Меньшие братья наши, и Эффективная мера — рассказы

Сыну Боре и внуку Игорю посвящаю

Ждать появления нового котëнка осталось не долго. В конце февраля, после темноты и сырости, как солнышко он появится в нашем доме. Бо-ря с Игорем видели его: мордочка плоская, на груди оранжевое пятныш-ко, уши с «заломом» — Шотландец. Умеет стоять «столбиком». Плошки для еды, воды, игрушки, туалет Грея ждут нового хозяин

СОБАКИ

Любимыми животными в нашей семье были собаки. Мы думали, что любим только собак. Котов не замечали. В жизни собак имели четверых.
Когда сыну исполнилось пять лет, нам кто-то подарил белого беспородного щенка, который став взрослым «Кешей» имел размер котëнка. Мы любили его сильно, и он нас; всегда выкупан, расчëсан, жизнерадостен и неутомим. Послушный нежный пëс и замечательный пятилетний человечек превратили нашу небольшую комнату общежития строителей в рай. Вся «мерзость бытия» наших соседей по «общаге» и контингента на работе «проходила» мимо нас. Вскоре переехали в большую квартиру. Красота! Но проблема — девятый этаж без лифта. Потому и стали позволять Кеше выходить гулять самостоятельно. Он вëл себя правильно: тащил за одежду к двери, влюблëнно смотрел в глаза просясь на улицу, повизгивал от нетерпения, и всячески демонстрировал виртуозное владение собственным хвостом Удовлетворëнный прогулкой возвращался, царапался в дверь, и радостно ворвавшись в дом скулил от счастья, вертелся юлой и пытался нас всех расцеловать.
А хвост!!! Знаете ли вы, что у счастливой собаки делает хвост? Думаю, видели.
Но однажды Кеша не вернулся. Втроëм ходили по тëмным дворам, ребенок плакал и звал: «Кеша! Кеша!» — но Кеша не отзывался. Не было его. Он исчез. Первую неделю трудно — тревога, беспомощность. Да что там? — горе давило, все молчим, прислушиваемся к каждому шороху, глаза слезятся. Только месяцы спустя, боль значительно утихла.
Идем с сыном, как-то вечером, по пустынной тропинке, а навстречу двое мужчин, оба в подпитии. У одного на поводке овчарка в наморднике, у другого на поводочке знакомая белая, но какая-то » зачуханная», собачка.
— Ошибаюсь, не он, — подумал я.
— Кеша! — закричал ребëнок.
Кеша вырвался и подбежал к нему с радостным лаем, Боря прижал его к лицу. Мне показалось, что у обоих текли слëзы счастья. Но счастье не было долгим. Мужик вырвал Кешу:
— Что за дела, какая Кеша? Отвалите! — сказал он угрожающе.
— Разве не видно, это наша собака? — ответил я.
Тогда другой снял у овчарки намордник и, положив пальцы на карабин поводка, пошатываясь произнëс: «Что, в рыло захотели?»
Ребенок кричал: «Папа, папа забери Кешу! Папа забери! Забери, папа!..».
Знаю, я должен был бесстрашно победить всех троих, двоих людей и серьезную собаку, настроенную агрессивно, должен быть сильным и смелым папой, но испугался — отступил. Совесть и стыд мучают до сих пор, в меньшей степени спустя тридцать лет, но до сих пор. Это был «глубокий шрам» для меня и сына.
Больше Кешу мы не видели…
Север остался позади. Мы вернулись «на большую землю». Сын ходил в третий или четвертый класс и стал нас уговаривать приобрести ему собаку. Преодолев сопротивление мамы: «Вся квартира будет в шерсти. Кто будет за ним смотреть, гулять, кормить. Обуза на мою шею. Я знаю, чем это кончится», через клуб, взяли породистого щенка Эрдель-терьера. Клубным собакам хозяева кличек не дают, в паспорте она уже вписана — «Ферри».
Надо отдать должное, Боря прилежно и с радостью занимался собакой: кормил, купал, расчëсывал, гулял на стадионе, учил простым командам, и даже, после своей школы, ходил в «собачью школу». Постепенно между нами и собакой установилась духовная связь. Удивительно, но пëс иногда ставил нас в неловкое положение, слишком откровенно выказывая свою доброжелательность к нашему гостю, в отношении которого мы испытывали то же, или наоборот — ложился в сторонке и позой, взглядом, показывал безразличие к тому, кто и нам был безразличен. Вряд ли, но мне казалось, что гость это видит и чувствует. На собачьих выставках Ферик неизменно занимал призовое второе место. По мнению жюри, какая-то непропорциональность тела недотягивала до золота…
Сквозь открытое окно, выходящее на школьный стадион, мы с женой смотрим как наш Боря с собакой гордо вышагивают, а пëс, понимая ответственность момента, демонстрирует свои награды. Собирается группа взрослых и детей:
— Ой! Какой пëсик! А какая это порода? Эрдель? А как его зовут? Имя такое интересное, — говорят взрослые.
— Можно его погладить? Он не кусается? — спрашивают дети.
— Конечно можно, — важно отвечает Боря.
Затем медали снимают, поводок отстëгивается и Ферик начинает бегать за детьми (а они за ним), бабочками, воробьями, за другими собаками. Смех, гвалт, «куча мала». После прогулки они шумно вваливаются в квартиру. И мы, все возбуж-денные, собираемся в прихожей. Ферик вращается вокруг собственной оси, но он воспитан, и безропотно выполняет команду «Сидеть!», и терпеливо (почти) ждëт окончания процесса мытья лап. После команды «Лежать!», он лежит на своем коврике, смотрит счастливыми глазами, учащëнно дышит, а хвост громко делает: «Тук!.. Тук!.. Тук!.. Тук!..», затем успокаивается, внима-тельно следит за каждым нашим движением.
Боря поступил в мореходное училище. Дома только в увольнении. Мы работаем и редко гуляем с собакой, — плохо ему стало, очень грустит. При-шлось отправить его к моему отцу в г. Черкесск. В маленьком городе конкурентов у Ферика меньше, в местном клубе он «поднялся» до золота и главного производителя, — зарабатывал деньги к собственному удовольствию. Сейчас его дети бегают по Карачаево-Черкесии. В графе «отец» у них написано: «Ферри» — Ростов н/Д»…..

Прошло много времени. Сын женился, подрастал внук; построив дом в селе, мы переехали туда, оставив молодых в городе, и внука на выходные, а затем и на лето, привозили к нам. Ребенок резвился на газоне, наслаждался сельским воздухом и простором. Ясно, что домашнее животное стало необходимо, не только ему, но и нам. Хотелось собаку друга и защитника.
Как-то мой товарищ, Гена, сказал: «Я в котельной, на Баррикадной, видел замечательного щенка, на овчарку похож, не хочешь взять его себе?» Мы взяли.

Щенок был солиден: лапы массивные, уши торчком, окрас близок к овчарке (да и размер тоже), только хвост подвëл — «бубликом», как у лайки. Все издали принимали за овчарку. Собака дворняга, но я в шутку говорил, что учитывая его происхождение, полное имя звучит очень благородно: «Барс Геннадиевич Котельников-Баррикадный». Барсик, одним словом.
Когда Барсик стал взрослым, я построил ему вольер, а в центре вольера просторную будку. Гулял он по двору, заросшему цветами, кустарниками, травой, деревьями и массой всего любопытного. По винограднику бегать запрещено — и он слушался — но спелый виноград с куста ел с удовольствием. Свои обязанности выполнял исправно — громко лаял и наводил ужас на потенциальных злоумышленников, к нам и Игорю относился добродушно. Поскольку собака беспородна, прививок ему не сделали, и то ли поэтому, или по другим причинам, через пять лет заболел, стал апатичен, смотрел тоскливо, и, наконец, перестал есть. Привезенная из города ветеринар определила: «Спасенья уже нет, издохнет через несколько суток в страшных муках, гуманно было бы его усыпить». С ней поехали в ветлечебницу за жуткой вакциной. Не подозревая, как это тяжело, я согласился сделать роковой укол сам. На обратном пути я видел не дорогу заснеженную и скользкую, а страшный шприц на пассажирском сидении.
» Вот сейчас протяну руку и выброшу его в окно, в снегу потом не найдешь, и весь кошмар закончится», — думал я, а в голове звучало:
— Укол сделать удобнее в бедро. Он просто уснет, через пятнадцать минут.
— А конвульсии?
— Незначительные, ему не будет больно, уйдите куда-то на время.
И казалось, тошнотворным и специфическим запахом лечебницы заполнен весь салон автомобиля.
«Гуманно то, что надо сделать», — успокаивал себя я.
Приехав, полчаса сидел на кухне, прикуривая сигарету от сигареты, не мог себя заставить подойти к собаке. Наконец набрался храбрости и вошел в вольер. Собака часто дышала судорожно вздрагивая, смотрела на меня с на-деждой, затуманенным взглядом. С комком в горле, я перекрестил себя и собаку: «Господи, прости меня!» «Прости меня Барсик!» «Прощай мой хороший!». Воткнул иглу, и, нажав на шток, выдавил всю жидкость.
Вернулся на кухню, машинально бросил шприц в мусорное ведро, на-чалась истерика, я плакал, не имея сил остановиться, и жена плакала со мной. Повторял снова и снова: «Люба! Любочка, я убил его собственными руками!»… «Я убил его своими руками…». «Я! Я! Убил его!» Люба давала мне «вонючие капли», горячий чай, несколько раз я ходил умываться холодной водой, и снова, и снова: » Я убил его, убил, убил!». Немного успокоившись, не стесняясь красных глаз и перекошенного лица, пошел просить соседа помочь. Барсика положили в мешок и похоронили в конце огорода. В сумерках шел обратно, с пустыми руками. Спотыкаясь по пахоте, громко, неистово рыдал. За жизнь было много потрясений — это страшное.
А что время? Оно шло, конечно, шло, лечило и меняло. Мы старели, а внук взрослел и радовал. После встречи на рыбалке беленького ничейного щенка, мы отдыхали, положив ноги друг на друга, лежа в высокой весенней траве:
— О чём поговорим? — спросил Игорь.
— А обо всëм.
— Дед! Давай возьмем белого щенка домой?
— Но он же совсем маленький, маму наверное сосëт?
— Разве у нас нет молока в холодильнике? И жилище Барсика осталось. Зарастает травой.
— Может, бабушка не захочет? От тебя помощи мало, ты же в школе, и к нам приезжаешь два раза в месяц.
— Нет. Бабушка захочет. У меня скоро каникулы и я буду к вам ездить чаще, чем к «той» бабушке.
Как тут не согласиться?
— Хорошо, возьмëм. А как его назовём? — спросил я.
— Он такой миленький. Давай — «Щенок»?
Щенок оказался грязным и «блохастым», но произведя необходимые операции, сделали из него белоснежного красавца. » Щенок» быстро превратился в крупную собаку и занял жилище Барсика.
Как и люди, животные имеют разные характеры. И хотя у нас большой двор для «прогулок собак», и каждый раз, когда я, выезжая, открывал ворота на улицу, Барсик, например, выскакивал наружу, но заставить его вернуться, не составляло труда. «Щенок» же проявлял повышенную самостоятельность. Заманить его домой стоило больших усилий и терпения, были случаи длительных отлучек. Наконец, однажды, он не вернулся. Люба сказала: «Жалко, конечно, но может оно и к лучшему, я устала постоянно варить ему еду, да и ты без особого рвения убираешь в вольере». Игорь горевал и долго ждал возвращения «Щенка». Но, увы!

КОТЫ

Пришли к выводу, что всех удовлетворил бы котенок. В интернете Боря «нашел» маленький серый комочек, который мы с Любой с трепетной осторожностью в обувной коробке, привезли домой. К котëнку прилагался пакетик с «вискасом» для котят, пакет с наполнителем для туалета и, собственно, кошачий туалет. Пока везли, уже начали влюбляться в него, а рассмотрев внимательно дома, стало ясно, что это чудо — наше любимое существо. Окрашен он как тигрëнок, но полоски серые и белые, больше серого, туловище по-детски не-пропорционально короткое, хвостик тоже неправильно короткий, шерсть фантастически мягкая, как плюш. Если его взять на руки, то сразу закрывал глазки и мурлыкал, я думал, так делают только взрослые коты. Несколько первых дней жалобно мяукал и обследовал территорию. Кстати, сразу поразил нас, быстро нашел туалет и присел на него, чем в гла-зах Любы вызвал большое уважение. Освоился быстро, и когда не спал, вел себя очень, ну очень, активно. Подпрыгивал чуть ли не на полметра, затем смело падал на любое пятнышко на полу, делая вид, что охота прошла успешно. А уж про движущиеся объëкты и говорить нечего. Независимо от того, чем мы были заняты, постоянно искали взглядом его, бесконечно любуясь позами и движениями. С кличкой сомнений не было вообще — кот английской породы, пре-обладает серый цвет, значит — «Грэй» (по-английски — серый).
Начался процесс взросления и воспитания; как было сказано выше, про-блема туалета решилась автоматически, а далее основные важнейшие моменты, что можно, а чего нельзя:
Нельзя, например, прыгать на обеденный стол — категорически нельзя. Для лучшего усвоения периметр стола намазан уксусом, если соблазн велик и пересиливает отвращение перед уксусом, то кардинальная мера — обрызгивание водой из «пшикалки» для белья — вызывает паническое бегство.
Нельзя заходить за порог зала и, тем более, наших спален. В наказание уксус, громкий хлопок в ладоши, обрызгивание водой.
Нельзя спать в зале на диване или кресле. Наказание то же.
Нельзя не приходить на зов. Сначала — » кис-кис». Потом — «Грей кис-кис», затем просто — «Грей!»… Грей!» За исполнение награда вкусняшкой и погладить. Стал старше, послушнее, умнее, быстро набирал вес, туловище пропорцио-нальнее, меньше уделял времени пустой беготне, больше игре в охоту, и, на-конец, поймал мышь, поигравшись которой — съел. Кнут и пряник эффективно делали своë дело. Экзамен на солидного юношу был сдан. Постепенно выделил себе любимые места в доме: спать на стуле в кухне или бильярдном столе, часами сосредотачивать свое внимание на движущихся картинках в телевизоре или на вращающемся барабане стиральной машины. Кстати, с первых дней был очень терпим, дети делали с ним что хотели, даже мы, взрослые, таскали его за хвост — никогда никого не поцарапал. Удивительно! Нежное взаимопонимание усиливалось с каждым днем. Как только Боря переступал порог дома, громкий возглас: «Кот! Ты где? Иди, будем фотографироваться.  «И начиналась фотосессия. Всей семьей восхищались рассматривая снимки, как кот лежит в одной позе, другой, третьей, в прыжке, в броске, а это он облизывается, а это он зевает, а это он ест, спит. «А это — вот! Вот! — мяукает, просит молока». «Ой, прям, молока?» — выражал сомнение Боря. «Да точно тебе говорю», — убеждал я. Теперь открывает дверь Игорь: «Кот, иди сюда». Грей приходит: «Кот, если бы ты знал, как я рад тебя видеть». Они валятся на ковер; Игорь теребит лаская кота как хочет, а тот радостно мурлычет и извивается во все стороны. Мы научились понимать его язык. Слово у него одно — «Мяу» (у собак больше: лай, визг, скулëж, вой, рычание, всякие вздохи и хрипы, и т. п.), но это слово имеет такое многообразие стилей и тембров, что чей лингвистиче-ский диапазон шире, можно спорить; от «Мяу» — я проснулся, до «Мяу» — хочу молока (именно молока), а другого — звучит по-другому. (Правда, вышесказанное не относится к мартовским разговорам котов; но, наверное, я неправ, уж в интимной жизни могут коты иметь тайны от людей?) Повзрослевшему и поумневшему коту стало возможным показать, что мир значительно шире. Начал гулять во дворе. Сначала робко, а потом всë смелее и дольше общался с растительным и животным миром. Оказалось, что есть другие коты, и даже собаки. А в соседнем дворе, доступ куда открыт, живет кошка-сверстница Алиса, свободно приходившая в гости, — и это было прекрасно. Надо видеть, как они играли!
Как позвать Грея домой? Да нет проблем: «Грей! Грей!», — надо сказать громко, и он появлялся ниоткуда. Открываешь входную дверь и ласково: «Заходи», и тут он вспоминал кто он — кот, гуляющий сам по себе, и заходил вальяжно, неспеша.
Моральная атмосфера в доме стала спокойной, нежной и доброжелательной. Это правда, что приласкав кота человек получает огромный заряд положительных эмоций. Перед сном, например, Грей забирался мне или Любе на колени, для погладить и помурлыкать. После этого в душе «летали бабочки», как от разговора шепотом с ребенком, — думаю, у кота тоже.
И вот, в повествовании, наступил момент написать страшное «Однажды»:
Однажды, когда на улице темно (в 2000 семнадцатого декабря), Люба пошла звать Грея домой. Вернувшись говорит: » Вот засранец, пришел на ступеньки, а следом Алиска, развернулись оба и убежали в темноту».
— Не переживай, вернëтся сейчас, — успокоил я.
Буквально через несколько минут, заходит к нам сосед и говорит: » У нас во дворе лежит Ваш кот. То ли ранен? А может мëртвый?».
— Приготовь тряпку, надо положить его в тепло, — помню, выбегая сказал я…
Грей лежал на боку вытянув лапки, я взял за них и спиной вниз, ещë плохо понимая что уже произошло, принес его на крыльцо. Заметил, что тело почти свободно гнулось, а из носа вытекло две капли слабо окрашенных в цвет крови. Оставил кота. Вошëл в прихожую.
— Что!!!??? — спросила Люба.
— Он мëртв, — ответил я.
«Зачем же бросил на ступеньках, — подумал, — отнесу к сараям, утром похороню».
Вышел отнес. Вернулся.
«Нет, надо закопать сейчас, ночью его собаки обидят», — абсурдная мысль.
Взял фонарик, лопату, пакет, и стал класть его туда, — тело начало деревенеть. Шел в темноте по грязи огорода, огромные комья налипали на ботин-ки; выкопал яму, положил туда, сказал: «Прощай Грей, прощай мой хороший».
И тут ужас, возникнув где-то в ступнях ног, быстро поднялся до головы, мне казалось я теряю зрение. Подумал: «Я схожу с ума?».
Слезы потекли ручьем. Закапывал яму не чувствуя веса лопаты и сопротив-ления комьев грязи, казалось я стою рядом и смотрю, как это делает другой человек. Возвращаясь, с трудом нашел, где калитка.
На кухне Люба плакала, мы стали рыдать оба не находя сил успокаивать друг друга. Ночью просыпался несколько раз от мысли: «Где Грей? О ужас! Он же мëртв». Шел в туалет, казалось: «Да вот же он, пробежал по лестнице. Фу, какая чушь мне приснилась. Да нет, нет. Нет.! Его!». На кухне сильный запах валерьянки — это Люба не спит (она гипертоник). Да.а, к семидесяти годам нервы расшатались, сам испугался своего состояния, настолько сильной и длительной боли.
Первые три-четыре дня оба ходили практически молча, встречаясь взглядами сразу начинали плакать, в голове стучало: «Грей -Грей -Грей». По утрам мысленно я «проигрывал» детали произошедшего, «уговаривал» себя не делать этого, и шëл на могилу. Возникали порывы раскопать еë. Думал: «Поспешил, зарыл живого? Ну хорошо — мертвого, — тогда ещë раз посмотрю на него», — но сдерживался.
Дополнительная мука, — как рассказать Игорю? Наступали выходные, он должен приехать в гости, к нам и к котенку. Решили — не привезут. Пусть, в выходной день побудет с мамой, и она ему скажет сама, но у неë не хвати-ло решимости; прошла ещë неделя, за два дня до нового года сказала. Игорь плакал сутки. Ребенок же, у него нервы крепче. В новогоднюю ночь он сидел грустным, а затем фейерверк на лужайке, подарки, и начал улыбаться, слава Богу. Мы с женой, особенно я, страдали почти месяц. К счастью, постепенно, кошмар отпускал.
В начале января обратились туда, где брали Грея и, надо же, мистика оказывается, в день гибели его, та же мама-кошка родила новых котят, ëго младших братьев и сестëр. Мы взяли брата.
Начинал свой рассказ с того, что не более месяца ждать «нового» котëнка, а заканчиваю когда он уже есть, несколько дней бегает по кухне. Только строение черепа, как у Грея, в остальном — другой. Порода та же — «Шотландец». И мы, неизбежно, начинаем в него влюбляться, и «атмосфера» в доме теплеет, и «бабочки ещë не летают», — но будут.
Большой процент людей никогда не имел «Братьев наших меньших» рядом с собой, а некоторые их в упор не замечают. Они не знают горечи потерь милых существ, но, главное — не испытывают счастья общения с ними.
Оглянитесь вокруг, приласкайте животное. Нужны нам они — очень!

Эффективная мера.

Я строил для себя загородный дом. Несколько бригад строителей сменили друг друга. Как зачастую и бывает, нанимаясь на работу они рекомендовали себя, ошеломляя меня, примерно так: «Ой, хозяин, мы восстанавливали кремлёвскую стену, принимали участие в реставрации Лувра и строили дво-рец арабскому шейху». Потом оказывалось, что стены, почему-то, получались кривыми, а оконные рамы норовили выпасть. Герои труда на работу выходили не каждый день — болели (особенно после аванса), а из инструментов имели одни лопаты и хорошо владели только ими. Хочу рассказать о двух довольно умелых молодых ребятах, Викторе и Саше, которые по завершению основного этапа строительства занимались отделкой. Никаких претензий ни к качеству их работы, ни к дисциплине у меня не было. Особенно я симпатизировал Саше. Скромный, исполнительный, мастеровитый, он жил недалеко от моей стройки с женой и двумя детьми в доме, который построил сам; во дворе его дома была мастерская, где Саша изготавливал мебель на заказ, обеспечивая семье безбедное существование. Все соседи его уважали, и не без оснований. Откуда в селе появился Виктор и где он жил, напротив, не знал никто, да и меня это особенно не интересовало. Он был общительным, даже развязным, легко сходился с людьми, разговаривал со всеми назидательно, хотя и не настолько, чтобы это коробило. Почти каждый вечер Виктор появлялся в местной кафе-бильярдной, совмещённой с небольшим продовольственным магазином. Хозяином обоих заведений был мой товарищ Нико Рамишвили, начинающий адвокат, который и предложил мне Виктора в качестве работника.
Для работы, выполняемой Витей и Сашей, требовалось много разного электроинструмента. Я сложил в огромный деревянный ящик, под навесом для автомобиля, всё необходимое: Болгарку большую, болгарку маленькую, пилу, шуруповёрт, лобзик, ножницы, рубанок, перфоратор и несколько дрелей; набор, навскидку, тянул тысяч на 30. Ящик с инструментом запирался на лёкий висячий замок, но металлические ворота с запертой калиткой, высокий кирпичный забор и кружащая по двору собака надёжно охраняли его ночью. Мои работники попросили несколько дней отгулов, а мне потребовался инструмент, что-то там привинтить. Открыл ящик и обнаружилось, что всё исчезло. Догадаться не трудно — украл тот, кто знал, где лежит, и к кому собака привыкла. Для начала я позвонил Саше и попросил его прийти, он пришел. Разговор был краток. — Саша, сегодня ночью у меня сперли весь электроинструмент. Вариантов здесь три. Первый — это сделали вы вдвоём. Второй — это сделал Виктор один. Ну и третий, хотелось бы верить, что это не так — это сделал ты один. Что скажешь? — спросил я. — Я этого не делал и участия в этом не принимал. — Хорошо, а что думаешь о Вите? — Я отвечаю только за себя. Про него не знаю. — Что ж, пока оставим. Приходите на работу как договорились. Тогда и разберемся. Нико, хотя и начинающий адвокат, с психологией криминального люда знаком лучше меня. Когда я рассказал ему о происшествии, чтобы посоветоваться, Нико, не колеблясь, заключил: —Да уверен, что это сделал Витя, он и меня обокрал однажды. Переделывал мне потолок в бильярдной и две доски оставил не прибитыми: отодвинув их, можно было попасть в магазин. Правда, много не взял — две бутылки шампанского, колбасу и шоколад. Если у меня и были какие-то сомнения относительно его, то теперь их не осталось. Мы его прищучим. — Прищучим, — с сомнением спросил я. — И как? — Подумаем. Напугать надо. Созвонимся завтра. Когда встретились на другой день, Нико изложил свой план. — Я бумагу приготовлю с результатами дактилоскопии. Нашёл уже образец на работе, отсканирую и подправлю, как надо. Гарантирую, не отвер-тится. — Так уверен? — Да ты что, знаешь как испугается. Когда они на работу придут? — Послезавтра. — Вот и хорошо, я подойду часам к десяти. В «судный день» Нико явился ко мне с суровым лицом и, пока мы шли к дому, наставлял: «Ты в основном молчи, слегка подыгрывай мне и всё будет ОК». Когда все четверо расселись, Нико обратился к Виктору: — Витя, скажи мне, ты не догадываешься о чём сейчас собираемся по-говорить? — Нет. А о чем? — О том, что ты должник перед нами обоими и надо теперь рассчитываться. — Непонятные вещи вы говорите. Можно поконкретнее? Я внимательно следил за выражением лица Виктора, ему удавалось изображать на нём безмятежность. — Можно и поконкретнее, но чем больше будешь придуриваться, тем хуже для тебя. Ты проник в мой магазин и украл товар — надо компенсировать. Ты украл у частного лица инструмент — надо вернуть или компенсировать. Понимаешь о чём я? — продолжил Нико. — Нет конечно. Я к этому отношения не имею, — ответил Витя. — Не понимает человек, придется разъяснять, — повернулся ко мне Нико, затем продолжил: — Значит, сценария тут два. Первый — я прошу знакомых бандитов поговорить с тобой и, думаю, ты вспомнишь даже то, чего в действительности не делал. Второй — сдаём тебя ментам. И они, гарантирую, многое у тебя могут найти, даже спрятанную наркоту. Выбирай, звоним прям сейчас, — сказал Нико доставая телефон. На лице вора появился испуг, он опустил голову и тихо произнес: — Не надо никуда звонить. В магазин лазил. Деньги сейчас отдам. А инструмент не брал и не знаю кто это. — На Сашу намекаешь? — спросил я. — Всё может быть, но не знаю я. Не знаю. — Хорошо, тогда прочти эту интересную бумажку. Телефон временно спрячем, — протянул ему своё «изделие» Нико. Бумажка заметно дрожала в руках Виктора. Дочитав её, он слегка побледнел и, не глядя нам в глаза, произнес жалким голосом: «Да, я это с-сделал. не знаю почему. чёрт попутал. не х-хотел я» — Так иди принеси обратно, — сказал я. — У тебя диктофон включен? —спросил Нико у меня. Я утвердительно кивнул головой. Вор умоляюще поглядел на меня: «Не могу принести, я продал всё». — Ты не понял меня, принести всё равно надо, — сказал я.— Кому продал хоть знаешь? — Ашоту с дачного переулка. — Вот и прекрасно, с ним и разбирайтесь. Список сейчас, при свидетелях, давай составим и вперёд.
Когда работяги ушли, я попросил Нико показать мне волшебную бумагу. Она весьма походила на копию подлинника, венчалась внушительной шапкой «Государственная криминалистическая лаборатория» и заключалась гербовой печатью. Лжеакт сей утверждал:
» …. На ваш запрос сообщает: Было представлено три отпечатка пальца. При проведении криминалистической экспертизы (дактилоскопии) выявлено: Все три отпечатка пальца идентичны и могут принадлежат одному лицу, с вероятностю 99,9%. Данный документ может фигурировать в суде в качестве доказательства…»
— Всё бы хорошо, — рассмеялся я, возвращая документ Нико, — но по-русски — пальц (ев), по-русски — принадлежат (ь), по-русски — вероятност (ь)ю. — Эксперт тоже был грузин, — улыбнулся он в ответ, — главное пред-ложение последнее. — Как бы ни было — эффект достигнут. Через несколько дней проезжал мимо дома Ашота. Он приветствовал меня словами: «Здравствуй дорогой, забери свой вещь у меня. Какая скотина тот Витя. Хотел с соседом мине ссорит. Прости дорогой, знал бы, что твой, никогда бы не взял». Я не стал уточнять — как же он не догадался, что покупает ворованное? Виктор после этой истории исчез, а Саша иногда помогает мне в строительных делах.

Февраль 2018 г. Г. Ростов-на-Дону.

Вам понравилось?
Поделитесь этой статьей!

Добавить комментарий