.
Жеребьевка
.
«В эфире радиостанция «Тихий океан», ведущая свои передачи на районы Тихого и Индийского океанов и восточный сектор Арктики. Прослушайте позицию судов Дальневосточного морского пароходства…» Это радио, оно не мешает работе.
Клубы тумана сначала заволокли дальние сопки, наплывая, накрыли соседний молебный дом, постучались ватными лапами в окна и, танцуя, без спроса, влезли в открытую форточку. Воздух в комнате превратился во влажный и острый.
«В нашем городе снова туман, город в дымке усталости тонет, он безмерно устал, этот синий туман, и ложится тебе на ладони». Это стихи Ирины, моей однокурсницы, которая никогда не была в Приморье.
В рабочем кабинете «Дальгипрозема» было оживленно. В изыскательский отдел, где трудились несколько девчонок- геоботаников, начальник отдела принес план летних работ и, как говорится, «огласил весь список». Нам всем, приехавшим во Владивосток по распределению с Урала, Украины, эта предстоящая работа на весь полевой сезон казалась настоящим романтическим приключением.
Все мы, без исключения, были, что называется, «девушками на выданье», и работа в новых, неведомых нам районах сказочного Приморья обещала и новые встречи, и знакомства, и, может быть, изменения судьбы. А выбирать было из чего: бухта Ольга, Пограничный район, территории возле озер Хасан и Ханка, таежные глубинки, отдаленный Дальнереченский район с его обилием болот, сенокосы и пастбища возле Находки…
Мнения многих совпали, почти все захотели отправиться в бухту «Ольга» или под Находку, т. к. они расположены на берегу моря. Меня, впрочем, привлек Хасанский район. Возле озера — узкий клинышек земли (по карте), последней, русской на востоке. Снизу уже Корея, слева — очень близко — Китай, а справа — океан. Там оленьи пастбища и уникальная природа.
После споров, сумбурности, эмоций и прочей «женской логики» было решено снять проблему посредством жребия. Все очень просто. Шапка, скрученные бумажки с названием мест, загадка судьбы…
Не обошлось без слез (в женском-то коллективе). Сочувствовали девушке, «вытянувшей» болота. Там никаких военных, и вообще полное, скучное однообразие — равнина и мокрые кочки сенокосов, унылые деревушки и тоска беспросветная…
Мне фортуна с улыбкой преподнесла взлелеянную мечту. На развернутой бумажке четким почерком было выведено: «Хасан»!
Сборы в длительную командировку: планшет с картами, штормовка, сапоги, боевой настрой. В свой хасанский «рай» я отправилась поездом. Сделала в Барановске пересадку и уже точно взяла курс на юг Приморья. В плацкартном вагоне облюбовала последнее купе, т. к. было оно сладостно пустым. Остальные купе были на удивление заполнены людьми в состоянии алкогольного опьянения. Мало чем от пассажиров отличался и проводник. Какое-то время мне пришлось отбиваться от визитеров, жаждущих общения, но на станции Приморская в вагон вошли 4 пограничника. Оказалось, что я заняла их купе, о чем мне «любезно» сообщил лейтенант с насмешливо-ироничным выражением глаз. И … завертелось.
Оставшийся отрезок пути (около 3-х часов) я провела в ядовито-перечных пререканиях с этим сероглазым себялюбцем. Как он меня мучил! Смеялся, предпринимал атаки остроумия, а мне так трудно было достойно отбиваться. Проверил мой паспорт и заявил: «Ирина Геннадьевна, вы можете остаться в нашем купе, но, ради бога, не просите адреса у моих парней…». Или: «А почему вы так густо краснеете, ах да, ведь вы не замужем…». Много разных глупостей он мне наговорил с легкой улыбкой победителя. Я пару раз уколола его чуток, а когда он спросил: « Ирина Геннадьевна, а почему у вас носки красные»?- я ответила: «А у вас уши торчат!». Солдаты не смогли сдержать смешков, а он замолк. И это его молчание тоже было весьма красноречиво: от повышенного внимания до игнора. Внутри меня все «кипело», эмоции переполняли «берега моего терпения». Ночью я сошла на своей станции, ребята помогли мне вытащить вещи, лейтенант не шелохнулся. Поезд увез их в Краскино, где стояла их часть, где 2 клуба и «забойные» танцы, где обитает этот «гад», высокий и сероглазый, который непонятно за что и вопреки всему «запал» мне в душу самым дурацким образом, и я долго еще не могла войти в колею…
И началась моя работа, мой полевой сезон. Росистыми тропами Хасана я обследовала оленьи парки, описывала растительность, собирала укосы травы на химический анализ, перелазила через заграждения-сетки, наматывая за день много километров пути по пересеченной местности. Работа изыскателей-геоботаников была одиночной. Никакого сопровождения. Зачастую и транспорта. Мы приезжали летом-осенью в момент вегетации трав, а в это же время в колхозах-совхозах тоже была горячая пора. И председатели или агрономы нам почти не помогали. И не видели особого смысла в нашей работе. Обследуя и описывая сенокосы и пастбища того или иного района – мы после давали рекомендации по улучшению этих земель. Но, хотя мы и знали названия растений, и даже по латыни, им, хозяевам своей земли, было виднее, как, где и что делать.
Жила я сначала в ветхой лачуге, по соседству с сержантом, который не знал, кто такой Есенин. Зато он был хозяйственным и кормил меня сухим пайком, подарил сумку от противогаза (она легче планшета) и называл на «вы». Я, тоскуя о лейтенанте, оглашала комнату потоком стихов, ничего не ела и смотрела в окно в те дни, когда работе мешал проливной дождь. Пышная зелень широколиственных лесов, влажность, туманы, смятение. Когда я переезжала, сержант заплакал и произнес бессвязные, малограмотные, но такие искренние и добрые слова.
На время я переехала в единственный каменный дом села — в номер гостиницы, который назывался «люкс», и, возвращаясь из маршрута, я просто не знала, куда поставить грязные сапоги и повесить мокрую штормовку. Так промелькнуло лето…
Работа осенью продолжилась. Я переехала в Славянку. Это дивный городок тоже в Хасанском районе: компактный, уютный, на берегу моря. Огромные валуны у берега омывали волны, разбиваясь о них бурлящей пеной. Чистая соленая вода была прозрачной, показывая сокровища дна: морские звезды красноватых оттенков, колючих морских ежей, причудливость водорослей.
Жила я в гостинице, под которую была приспособлена обычная 3-х комнатная квартира. Моими соседями были очень интересные москвичи. Он – сын некогда известного книгоиздателя Альтмана – Юлиан Альтман, она – бывшая балерина, утонченная и хрупкая – Татьяна. Они приехали в Приморье по делам культуры и просто посмотреть на знаменитую приморскую осень.
Мы вместе пережидали трехдневный тайфун, я слушала их рассказы о московской жизни, на общей кухоньке готовили простую еду, варили варенье из того, что я приносила из тайги. Особенно ароматным получилось из дикого амурского, синего винограда.
Каждый день я на машине с работниками зверосовхоза по разведению и содержанию пятнистых оленей ездила за много километров в дубовое редколесье, служившее приютом этим красивым животным. Я обходила угодья, описывая растительность, стряхивая с себя без всякой боязни клещей, собирала алые гроздья лимонника, орехи лещины, видела бесчисленные группы грациозных, чутких животных с яркими пятнами и пантами.
Автомобильная дорога из Хасанского района во Владивосток в те времена, далеких теперь уже восьмидесятых годов, была разбитой и занимала несколько часов пути. Но рядом было море, и курсировали какие-то маленькие пароходики и катера. Я решила возвращаться домой морем. Подошел катер. Народу набилось прилично. Капитан радостно кричал: «Эх, полным полна моя коробушка»! Я стояла на узкой палубе маленького ржавого катера, несущегося сквозь волны, на меня летели снопы брызг, кричали чайки, пахло морем, свежестью и свободой.
Шикарной, многоцветной порой — золотой приморской осенью, кто раньше, кто позже, мы вернулись в изыскательский отдел своего учреждения. Началась камеральная обработка собранного материала, рутинная работа, далекая от романтики. Мы загорели, обветрились, окрепли, разучились ходить на каблуках и носить дамские сумочки. В рюкзаках многих были дары тайги: мед с диких пасек и лимонник, калина, боярышник и дикий виноград, голубика и шиповник, грибы, кедровые шишки и травы. У каждой девчонки были свои рассказы, тайны, встречи, события и курьезы.
А замуж в этом полевом сезоне вышла одна-единственная — та, что попала на болота.
г. Владивосток.
Земляника
И сказала Богатырка-Синеглазка: «Где же ты был так долго, желанный мой»? Голос юной сказительницы понизился до шепота. Девчонки на общежитских койках затаили дыхание. «Это моя любимая сказка», — добавила Настя, — «и она почти сбылась для меня. Сразу после окончания школы я устроилась на работу в наш леспромхоз — готовить еду для лесорубов. Вставала с петухами, сама колола дрова, растапливала печь и «воевала» с кастрюлями. Я делала все быстро, с душой, с выдумкой. Приходили усталые, угрюмые мужики, а им каждому по специальному заказу, то, что они любят. Накормить мужчину — это очень важно».
Настя приехала в наш уральский город из северных лесов Коми-округа. Коренастая, порывистая, с длинными русыми волосами, того особенного блеска, который бывает у абсолютно здоровых людей. Она привезла с собой моченую бруснику, соленые грузди, житейское умение и несметное количество сказок, которые рассказывала нам на ночь.
-В этот день я припозднилась, ставила опару на тесто, перетирала посуду, — продолжала она, — в окно постучали. Маленькое деревенское оконце, все в морозных узорах, скрывало ночного гостя. Я откинула дверной крючок, дверь распахнулась, и я обомлела: «Он»!!!
— Кто? Мы приподнялись на своих лежанках.
— Принц. Самый настоящий. Глаза синие-синие, ресницы черные, густые; широкие плечи, а улыбка…
— И что? Что?
— А дальше началась сказка, но у нее грустный конец. Она на время замолкает. А потом безыскусно и мягко знакомит нас с историей своей первой любви.
Мы слушаем о том, как у нее «выросли крылья», и она с их помощью превратила обычную деревенскую избу в сказочный терем, украсив ее таежными хвойными веточками, домоткаными половиками, салфетками, как и что она готовила для далекого гостя, как миловалась со своим «принцем», влюбилась, строила планы. А он, подработав, взял да и уехал к себе на Украину и ничего не написал.
Стучали в замерзшее окно другие пришельцы, были и завербованные с Украины, но ни разу больше не трепыхнулось ее сердечко, и маленькая «Богатырка», проплакав свои синие глаза, решилась уехать сама, чтобы увидеть большие города, выучиться и понять тайну несправедливости жизни.
Долго нас интриговала надпись, сделанная ею пальцем на грубой известке общежитской стены над своей кроватью. Русскими буквами, но по коми-пермяцки, там было написано: «Лок ме дына»!
Танька крутилась у зеркала, поправляя прическу. Замшевая юбочка, стройные ножки.
— Девчонки, пошли, опаздываем.
— Кать, а ты чего?
-Девочки, я не могу, честное слово, у меня болит нога и …сердце. Приду к третьей паре.
— Ну, как знаешь. Сегодня инструктаж по сборам на практику.
На лекции по зоологии беспозвоночных я получила записку:
«Молюсь оконному лучу:
Он светел, тонок, прям,
Сегодня я с утра молчу,
А сердце — пополам».
Ну, конечно, это Динка, кто еще может так взбаламутить душу, с таким трудом нацеленную на строение инфузорией туфельки. Оглядываюсь. Ирина увлеченно читает Анчарова, Динка мечтательно закатила глаза, Ферапонтова вяжет, считая петли. И только те, кто в первых рядах ступенчатой аудитории, — «жирные» отличницы усердно конспектируют факты ограниченно-скудного инфузорьего существования.
В Предуралье отправились электричкой. Вот чем хорош биофак! Помимо прочего, практика — в заповедниках. А это значит — «поля, леса и горы», и речка, и дружба и романтика.
Я сдерживалась из последних сил. Ох, как прав был наш преподаватель Протасов, когда предостерегал от обманчивого соблазна. Да, разве ж я послушалась? Экскурсия в ромашковый луг, переправа на лодках через речку Сылву, тропа вдоль железнодорожной насыпи, а на травке так просительно, так напоказ краснела сочная земляника. И не беда, что она слегка припорошена дорожной гарью…
И вот результат. Живот крутило приступообразно, на лбу проявился холодный пот, сознание мутилось. Отравление.
— И в конце распределим темы курсовых работ. Так как у нас практикум по высшим растениям — это будут названия семейств: сложноцветные, крестоцветные, губоцветные… особняком стоит тема из низших: «Мхи и лишайники», она сложна тем, что при определении видов потребуется кропотливая работа с бинокуляром и микроскопом, — голос Протасова доносится откуда-то издалека, как через облако.
— Начнем, пожалуй, с самого трудного. Есть желающие?
— Да-да, это я, — отвечаю невпопад, с единственной целью поскорее покинуть комнату для занятий в двухэтажном бревенчатом доме на заповедной территории.
-Ирина?
-Понимаете, я всю жизнь мечтала заниматься именно мхами, а особенно лишайниками. «Остапа несло»… Меня не пугают оптические заморочки.
— Хорошо, Ирина, я закрепляю эту тему за тобой.
— Спасибо, можно выйти?
Танька в импортном, ярком сарафане царственно сидела на зеленом лугу и что-то чертила в блокноте. На нескольких былинках, составлявших, среди прочего, этот луг, болтались на ветру веселые, бумажные этикетки. Танька была более предусмотрительной, не соблазнилась отравленной земляникой, поэтому и тема для курсовой досталась ей привольная — злаки.
Все спешили на обед в столовую, впереди шествовала всеми уважаемая преподаватель генетики Валентина Александровна. Увидев на траве яркое пятно в виде Таньки, она остановилась и спросила: «Таня, чем вы занимаетесь»?
-Здравствуйте, Валентина Александровна, я изучаю цветение и опыление тимофеевки луговой» — и она уверенно указала на этикетки.
— Что вы, Таня, ведь это лисохвост?!
Занятия, экскурсии, луговые букеты, костры, речка. Мы загорели, окрепли, сдружились еще больше, но у каждой из нас «лежала на сердце» своя заветная тайна, ведь были мы головокружительно молоды.
Многие из нас увлеклись Протасовым. Таинственный ореол преподавателя будоражил девичьи сердца. Произошло это не сразу и не вдруг, а как-то постепенно.
Однажды, гуляя по лесным тропинкам, мы набрели на старинный деревянный особняк, спрятанный от постороннего взгляда за буйством зелени. Оказалось, это жилище Протасова, и он один каждый день шел по этим извилистым тропинкам в наш «лагерь» и потом, в сумерках, возвращался обратно. Это показалось очень романтичным.
Все девчонки «паслись» на лугах, изучая свои цветковые объекты. Одна я вынуждена была прочесывать леса в поисках лишайниковых кладов. Еловые леса на склонах пологих уральских гор богаты этими «индикаторами чистоты воздуха».
Одной было скучно, и я привлекла подружек. Не помню, кто предложил это первой, наверное, Богатырка, уже умеющая сотворить из курной избы теремок. Работа закипела. Мы пытались создать на лесной тропинке изумление и восторг Протасова. В ход шло нерукотворное: опавшие шишки, камешки и цветочки, сухие причудливые ветки, мхи и лишайники, все это выкладывалось в мозаичные узоры и гирлянды, перегораживая его дорогу домой. Так продолжалось несколько дней, в лесу стало чище, как-то опрятнее, все «лишнее» громоздилось теперь на тропинке.
Подоспело время экскурсии по орнитологии, с целью изучения голосов птиц. По лесу продвигались цепочкой, впереди преподаватель объясняет голосовые тайны природы. «ВИ-ТЮ ВИ-ДЕЛ»,- кричит овсянка. Дальше мы не слушаем. Мы с Танькой отстали от всех, у нас свои тайны. Танька, хоть и громоздила вместе с нами завалы на тропинках, в Протасова не влюблена. Она «вздыхает» по красивому старшекурснику Волгину из вокально-инструментального ансамбля. Он носит дымчатые очки, у него длинные артистические волосы и загадочный вид. Он даже не подозревает о Танькином существовании и переживаниях девической души. «Кто сказал, что Волга впадает в Каспийское море, ВОЛГИН в сердце впадает твое» — пою я преувеличенно громко, смущая свою подружку.
А вот и проявление вероломности. Два заметных парня с нашего курса осторожно подкрались сзади. Один из них схватил меня за руки, а другой (тайная симпатия Динки) быстрым движением бросил мне за шиворот живую лягушку. Я заверещала на весь лес, группа, идущих впереди, моментально обернулась на этот звук, пытаясь классифицировать его, как птичий. Подбежала Динка и, узнав, в чем дело, принялась рыдать.
— Ты понимаешь, — кричала она, — что это значит? Он любит тебя! Ну почему, почему это была не я?
Я не знала, как помочь человеку, мечтающему о мерзопакостном лягушачьем прикосновении к голому телу из любимых рук.
Предстояла экскурсия на болото, с целью изучения ложноконских пиявок. Буду
держаться поближе к Динке, дабы не перехватить случайно ее возможное счастье…
Спустя годы и годы я сняла фильм «Лишайники» как методическое, учебное пособие для школьников на одном из телеканалов Владивостока. Материал занял первое место по рейтингу передач месяца. Также была раскрыта и тайна надписи на известке. «Лок ме дына» оказалось призывом: «Приди ко мне»…