29 сентября 2009 г. умер поэт Юрий Влодов.

Приглашаем всех в киннозал.  В пункте меню VIDEOмир http://za-za.net/category/video/  сегодня для вас фильм о Ю. Влодове  «24 день».

А здесь, на новостной ленте, предлагаем читателям ретроспективу кинофильма о нем: «А гений – сущий Дьявол!», созданного в 1995 году режиссером Сергеем Князевым.

Фильм описан Людмилой Осокиной детальнейшим образом, включая хронометраж.

16 сек. На экране появляются титры «Киновидеостудия «Человек и Время»

20 сек. Смена кадра.
Эпизод 1. Влодов и Князев у памятника Льву Толстому

Дворик Правления Союза писателей на ул. Воровского. Время года ранняя весна. Листьев на деревьях нет. На фоне памятника Льву Толстому стоят режиссер фильма Сергей Князев и герой фильма поэт Юрий Влодов. Влодов с сигаретой в руках. Оба одеты в теплые куртки.
Князев говорит:
«Киностудия «Человек и Время» представляет не телевизионный фильм с участием поэта Юрия Влодова. Юрий Александрович Влодов знаменит тем, что до 36-ти лет он был талантом, а после 36-ти стал гением».

 

Смена кадра.

На экране появляются титры с названием фильма «А гений – сущий Дьявол!..»
Это строка из стихотворения Влодова. Титры сопровождаются шумом проезжающих машин.
Смена кадра.

Эпизод 2. Влодов с дочкой у себя дома.

Крупным планом лицо Влодова. Слева виднеется рука его дочки. Влодов командует: «Начинай!» Поглаживая за кадром руку девочки, он с любовью говорит: «Вот моя Юлечка, моя дочка. Ей 11 лет и она уже дочь непростых родителей, а дочь большого поэта и писательницы-мамы…» Камера потихоньку отодвигается назад, беря в кадр девочку.  «…которая сейчас написала астральную повесть о Боге и Сатане, – продолжает Влодов, – и готовит к изданию отдельной книгой. Хорошая очень повесть.

 

А Юля написала такое стихотворение – «Льдинка». Оно вот такое:
Льдинка подтаяла нежно,
Льдинка грустит безутешно,
Льдинка до нитки промокла,
Стало на улице…мокро…».

Камера берет его с дочкой уже по пояс и в руках у него становится заметна маленькая книжечка.
«И даже я возьму эту «Льдинку» и поставлю эпиграфом к какому-либо своему стихотворению в любой подборке».
Девочка всё это время стоит молча, опустив глаза, видно, как она стесняется. Камера наезжает на лицо девочки, оставляя Влодова за кадром.

«Иди, позови маму, – говорит Влодов, – позови маму сюда».
Девочка вскакивает и убегает.
Камера переводится на лицо Влодова. Проходит несколько секунд томительного ожидания. Влодов смущенно смотрит в камеру и говорит: «Пленка идет…»

Эпизод 3. Влодов представляет жену Людмилу и ее роман.

Но тут в комнату входит жена, пока еще не видная в кадре.
«Люда, пойди сюда!» – облегченно говорит Влодов. Жена проходит перед камерой. Влодов, вскакивая со стула и освобождая ей место, выходит из кадра, говоря: «Давай, Антон, начинай!» (это оператору) и жене: «Прошу», предлагая ей место на стуле.

В кадре появляется Людмила. Она в черном трикотажном платье с золотой цепочкой на шее.
Влодов, усаживая ее на стул и положа руку на плечо, говорит: «Это моя жена, Люда. Людмила Осокина. Она писательница. Написала, еще раз повторяю, повесть, хорошую, астральную повесть…ну, вот, покажи им…Она принесла… покажи…»
Жена достает рукопись романа в бумажной папке с завязками и показывает в кадре верхнюю часть этой папки, где виднеется название романа. Она при этом говорит: «Новая божественная комедия…»
Камера несколько отодвигается от Людмилы, беря ее в кадр по грудь. Она сидит, смущенно сжимая губы и вертя в руках ручку.

 

Влодов, оставаясь за кадром, говорит:
«…И сейчас она будет издавать ее отдельной книгой. Очень, на мой взгляд, хорошая и коммерческая, хочу сказать, книга, хотя она к этому и не стремилась».
Камера переводится на Влодова.
«Она еще и поэт, – продолжает Влодов, – работала в «Юности», вела рубрику «Журнальчик», детскую, является литературным секретарем гостиной, литературной «Юности…»
Камера медленно переводится опять на Людмилу
«…коей председателем являюсь я», – заканчивает свою речь Влодов.

Смена кадра.
Эпизод 4. Редакция журнала «Юность».
Литературная гостиная армянского поэта Геворга Эмина.

2.53. Кабинет главного редактора журнала «Юность». Стены в помещении обшиты деревом. В центре – большой деревянный стол, во главе которого сидит очень солидный человек кавказской внешности. Это армянский поэт Геворг Эмин. Стол уставлен чайной посудой, фруктами, сладостями, пластиковыми бутылками с водой. За столом по обе стороны сидят люди. Это приглашенные на литературную гостиную гости. Слева от выступающего виднеется фигура Натана Злотникова, тогдашнего зав. отделом поэзии «Юности».
Голос Юрия Влодова за кадром:
«У нас в гостях армянский классик Геворг Эмин!»

Камера переводится на Влодова, который в это время стоит около отдельно столика немного в стороне.
«Мы сегодня все можем быть учениками, слушателями…», – продолжает свою речь Влодов, но замолкает, почему-то, так и не закончив фразы.
Камера берет крупным планом профиль какого-то маститого, сидящего за большим столом. В это время Геворг Эмин с явным армянским акцентом начинает говорить:
«Я думаю, что на встрече будут поэты из литературных объединений…»
камера переводится на Геворга Эмина…
За кадром происходит оживление..
«Нет, в принципе, – говорит Г.Э. , жестикулируя перед собой и смотря на кого-то справа от себя. Оттуда раздаются голоса, которые сложно разобрать. «Да, – еще раз говорит Г.Э. , –складывая поднятые руки в замок на уровне лица. На его левой руке становится заметен перстень с черным камнем.
«…поэтому немножко иначе было построено мое выступление. Поэтому я никого научить не могу, потому что такой народ сидит, который сам научит кого хотите чему хотите…»

3.28. Камера выхватывает профиль Натана Злотникова.

«…Я просто хочу, во-первых, обрадоваться, что делу, которому мы посвятили жизнь, простите за мой русский язык, скоро, когда вот это отдаление культур произойдет поглубже и похуже, мы все превратимся в провинции отсталые. Потому что раньше у нас была культурная общность, которая помогла всем народам, а сейчас чувствуется, как все народы, все республики постепенно становятся провинциями, глубоким провинциями. Раньше можно было смело сказать: Этот поэт талантливый, а этот поэт – менее талантливый, а этот – вообще бездарный! Сейчас нельзя. Потому что его партия скажет: «Бездарный, но мой бездарный…»

4.08. Камера переводится на Влодова, захватывая крупным планом его лицо в профиль. Он умильно и одновременно уныло кивает в ответ на слова Геворга Эмина.
«…И нельзя даже спорить, – продолжает Эмин, – и как я сказал, что скоро мы превратимся в провинции, в отсталые провинции…»
Камера переводится в этот момент на лицо человека в военной форме, который сидит с закрытыми глазами. Затем крупным планом в кадр берется лицо детского поэта Валентина Берестова.

4.28. «…Очень часто мы видим, спорят о том, что поэзия, литература должны иметь какие-то национальные элементы. Я думаю, конечно, да. Конечно, да. Недавно один наш молодой поэт, кстати, я очень много писал о молодых, защищаю молодых, он издал книгу, которая называется «Страна знаков». Вот я писал рецензию, и мы спорили…Я сказал ему: «Я очень рад, что ты создал какую-то интересную страну знаков, которую не смог никто, кроме тебя, создать, но покажи мне знаки страны, откуда ты идешь, где твой корень, понимаешь?»

Камера переводится на черноволосую девушку, сидящую за отдельным столиком.
«…Если завтра перед нами будет поставлен выбор, то…».

Камера берет крупным планом в профиль лицо Юрия Садовникова, ответственного секретаря «Юности» и, по совместительству, фотографа. Он держит в руках довольно основательную фотокамеру, которая направлена на выступающего.
«…то настоящий писатель должен предпочесть быть больше человеком, чем поэтом и больше справедливым, чем счастливым. Без этого нельзя. Без этого ничего не двигается».

Садовников, сделав нужное количество снимков, поднимается и уходит из кадра.

«…Горе той стране, народ которой богат талантами и нищ людьми, порядочными людьми».
Камера переводится на Геворга Эмина, который закончив фразу, опускает голову, вглядываясь в лежащие перед ним листки.

5.29. Смена кадра.

Эпизод 5. Городская улица. Влодов и кот.

Показывается городская улица, серый асфальт, ноги спешащих туда-сюда прохожих и лежащий посреди улицы кот. Он лежит, подобрав под себя передние лапы и отбросив далеко в сторону, хвост. Это смотрится довольно странно. Кот светлого окраса и выглядит больным.

5.33.
Слева в кадр внезапно входит Влодов, подходит к коту, наклоняется к нему, поглаживая его. Одновременно с ним в кадр заходят случайные прохожие: справа человек в спортивном костюме, слева – человек в светлой куртке и джинсах. Они исчезают также быстро, как и появляются.
Влодов же в это время берет кота на руки, поднимает его и уносит в дом, в помещение редакции журнала «Юность», так как это все происходило как раз у входа в редакцию. В кадре появляется случайная прохожая…
На ее фоне голос Влодова за кадром: «твердая обложка, супер…».

5.44. Смена кадра.

Эпизод 6. Квартира Влодова.
Рассказ об издании его книги в издательстве «Московский клуб».

В кадре появляется Влодов, его лицо крупным планом, подбородок он подпер левой рукой. Действие снова происходит в квартире Влодова.
«..На супере – высказывания обо мне Бахтина, Пастернака, Чуковского, Солженицына…»
Камера отдаляется от лица и берет поэта в ракурс по грудь.
Он – в черной куртке, в белой рубашке на фоне темных насыщенных штор в паре со светлыми тюлевыми занавесками. Этот фон придает действию некоторую театральность. Ощущение театральности происходящего усиливает зажженный киношниками специальный свет, падающий на поэта сверху и слева и одновременно сзади и справа.

«…Мне это вообще…Мне эти высказывания… Мне это… давно еще было, когда я был молодым поэтом. Сейчас они мне абсолютно не нужны, потому что я сам для себя сейчас и сверх-Солженицын и сверх-Бахтин и сверх-Чуковский и сверх-Пастернак. Мне не нужно подспорье, чтобы меня поднимали под локти…»
На этой фразе Влодов делает взмах руками, показывая, как это.
«…Но уж эти издатели из-за коммерции уперлись: «Давайте, Юрий Александрович, поставим на обложке». Я с полным уважением отношусь к этим людям, которые на обложке, но…»
Камера опускается немного вниз, акцентируя внимание на руках поэта, в которых он держит маленькую книжечку в твердой обложке.
«…мне они уже давно не нужны…»
6.32. «Вот книга, она называется «Люди и боги»…А сейчас громадный показатель, когда книгу издают не за счет автора, а за счет издательства. Они сами меня нашли, сами еще упрашивали, «Московский клуб», там такое престижное издательство, главный редактор Юрий Кублановский. И авторы такие, как Рейн, скажем там, Сапгир, Лиснянская, и очень узкая, скажем такая…да, Зульфикаров, да, такая узкая, теплая компания…

7.10. Смена кадра.

Эпизод 7. Квартира Влодова.
Чтение Влодовым стихотворения «Старец говорит…».

 

Поэт стоит, задумавшись, пытаясь как бы вспомнить что-то из своих стихотворений и готовясь их прочесть. Он в кадре по грудь.

«…вот такое стихотворение…А…сейчас, сейчас, вспомню, какое… Потому что из 333-х выбрать несколько…я даже не знаю. Все равноценны.

7.28. начинает читать.

 

«Дева говорит…» Нет…сейчас…перепутал…
«Старец говорит: Каменею терпя.
Чувствую земной холод».
Дева говорит: «Полюбила б тебя,
Если бы ты был молод!»
Дева говорит: «Грудь от жажды горит!
Перейми мою жажду!»
Старец говорит: «Нас луна укорит,
От ее луча стражду!»
Старец говорит: «Что такое Господь? –
Утро нам сулит муку!»
Дева говорит: «Погаси мою плоть,
Положи на грудь руку..»
Дева говорит… Старец говорит…
Брачный небосклон синим льдом горит…
Ледяная близь!.. Ложе!
Как смертельна жизнь!.. Боже!..»

8.24.
Камера опять приближается.
8.30.
Смена кадра.

Эпизод 8. Квартира Влодова.
Людмила представляет картину и читает свое стихотворение.

В кадре появляется картина, на которой изображен Христос с поднятой вверх правой рукой и на коленях перед ним женщина, с поднятыми вверх руками.
8.37. Голос Людмилы за кадром

 

«Здесь изображен Христос и на коленях перед ним падшая женщина – Магдалина…»

В кадре появляется Людмила, которая держит в руках эту картину.
«…Это связано с нашей темой…»
Она пытается поставить картину на пол.
«…так сказать, божественной…»
Поставив картину, Людмила поднимает голову и снова появляется в кадре.

 

«…Я тоже, кстати, пишу стихи…божественные…
8.51.начинает читать
«Я молилась в храме
Своей души,
Звезды стихли в раме,
В ночной глуши…
От красы нетленной
Томился дух,
Я творцу вселенной
Молилась вслух.
Господи! О Боже!
Родимый мой!
Что же ты, ну что же?
Приди за мной…
Словно бы украдкой
Из лунных снов
Ты приди с охапкой
Хороших слов.
Смой мои страданья
Своей рукой

Камера уходит с лица, забирая в объектив район груди и пояса, где на черном фоне платья мерцает золотая цепочка и высвечиваются руки Людмилы, которыми она жестикулирует при чтении.
Затем камера отдаляется от Людмилы, беря ее в кадр почти полностью.
Светом мирозданья
Меня укрой…
В этом месте Людмила чуть запинается, забыв текст и стоит так секунды две, но потом вспоминает и заканчивает стихотворение.
«Всех чудес милее
Мне образ твой.
Ты приди скорее
О, Боже мой!..»
На последних строках стихотворения Людмила опять наклоняется, берет в руки картину и заканчивает чтение с картиной в руках. «Всё», – говорит она.

Эпизод 9. Квартира Влодова.
Разговор Людмилы, режиссера и Влодова о картине.

9.28.Закончив читать, Людмила проходит вперед вправо, пытаясь поставить картину в другое место.
В это время слышится голос режиссера за кадром: «Вам показалось, что это Вы изображены на этой картине?»
«Да, конечно, – воодушевленно говорит Людмила, – возвращаясь в кадр, – если мне подарили эту икону…конечно же!..»

Опять голос режиссера за кадром:
«Вам ее подарили или Вы ее нашли?»
9.41. «Я ее нашла! Все чудотворные иконы находились, причем, в самых несуразных местах, на болотах там, в буераках…Вот и я ее нашла…в совершенной грязи…»
9.48. «Она имела ввиду, – вмешивается в происходящее Влодов, – что она на коленях перед Богом…»
Камера переводится на Влодова
«…А Бог – я! Потому что я – ее Бог!».
9.55. В это время Людмила начинает читать еще одно стихотворение.
«…Внимал Иуда чуждому Христу…»
Это Юрино стихотворение, вот я всегда его вспоминаю…
«…Познавший грязь, познает чистоту…
…мрачнел Иуда: Ха! Нагая ложь!..».
Камера переводится на Влодова
Голос Людмилы за кадром
«…познав суму, богатство обретешь!»
В клубке смертей – бессмертной жизни свет…»
Смена кадра
10.11.
Эпизод 12. Квартира Влодова.
Людмила о себе, своей роли в жизни Влодова и в литературе.

В кадре – руки Людмилы. Она уже не стоит, а сидит на стуле.

«Нет, дело в том, что я в свое время отреклась от литературы. Я была поэтессой. Мне надоело быть женой большого поэта…
10. 22. Камера начинает перемещаться с рук в область лица.
«Хотя может быть ты и прилагаешь огромные усилия по устройству быта там, по всему, но все равно никакой роли не играешь…Все равно…»
Камера берет лицо Людмилы крупным планом.
«…Ладно, это не главное, все равно тебя подозревают в каких-то вот корыстных целях, вот, пришилась к гению, прячется за его именем…»
Камера переводится на Влодова
«И вот это вот роль жены гения, жены поэта мне настолько вот стало тяжело, что я решила опять сама стать творческим человеком, вернуться в литературу, а куда еще мне возвращаться?, но уже не в поэзию, а в прозу…взяла вот эту тему…и по своему ее раскрыла.. у меня получилось занимательно, интересно…»
Смена кадра.

Эпизод 13. Улица около редакции журнала «Юность».
Влодов и его ученица Нелли Хач.

10.59. Действие перемещается на улицу. Садовое кольцо в районе редакции журнала «Юность». Машины, снующие туда-сюда люди. Ограждение вокруг дома. Из-за угла выходит Влодов, в правой руке у него папка и книга. Он идет мимо камеры, пробираясь среди машин, людей…
11.10. Голос Влодов аза кадром
«Всегда я имел учеников, которые становились членами Союза писателей, обретали очень большую известность…»
11.19. В кадре появляется девушка, армянской внешности, длинные распущенные волосы. Это ученица Влодова Нелли Хач. В ней заметно некоторое сходство с Девой Марией. Она напряженно всматривается во что-то, находящееся у нее в руках.

11.23. В кадре появляется Влодов. Он тоже всматривается во что-то в руках у девушки. Дело происходит здесь же, на улице. Сзади них проносятся машины, проходят люди. Влодов что-то говорит девушке, но слов не разобрать.
11.26. Камера переходит на Влодова. У него с этой девушкой происходит беззвучный диалог. Камера опять переводится на девушку. Она напряженно всматривается вдаль, потом поворачивается к Влодову, что-то шепча про себя.
11.42. Смена кадра.

Эпизод 14. Редакция журнала «Юность». Место около вахты.
Влодов диктует Неле только что написанное стихотворение.

Действие перемещается в помещение журнала «Юность». Влодов сидит в коридоре в кресле у стола с листочком бумаги в руках и читает стихотворение. Он не просто читает эти стихи, а диктует его кому-то, находящемуся за кадром. За кадром находится Неля.

«Господь – тире – судья – точка.
А Дьявол – тире – утешитель.
А кто же я – вопрос – тире
Голгофский пленный житель – многоточие
Новая строка
Смеясь – запятая – вбивают – многоточие
Плача запятая изымают
И плоть, и душу казнью извивают.
Мы на Голгофе – тире–
Мы живем под пыткой
Еще раз тире, еще одна строка,
Всеядных сил естественной подпиткой».

13.09.  Влодов: «И проверяем всё стихотворение от начала до конца. Я читаю.

«Что Вечность? Человечность убывает.
Вся суть моя под казнью изнывает.
В полудень Бог каленый гвоздь вбивает,
А Сатана в полуночь изымает.
Господь вбивает. Дьявол изымает.
И плоть, и душу казнью извивают.
Господь – судья. А Дьявол утешитель.
А кто же я? – Голгофский пленный житель…
Смеясь, вбивают, плача – изымают.
И плоть, и душу казнью извивают.
Мы – на Голгофе. Мы живем под пыткой.
Всеядных сил естественной подпиткой».

13.58. Смена кадра.

Эпизод 15. Влодов, Князев и ученики Влодова у памятника Льву Толстому.

Влодов и Князев снова на фоне памятника Льву Толстому во дворике Правления Союза писателей.

Князев Влодову: «Ты написал такую строчку: «Талант по духу – Бог, а гений – сущий Дьявол!..»
Влодов: «Да. Ну вот гениев здесь двое: я и Лев Николаевич. Гений – это диктовка астральная… Гений сам не может стать гением… Значит, какая-то Высшая сила избирает его, какого-то оборванца, ничтожество, ну для обывателей… Я говорю, как бывает…Для обывателя – кто писатель? Который, значит, отъел пузо, едет в шикарном лимузине и говорит там: «Я сейчас работаю над шестым романом!..» А если человек живет как какой-то там Мандельштам или Клюев, или Хлебников Велимир…Они оборванцы, они бродяги…Так вот, какой-то бродяга – гений…

14.52. В камеру попадет лицо стоящего рядом молодого человека. Это Максим Дубаев.
14.54. Голос Влодова за кадром. Меня как-то спрашивают: «Вы знали Пастернака?» Я, раздражаясь, говорю: «Да, он меня знал!». Я поправляю.
15.00. В камеру попадает Нелли Хач в профиль.
Голос Влодова за кадром. «Прошло время этих чинопочитаний. Кто есть кто – это будет видно после смерти… Мое творчество обо всем: о материи Галактики, о ее влиянии и связи с человечеством и землей.
15.12. В кадре показывается Влодов в окружении своих учеников: слева – Максим Дубаев, справа – Нелли Хач. Неля – в строгом черном пальто, с распущенными волосами и непокрытой головой, на руке у нее заметен перстень с черным камнем, такой же, как у Геворга Эмина.
«…О Сатане, О Боге, – продолжает говорить Влодов, – о нас, о Христе…об Иуде, о еврейском народе, о русском, обо всем…»
15.29. Голос Князева за кадром: «Это самый молодой член Союза писателей?» Камера в этот момент фокусируется на Максиме. У него на лице появляется довольная усмешка.
15.31. Голос Влодова. «Да, я и хотел сказать. Вот сегодня самый талантливый Максим Дубаев, самый талантливый студент Литинститута. Он уже в 23 года публикует поэмы, что студентам несвойственно, он дал одну поэму в журнале «Москва», громадную поэму о смысле бытия, другую он поэму дал у Владимира Фирсова в журнале «Россиянин», третью поэму он хочет принести к нам, в «Юность», где он сейчас будет заместителем председателя Литературной гостиной, председателем которой являлась я».
16.12. В кадр попадет Неля.
Влодов за кадром продолжает: «…Папа у него поэт, всем нам известный, добрая душа, хороший поэт Лев Дубаев. Мама у него литератор, прозаик, так что он – писательский сын, сын России».
Камер захватывает крупным планом руку Нели с символическим перстнем.
16.31. Голос режиссера за кадром: «Ты говорил, что ты был еще моложе, когда стал членом Союза писателей?»
16.31. Влодов: «Да, я был в 15 лет (!) членом Союза писателей. Как известно всем по легендам обо мне, по телеинтервью, я 14 раз вступал в Союз писателей через фиктивных писателей.
16.46. Камера в этот момент переводится на Максима.
«..которых я создавал. Одни остались в тайне, в секрете, другие – разоблачены…»
17.04. «…Так вот, самая младшая член Союза писателей, младшая, потому что она была женщиной, это моя бывшая жена латышка Мара Гриезане. Она, не написав в жизни ни строки, и не зная русского языка толком в 19 лет была членом Союза писателей, автором многих книг. Она обогнала Максима на 4 года».
17.12. смена кадра.
В кадре – вывеска журнала «Юность», расположенная над входом в редакцию. Влодов идет по тротуару с папкой в руке. За кадром продолжает звучать его голос: «…я был лауреатом премии Ленинского комсомола, лауреатом премии Островского, лауреат Государственной премии Латвии и Государственной премии Ленинского комсомола Латвии…Четыре премии…»
17.25. Влодов в кадре, дойдя до входа в редакцию, наклоняется к коту, который сидит у входа, но его не видно.

17.33. Смена кадра.
Эпизод 16. Влодов с Нелей в кабинете гл. редактора журнала «Юность». Влодов о национальном вопросе в литературе, о ворах в законе.

Вход в редакцию журнала «Юность» изнутри. Столик вахтера. За столом сиди вахтер Аврора. Из входной двери появляется Влодов, проходит мимо Авроры, ничего не говоря, а также мимо Нели, сидящей далее с другой стороны и скрывается в коридорах «Юности».
17.39. Кабинет главного редактора журнала.
Большой стол, на котором разложены какие-то бумаги, газеты, журналы, книги. Влодов стоит во главе стола, держа в руках газету, сбоку, справа сидит за столом Неля.
Влодов: «Кстати, даже не кстати. Я прошу прощения, я не представил сидящую здесь Нелю.
Камера переводится на Нелю. Она сидит, смущенно скрестив на коленях руки и опустив голову.
«..Ее зовут Нелли Хач. Хач – она армянка, чистая армянка, пишущая по-русски…»
Неля едва заметно улыбается.
«…Поэт она, – продолжает Влодов, – она – моя ученица и работник «Юности» на договоре и
как бы она мой помощник и секретарь по работе здесь…»
18.13. Камера опять захватывает в кадр Влодова.
«Хач – это крест по-армянски. Крест, значит. Неля год является самой близкой моей ученицей и поверенной в моих мыслях, планах…»
18.29. Смена кадра. Как бы в противовес сказанному в кадре появляется семейный портрет: Влодов сидит у себя дома с женой и дочкой. Портрет живой, это не фотография, а съемка на камеру. На фоне этого портрета продолжает звучать за кадром голос Влодова.

«…У меня, я – полукровка, – отец был сионист, поэтому он терпеть не мог русского лица, славянской внешности, а мать – была дочерью православного священника, антисемитка. Часто они ругались и она ему кричала: «Жидовская морда!», а он ей: «Грязная русская свинья!». Вот в такой атмосфере я рос. И стал я…»
18.48. Камера берет на семейном портрете крупным планом лицо дочери Юлии. Она начинает в этот момент улыбаться медленной мистической улыбкой.

Потом камера также медленно опускается к лицу Влодова, сидящему на стуле. И задерживается на нем на мгновение.

 

«…И стал я в детском возрасте воровать и попал я на выучку к ворам в законе, которые сделали из меня в скором времени профессионала…»
19.00. Камера захватывает крупным планом лицо Людмилы. Она выглядит в этот раз иначе. Цвет волос у нее стал темным, платье тоже другое. В ушах крупные серьги-клипсы.
«…вором в законе, вором-рецедивистом я стал в 16 лет…»
19.03. Смена кадра. Действие опять возвращается в кабинет главного редактора журнала «Юность», где находится Влодов с Нелей.
Влодов ходит по кабинету, продолжая говорить.
«..И не просто шпана какая-то, а просто профессиональный вор в законе, знающий все науки блатной жизни, все тонкости ее законов. Сам имеющий голос на сходке, решающий судьбы людей: направлять их на полотенце или под нож. Или прощать…».
19.24.
И после того, как я решил завязать сам, я спросил стариков, паханов, воров…Можно ли… а по закону воровскому нельзя было работать никем. Считалось, там плотник может сделать в тюрьме двери, окна, каменщик – положить тюрьму, слесарь там вставить замки в тюрьме, в армию человек идет, то он может стоять в войсках МВД «попугаем» на вышке. Все это было запрещено. Но я говорю: можно, воры, я к ним обратился, быть поэтом? Они так подумали, и говорят: как Вовка Маяк. Агитки писать? Я говорю: да нет, совсем говорю, лирическим поэтом…»
20.12. Смена кадра.

Эпизод 17. Квартира Влодова. Кухня. Творческий процесс.

Влодов сидит снова в своей квартире, но уже не в комнате, а на кухне. Светлое помещение, полупустое. Он сидит у окна на стуле и что-то пишет.
Голос его за кадром
«…Ну лирическим… можно…Так подумали… а они мудрые люди, это сама Россия была, кстати, и они говорят, да, можешь. Поскольку авторитетных на сходке было 12 человек, и я уже опираясь на их имена, клички, не боясь, что я сделаю что-то не то…подлость какую-то, я стал поэтом».
20.39. В кадре Влодов начинает читать только что написанное стихотворение.
«Языческая Пасха,
Сластей хмельной намес.
Негласная опаска
В снижении небес.
Пугливо синь двоится,
Небесный след весла.
Знать, Иисус боится
Ступить на землю зла».

21.06. «И вот когда я пишу, у меня возникает тут же 10 вариантов, 12 вариантов одного слова, но это мгновенно все и я уже как сверхредактор самого себя сразу же нахожу нужное, необходимое мне слово и оно остается навсегда.»
22.27. И значит вот здесь для примера. Вот здесь вариант такой: «Как слабый след весла» один вариант, второй: «невнятный след весла», значит. И сразу возникает, что подумать может читатель или слушатель, может подумать, что весло все-таки речное, водяное, морское, а здесь уже надо уточнить, мельчайшие детали в поэзии имеют значение. Значит, я сделал так: «Пугливо синь двоится,
небесный след весла»
и был значит, такой вариант
«Как-будто Бог боится
Сойти на землю зла».
Могу подумать, что Творец, Бог-Отец, я сделал значит, знать Иисус боится» не сойти, а просто даже ступить на землю зла, т. е. прикоснуться ступней даже, не то что сойти. Сойти – это как-то общо. Да-да-да. Вот-вот.
23.44. Смена кадра.

Эпизод 18. Кабинет гл. редактора ж-ла «Юность».
Влодов о русско-еврейском вопросе в литературе.

Возвращение в кабинет главного редактора, где Влодов находится с Нелей. Разговор, начатый здесь ранее, продолжается. Влодов, сидя в конце стола, разворачивает большую газету.
«…Или вот… Вот, огромная моя статья. Она вызвала большую полемику, в газете «Россия». Вот здесь, значит, портрет мой и статья о русско-еврейских отношениях в литературе, так можно сказать. Значит, в чем тут дело? Я, как полукровка, утверждаю, об этом никто не говорил, никогда не писал, я утверждаю, что еврей, пишущий на русском языке, здесь речь идет просто о евреях и русских, также это относится и татарину, естественно и к армянке.
Делает жест в сторону Нели.
24.29. «…то есть, армянка, или еврей, или татарин, пишущие на русском языке, остается все равно не русским, а армянским, еврейским, татарским поэтом, даже если он не знает родного языка. Потому что в генах он остается евреем, в мышлении. Все равно, что русский, если его поселить в Израиле, будет писать на иврите, от этого же он не станет евреем. Вот я о чем.. что вызвало громадное, упорное возмущение и статьи ответные среди евреев, пишущих на русском языке. Ну, они меня боятся, моего авторитета, связей моих…»
25.06. Камера отдаляется от Влодова. Он оказывается вдалеке, на противоположном конце этого длинного стола.
25.03. «…И они так осторожненько там…куд-кудах… Почему-то они все хотят называться русским поэтами, что мне непонятно. ..»
25.15. Смена кадра.

Эпизод 19. Литературная гостиная С. Липкина и Инны Лиснянской.

Опять кабинет главного редактора, но уже в момент проведения очередной Литературной гостиной. В кадре – ряд приглашенных на мероприятие гостей. Первая в ряду, сидящая слева от выступающего жена Влодова Людмила Осокина. Она, в качестве секретаря гостиной что-то записывает в тетрадь. Рядом с ней армянка Яна Микиртичева.
25.18. Голос за кадром. «И теперь он один на земле».
Камера берет в кадр выступающего – поэта Семена Липкина, который по книге читает свое стихотворение.
«В мастерскую, кружась над саманом,
камера идет далее по ряду и захватывает сидящую рядом с ним его жену Инну Лиснянскую.

 

«Залетает листок, невзначай,
над горами, туман, за туманом,
Вы подумайте только – Китай!..»
Камера идет далее по ряду и захватывает сидящего рядом с Лиснянской Натана Злотникова.
«В этот час появляются люди,
Коновод на кобылке с Сапфо,
И семейство верхом на верблюде…»
Камера движется по кругу и захватывает в объектив сидящего у отдельного столика Влодова.
«И в вельветовой куртке райфо.
День в пыли исчезает как всадник,
Овцы тихо вбегают в закут,
Зябко прячет листы виноградник,
И опресноки в юрте пекут…»
26.06. Камера медленно переводится на правый ряд, где сидит Людмила Осокина.
26.09. «Точно также пекли в Галилее.
Под навесом вечерней порой…»

Камера останавливается на Натане.
Он сидит с благоговейным лицом, прикрыв глаза и скрестив руки на груди.

«И стоит с сантиметром на шее
Элегантный варшавский портной».
26.18. Смена кадра. Аплодисменты. Все происходящее теперь показывается с расстояния от двери. Стол виден полностью. Он, как всегда в таких случаях, уставлен угощением.
26.24. Голос Влодова за кадром:
«Сегодня у нас особые гости…Семен Липкин…достаточно того сказать…»
Камера переводится на Влодова, который стоит посреди кабинета, держа в руках микрофон. Рядом с ним еще один человек с телекамерой. Это приехавшие снимать мероприятие телевизионщики. А на ближайшем плане в кадр попадет лицо Сергея Касьянова.
«Что он переводчик Манаса…Одного этого достаточно, чтобы он был фундаментом хотя бы переводческого мира. А как поэт – он великолепен, вершина сегодняшней поэзии, которая не может не устареть, ни быть преходящей…2
26.54. Камера переводится то на зрителей, то опять на Влодова. Он в это момент стоит спиной к камере, что-то говоря Липкину и Лиснянской. Но не разобрать.
Голос Липкина: «Немножко громче, пожалуйста!..»
Влодов, показывая влево от себя: «Директор издательства «Издательский Дом Русанова», Илхам. У него еще есть журнал «Арион». Сейчас придет редактор «Ариона», принесет вам подшивку подарит…
Липкин: «Спасибо!»
«Илхам издает…» Липкин: «Спасибо!»
Камера захватывает Илхама Бадалбейли, стоящего в глубине у окна за отдельным столиком. Он приподнялся, почтительно кивая Липкину. Между Илхамом и Влодовым находится в этот момент фотограф «Юности» Леонид Шиманович, ведет съемку.
«…И книгу Окуджавы издает сейчас…»
27.15. Илхам: «я жду, что в ближайших номерах «Ариона»…
Липкин: «Спасибо!».
Влодов садится на свой стул.
27.28. Влодов Илхаму: «Ты скажи что-нибудь об «Арионе», а киношники снимут. «Сережа. Князев», – обращается Влодов к режиссеру.
27.31. Смена кадра. В кадре появляется Алехин с несколькими экземплярами журнала «Арион».
«Вот главный редактор «Ариона»…
27.33. Алехин: Мы очень рады, что сегодня здесь такие замечательные люди, поэты, которые, правда, нашими авторами пока не стали, но надеюсь, что дело не за горами. Мы хотели бы в память о нашем знакомстве приподнести вам комплект нашего журнала.
Подавая журналы Липкину.
«…за прошлый год, а за этот год сейчас издается…Спасибо» Садится на место.
Липкин и Лиснянская: «Замечательно, замечательно…»
Лиснянская тут же что-то начинает говорить Алехину, но слов не разобрать.
27.56.Смена кадра. Прихожая «Юности». Вахта. За столом вахтера Аврора. Телефонный звонок. Аврора снимает трубку и начинает что-то говорить.
28.02. Смена кадра.

Эпизод 20. Влодов о русско-еврейских отношениях, о своем полукровстве.

Опять Влодов в кабинете главного, но уже не на гостиной, а одни, точнее, с Нелей.
«Я бываю, если так можно с казать, полгода антисемитом, полгода сионистом, но как правило, принимаю сторону тех, кто обижен несправедливо. Если русские при мне в компании какой-то, писатели или кто там, обижают евреев незаслуженно, то я их одергиваю сразу. Если евреи начинают мутить воду в адрес русских я их тут же резко одергиваю и напоминаю им, что они все-таки живут в России, где с ломом, лопатой, так сказать, и как называется, на тракторе сеют, пашут для них, металл варят, вы занимаете места чистоплюйские в России, чтобы не запачкать руки.»
29.10.
Начинает читать стихотворение:

«Воронище над битвой кружит,
Лупоглазый и цепкий, как жид.
Ожидает покуда.

А дружинник – дурак дураком –
Пригрозил кровяным кулаком:
«Хрен дождешься, паскуда!»

Рассвело. Откатился навек
Бесноватый, безмозглый набег
За покосы, за жито.

Ни хозяев тебе, ни гостей,
Лишь на куче мосластых костей
Ворон хохлится сыто!..»

29.42. «Вот как раз это стихотворение имеете перекличку с тем, о чем я говорил сейчас.
29.55. О своем полукровстве я прочитаю стихотворение короткое.
«В зерцало степного колодца,
Проникну, как в детские сны,
Я – пасынок русого солнца,
И пасынок рыжей луны.
Я боженька, гость, полукровка,
Не ведаю сам, кто таков,
Как некая божья коровка,
Всползаю по стеблю веков».
30.22. «У меня очень много написано, но…здесь время ограничено, все-таки, кино, а не площадь…»
30.33. «У меня отобраны за всю жизнь 6 тысяч 700 стихотворений и 28 поэм».
Эти слова уже звучат на фоне проходящих конечных титров фильма:

Автор сценария и режиссер
Сергей Князев

Оператор
Антон Антонов

Звукооператор
Юрий Зорин

Монтажер
Зинаида Чепёлкина

Директор картины
Леонид Цалюк.

30.46. Финансирование производства фильма осуществлено
Комитетом Российской Федерации по кинематографии.
30.52. Конец фильма.
30.54. Киновидеостудия «Человек и время»,
Москва, 1995 г.