«Замыкание» в театре Ателье

В воскресение 23 июня 2019 в 17:30 я стоял около театра Ателье в Штутгарте и читал афишу. Подошла молодая женщина и попыталась войти в закрытую дверь. Дверь не открылась, женщина растерялась, повернулась ко мне и спросила, как пройти в театр Ателье?
Я ответил, что надо «выбрать новую дорогу»: пройти прямо через арку, а потом повернуть налево и войти в открытую дверь. Говоря это, я ещё сам не знал, что указал дорогу молодому и талантливому автору. Молодой женщиной оказалась Мария Малухина (ММ) — автор пьесы «Замыкание». Она окончила МГИМО, но у неё в голове произошло «короткое замыкание»: она изначально знала, что не будет работать по этой специальности. ММ не пошла по дороге карьерного дипломата, а выбрала новую дорогу — не карьерного драматурга.
«Ты должен выбрать новую дорогу, — Он отвечал мне, увидав мой страх,
— И к дикому не возвращаться логу» (Данте, Божественная комедия).

Драматург Мария Малухина пристально вглядывается в современную жизнь.

Театр Ателье продолжает проект «Сценических чтений» и на этот раз в программе была дебютная пьеса современного автора, драматурга и кинопродюсера из Софии Мирии Малухиной. Её пьеса «Замыкание» стала обладателем Первой премии на конкурсе драматургии «Баденвайлер» 2018».

Надо ли говорить, что я сел рядом с автором пьесы в первом ряду? Кто его знает, может быть, я сижу с новым Сэмюэлем Беккетом «В ожидании Годо» и через пару лет уже не удастся так просто сесть рядом со знаменитым драматургом и взять у него автограф.

«Театр полон, ложи блещут», но в зале немного душно, и перед началом спектакля худ. руководитель театра Владислав Граковский раздал зрителям веера.
Я взял два веера: один для Марии — это её вечер и её веер. А второй веер взял себе, чтобы почувствовать себя японским императором, но не в японском театре масок, а наоборот — в театре сценического чтения, где актёры без масок просто читают пьесу.

Худ. рук. театра Ателье Владислав Граковский открывает сценическое чтение пьесы и обещает выдать каждому зрителю «индивидуальный кондиционер» или попросту веер.

После получения зрителями «индивидуальных кондиционеров» можно начинать чтение (первая слева автор пьесы Мария Малухина).

Пьеса о разобщённости внутри современной семьи, где каждый занят своими делами (читай «своим айфоном»), о «публичном одиночестве», и о попытках из этого одиночества выбраться.

Сценическое чтение пьесы «Замыкание» в театре Ателье в Штутгарте.

Отец семейства Владимир, деловой мужчина примерно 35 лет, находит выход из одиночества в молодой подружке. Они постоянно переписываются по мобильнику, договариваются о любовных свиданиях, Владимир, конечно, всё скрывает от семьи.
Мать семейства, желая получить финансовую независимость от мужа, пытается заняться сетевым маркетингом по продаже косметики под руководством активной подруги. Интеллигентная бабушка и тёща хочет, чтобы всем было хорошо.

Но главным героем пьесы является 13-летний сын Артём (Тёма), страдающий заиканием, «внутренним замыканием», и комплексующим от этому и в школе, и дома. Он замыкается, уходит в себя, живёт в постоянном напряжении, перестаёт разговаривать с родителями и бабушкой, и как результат вытеснения по Фрейду, у него идут длинные внутренние монологи с самим собой.

Тёма: «Совсем я перестал дома разговаривать со вчерашнего дня. Не то, чтобы это что-то изменило, но я хотя бы немного расслабился. Как говорит мама, стресс — прямой путь к морщинам. У мамы они только вокруг глаз, нигде больше нет, так что, думаю уровень стресса в её жизни нормальный. Не слишком высокий и не слишком низкий. Нормальный. Я, вообще, люблю, когда всё нормально».

Мария Малухина знает о чём пишет: в отрочестве у неё тоже было лёгкое заикание и связанные с этим комплексы, и что это такое для неё не новость.

Папа Володя объясняет суть подруге Юле, которая на него тоже «имеет виды»:
«Короче…я не могу их оставить. И никогда не оставлю. Потому что один раз я уже попробовал. Когда Тёмычу четыре было. Я почти ушел. У меня девушка появилась. Потому что весь этот студенческий брак в двадцать лет вообще не работает. Я Олесе врал все время, а она как вписалась в послеродовую, так из нее и не вылезла до сих пор.
А я уже не мог так дальше. А Леся вообще, скорее всего, знала, может, на чисто интуитивном уровне, что у меня кто-то еще, я даже особо не палился.

Но ей, мне кажется, вообще по фигу было, лишь бы ее в покое оставили. Ну и мне
нормально было. Типа не говорим об этом, и этого всего как бы и нет. А потом мама ее
узнала. И, так сказать, официально об этом заявила. С большим скандалом. Мы как раз разменяли квартиры и съехались с ней, чтобы она Олесе, наконец, фуллтайм с ребенком начала помогать, а Леська бы на работу вышла. Только из этого тоже ничего не вышло, но я тебе рассказывал уже.

Ну и вот… Скандал этот длился недели три примерно. Тупо, каждый день. С ором. Там все орали прямо как резаные с утра и до вечера и дверями хлопали. Я в итоге не ушел никуда, а Тёмыч заикаться начал. Я тебе не говорил, а он заика, прям по-серьезному.

Мы его лечить пытались, но ни хрена это все не работает. Врачи говорят, что может оно само в подростковом выправится, а может и нет. Ему тринадцать, ты понимаешь? У него этого подросткового еще лет на пять, а потом все. И как он жить потом будет? Как вообще?

И вот каждый день, каждый долбанный день я надеюсь, что оно само выправится, и он откроет рот и заговорит нормально. Я вообще до него не докапываюсь, ничего делать не заставляю, и так его бабушка достает. Я просто молча жду и надеюсь. Надеюсь и жду. Каждый, Юля, Божий день. Ты понимаешь?
Ты не понимаешь, потому что у тебя своих пока нет. А когда будут, поймешь. Поэтому я с ним такого второй раз никогда не сделаю. Потому что мы все в этом виноваты, но я больше всех».

Как пел Булат Окуджава в «Городском саду»:
«Ах музыкант мой, музыкант, играешь, да не знаешь,
что нет печальных и больных и виноватых нет…»

Тема внутрисемейных отношений не нова и вечна. Помню прогремевшую по всей стране в конце 60-х и в 70-х годах постановку на ту же тему «Час пик» по рассказу польского писателя Ежи Ставинского. В своей книге Юрий Любимов вспоминал:
«В „Иностранной литературе“ появился рассказ поляка Ежи Ставинского. Это не пьеса. Это рассказ — довольно поверхностный, но все-таки там была острота. И не ошиблись мы. Я делал это с увлечением, мне кажется, хороший очень дизайн у Давида Боровского был, и я не жалею, что этот спектакль вышел. Он был легкий, но там было и содержание. Там было найдено много игровых интересных вещей. Во-первых, полифония была хорошая мизансценическая: многоплановость в сценографии в пространстве. И это было все довольно забавно сделано, и ряд людей театра считали эту работу интересной. Эта работа многим нравилась, и публике очень нравилась, она имела успех и долго шла».
Я с увлечением прослушал половину пьесы «Замыкание», но вдруг в моей сумке произошло «короткое замыкание» и зазвонил телефон. Схватив сумку, я выскочил в коридор, чтобы не мешать чтению, через ту самую «открытую дверь», на которую указал Марии. Звонил приятель из Вены, я сказал, что в театре и перезвоню ему позже. Повернулся и пошёл в зал, но дверь за мной уже захлопнулась. Стоя под дверью и прислушиваясь к голосам актёров, я пытался понять, чем же закончится пьеса? Стоя в коридоре, я слышал, как вся семья кричит и требует, чтобы Тёма сейчас же открыл дверь своей комнаты. Может быть, финал пьесы трагический? Может быть, затравленный в школе и не понятый в семье подросток, покончил с собой? В моей голове мелькали и другие варианты окончания пьесы. Я был единственным зрителем, который не знал финала.
После чтения был короткий перерыв, дверь открылась, и я попал в зал. Началось обсуждение пьесы и ответы автора на вопросы зрителей. Слушая читку пьесы под дверью зрительного зала, мне пришла идея сделать полуимпровизационный театр.
Я спросил Марию: когда она начинает писать пьесу, она уже знает, чем пьеса закончится? И Мария ответила, что знает. Когда поэт начинает писать стихотворение, он сам не знает, чем оно закончится. Написание стихотворения подобно игре в жмурки: ты бредешь с завязанными глазами, ищешь своих друзей, а потом ещё должен сказать, кого нашёл. В этом принципиальная разница между написанием традиционной пьесы и написанием стихотворения, поэмы или даже романа.
В традиционном театре зрителям показываю пьесу от начала и до конца, они не могут в ней ничего изменить, и являются пассивными участниками, происходящего на сцене перформанса, «заложниками» сюжета пьесы.
В импровизационный театре есть актёры, есть зрители, но нет пьесы. Актёры выходят на сцену, зрители в зале говорят актёрам, какие роли они будут играть. Актёры начинают играть, как в игре в жмурки, идя на ощупь, ещё не имея сюжета пьесы, и ни они сами, ни зрители не знают, чем закончится игра. Я видел такой импровизационный спектакль в Дюссельдорфе на немецком языке и был поражён изобретательностью актёров и получившимся сюжетом пьесы, её непредсказуемым финалом.
Полуимпровизационный театр — это случай, произошедший со мной: актёры начинают играть, в середине пьесы звонит телефон и игра прерывается, зрители сами решают, чем закончится пьеса, они уже участники постановки, актёры доигрывают пьесу до указанного зрителями финала, а потом сравнивают её с финалом автора.
В творческом портфеле ММ сейчас несколько пьес. Она молодой драматург, «дитя глобализации»: родилась в Москве, училась в Англии, работает в Софии, организовывает сьёмки фильмов о Балканах, и вся устремлена в будущее.
ММ в выходной день прилетела из Софии, вечером была на сценическом чтении своей пьесы, а на следующее утро улетела в Софию на работу — «дети аэропортов», они в них живут. О таких «мобильных детях», родившихся в одной стране, работающих в другой, говорящих на нескольких языках, такая же мобильная немецко-швейцарская театральная группа Rimini Protokoll, одна из ведущих и новаторских на сегодняшней европейской сцене, поставила спектакль Airport Kids.
ММ принадлежит к Airport Kids, но она обозревает мир не с высоты Боинга, летящего из Софии в Штутгарт, а рассматривает микрокосмос современной распадающейся семьи в электронный микроскоп драматургии (в Германии около 10 миллионов одиночных «домашних хозяйств», неполных семей, состоящих из одного человека). Этот микрокосмос современной распадающейся семьи базируется не только на человеческих отношениях, но и на экономических. Тёща в «Замыкании» догадывается, к какому «другу из Екатеринбурга» поехал её зять, жена возможно, тоже догадывается, что у мужа есть подружка, но она гонит от себя эти мысли и не хочет звонить другу, к которому ушёл муж с ночёвкой. Она понимает, что не в состоянии прожить одна с сыном и мамой пенсионеркой. Отсюда её стремление к экономической независимости от мужа, её попытки продавать косметику. Все эти проблемы проявляются «в заикании и в замыкании» 13-летнего сына Тёмы.
Как влияют экономические отношения на личные отношения между людьми показывает другой спектакль театральной группы Rimini Protokoll: «Карл Маркс. Капитал. Том 1». Тысячу раз я слышал от режиссёров и актёров, что они могут поставить или сыграть «хоть телефонную книгу». Но пока никто не поставил и не сыграл «Телефонная книга. Том 1», а Rimini Protokoll в «Капитале» сделал это, причём не с профессиональными актёрами, а с простыми людьми с улицы.
Только один пример: латышский историк рассказывает со сцены как его, маленького и больного мальчика, и мать отправили на переселение в Россию, погрузив в товарные вагоны без еды и питья. На одной из станций молодой и голодной латышской женщине, едущей с больным сыном в неизвестность, предложили обменять ребёнка на продукты питания. Мать отказалась, но сомнения были: не лучше ли будет оставить сына чужим людям, может, выживет?
Я вспомнил этот эпизод ведущей театральной группы Европы, когда слушал чтение пьесы «Замыкание» в театре Ателье: не лучше ли будет расстаться с постоянно лгущим мужем, крутящимся как (м)уж на сковородке, над пропастью во лжи, оставшись «без куска хлеба», но может быть, тогда у сына возникнет замыкание и пройдёт заикание?
Современный театр развивается очень быстро, ищутся не только новые формы, но и новые смыслы, смыслы будущего. Молодой драматург Мария Малухина должна найти свой «золотой ключик» и открыть новую, ту, запертую в зрительный зал дверь, куда она пыталась войти вначале, а не идти в традиционную открытую дверь, куда ей указали. Так же как она когда-то сама выбрала дорогу «не карьерного драматурга», предпочтя её дороге «карьерного дипломата»:

«Ты должен выбрать новую дорогу, — Он отвечал мне, увидав мой страх,
— И к дикому не возвращаться логу».

Участники сценического чтения пьесы Марии Малухиной «Замыкания» в театре Ателье, Штутгарт, с автором и с режиссёром постановки Владиславом Граковским (слево направо: Мария Лаврентьева (Юля), Елена Андреева (Олеся), Владислав Граковский, Мария Малухина, Руслан Рогачевский (Володя), Виктория Скопп (бабушка и тёща), Олег Камалов (Тёма), Людмила Дикан (подруга Олеси).