Жизнь продолжается!

 

19 июля 2014 года писателю Владимиру Ильичу  Порудоминскому  исполняется 86 лет.

Держу в руках книгу, подаренную мне  Владимиром Ильичём в 1988 году. «Половина жизни моей…» М.,  Детская литература, 1987 год.  Эта книга о портретах Пушкина, Гоголя, Достоевского, Некрасова, Льва Толстого. Несколько строк, написанных рукой Владимира Ильича:
«Дорогой Майе Владимировне, которую я половину жизни моей (лучшую половину) очень люблю». И подпись – В. Порудоминский.

Когда же мы впервые познакомились с ним? Это было в конце 60-х годов.  Тогда работала я заведующей массовой библиотекой. Решила устраивать встречи читателей с интересными авторами. Первая встреча посвящалась А.С.Пушкину. Вот тогда и произошла наша  первая встреча. Высокий, красивый, черноволосый, негромкий человек рассказывал о ПОЭТЕ, никому не навязывая своего мнения. Он как бы размышлял вслух.

Несколько знакомств из той жизни я поддерживала. Самое продолжительное и значительное — знакомство с Порудоминским  сохранила до сегодняшних дней.

Работа в библиотеке закончилась аварией, когда  горячая вода несколько дней заливала книги. Спасение книг не прошло даром, я надорвала позвоночник. После  этого события изменились и книги, и я.  А дальше — продолжительное лечение в спинальном травматологическом отделении 67 больницы.

Немного подлечившись,  решилась я перейти на другую работу. Явилась в дирекцию Центрального Дома Работников Искусств и предложила свои услуги. К удивлению, даже не смотря на инвалидность, меня приняли. Должность моя называлась «Заведующая передвижной библиотекой». Меня проводили в большую комнату, заставленную книжными стеллажами. У окна, из которого просматривался внутренний двор Лубянки,(немаловажная деталь. Много позже пришёл проверяющий из КГБ и изрёк: «окно замуруем») стоял большой стол и несколько стульев для посетителей. Ко мне приезжали за книгами  из театров и других организаций, относящихся  к миру  искусств  (цирк, Всесоюзный реставрационный комбинат…)   Раз в неделю я сама ездила «на места».

Через некоторое время, одновременно с этими обязанностями, мне разрешили проводить вечера и встречи. Первые встречи получились удачными. И вот тогда я стала обрастать знакомствами с писателями и поэтами. Потому что именно вечера, посвященные литераторам, я  проводила.  Вот тут старые связи мне помогали.  Владимир Ильич Порудоминский стал одним из главных помошников, будучи председателем клуба читателей. Негромкое название клуба дало возможность организовывать встречи, часть которых была под запретом.

На эти встречи Владимир Ильич приводил своих необыкновенных друзей. Я нашла в своих архивных  залежах  приглашение на Вторую встречу клуба 26 октября 1982 года. «Новое о Пушкине». Встреча с писателем Валентином Берестовым. Ведёт встречу писатель Владимир Порудоминский. В программе: 60 стихотворений, извлечённых из черновиков. Кинофильм «Лестница чувств». Малоизвестные друзья и враги  Пушкина. Немного смешного.  На обороте  приглашения: Совет клуба читателей. Председатель В. Порудоминский. Члены совета: В.Берестов, В.Камянов, Л.Левин, Ю.Манн, А.Чернов.

Летом наше учреждение не работало. Кое — кто из сотрудников ездил  на гастроли с артистами, мне же на всё лето давали отпуск.
В то лето я жила на даче. Маленький деревянный дом был построен на месте сгоревшего дома в подмосковной Опалихе. Дом был на две семьи. Каждой семье временно принадлежала  комната  и терраса. Прекрасное место, окруженное лесами и полями, совсем не сочеталось с душевной тревогой и неразберихой во мне. Тогда всё время рождались строки. Смотрю на стены дома, вижу капли смолы. А в голове звучит:

«…Настал рассвет, и пал на стены свет,
А с деревянных стен прозрачна, как слеза,
Стекала тоненькою струйкою смола.
Уж третий год живу я в доме том.
Деревья, из которых сделан дом
Давно мертвы, а кровь течёт,
Который год…»

И накопилось этих строк довольно много. Записывала. Однажды осенью зашёл  в  помещение, где я работала, Порудоминский. Мы часто с ним беседовали о разном.  Он никогда не рассказывал о себе. Иногда подтрунивал над собой. Слегка картавя, Владимир Ильич сообщал, что жену его зовут Наденькой, а близкого друга – Яковом  Михайловичем. (  Я.М. Смоленский Народный артист СССР),  Я уточняла – Надежда Константиновна? Нет. Васильевна. И  было так смешно представить себе телефонную прослушку, когда   вели переговоры друзья. «Здрасте, Владимир Ильич, как дела, как Наденька? И ответ — слегка картавя: «Здрасте, Яков Михалыч. Спасибо…» Не иначе, как разговаривали Ленин со Свердловым.

Итак, беседовали мы о том о сём, и вдруг  он заметил, что во мне что-то изменилось, тогда внезапно решилась я показать  свои стихи. Но главное, конечно, были не стихи, а то, что их вызвало,  сумбур во мне. Через несколько дней он пришёл с подробным разбором стихов, которые, конечно не были достойны этой чести. И сказал одну лишь фразу,  написанную на кольце Соломона,  мудрую фразу, которую  необходимо услышать было именно тогда, когда такой раздрай был в душе. «Всё проходит». Так душевно, заботливо она прозвучала, что  вызвала покой.

И тогда, и потом, читая книги писателя, пыталась я мысленно для себя нарисовать портрет писателя. Я чувствовала себя в нравственной безопасности, общаясь с ним. Ему можно было доверить любую тайну. Только ему.
Какими  же  общечеловеческими ценностями обладает этот человек, которому люди  доверяют дело всей жизни. Через много лет узнала, что Лев Эммануилович Разгон, не веря в возможность при жизни напечатать воспоминания о семнадцати годах лагерей, книгу «Пережитое», отдал на  хранение и публикацию своему другу Владимиру Порудоминскому. Разгону повезло. Он успел сам при жизни увидеть изданную книгу. В последние годы Лев Разгон занимался работой в Комиссии по помилованию  при Президенте России. После  смерти Льва Разгона,  Порудоминский получил  от близкого друга Разгонов   Юлии Добровольской  письма из Италии, из Милана. В письмах писатель рассказывал о чувствах, которые он ощущал, работая в этой комиссии. Порудоминский отредактировал их  и опубликовал журнале  Литературный европеец — МОСТЫ № 28. Владимир Порудоминский. Письма…
Скольким писателям помогал Владимир Ильич редактировать их тексты!   Недавно прочла воспоминания Владимира Батшева о такой помощи в подготовке  книги об Александре Галиче. Случайно из телефонных разговоров, угадывая тексты, мысленно составляю  словесный портрет писателя. Отдавая ему стихи, я не знала, что Владимир Ильич в молодости руководил поэтической студией в Городском Доме пионеров. Через годы его бывшие студийцы  издали книгу о студии и своих судьбах  и послали книгу в подарок писателю. На месте цены было написано: 40 лет.

Я часто буду пытаться воссоздать его портрет, который ускользает от меня. Безгранично талантливый и безгранично скромный человек. Никогда не навязывает он ни читателю, ни собеседнику своего понимания.  Знакомясь постоянно с новыми произведениями писателя, я ищу в текстах приметы его личности,  Но их обнаружить не просто

Есть у него рассказ «Похороны бабушки зимой 1953 года», прочитав его, я была уверена в том, что читаю мемуар. Одинокие проводы мальчиком бабушки, похороны на еврейском кладбище. Кадиш (поминальная молитва) горестно пропетый у могилы.  Время дышит в рассказе. Я позвонила, чтоб убедиться, что на том же кладбище в Малаховке я хоронила отца. Ошибка, это была художественная проза. Писатель так умело воссоздал атмосферу и детали. Ошиблась не я одна. И не только с этим коротким шедевром. Это проза, стилизованная под мемуары. А как же портрет?

«Я узнал, что половина жизни моей перейдёт в мой портрет, если он только будет сделан искусным живописцем» — так говорит один из героев повести Гоголя «Портрет». Недостижимое желание — искустно создать словесный портрет этого человека.

Он не рассказывает о себе, даже местоимение «Я» трудно найти в тексте. Работает много и трудно, разыскивает материалы в архивах и библиотеках, всюду желая добраться до истины.  Всё неординарно в его творчестве. Это относится и к манере письма. Каждое его произведение написано по-новому. Жанр трудно определяем. Круг интересов писателя необычайно широк.

В начале 1980-х годов он участвовал в создании Музея одной картины в Пензе (разрабатывал сценарии для слайд-фильмов о творчестве художников). Есть у него замечательное исследование — «Если буду жив». О Толстом.

«Толстой просто очень близкий мне человек. Он для меня – постоянный собеседник. И  человек, чьи нравственные искания близки моим. Занятие Толстым для меня не литературная работа, а дело моей жизни. Современный читатель его по- настоящему и не знает. Семь десятилетий для нас не было одного — единого Толстого, великого художника, уяснявшего в творчестве важнейшие философские и нравственные вопросы жизни, и вместе философа-моралиста, учение которого рождалось в обобщении его художественного опыта. Между тем сам Толстой говорил о людях, которые «принимают» его художественные создания вне религиозно-нравственного учения, что они разрывают его на части. У Толстого около 300 публицистических трудов, а в самых популярных массовых 20-ти и  22-х томном изданиях его публицистика представлена 13-ю статьями».

Владимир Ильич Порудоминский бесконечно требователен к себе, во всех смыслах и в жизненных ситуациях и в творчестве. Несколько лет  жена писателя  тяжело болела,  я стеснялась спрашивать подробности, но знаю, что Владимир Ильич самоотверженно ухаживал за женой.   Я позвонила ему через несколько дней, после того, как ушла их жизни Надежда Васильевна – жена, друг, бесконечно дорогой ему человек. Он рассказал, что незадолго до смерти неожиданно она попросила его почитать ей Пушкина. После слов сочувствия Владимир Ильич сказал: «Надя уже свободна, она выполнила свой урок».

Можно сказать, что жизнь Владимир Ильич начинал три раза. Первый раз, когда он родился в семье медиков,  отец – известный, может, единственный сексопатолог страны профессор  медицины И. М. Порудоминский, мать — врач. Это произошло в Москве в 1928 году. Его окружали разные  люди. Он пристально  впитывал детские, а потом подростковые впечатления,  и через многие десятки лет передавал хранимые памятью образы  подростка, его первые духовные пробуждения, преобразуя их  в  неожиданную прозу, созданную человеком ранимым, совестливым.

В 50-е годы он начал печататься. Первая его книга вышла в серии ЖЗЛ и посвящалась Гаршину. Семён Резник — близкий друг писателя так отозвался о книге: «Она  была  мало  похожа на «обычные» книги ЖЗЛ. В ней не излагались факты «жизни и деятельности» героя, не анализировалось «идейно-художественное содержание» его литературных произведений, а как бы заново проживалась короткая, эмоционально и духовно насыщенная жизнь человека с обостренной совестью, ранимой душой, огромным творческим потенциалом и трагической судьбой. Литературное наследие Гаршина невелико, но все, что им создано, написано кровью сердца. И так же написана книга Порудоминского о Гаршине».
Сегодняшняя читательница этой книги Светлана Лось  написала мне: «Мне показалось знаковым, что В.И. избрал темой своей первой книги именно этого писателя.  Видимо, подсознательно чувствуя общность интересов, особую ранимость и особенную гуманность Гаршина, чуть ли не трагическую болезненность его восприятия действительности и даже жертвенность».

В этой первой жизни, книги Порудоминского выходили  в серии «ЖЗЛ», «Жизнь в искусстве», «Писатели о писателях». Книги издавались огромными тиражами и читатели знакомились  с судьбами  и духовными мирами Владимира Даля,  Николая Ге, Михаила Врубеля, Николая Ярошенко, Карла Брюллова, Ивана Крамского, Александра Полежаева, Ивана Пущина, Александра Афанасьева, Николая Пирогова, Ивана Голикова.
Несколько лет назад я заказала в магазине книгу об Афанасьеве. Записывая заказ, работница магазина воскликнула: « По этой книге мы тридцать лет назад изучали Афанасьева в университете!» Многие авторы, написав  одну-две книги, используют выработанные ими приёмы в следующих трудах. У Порудоминского  каждая книга написана по-другому.  От героя книги,  от новой личности и его  духовного мира  зависит  структура книги и её жанр, композиция и новое художественное написание. Целая библиотека выдающихся творцов. Во всех книгах только одно качество остаётся – связь героя с его временем, с судьбой поколения.

Вторая жизнь  Владимира Ильича началась в  1994 году. Эмиграция вслед за дочерьми в Германию.
«Признаюсь, когда я уезжал из России, я был убежден, что моя активная жизнь, тем более профессиональная работа, завершена, и предполагал совсем иной сценарий своего дальнейшего существования. Но здесь я почувствовал раскрепощение, освобождение от многого, что меня угнетало, мешало в каждый данный момент жизни наиболее полно выявлять себя».
В Германии он пишет о другом, в других жанрах. Однажды он даже сказал мне: «Я не могу  писать, как прежде». Вообще мне трудно определить жанр его произведений. Это всегда новый жанр  художественной прозы, где слиты раздумья и размышления о разных судьбах.  Появляются художественные произведения – повести, рассказы, эссе, исследования, которых раньше не было.  Он исследует пережитое им самим, его поколением.

Прекрасный поэт и критик Татьяна Бек, впоследствии трагически погибшая, так описывала свои попытки найти ключ к «загадке» этой прозы, жанр которой подчас трудно определить: «Литература повышенного правдоподобия? Автобиографическая эссеистика? Словесный рисунок с натуры? Так или иначе – перед нами лирическая проза, где повествователь (он же – главный герой) чрезвычайно близок к автору, но не тождествен с ним, ибо не эгоцентричен. Он сгущает в себе время, пространство, историю…»

В 1990 годы писатель начинает заниматься найденным дневником своего дяди Григория Шура, который тот вёл в Виленском гетто. Появляется книга Григория Шура, отредактированная Порудоминским — «Евреи в Вильно. Записки из Виленского гетто». Большой успех ждал эту книгу, переведённую на русский, немецкий, итальянский языки и иврит.

Еврейская тема  стала насущной для писателя. В Санкт-Петербурге в издательстве  «Алетейя» в 2010 году  выходит книга Порудоминского  «Уходящая натура». Книга о трагических событиях, связанных с еврейским народом. Философ и теолог Мартин Бубер назвал евреев общиной, основанной на памяти. «Общая память удерживала нас вместе и дала нам возможность выжить».

«Близкое знакомство с материалами Катастрофы – одно из сильнейших переживаний моей жизни» (Порудоминский В.)

Рассказы и короткая повесть книги «Уходящая натура» основана на потрясающих историях времён катастрофы, памяти о них. Много раз прочитанные, рассказы вновь оживают передо мною.

«Розенблат и Зингер». В центре рассказа двое погонщиков ослов в Ташкенте.  Когда-то богатые торговцы бельем в Берлине и Вене. Они пытаются передать юноше свою, выстраданную ими истину. Нельзя забывать, мальчик, что ты еврей, раньше, чем это забудут другие».
В «Уходящей натуре» представлены несколько коротких шедевров о еврейских судьбах. Написана книга  простым, прозрачным, чистым языком, лишённым всяких новейших ухищрений. И от того  всё ещё трагичней и страшней

Один из рассказов называется «Трепет воздуха». Рассказ ведётся в двух временных периодах.  Воспоминания мальчика во время праздничного застолья на Седере в еврейской семье. Время — довоенные и более поздние годы. Текст даже напечатан двумя шрифтами. Спокойно, размеренно начинает автор рассказ фразой, которая сразу вызывает бурю чувств: «Погожим осенним днем,  в небольшом литовском местечке расстреливали евреев».
И продолжается  рассказ о людях, прокладывающих узкоколейку, понимающих,  что конец их работы — конец жизни. А вот и убийцы —  два однофамильца,  два гестаповца Мюллера, возглавляющих группу литовских  добровольцев. Один (с университетским образованием) любит веселые еврейские песни и заставляет петь несчастных. Правду  говоря, автор подчеркивает это,  песня захватывает исполнителей.
«Главный Мюллер брил голову наголо, крепкий литой затылок теснился в вороте мундира». Пронзительный портрет. Потом не удивляешься, когда он ловко достает револьвер и убивает случайного свидетеля, 14-и летнего литовца.  А вокруг — красота. Лес, птицы, поющие в перерывах от стрельбы, небо с плывущими  облаками.

И спокойная, размеренная беззаботная работа убийц.

Образ бывшего кантора Цви Довида потрясает. Зная, что идет на смерть, откуда-то достает и надевает белую рубаху. Стоит бывший кантор на холме и по приказу убийц поет, но поёт в небо, поёт, подняв голову.   Какой дар у автора — найти нужное слово.  Детей ВЫТЯГИВАЛИ из рук матерей, ОТДИРАЛИ от материнских подолов. И, когда работа убийц кончена, долго раздаётся  голос поющего,уже покойного кантора. «Голос — это трепет воздуха. Разве такое может убить железная пуля…»
Нестерпимая боль, желание осмыслить прошлое и художественная сдержанность.
http://berkovich-zametki.com/2011/Zametki/Nomer2/Porudominsky1.ph-
Порудоминский В. «Трепет воздуха». Напечатано в «Заметках по еврейской истории» № 2 (137),Февраль , 2011г.

Но не только еврейские судьбы волнуют неравнодушного мастера. Автор – интернационалист. Боль любого народа — его боль. В нём звучит этот колокол.

Порудоминский обращается к страданиям немецкой судьбы.
http://berkovich-zametki.com/2005/Starina/Nomer9/Porudominsky1.htm
http://berkovich-zametki.com/2005/Starina/Nomer8/Porudominsky1.htm
Планк, сын Планка. Фрагменты ненаписанной биографии.
В судьбе  Эрвина  Планка было многое, что заинтересовало автора. Сын ученого, разносторонний интеллектуал, музыкант, он  идёт  на первую мировую войну, где был тяжело ранен, попал в плен. По возвращению занимается политикой, занимает высокую должность  государственного секретаря.  Он хочет противостоять нацизму. Когда приходит к власти Гитлер, Эрвин  Планк уходит в отставку. Оказывается в рядах сопротивления. После покушения на Гитлера 20 июля 1944 г. его арестовывают и приговаривают к повешению. Работа  над биографией требовала изучения архивных материалов, знания истории Германии, общения с людьми, хорошо знавшими  подробности жизни Эрвина Планка. Эта работа позволила взглянуть на Германию другими глазами.

Сердце писателя откликается на боль. Будь это боль еврейская, немецкая или чеченская. Писатель не  безучастен к несчастью, не безразличен.

Маленький шедевр Порудоминского- «Чечевичная похлёбка». Композиция рассказа проста. Журналист, от лица которого ведётся рассказ, приезжает на короткий срок в командировку в  Грозный. Все встречи происходят в небольшой гостинице. Галерея разных людей предстаёт перед читателями. Бытовые конкретности   помогают естественности повествования. Я хочу остановиться только на одной беседе. Журналист разговаривает с новым соседом —  майором. Разговор идёт о Чечне.
„Имеется уже распоряжение вывески менять на новые. Или, вернее, на старые, — поправился майор: — Чечено-Ингушская АССР. Вот ведь как. Ворошили, ворошили, и оказывается, низачем. Это всё Берия виноват. Он тогда лично сюда приезжал, тринадцать лет назад. Как раз в эту пору, конец февраля. Я тогда при штабе состоял – молодой еще, недавно лейтенанта получил. Двадцать третьего, на день Красной армии, загнали людей по клубам, будто торжественное заседание, — и пошло. Круто решали. Бабы, старики, дети – никого не разбирали: всех в кузова без разбору, семья, не семья. Все – пособники врага, один разговор. Мужики ихние, кто погорячее, пытались сопротивляться, – куда там! Селения окружены. Одних войск НКВД знаете сколько? Сто тысяч! Вроде бы направили для проведения учений в горной местности. В горах снег выпал, партии готовы, а как вывезешь? Дороги занесло. В одном ауле командир запер всех в колхозную конюшню и поджег. Боялся: не вывезет, у самого голова долой. И сгорели».
«Прямо, как раскольники при Петре» — сказал я. Не пошутил: жутко было дальше слушать.
«Раскольники сами себя сжигали», — проявил знание истории майор.
Мы выпили.
«Быстро управились. В неделю. Вывезли что-то полмиллиона. Никого не осталось. Куда ни глянь — чисто. Называлось – «операция Чечевица». Это Берия так придумал».
http://za-za.net/old-index.php?menu=authors&&country=ger&&author=porudominsky&&werk=001

«Чечевичная похлёбка».

Случилось несчастье в жизни  писателя. В 2003 году он тяжело заболел. Во время операции, продолжавшейся долго,  многое изменилось. Фактически ему дарован был опыт пребывания в небытии и неожиданного возвращения. Редкая удача.  Началась новая жизнь, третья.
И опять поиски новых форм выражения художественной прозы. Много раз читала, что проза Порудоминского не автобиографична. Не верю. Всё ищу его исповедь в книге «Одинокая птица на кровле».  Название – строка из псалма: «Не сплю и сижу, как одинокая птица на кровле…» Раздумья о юности и старости, о тайне любви, о времени подведения  предварительных итогов, о неожиданно подаренном ему  опыте пребывания в небытии, разве такое можно придумать, не ощутив  самому? Можно ли передать душевное состояние человека, побывавшего в другом мире? Это тоже – подарок жизни — почувствовать так. И  писатель передаёт свои ощущения и мысли. В книге две повести.

Повесть «Позднее время». «Это книга, – говорит автор, — старого человека о жизни и смерти, о думах и воспоминаниях, разочарованиях и надеждах, которые приносит наше «позднее время». Болезнь одарила меня видениями, странными сопряжениями действительного и фантастического, или, может быть, «параллельного», неожиданными душевными состояниями, в которых я заново открываю себя и мир вокруг».
Вторая повесть книги- «Частные уроки». Подзаголовок — Любвеобильный роман. История женщины — её любви, разрушенной ею самой, её карьеры, казавшейся когда-то такой важной и приведшей  её судьбу совсем в иную сторону, чем мечталось.

И опять новое — «Трапезы теней». Отдельные фразы, казалось бы не очень связанные между собой. Мысли, воспоминания, вспышки чувств. Дочитала и поняла, всё взаимосвязано временем автора. Звоню потрясённая. Спрашиваю, как называется этот жанр. Владимир Ильич отвечает: «Не знаю».
Совсем недавно изданы  7 томов произведений Порудоминского. Среди них есть книги, о которых я рассказывала. Есть и другие.

Трудно закончить разговор об этом негромком писателе, владеющим тайной писательской профессии. Он прочно вошёл в  историю литературы ХХ века.
19 июля этого года ему исполняется 86 лет. Желаю Вам  и дальше ясности ума, новых творческих открытий. Не сомневаюсь, что Ваши книги нужны многим думающим читателям, уверена, что они вдохновят кинематографистов и художников на  настоящие фильмы и картины.
Жизнь продолжается, дорогой Владимир Ильич!

Библиография

Сочинения
Проза
Рассказы о красных машинах. М., 1961
Гаршин. — М. «Молодая гвардия», 1962. — 304 с. — (ЖЗЛ; Вып. 316). — 90 000 экз.
Быстрее, лучше, мягче. М., 1963
Удивительный транспорт. М., 1964
Порудоминский В. И. Пирогов. — М.: Молодая гвардия, 1965. — 304 с. — (Жизнь замечательных людей; Вып. 398). — 65 000 экз. (в пер.)
Булатов М. А., Порудоминский В. И. Собирал человек слова…: Повесть о В. И. Дале / Рисунки М. Борисовой-Мусатовой. — М.: Детская литература, 1966. — 224, [2] с. — 50 000 экз. (в пер.)
А рассказать тебе сказку?: Повесть о жизни и трудах сказочника А. Н. Афанасьева. М., 1970
Николай Ге. М., 1970 (Жизнь в искусстве)
Даль. — М. «Молодая гвардия», 1971. — 381 с. — (ЖЗЛ; Вып. 505 (17)). — 100 000 экз.
И. Н. Крамской. М., 1974 (Жизнь в искусстве)
Порудоминский В. И. Откровение Ивана Голикова. — М.: Советский художник, 1977. — 152 с. — (Рассказы о художниках). — 35 000 экз. (Первая книга серии)
Первая Третьяковка: Рассказы. М., 1979 (Библиотечная серия)
Брюллов. — М. «Молодая гвардия», 1979. — 350 с. — (ЖЗЛ; Вып. 594). — 100 000 экз.
Про Владимира Ивановича Даля и его словарь: Рассказы. М., 1979
Николай Ярошенко. М., 1979 (Жизнь в искусстве)
Повесть о Толковом словаре. М., 1981 (Судьбы книг)
Вся жизнь моя — гроза!: Повесть про поэта Полежаева и про его время. М., 1981
Жизнь ты с целью мне дана!: Пирогов: Очерк. М., 1981 (Пионер — значит первый)
Друг бесценный, или Восемь дней на пути в Сибирь: Повесть про декабриста Ивана Пущина. М., 1984
Жизнь и слово. М, 1985.
Грустный солдат или Жизнь Всеволода Гаршина. М, 1986.
Половина жизни моей. М, 1987.
Ласточки над снежным полем. М, 1989.
Счастливые встречи. М, 1989.
Цвета Толстого. Кельн, 1997.
Планк, сын Планка. М, 2001.
Врубель М, 2003.
Евреи в Вильно. Записки из Виленского гетто. Амстердам.1997, Вильнюс. 1997, Мюнхен.1999, СПб, 2000, Флоренция, 2002, Тель-Авив, 2002.
Пробуждение во сне. Санкт-Петербург,Алетейя 2004
Лев Толстой в пространстве медицины./под ред. А. М. Вейна — М.,Эйдос Медиа, 2004
Одинокая птица на кровле. Санкт-Петербург,Алетейя 2009
Уходящая натура. Санкт-Петербург, Алетейя 2010
Примечания
Владимир Ильич Порудоминский. Энциклопедический словарь «Новая Россия: мир литературы»