Выпускающий нас в жизнь конвейер, именуемый Природой, кажется, устарел, не справляется, гонит брак. Или на всех уже не хватает комплектующих? Может, просто и там подворовывают, потихоньку переправляют в иные сферы, где еще есть возможность без суеты все начинать с нуля. Только посмотрите, сколько вокруг недоделок, собранных наспех или просто уродцев. Руководят нами, учат, как надо жить. А сам ты, загляни поглубже, так уж совершенен? Сколько не прикрывайся, ржавость вылезает то там, то тут.
Эльке еще повезло. Слеплена добротно, как бы для эксперимента — опытный образец. Видно, пробовали соединить мужское и женское начало, как бы два существа в одном. Научилась держать их в относительном равновесии, хотя и сознавала: полного согласия между ними никогда не достичь. Временами то одно, то другое возобладало, выходило из-под контроля. Она терялась, впадала в депрессию, но пребывала в этом состоянии недолго, в силу природного оптимизма, быстро находила выход, все больше утверждаясь в сознании, что не бывает тупиковых ситуаций, надо только, не тратя попусту время и пока, как сама говорила, острие ее силы не притупилось, дерзать. Жизнь, если не замыкаться на внутренних проблемах, всегда полна новизны.
К пятидесяти годам эти два начала, эти такие несхожие два существа, как бы живущие в ней, почти слились в одно. Располневшая от труднопреодолимого пристрастия к кулинарным изыскам, еще не утратившая привлекательности, с мягким певучим голосом, Эльвира Павловна полна энергии. Подбирая себе хороших помощников, успешно управляет большой строительной фирмой. Умеет расположить к себе клиентов, воспринимая их скорее как партнеров по увлекательной игре, в которой почти всегда выигрывает, просчитывая варианты на несколько ходов вперед, чувствуя момент, когда надо уступить, как бы чисто по-женски, из возникшего к ним вдруг особого расположения, симпатии, сочувствия — там уж по обстоятельствам. Конечно, можно вести переговоры и по телефону, но лучше визави, когда глаза, улыбка, и вся она, такая домашняя, обволакивающая.
Жизнь у нее как будто уже наладилась, пошла ровнее, спокойнее, не бросает из стороны в сторону. Времена беззакония и бандитских наездов, унесших жизни многих, с кем начинала, прошли. Законы, правда, сейчас немногим лучше. Попробуй подняться, не научившись их обходить. Помогают и опыт, и наработанные связи. Да и нынешний муж уже не просто любимый мужчина, но хороший помощник и советчик. Надо только почаще отпускать его на свободу, когда вдруг начинает сдавать, не выдерживает напряженной гонки, становится раздражительным, как загнанный в клетку зверь. Но это терпимо. Все предыдущие только плелись за ней в хвосте, не разделяя ее склонности к рискованным играм, не понимая, какое порой испытываешь удовольствие, когда идешь по жизни как по шаткому бревну через горную пропасть.
С Лавриком уже десятый год. Присмотрела себе у Почтамта, где книжные раскладки. На столе были тесно уложены около десятка потемневших от времени фолиантов, внизу расставлены картины в поблескивающих свежим лаком рамах: увядшие цветы, девичьи портреты с лицами в старческих пятнах от времени.
Почувствовав на себе ее пристальный взгляд, он даже смутился.
— Все это оригиналы. Я разбираюсь. Есть подписи мастеров, мало известных, давно забытых. Вот ту, что посредине, нашел среди строительного мусора на свалке. Но посмотри в эти глаза! Они как живые, смотрят испуганно на толчею вокруг. Теперь уже не уверен, что хочу продать.
Большой, как вставший после зимней спячки медведь, гривастый, наверняка, подумала, кем-то приручен. Стало интересно.
— Мне она нравится. Купила бы, если не дорого. Такую не грех в углу где-то повесить, вместо иконы. В паре с ней можно и медитировать.
Видно, он что-то почувствовал, быстро отреагировал, стараясь попасть ей в тон:
— Эту купить тебе сегодня не по карману. Приходи завтра, если не передумаешь.
Сколько ж тебе, прикидывала, небось, моложе лет на десять.
— Признайся, работаешь под старину?
Он не смутился.
— Завтра… Сделаю тебе копию — не отличишь.
— Можешь и мой портрет?
— Никаких проблем. Оплата почасово. Сверхурочные — вдвойне.
Решила: деловой, контактный. Такой может подойти. В то время как раз начинала организацию строительного бизнеса. Хотела попробовать что-то новое, свое. Надоело скупать, ремонтировать и продавать квартиры. В голове уже зрели проекты, которым, чувствовала, не хватает эстетического наполнения. К тому же, была уверена, если хорошо развернуться, без настоящего мужика не обойтись.
Он заявился к ней под вечер. Открыв мольберт, несколькими акварельными мазками набросал портрет. Потом еще долго не уходил. Подумала даже, не оставить ли его до утра. Месяц как «постилась». Но удержалась. Было с ней уже не однажды: проявляла к кому-то слабость, потом годами волочила за собой из жалости. Не хотела промахнуться и на этот раз. Сначала, решила, надо попробовать его в работе. Предложила встретиться следующим утром в парке у Днепра.
Лето было на исходе, конец августа. Приятная расслабляющая меланхолия последних солнечных дней. Он уже ждал ее. Села рядом, достала из папки большие фотографии двух рядом стоящих старых домов, купленных в частном секторе. Протянула ему.
— Вот. Хочу перестроить для продажи. Что, как художник, можешь предложить, чтобы придать им товарный вид?
— Знаю этот район… Несколько раз бывал там у друзей. Дома богатые, но все безликие, друг друга повторяют.
Быстро набросал что-то на обратной стороне одной из картинок.
— Если позволяют средства, как вариант, из этих двух коробок можно попробовать соорудить подобие замка… Обе соединить в одно. Левую поднять до пяти этажей. На верхнем… Что сделаем?.. Правильно. Мансарду для творческих уединений. Внутренний двор накроем стеклянной крышей от снега и дождя, в виде паруса. Все это хозяйство спрячем от любопытных глаз за высокой зубчатой стеной. Еще посадим здесь и здесь островерхие башенки как в «Ричарде Львиное Сердце». У ворот поставим два стражника.
Элька засмеялась.
— Лучше две кухарки на кухне, раз в две недели сменяющие друг друга, чтоб не приживались.
— Ну, да, можно и так. Внутри сделаем все, что нужно для красивой жизни. Внизу бассейн во весь проход. На втором — банкетный зал. Выше — зеркальный, еще для чего-то, с выходом в картинную галерею. Можем пока оставить пустым. Сама потом придумаешь. Еще музыкальный лифт, оранжерея с подогревом… Замки пора возрождать. Пришло время, когда нормальному человеку просто жизненно необходимо надежное укрытие, где можно хоть на какое-то время сбрасывать с себя защитные латы, побыть самим собой.
— Думаю, одна не потяну.
— Если в смысле финансов, тут я пас… Еще не преуспел. В чем другом…
— Я и не рассчитывала… Не обижайся. Не могу сразу предложить тебе что-то серьезное. Возьму стажером. Присмотрись. Будешь пока контролировать поставки, следить за рабочими в бригадах. Ну и… надеюсь, не подведешь… Более серьезно поговорим потом.
Он даже обиделся.
— Ты так уверена в себе… Я только сказал: могу помочь.
Она будто не слышит.
— Ты как раз вовремя. Подыскиваю себе партнера, который по жизни любит рисковать. В строительном бизнесе, если знаешь, как в карточной игре, без хитрости, без шулерских приемов цели не достигнешь. Тут надо полное доверие и понимание друг друга… Боюсь ошибиться. Время уходит.
Он поднялся в нерешительности.
— Даже не знаю, что тебе ответить.
Она тоже встала, взяла его под руку.
— Можешь не отвечать. Я сама все решу. Первый тест ты уже прошел. Давай прогуляемся. Не будем больше о деле…
Спустились к реке. Разувшись, шли по мокрому песку. Кто-то из рыбаков предложил купить леща. Спорили, кому платить. Он похвастался:
— Умею хорошо готовить.
Она шутливо подхватила:
— Это пригодится, когда придется прятаться от кредиторов где-то на островах… Кстати, хорошая мысль пришла. Будет тебе второе испытание. На кухне.
Почувствовал, что она ждет ответный ход.
— Я бы предпочел…
Но не решился.
— В постели? — подсказала. — Это не принципиально.
Через полгода их детище было почти готово. В процессе стройки ее избранник продуцировал все новые идеи, увлекал, с легкостью опрокидывал, отметал все ее сомнения. Где-то внутри сознавала, что теряет над собой контроль, расслабилась, дала свободу вновь пробудившемуся женскому началу, но не торопилась взять себя в руки. Может, чувствовала: с ней так в последний раз.
Когда поостыла, стала понимать: слишком размахнулись, вложенных средств не вернуть. Если кому и понравится, то только с богатым воображением, а такие, обычно, не при деньгах. Пришлось поселиться там самим. Со временем, думала, что-то переделают, подправят, но потом закрутилось, было уже не до того.
Дело расширялось, строящиеся объекты требовали постоянного внимания, каждый день возникали новые проблемы. Что-то не довезли, где-то не там сгрузили, а ночью разворовали. Строители в бригадах, чуть какой праздник, все по домам, а там, гляди, на носу осенние дожди, и до морозов еще многое надо успеть. Еще завистники пишут доносы — головная боль. Инспекции. Проверки. Переговоры. Уговоры. К каждому подбирай свой подход.
С Лавриком она не прогадала. Оказался способным и в таких делах. Выручал не раз, где надо было попроще, погрубее: с кем-то выпить, кому-то пригрозить. Весельчак, выдумщик. Работать с ним было легко. Вот только надо было всегда помнить, не забывать, что он, он должен быть главным во всем. Нечаянно заденешь эту струну, и станет нетерпимым, раздражительным, может нагрубить. Потом отходит, жалуется, что задыхается в этой рутине. Приходилось взваливать всю работу на себя, отпускать его на волю. Неделями где-то болтался, звонил, просил денег. Она не торопила, давала ему возможность отвлечься.
Сколько помнит, всегда без колебаний брала ответственность на себя, даже когда была возможность выбора. С тех пор как отец внезапно умер в расцвете сил, мать, которую с детским максимализмом временами ненавидела за постоянные скандалы по малейшему поводу, вдруг сникла, совсем растерялась.
У матери всегда был неуравновешенный характер. Даже отец, физик-теоретик, видный ученый, легко решавший сложнейшие проблемы в своей области, долго не мог подобрать способ ее усмирения. Потом всегда начинал день с поцелуя, с уверения, что жена у него самая умная и красивая, после чего спокойно погружался в свои расчеты, лежа на диване и машинально опустошая стоящую поблизости вазу с яблоками или конфетами.
После его смерти надеяться было не на кого. Младший братец? Хрупкое создание. Физик по образованию, увлекся эзотерическими изысканиями, пытался раскрыть тайну телепатии, занимался экстрасенсорными врачеваниями. Теперь замкнулся, ушел в себя, жил в постоянном поиске путей восстановления душевного равновесия. Первый муж? Милый инфантильный мальчик. В то время Сашке, их ребенку, уже четвертый год, а он как теленок, отбившийся от мамки, где-то ходит, получает гроши. Надо было самой думать, как обеспечить семью. Денег, получаемых в академическом институте, категорически не хватало.
На толчке купила старую Зингеровскую машинку, наладила. По вечерам вместе с матерью шила юбки из джинсовки, привезенной из Польши ее знакомой. Уговорила мужа туда съездить, привезти что-то на продажу. Он и тут был нерасторопен. Оправдывался: выбирал все для нее, для ребенка. Одни убытки.
На седьмой юбке она тянула строчку не хуже фабричной, а эти вечерние посиделки, заметила, имели, к тому же, терапевтическое действие. Голос матери стал мягче, больше не срывался в крик. Казалось, понимала, что теперь не она, а ее дочь главная в семье.
Скоро однообразие изготовления джинсовых юбок Эльвире стало невмоготу. Пару раз, оставляя мужа с ребенком, сама вырывалась с «челноками» в Польшу, в Турцию. Возвращаясь, сдавала привезенное, не торгуясь, перекупщикам, не стоять же все выходные где-то в переходе под прицелом рэкетирской шпаны.
В те первые годы становления ее деловой карьеры, еще работая научным сотрудником Института автоматики, пробовала готовить школьников по математике для вступительных экзаменов в вузы. Сначала по одному, потом набирала по пять человек в группу, много было желающих. Все поступали. Летом, ближе к экзаменам, работала вечерами. За месяц зарабатывала больше, чем за год в институте. Но чувствовала, надо что-то менять, тяжело, долго так не протянет.
Ирка, с которой два раза ездила в Польшу, подговорила поехать в Среднюю Азию в конце лета, закупить партию вяленой дыни. Ни минуты не колебалась. Какие-то средства уже скопила, еще взяли кредит. Арендовали грузовик. Мужа оставила дома, ждать сообщения, когда и куда привезти деньги. Неделю мотались по аулам, собрали все, что могли, полный кузов. Помнит, аэропорт как барак, двое суток с Киевом не было связи. Мухи, осы возле грузовика со всей округи. Голодные лошади, привязанные к телеграфному столбу. Цепкие взгляды местных парней, ждущих расчета. Сидели прямо на земле, тихо переговариваясь между собой. Не знала, сколько еще будут терпеть. Все казалось — подойдут, прирежут, вскочат на лошадей и с гиканьем разлетятся по степи. Наконец дозвонилась, и еще через два дня муж прилетел, привез деньги.
Потом эту дыню долго никуда не могли пристроить. Немного удалось распихать по столовым и магазинам. Остальное, что уже стало покрываться липкой слизью, отдали за бесценок подпольному производителю «паленой» водки. Неудача, как ни странно, только подхлестнула интерес к подобным авантюрам, пробудила тягу к рискованной игре.
Сколько раз, бывало, приходилось выбираться даже с риском для жизни из-под развалин, казалось, такого надежного, до мелочей просчитанного дела, когда в поисках выхода мгновенно надо было решать, чему довериться, здравому смыслу или интуиции. Муж в этих проектах не был ей советчиком. Да и потом, когда все уже оставалось позади, и она, опустошенная, еще вибрирующая от напряжения, не то чтобы нуждалась в утешении, но была открыта для чувств иного рода, он был робок, пугался ее напора, ее страсти, бросающей его в мутный поток самых изощренных чувственных наслаждений. Она же, пресытившись, успокаивалась и снова была готова к опасным авантюрам.
Новый муж, болгарин, был более раскован, но, как деловой партнер, хорош был только в «челночных рейдах», мог подсказать, какой и где получше прихватить товар, как провезти скрытно через таможню. Ее это уже мало интересовало. Выстраивала новые проекты, искала свою игру. Хотелось чего-то свежего, острых ощущений. За что ни бралась, все как-то сразу стало получаться. Всюду чувствовала себя счастливой победительницей. Электроника, машинный бизнес, компьютерные программы на заказ, бизнес квартирный, начинавшийся с евроремонта, переросший потом в строительство собственных домов и коттеджей. Стала заметной в городе.
Большие деньги на Украине — всегда большие риски. После третьего наезда пришлось отправить семью в Болгарию, пересидеть там, пока все успокоится. Купила для всех квартиры. Брат ехать отказался, считая, что резкая смена обстановки может помешать его психологическому настрою, открыть в нем какие-то новые внутренние бреши. Дочка пошла в местную школу, где поначалу ей было не совсем уютно, и Эльвира, чувствуя перед ней вину, после возвращения летала туда чуть ли не каждую неделю. Потом все реже. Девочка оказалась способной, блестяще окончила школу, выиграла грант и улетела продолжать обучение в Америку.
Тем временем муж сошелся с другой женщиной, и мать, частыми звонками настоятельно требовавшая от дочери призвать его к порядку, не на шутку была встревожена ее спокойной реакцией на это известие. Срочно примчавшись в Киев, застала дочь в плачевном состоянии. Оказалось, что та уже на седьмом месяце, что токсикоз с первых недель беременности отнял много сил, и она пребывает в глубокой депрессии, отошла от дел, доверив все Ирке, своей помощнице.
Всю свою жизнь, с болезненным упрямством утверждающая мнимое превосходство над другими, мать, отказавшись после смерти отца от чтения спецкурсов для студентов — радиофизиков и выйдя на пенсию, долгое время ни с кем не общалась, скрытно переживая внутреннюю ломку. Постепенно, не вдруг открыв для себя истину, что активная деятельность и готовность жертвовать собой поможет восстановить душевное равновесие, она с присущим ей природным фанатизмом рьяно взялась за дело.
Возила Эльвиру по врачам, установила дневной режим — время прогулок, отдыха, особое питание, прием лекарств по минутам — все по науке. К сожалению, состояние дочери только ухудшалось. К восьмому месяцу вся отекла, организм отказывался сопротивляться. Врачи рекомендовали срочно делать кесарево, не гарантируя при этом сохранение жизни ни ей, ни ребенку.
— Эль, ты не волнуйся, — успокаивала Ирка, — у меня здесь все под контролем. Вчера, только я не врубилась, какой-то Макс звонил из Бостона. Вроде собирается приехать.
— Макс?.. Макс…
Когда летала в поисках новых деловых связей за океан, в один из свободных вечеров позволила себе расслабиться. Стремительный и осторожный, как опытный охотник, подстерегающий дичь, он выбрал тогда подходящий момент, нашел нужные слова. Ей импонировал его натиск. Потом они встречались еще не раз, и ее всегда поражало, как, казалось, легко и просто он проникает в ее сознание, словно прожил с ней долгие годы. При каждой новой встрече не уставал уговаривать ее поскорее все свернуть на Украине, переехать к нему, где с ее способностями можно хорошо развернуться. Настоящая игра, говорил, только на бирже. Это не для слабых. Узнав, что она ждет от него ребенка, вдруг как-то сник, зачем-то вспомнил, что боится рецидива редкой болезни, которая в детстве на многие месяцы лишала его сна.
Макс. Макс… Не хотела бы, чтобы он видел ее такой…
Впервые подумала, что платит слишком большую цену за удовольствие самой руководить своей судьбой, и может так затянувшаяся игра того не стоит. И как бы даже решила для себя, если останется жива — никаких новых проектов, все подчистит, свернет, уедет куда-нибудь на острова, где всегда цветы, мягкое солнечное лето…
Не знала тогда, что в ее жизни еще будет последняя любовь, их замок, с подбашенных окон которого всегда можно видеть небо.
Девочка родилась меньше двух килограммов, к тому же с заражением стафилококком. Говорили, не выживет. В инфекционном отделении Охматдета неделю от нее не отходила, сидела на узенькой скамейке, где не к чему было прислониться, пока не разрешили забрать ее домой и два раза в день привозить на перевязки и уколы.
Каждое утро, проехав через весь город, мать успевала к завтраку. Привозила фрукты, свежий творог, и Элька была благодарна ей за это, чувствуя, как жизнь снова окрашивается в теплые тона.
Спустя несколько лет, когда переезжали в еще не совсем завершенный замок, мать ехать с ней отказалась. Грустно сказала: «Мы уже пожили вместе».
Тогда Элька еще не знала, что дни ее сочтены. Сколько могла, держала все в секрете. Врачи отпустили ей максимум полгода. Поджелудочная железа. Оперировать уже было поздно. Истязая себя каждое утро утомительными пробежками, мужественно боролась с недугом, отвоевывая у жизни день за днем.
Узнав о болезни матери, Эльвира еще надеялась, что можно как-нибудь помочь. Привезла лучшего экстрасенса, чудесным образом когда-то вылечившего ее от аллергии, обещала ему офис, квартиру в Киеве. Тот только развел руками. Видя, как она быстро угасает, с болью вспоминала, как однажды в детстве после очередного скандала записала в своем дневнике: «Чтоб ты сдохла, старая идиотка!».
На кладбище держала себя в руках, не проронила ни слезинки. Дома же сразу напилась, просила оставить ее в покое и, спрятавшись от всех на самом верху под башней, долго ревела, пока не уснула на пыльном ничем не прикрытом тюфяке.
Близилась зима. Законсервировали почти все строительство. Раньше, бывало, с нетерпением ждали это время. Можно было уехать на две-три недели куда-то на юг отогреться. Теперь же все откладывала. Не покидало навязчивое тревожное чувство: что-то непременно еще должно случиться. Не помогали даже крепкие напитки по вечерам. Среди ночи вдруг просыпалась, прислушивалась к шорохам за приоткрытой дверью, и ей представлялось, что в зеркальном зале, которому так и не придумали предназначение, мать учит отца танцам. А он бледный, с разбитой щекой, грубо замазанной гримом, робко сопротивляется и будто бредит: «Зачем? — несмело спрашивает. — Зачем тебе все это, если ты не в силах изменить нарушенную гармонию мироустройства и тебе не понять странный выбор Гриши Перельмана*?»
Элька боялась, что мать вдруг рассердится, закричит, и тогда что-то внутри у нее оборвется…
Этот страх еще долго преследовал ее, внезапно появляясь даже в самые благополучные периоды жизни.
* * *
Скоро младшенькая закончит спецшколу, и Элька отправит ее поступать в Гарвард или другой американский престижный университет. И, может быть, потом и сама уедет куда-нибудь на тихий остров, где всегда ласковое лето. Построит на берегу океана замок, совсем игрушечный, где можно спрятаться от всех…
Может быть…
Киев – Саванна, 2011.
*Григорий Перельман – выдающийся российский математик, известный своими отказами от предлагаемых ему наград и от любого рода публичности.