И гонит страх перед иссякшей страстью
И гонит страх перед иссякшей страстью.
Куда бежать? Назад или вперед?
Где ждут удачи? Где одни напасти?
Где отмель? Где крутой водоворот?
Желанно что? Грохот воды крушащей?
Теплейшая, блаженнейшая тишь?
Багровый бешено, неистово горящий?
В тонах пастельных горизонт? Но лишь
Разбойным дверь немного приоткроешь,
Не впустишь — дверь сорвут, громя, войдут.
В песке журчащем голову не скроешь.
В строфе укрылся? Но и там возьмут.
Просквозит загадочная тень
Просквозит загадочная тень,
Проскользнет, беззвучно увлекая,
По пути случившийся плетень
Впутает, проклятья навлекая.
Горемычной некуда спешить,
Не найдет, куда себя заныкать —
Попечалиться и потужить,
Дух перевести и всласть похныкать.
Полдень близится, и некому спасти
От сквозного света и распада,
Хоть чуть-чуть бы плоти наскрести
На мгновенье, больше и не надо.
Поговорим, простите, о любви
Поговорим, простите, о любви
К трем апельсинам, нимбам или нимфе,
К па де труа иль к юной визави,
К идее равенства или о вечном мире.
О чем-нибудь, любовь ведь широка,
Как Лебедев-Кумач, и необъятна,
Как Волга — полноводная река,
Впадающая в Каспий безвозвратно.
Ей бы иначе и покруче впасть,
Взорвавшись — в лузу, чтоб воспел Карузо.
А, славную на нимфу сладив снасть,
Объем лексемы стоило бы сузить.
В сон соскользну, из яви в полымя
В сон соскользну, из яви в полымя,
Туда, где бездна бездну призывает,
Где колокол, о чем звонит, не знает,
За тучи небо нагло теребя.
Мечталось зря, что нету зла во сне,
Что дрёма — рай для певчего бродяги,
Словно в зеленой тишине на дне
И звона нет, и всяк иной бодяги.
Однако там такую развели,
Шумит камыш, деревья с треском гнутся.
И сорок тысяч братьев впереди.
И хочется лишь одного: проснуться
Презренье зренья, ложное признанье
Всё крупным планом: каждая черта,
След оспинки, свет родинки, морщинка,
Кручинка чуткая, уснувшая у рта,
В одном — бревно, в другом глазу — соринка.
Всевидящее око, объектив
Презрителен и неприлично зорок.
Поближе, ослепляя, заслонив
Собой себя, повергну око в морок.
И поделом — за слишком крупный план,
Сулящий слишком точно узнаванье,
Которое, конечно же, обман,
Презренье зренья, ложное признанье.
Пейзажи заживо распаханных земель
Пейзажи заживо распаханных земель,
Полями обреченно нареченных,
Мышей лишенных, даже сродных змей,
Да мало ли чего еще лишенных.
Брезгливо, липко стелется туман,
Гадливо по-над ними зависая.
Дурман вдыхая? Чувствуя обман?
Завидуя, чему и сам не зная?
Волка мутит от запаха собак,
Для волка смерть собачиной воняет,
Дрожит, осознавая, что слабак,
И в смертный грех свой страх себе вменяет.
Бесшумная стрела летит в меня
Бесшумная стрела летит в меня,
Неосторожно пущенная мною,
За нею вслед, завистливо звеня,
Змеистый след, забытый здесь луною,
На робкой ряби медленной воды
Паучьи жадной, только с виду снулой,
Оставившей на берегу следы,
Отпрянувшей. Но жертвы не вернула.
Нет больше жертвы, но стрела летит,
Убийственно упрямо в меня метит.
Цель сгинула. Но сам полет ей льстит.
Спросите. И, наверное, ответит.
Теперь не я. Теперь вы обо мне
Ну вот и всё, собою сам итог
Случится, сложится и высветится четко.
Споткнувшись о невидимый порог…
А дальше цвет возобладает черный.
Теперь не я. Теперь вы обо мне.
Всё сказано. Не время. Промолчите.
Не щурьтесь, не ищите ни во сне,
Ни в окнах: промелькну — не отличите
От прочих безразличных ко всему,
Личины сбросивших, но не надевших лица.
Мелькнувшее — принадлежит кому?
Когда ему прикажете явиться?
Там ждут уже обмыть и приютить
Толпятся звуки, и гнездятся птицы,
Все заняты: кто делом, кто гульбой,
Всем некогда и не остановиться:
Кому в гнездо, кому спешить домой.
Кому куда, лишь слово бесприютно:
Неспешному пристало бомжевать,
Устраиваясь кротко и уютно
У речи на краю — век дожевать.
Беззубым ртом былой успех дошамкать,
Величие былое проглотить.
Там, на краю, быльем заросшим, шаг и —
Там ждут уже обмыть и приютить.
Как толпы в смерть впадающих прохожих
Ты — это я, но всё же я — не ты,
Мы — не они, хотя на них похожи,
Как толпы в смерть впадающих прохожих,
Как пролагающие под землей ходы
Кроты без кличек, люди без имен
Существовать привыкли безымянно,
Местоименно и не окаянно,
Неотличимо от других племен.
Не каннибалы — сохрани их Бог!
Всё остальное мелко и неважно,
А иногда и чуточку отважно.
Всевышний, слава Богу, наш не строг!