не было на этом свете.
А кто-то из пока живущих оторвал листочек на численнике:
«22 июня 1941 года
Воскресенье»