Забытый дот

***

Поступил я в больницу в расстроенных чувствах и сразу попал под надзор медсестер и санитарок. Лежу в палате, с одной стороны капельница, с другой кровать с тщедушным мужичком.  Не успел прокапать лекарство, как мой сосед говорит:
— Хочешь, стихи почитаю?
Я покорно кивнул. Думаю: пусть читает, только спросил:
— Чьи стихи-то читать будешь?
— Как чьи?.. Мои! – с ноткой возмущения ответил он.
— Тебя как хоть зовут? – спросил я.
— Максим, – ответил мужичок и протянул руку для пожатия. Я, в свою очередь, сказал, что меня зовут Олег и подал ему свободную от капельницы руку. Максим сразу приободрился, достал потрепанную тетрадь, и я услышал стихи для детей. Хорошие стихи, он читал их с выражением. Сосед продекларировал мне около десяти творений, но пришла медсестра снимать капельницу и звать на обед.
Зайдя в столовую, я увидал, что Максим машет мне, приглашая за его стол. Только присел и сразу: «Ты откуда? Что болит? Где работаешь?..» и еще масса вопросов. Есть не хотелось, поковыряв вилкой второе и выпив компот, закончили с обедом. В палату шли вместе, я по дороге рассказал Максиму, что в больницу попал после травмы, что женат, имею двух дочерей: тринадцатилетнюю Ирину и девятнадцатилетнюю Анну. Я поинтересовался, где курилка, вместо ответа услышал, что сигарет у Максима нет, что он приехал на обследование для установления группы инвалидности, а родные у него далеко – в Украине. Но, следуя за ним, я пришел на место – в курилку. Там было так накурено, что у меня перехватило дыхание. Пришлось постоять в коридоре и подождать, когда народ рассосется и помещение проветрится. Я угостил Максима сигаретой, потом другой, похоже, табака не было долго. Это меня сильно удивило, но я посчитал, что спрашивать об этом Максима не стоит.
Объявили тихий час, и мы пошли в палату. Максим попытался еще почитать стихи, но, видя, что я уже засыпаю, тоже лег на кровать. Я уже уснул, когда запиликало напоминание на телефоне. Прочитав, вспомнил, что сегодня тринадцатое марта, семьдесят три года окончания Зимней войны.    Сосед подумал, что это СМС и спросил:
— Что, жена?
— Нет, сегодня тринадцатое марта, прошло семьдесят три года, как окончилась Финская война.
— Ну, а ты здесь причем? – спросил он, – Вроде по годам ты еще молод, чтоб в ней участвовать?
Пришлось объяснять, что родом я из Карелии, из города Сортавала. У меня есть хобби – искать оружие и останки погибших (пропавших без вести) бойцов. Что более всего меня интересует Карельский перешеек и северо-запад Ладожского озера, а года с 1939 по 1944 год. Сразу посыпались вопросы и просьбы рассказать что-нибудь про мои поиски. Я дал слово, что после отбоя что-нибудь поведаю о Зимней войне.
Вечером Максим напомнил мне про обещание, но перед началом истории попросил сигарету, чтоб не отвлекаться, но я подозреваю, что слушать он собрался меня не иначе, как за сигарету. Максим просто ничего не знал про Зимнюю Войну, и я решил поведать случай из поиска прошлого года.

I

В августе мы с женой Натальей собрались в отпуск, точнее – отпуск был у жены, а я был уже пять лет, как на второй группе инвалидности. Собрав нашу младшую дочь в летний лагерь, и дав наставление старшей, мы рано утром выехали к цели нашего маршрута – городу Сортавала Республики Карелия. У меня там живут все родственники: старший брат с детьми, племянники  и разместить нас для них не составит проблемы.
Прав на управление машиной у меня нет, зато у жены есть, она не только водит автомобиль, а еще управляет моторной лодкой и гидроциклом. Я иногда шучу, что у меня прав нет, одни обязанности.
Ехать от дома до города Сортавала четыреста километров, расстояние небольшое для России, но  для Натальи многовато, хотя она и закалена десятилетним стажем вождения, но её молодость я тоже учитывал. Разница у нас в возрасте – пятнадцать лет, и в весовых категориях разница тоже существенная. Жена рядом со мною и моими ста килограммами кажется девочкой-подростком. Когда Наталья идет с нашими дочерьми, впечатление такое, что идут три сестры, погодки.
Выехали рано, чтоб проскочить Питер, пока нет сильного движения на трассе. Еще дома решили по дороге в Сортавала пару дней отдохнуть на Ладожском озере. Позагорать,  порыбачить, словом, прелюдия к отпуску.  Взял с собой купленный недавно металлодетектор «Фишер», поискать войну тоже хотелось, страсть у меня с детства, и с годами она не остывает, а только усиливается. Карельский перешеек и мой родной город как нельзя лучше подходят для поисков. Две жестокие войны прокатились по этим местам, ломая людские судьбы и бросая их в забвение.
Въехав на КАД, мы «помчались» на юго–восток. В кавычках, потому, что водит машину жена спокойно: 80 – 100 км/час, я давно смирился с этим, приняв манеру вождения жены, как неизбежное. Где-то через полтора часа перестали мелькать за окном обгоняющие нас машины, и мы съехали с объездной дороги на трассу «А-129», ведущую в сторону Приозерска. Ехали уже около часа, и природа постепенно стала меняться. Вместо осин и чахлых берез появились сосны и скалы. У меня защемило в груди, мыслями и душой я был уже на родине в Карелии, в Сортавала.
Я то и дело отвлекал жену своими восхищёнными репликами: «Глянь сюда! Глянь туда! Как красиво!» Наталья снисходительно кивала мне на очередное «посмотри».

Супруга у меня родом с Зауралья, из города Курган, а там красота иного рода. Такой,  как на Карельском перешейке, нет. Зато есть институт Илизарова, где вытягивают кости, и я, когда шучу над своим ростом, предлагаю в этом лечебном учреждении удлинить мне ноги.
Не доезжая до реки Вуокса, показал жене поворот на трассу «А-120», по которой мы собирались доехать сначала до трассы «Р-33», а там и до Ладоги рукой подать, где ждет нас рыбалка, ужин вдвоём у костра, ночь на природе в палатке.
Мы повернули направо и двинули в сторону озера, по пути любуясь красотами лесных озёр, сосен и скал. Проехали с полчаса, вдруг чувствую – потряхивать стало с моей стороны. Попросил жену остановиться и выглянул в окошко: точно – спустило колесо. Наталья меня, естественно, «уколола» по поводу моего веса, и по поводу того, что спускают колеса всегда со стороны, где сижу я. Чтоб не оставаться в долгу указал ей, что место, где она остановила машину, опасное в плане поворота и узости дороги. Жена ответила, что дальше не поедет, так как диском можно порезать резину, и выключила зажигание. Секундная тишина, следом жужжание слепней, отдалённый крик кукушки, вращение вентилятора в двигателе.
Вздохнув, вышел из салона, стал искать место где можно поставить машину ближе к обочине. Метров через восемь, обнаружил площадку, поросшую мелким кустарником.  Показал жене, куда лучше встать, чтоб не создавать помеху для других водителей.  Наталья подчинилась, остановилась так,  что колесом задела носки моих сандалий.  Хлопнула дверцей выражая, таким образом свой протест мне против не правильной остановки.   Оставив меня разбираться с кустами, куда машина въехала, со спущенным колесом, пошла едва заметной лесной тропинкой, по своим женским делам.   От жары было лень возиться с кустами. Я просто подсоединил авто-компрессор, накачал колесо, стал ждать: спустит, оно или нет.   Минут через пятнадцать вернулась Наташа с синими от черники губами, неся в подоле футболки с десяток белых грибов, их еще называют «Колосовки». Достав из багажника котелок, стал в него перекладывать крепкие грибки, мысленно предвкушая вечернюю грибницу. Жена осмотрела колесо, осталась довольна моей работой. С важным видом изрекла:
— Молодец! Вот плата.
Протянула мне потускневшую от времени монету. На её ладони лежала финская денежка достоинством «1MARKKA». Перевернув её другой стороной,  увидал льва с мечом и год «1933».
— Ты где ее взяла, а? – спросил я с удивлением.
— Так там, на дороге, где грибы собирала, гриб вывернула, монетка у лунки от ножки гриба и лежала. Я  в лес далеко не заходила, все грибы на дороге нашла.
У меня проснулся инстинкт поисковика, «руки зачесались по прибору». Открыл багажник, достал металлодетектор, лопату. Жене предложил продолжить поиски грибов, дав ей вместо ножа, который я забыл дома, штык от винтовки «СВТ 38», найденный мной на Лужском укрепрайоне. Наталья критически осмотрела штык, длина которого была около пятидесяти сантиметров с рукояткой. Хотела его обратно положить в багажник, но, глянув на меня, зная, как трепетно  отношусь к оружию, не стала этого делать. Достав из салона косынку, повязала её на голову. Поставив на сигнализацию машину, мы пошли по едва заметной просеке вглубь соснового леса.

Настроив прибор, стал размашистыми движениями обследовать то, что раньше было дорогой. Наташа шла немного позади меня, держа в одной руке пакет, в другой штык. Видом она была похожа на маленькую пиратку с мечом. Я невольно рассмеялся и предложил ей на один глаз сделать повязку, тогда она точно будет похожа на пирата. Она улыбнулась, погрозила мне штыком.
Пройдя по дороге метров двести, я услышал писк моего прибора, дисплей показал наличие цветного металла. Сняв лопатой  верхний слой земли, в корнях травы увидал гильзу от винтовки «Мосина». Их еще зовут «трехлинейками», но не потому, что якобы в стволе три нареза, там их четыре. Название «трёхлинейка» происходит от калибра, который равен трём линиям (устаревшая мера длины), одна линия равна одной десятой дюйма, или 2,54 мм, соответственно три линии равны 7,62 мм. Ну, это так, для информации.   Положив гильзу в карман, пошел дальше. Метров через двадцать дорога стала полого подниматься вверх по скале, как бы разрубая её надвое. Меня вдруг охватило чувство беспокойства, чего-то необъяснимого, гнетущего.
Огляделся по сторонам. Слева у подножья скалы увидал уже давно заросшую кустами ржавую машину, чем-то напоминающую автобус. Похожие  на этот, ходили в моем детстве – коробка с вытянутой мордой. Автобус стоял ко мне боком, задним колесом в яме и готов был перевернуться, лечь на землю распахнутой дверкой. Подойдя к нему, заглянул внутрь. Сидений почти не было, только в задней части лохмотья напоминали об их наличии. У самого входа лежали деревянные ящики, правда, назвать их так можно было с большой натяжкой, труха одним словом. Зайдя внутрь, смахнул остатки сгнивших досок. Передо мной были противопехотные мины, которые стояли на своих ребрах, слегка наклоняясь, как стоят тарелки в посудомоечной машине или в сушилке. Сразу захотелось поделиться удачей с женой.  Крикнул, прислушался: тихо.  Тогда я сунул два пальца в рот и свистнул.

 

…Меня отец научил свистеть еще в детстве, пацаном. С тех пор все мои кореша и подружки знали, кто свистит, он не раз выручал нас, когда лазали мальчишками по чужим огородам.   Наташа познакомилась с моим свистом, когда лежала в роддоме со старшей Анной. Как-то пришел в роддом к жене в очередной раз, но меня не пустили, сказав, что только вечером, после восемнадцати часов, смогу увидать свою благоверную. Тогда ждать не стал, обойдя больницу,  стал высчитывать окно ее палаты на третьем этаже. Потом сбился, плюнул на это занятие и свистнул. Да так, что самого оглушило. Во всех окнах третьего этажа появились мамочки и будущие, и уже родившие. Они подходили по очереди к окнам и разочарованно уходили. Одна задержалась и вдруг стала открывать створки рамы. Это была Наташа. Помахав мне, она ушла вглубь палаты и через несколько секунд показала мне нашу дочь. С тех пор я просто подходил под окна и свистел, всегда хватало одного раза, жена, да и все “мамки” знали на сто процентов, что пришел я, и если Наталья была в коридоре, всегда звали её.

Свист опять помог: жена отозвалась. Крикнул, чтобы шла на мой голос. Сначала  увидал ее косынку, потом и ее, прыгающую вниз по камням гривы, куда я еще не успел подняться. В одной руке она держала пакет на треть заполненный грибами и штык, другая была согнута в локте, пригоршней кверху, в ней горкой лежали крупная  земляника, редкая черника смотрелась синим вкраплением в красное . Жена протягивая мне руку, сказала:
— Попробуй, какая вкусная, я уже наелась, там ее много на скалках.
Я послушно протянул руки, сложенные лодочкой, и сразу почувствовал запах ягод, у меня даже скулы свело, как от лимона. Не стал тянуть удовольствие и сразу отправил дар Натальи в рот. Против моего ожидания они были сладкие, только небольшую кислинку, придавала черника. Не успел всё это сесть, как Наталья была уже в автобусе, крикнул только, чтобы нечего не трогала – опасно. Жена постояла немного, дав понять, что не очень-то ей и страшно, и вышла из машины. Поинтересовалась, что там внутри круглое, железное. Что в тех коробках, лежащих под деревянной трухой. Я ответил:  — Похоже это  мины. Коробок там  не заметил.
Снова залез в автобус, предварительно отправив Наталью за большой валун метрах в двадцати, от греха подальше.              Взяв одну из мин, стал рассматривать ее.  Вес небольшой, граммов четыреста, сталь тонкая, снизу отверстие, закрытое эбонитовой пробкой, то, что оно для взрывателя, определил сразу. Форма похожа на тонкую перевёрнутую сковородку. Под кучей листвы увидал металлические коробки. Сердце сразу дало знать – что-то интересное. Потянул одну из коробок, это была лента с патронами к пулемету «Максим». Дальше, потихоньку снимая деревянную труху, достал дюжину противопехотных мин (без взрывателей), на самом низу лежали оцинкованные коробки с патронами для винтовки «Мосина», и рассыпанные по полу двадцать ручных гранат «Ф-1» (лимонка), с полной жестяной коробочкой для хранения запалов.
Этому я рад был как ребенок, не часто найдешь патроны в цинках через семьдесят три года после боев. Когда достаешь оттуда  патроны, они блестят, как будто вчера сошли с конвейера, а если потрясти у уха, то слышно, как внутри порох шуршит. Осечку такие патроны дают очень редко.    Гранаты в поиске попадаются часто, то в котелке находишь, то в каске, а то и просто на бруствере траншеи, но все они нерабочие. Запалы от времени и сырости приходят в негодность и взрываются только в костре.    А тут такая удача!   Вскроешь такую жестянку, там двадцать штук рабочих запалов, обёрнутых в пергамент, даже номер упаковщика прочитать можно. Вывинчивай пробку “заглушку” из гранаты, вставляй запал, все – граната готова к бою. Бой у нее хороший, достанет и за двести метров. Я как-то их взрывал, ну так нормально «чпокают»,  не так — как в кино обычно показывают.
…Имел удовольствие  в прошлом году, «подогнал» мне знакомый пяток рабочих запалов. Приехал в лес, снарядил одну “лимонку” прилег возле ёлочки. В одну руку взял телефон с включенной камерой, ну, чтобы снять взрыв да в Ютуб потом выложить. В другую взял гранату, разогнул усики у «взрывака», вытащил кольцо. Бросать лежа неудобно, да еще телефон держать надо наготове. В общем, лег на живот, с одной стороны ёлки, держу телефон, с другой руки кидаю «эфку». Она же зараза метров через пятнадцать полета ударяется о ствол березки и падает на землю. Видя это и понимая, что накроет меня осколками, лихорадочно, передвигаясь как гусеница, прячу тело за ель.                                                                  Взрыв, звон в ушах. Выглядываю, березка срублена под корень, черный дым, как от резины, только запах другой. Глянул на ёлку, за которой прятался – пару осколков покарябали её ствол чуть выше того места, где лежал только что. С тех пор стараюсь кидать подальше, чтобы не ближе тридцати метров от меня они рвались.

Вытащив все из автобуса, принялся рассматривать, соображая, что можно забрать с собой, не рискуя нарваться на статью уголовного кодекса. Мины, гранаты и пулеметные ленты придется спрятать здесь, до лучших времен, когда приедем на неприметной, не нашей с ребятами машине, лучше зимой и заберём все спокойно «домой».                                                            Цинки с патронами и запалами можно забрать.  Даже если при проверке на дороге их найдут сотрудники полиции, скажу: «Не знал что внутри цинков, думал – клад». Надписи на них не сохранились, только герб царской России с двуглавым орлом был виден.
Подошла Наталья, поинтересовалась, что дальше буду делать с найденным. Она точно знала, что здесь оставлю мелочь, а все остальное загружу в машину. Перспектива везти запрещенные законом вещи в отпуск не радовала.     Как  смог успокоил жену, сказав возьму только запечатанные цинки. Остальное припрячу здесь, на месте.   Вроде,  поверила.    Пошла в сторону горки, продолжать поиски грибов.  Я  продолжил  осматривать  автобус, и место водителя.                     Домкрат, несколько ключей да “кривой стартер”, вот и все, что нашел в кабине.
Чтобы скорей закончить с патронами, перенес их поближе к дороге, прикрыл  ветками.                                                                   Вслед за женой поднялся на гриву.  Это была покатая скала, идущая с севера на юг, шириной около двадцати метров, с вросшими в камень соснами, только дорога разделила скалу неглубокой трещиной надвое. Впереди увидал пологий спуск к высохшему болоту, по которому шла дорога. Она отличалась от болота только более высокими березами и зеленью травы на ней.   Запищал детектор, осторожно стал лопатой убирать камни.  Первое, что увидал, была железная проволочная ручка, как у оцинкованных бачков для кипячения белья. Следом за ней показался высокий бок противотанковой мины с сохранившейся темно-зеленой краской. Крышка корпуса в нескольких местах пробита ржавчиной. Осторожно выкопав её, отнес с дороги подальше к скале. Они, мины, особой опасности не представляют сейчас, когда прошло более полувека, но меры предосторожности соблюдать нужно. Это я усвоил ещё пацаном.

…Выплавляли мы тогда с ребятами в костре тротил из «лимонок»,  делали гранаты “пустышки”.    Бросили как-то одну в костер, без взрывателя, сами же дальше искать пошли, то чего не теряли, тыкая проволочными прутьями по брустверам траншей.   Взрыв прогремел так неожиданно, что мы даже сначала не сообразили, что произошло, но свист и шлепки осколков о дерево я запомнил на всю жизнь. Пацаны, которые были старше нас, потом объяснили нам «салагам», что «ф -1» в годы войны иногда снаряжали дымным порохом, что в костре они взрываются почти сразу.

Теперь, чтобы выплавить тол, просто кладу находку в ведро с кипятком, тол при кипении и вытекает. Многие коллекционеры заказывают нам те или иные «холощенные» военные изделия. Да и платят обычно нормально. Это только музеи боевой славы все норовят «на халяву» получить.
Прошел по дороге почти до болота, пусто. Вернулся назад к проходу в скале. Огляделся, справа на гребне гривы увидал моток колючей проволоки. Стал подниматься наверх, цепляясь за выступы камней и корни сосны, росшей у самого края, сильно мешали мне карабкаться вверх лопата и миноискатель. С трудом поднял на гриву свои сто килограммов. Их за сильной отдышкой присел на ствол поваленного ветром дерева. Справившись с дыханием, закурил. Моток проволоки был передо мною, а конец ее уходил дальше по вершине холма. Почти у самых ног  увидал траншею, которая была прорублена по гребню скалы на глубину сантиметров девяносто – метр. Закончив отдых, осторожно ступая по щебню пошел  вперед. Почти сразу запищал детектор, показывая на экране  наличие цветного металла, сразу определил  по звуку – «настрел». Если стреляные гильзы есть, значит – здесь был бой, и поиск должен быть удачным.                                              Двинулся вперед по дну траншеи, размахивая, как косой, детектором.  Не обращая внимания на слабые сигналы от винтовочных гильз, ждал громкого  сигнала от железа.
Вдруг удар и громкий «лай» моего миноискателя, я даже опешил. Впереди, воткнутая дулом вниз, стояла винтовка, точнее не вся, а ствол с рамой. Приклад сгнил, затыльник приклада лежал на земле рядом, ржавые шурупы торчали из его отверстий. Вокруг ствола «трехи» остатки дерева от ложа, их держали обжимные кольца, да в прогнившей стенке магазина виднелись латунные бока патронов. Чуть в стороне лежала каска с гребнем, у нас такие зовут «Халхинголками».
Попытался  выдернуть винтовку, но не получилось одной рукой. Прислонил миноискатель и лопату к брустверу окопа,  присел на корточки возле неё. Сразу в глаза бросились маленькие тонкие косточки рёбер, они как бы обхватывали ствол винтовки. Мелькнула мысль: «Чей боец?» Потихоньку  разгребаю руками хвою, щебень гранита. Почти сразу рядом с позвонками вижу смертный медальон. Форма его такая, ну, если у вареного яйца срезать округлости вдоль с обеих сторон, середина будет очень похожа на жетон. Металл с отверстиями для шнурка и цифрами. Такие встречал раньше, но они были «гансовскими». От парней слышал, что во время «Зимней войны» у финнов были похожие жетоны.   Значит, боец – финн, один из пропавших без вести в 1939 году.
Очищаю потихоньку руками насыпавшийся мусор, нахожу ремень. Пряжка застёгнута. На нём подсумками с патронами. Из-под осыпавшегося песка торчат сапоги. Нитки на швах сгнили, но кожа добротная даже после стольких лет. Из голенища вместе с берцовой костью торчит финский нож «пуукко». Очень редкая находка. Примерно такой формы нож, будучи «шпанюком» я носил за спиной на поясе. Правда, это была обыкновенная «финка», выточенная из плоского напильника с наборной из цветного пластика ручкой. У этого ножа ручка была аккуратно вырезана из витой или карельской березы, любовно отшлифована хозяином. Ножны из грубой кожи, по краю заклепанные, с деревянными пластинками внутри. Я вынул нож, глянул: сам клинок без ржавчины, но по режущей части налет в виде дегтя.
Как бы не желая остаться не погребённым, из щебня показываются ребра,кости еще одного бойца. Быстро разгребаю осыпавшийся гравий, нахожу ключ от замка, расческу, огрызок химического карандаша, несколько монет СССР.    Вот он! Черный пенал (в таких раньше продавали грифели для карандашей) – это смертник советского воина.    Откручиваю крышку с мыслью, что вот сейчас увижу тонкую полоску бланка, узнаю фамилию бойца, откуда он родом, и воин перестанет быть пропавшим. Цепляю ногтями бумажную трубочку ,осторожно чтоб не порвать, вытаскиваю её, начинаю раскручивать бланк. Меня ждал сюрприз: через весь бланк смертного медальона была жирная надпись химическим карандашом – «ПОШЛА ПРОЧ», без мягкого знака. Обидно, конечно, что нет данных. Но бойцу в тот момент было виднее, как заполнять «последний документ», так он надеялся от себя ту смерть прогнать, что ходила с ним рядом.
Продолжил осмотр. Вот ботинки, а поверх них накручена колючая проволока. Такого «ремонта обуви» я еще не встречал.    От наклона заныла спина, распрямился, глянул на бойцов.     Воины лежали как бы галочкой, но их черепов не было видно. Поискал взглядом вокруг: каска с «гребнем», перевернул её, в ней голова  воина РККА.     Где же финн? Стал разгребать щебень выше торчащего из камней ствола винтовки. Поднял взор выше, и стало неприятно, когда почти в самое лицо с бруствера, глянули пустые глазницы черепа, поднятого наверх корнями молодой сосенки.
Чтобы как-то отвлечься от увиденного, стал расшатывать ствол «трехи». Не сразу понимая, что штыка на конце нет. Ствол с мушкой застрял в трещине скалы.   Придя в себя от шока понимаю, финн был проткнут просто стволом винтовки, да с такой силой и злобой, что заклинил в камне. Мороз прошел по коже, когда представил эту последнюю в их жизни схватку.
Присел рядом на камень, закурил. Пошли мысли: поднимать бойцов запрещено, должны это делать специалисты, тем более один из воинов финн. Надо связываться с консульством. Финляндия официально, уже лет пять, как  прекратила поиск своих бойцов, поисковыми отрядами. Им нужно сообщить номер жетона, сделать снимок бойца с привязкой к местности. Проблем, короче, море. Наших бойцов, если находишь без жетона или с таким, как этот, просто собираешь в пакет, роешь ямку и хоронишь в ней, сколотив крест из березы. Потом говоришь координаты кому-нибудь из официальных поисковиков. Но проку мало, из года в год встречаешь эти сделанные тобой «времянки».
Не нужны Родине безымянные воины.   Военкомату в наше время вообще нет дела до павших, да и в войну не было. Сколько погибших поднимают сейчас, через семь десятков лет на «Невском пятачке», у «Рамушовского коридора». Как будто все эти годы государство не знало о павших защитниках Отечества?    Вот если пушку поднимешь на бывшей переправе, или тягач, они тут как тут: «Это наше!.. На балансе, учете стоит!..» А ежели немецкое, кричат, что трофеи тоже Министерству обороны принадлежат. Отбирают, и сами торгуют уже теперь принадлежащими им раритетами войны.
Бывало так: находишь ящиков двадцать с минами или снарядами. Звонишь в военкомат: — так мол и так, в лесу на таком-то километре шоссе (координаты места даешь) лежат мины, снаряды.                                                                                              — Приезжайте, уничтожьте их. Отвечают: — нет бензина, нет тротила, чтоб подрыв сделать, да и саперы только что уехали на большОООе разминирование. А вам, если нетрудно, бросьте это все в болото или озеро. А если рванет, то они не при делах. А рвутся они за милую душу, особенно снаряды с донными взрывателями, и мины полтинники прошедшие катал ствола, да и другие сюрпризы войны тоже не хуже взрываются.
Почему называют эхо войны? Так зовут потому, что поднимают погибших и чистят землю от мин и снарядов в основном копатели, их еще «черными» зовут «Наверное потому, что дым у тротила чёрный», вот и рвутся они в лесах, не имея навыков сапера. Так примерно и прокатывается эхо войны по просторам России. А «черными» я бы назвал тех, кто в конце 1942 года отменил смертный медальон, оставив одну солдатскую книжку, которая сгнивает через год, и бойца считают безымянным,точнее бесправным. Не надо платить родным по аттестату, за потерю кормильца, содержание на детей, отдавать родным деньги заработанные солдатом в боях, в банке его деньги будут целее. «Черными» назову и тех, кто, имея всю информацию о погибших при защите Родины, зная о местах массовой гибели солдат, не торопится выполнить свой последний долг перед павшими – просто похоронить воинов по-людски.

II

Отбросив эти мысли, продолжил движение дальше по траншее. Метров через пятнадцать она круто уходила влево, почти перпендикулярно шла на юго-запад. На повороте детектор опять громко запищал над россыпью осыпавшихся камней. Откладываю миноискатель, поворачиваю за лопатой, которую забыл возле бойцов. Дойдя до них, увидал жену, поднимающуюся от подножья гривы в мою сторону, поспешил ей навстречу. Заметив меня, подняла над головой полный пакет с грибами и с победным видом, чувством превосходства сказала:
— Гляди – белых набрала сколько, это только на дороге! Там еще есть, отнесу их в машину. Другой пакет возьму. Ну,  ты чего здесь нарыл, где детектор?
— Детектор там. Я махнул головой в сторону, откуда пришел.
Наталья впечатлительная, не стал портить ей настроение найденными бойцами. Слукавил, сказав ей: «Да, настрел есть, но забыл лопату, за ней вернулся».
Наталья с высоты бруствера глянула на меня, видом победителя, сказала:
— Может со мной по грибы?
Я отрицательно покачал головой.
— Ну ладно, тебе чего-нибудь принести?
Услышав от меня «нет», пошла легкой походкой в сторону нашей машины.

…Точнее не нашей, её. Выиграла она эту машину в казино «Вулкан», было в городе такое. Я грешен азартом и иногда заходил в него, где в случае удачи давали номерной билетик, который раз в три или четыре месяца разыгрывался там. У меня тогда было их штук двадцать, вот один при розыгрыше автомобиля «Шевроле», «стрельнул». Вызвали пять владельцев названных номеров. Дав Наталье билет, отправил ее на сцену. Не хотела участвовать, но недолго сопротивлялась, уговорил. Вышли на подиум двое мужиков, три женщины. Условие такое: раздают всем по две карты. Двое, у кого сумма очков в двух картах меньшая, выбывают из розыгрыша, оставшиеся трое продолжают игру. Раздали карты, двое мужчин выбыли. Три женщины остаются. Они должны набирать очки до двадцати одного, в открытую.
Смотрю: супруга раскраснелась, в казино человек триста, в основном, мужчины, столько внимания к ней. Она красивая, фигура тоже будь здоров, спортсменка в прошлом. Объявляют их очки, кто сколько набрал в двух картах. Наталья набрала девятнадцать, вторая женщина семнадцать, у третьей пятнадцать, она гражданская жена моего знакомого из Азербайджана. Он ее тоже вместо себя на розыгрыш автомобиля отправил. Крупье оглашает призы. Главный выигрыш, автомобиль. Второму денежный приз тридцать тысяч рублей, последнему, если останется в игре – утешительный приз в пятнадцать тысяч плюс приватный танец стриптизерши.
Подходит «банкир» к Наталье  спрашивает: — Будете брать еще карту?
— Нет! — качает отрицательно головой. На заре нашего знакомства она это усвоила, играя со мной в «двадцать одно». Другую даму крупье спрашивает: — Надо еще?   Услышав: «Не надо», направился к женщине моего знакомого. Только хотел спросить, как её «бой-френд» заорал: «Бэри», а сам на меня смотрит, и так ему не хочется, чтобы моя супруга выиграла, что физически почувствовал исходивший от него негатив. Дал крупье карту его женщине, сумма стала восемнадцать, вторая в розыгрыше. Крупье опять к ней: «Будете еще брать?» Мой знакомый, глядя, как я улыбаюсь, выдохнул мне прямо в лицо: «Бэри есчё».
Крупье дал карту женщине. Шестерка, перебор, двадцать четыре.   Южанин чуть в обморок не упал.
Наталью объявляют победительницей, направляюсь к ней на сцену для поздравления, в душе сомневаясь, что действительно машина принадлежит уже нам. Мой знакомый хватает меня за рукав, что-то мне говорит о везении. Резко стряхивая его руку, как воду, когда нет полотенца, иду к жене. Расталкивая всех, пробиваюсь к супруге, ей уже вручают документы на машину и объясняют, как и где надо их оформить. Наконец замечает меня, раскрасневшаяся от смущения, счастливая, обнимает. В душе что-то защемило. Понял, что надо чаще делать так, чтобы им, нашим близким, было хорошо.
Официантки с полными подносами водки, шампанского расходятся по всему залу. «Пейте, всё бесплатно, за счет заведения». Следом подают на закуску барбекю. Все дружно пьют, хлопают в ладоши, поздравляя. Потом эта волна людей выносит нас из «Вулкана» на улицу, где вся в шарах на подиуме из рельс стоит НАША машина. Крупье берёт у Натальи ключи, залезает на пьедестал и, заведя машину, медленно съехал к ногам жены. Все закричали «УРА». Наталья, сев за руль, открыла  дверцу салона приглашая в салон. Всё, мы все в бело — голубых шарах медленно покатили домой, еще до конца не осознав, что машина, новая «Шевроле  Лачетти», уже принадлежит нам.
Время было далеко за два часа ночи, и, поставив машину в гараж, мы пошли пешком обратно, забирать от казино наш «Фольксваген Пассат», на котором мы приехали туда пятью часами ранее. По дороге обсуждали, как были неправы, думая, что машины в казино выигрывают только подставные люди.

С тех пор всегда давал понять жене, что машина принадлежит ей, только она её хозяйка. Глядя вслед любимой, идущей между сосен, опять поймал себя на том, что становлюсь сентиментальным. Загнав поглубже все это, с лопатой на перевес, тяжело ступая, двинул в сторону траншеи. Дойдя до места, принялся разгребать щебень. Минут через десять запыхтел, как паровоз. Наконец выкопал: лопата, три большие кирки, кувалда, большое зубило с приваренным куском арматуры. По всем признакам видно, углубляли её в преддверии войны или в перерыве между атаками. Сердце бешено билось от работы лопатой. Гипертония, что поделаешь. Немного отдышавшись, пошёл дальше по вырубленным в скале окопам. Невольно пришла мысль, «это как надо любить свою родину, чтоб в граните прорубить такое, не по приговору, по совести».
Гильзы, ведра, листы железа с дырами от пуль валялись повсюду, детектор пищал, не переставая. Пройдя метров пятнадцать, увидел большой валун, он как бы нависал над выработкой. В глубине под нависшей скалой виднелись останки еще одного воина.
Наклонился посмотреть:  без жетона видно – финский солдат, даже не солдат, а скорее всего из ополчения воин. Рядом с ним лежит винтовка «Мосина» с граненым стволом и пистолетной мушкой (их передал Финляндии в 1918 году Балтийский флот, когда Петрограду стало туго). Ремень с подсумком для патронов, сшитый из толстой кожи. Наверное, дома перед отправкой на фронт сшил сам боец. В нише лежали две финские ручные гранаты. Они похожи на наши «лимонки», только нет насечки осколков на рубашке, да и принцип подготовки к бою другой. Прежде, чем бросить такую гранату, надо выдернуть кольцо, снять латунный колпачок. Под ним есть еще один предохранитель в виде обжима, который надо сдернуть. Затем пипочкой, похожей на большую, толстую шляпку гвоздя вдарить обо что то твердое. От удара наколется капсель воспламенитель, и все – бросай, мало не покажется. Эти гранаты еще использовали как боеприпас к миномету. Вместо запала вворачивали хвостовик мины, вывернув гайку с другого конца, вставляли взрыватель. Все – мина готова, можно стрелять из миномёта.
Осторожно веточкой выметаю рыжие иголки сосны из ниши. Нахожу очки и мундштук, вероятно при атаке боец убрал их, чтобы не разбить в суматохе боя. Присев на корточки стал просеивать над катушкой металлоискателя песок с иголками. Пискнул «Фишер», осторожно разгребаю отсев. Вот и находка – круглая кокарда финна. Потёр пальцем, проступил белый кружок в голубом обрамлении. Продолжил поиск, отозвались тонким писком несколько финских монет, следом грубый звук детектора. Вот он – жетон квадратный, подобных я ещё не встречал. Друзья говорили, что такие смертники давали финским ополченцам в ходе «Зимней войны».
Встал над погибшим, перекрестился, его перекрестил тоже. Прочитал молитву «Отче наш». Положил жетон к воину, прошел дальше по траншее. Впереди увидал «Халхинголку», и тоже с бойцом. Встал на колени и осторожно где руками, где веточкой  стал убирать годами насыпавшийся лесной мусор. Полчаса искал медальон, нашел, открыл и также осторожно достал бланк, развернул – незаполненный, только полоса зеленая на бланке. Такие выдавали пограничникам или бойцам НКВД, читал об этом в Интернете. Ремень с подсумками для патронов, ложка с гнутой ручкой, ржавый ножик да значок с закруткой. Чистил-чистил, и прочитал только «ОТЛ». Значит, отличником чего-то был боец. Надо в растворе уксуса подержать, тогда смогу  прочту надпись. Немного скарба было у воина в момент гибели.
Присел на край траншеи, закурил, еще раз взглянул на останки, обрисовал мысленно позу убитого. Он лежал с поджатыми коленями и руками. Видимо, пуля или осколок попала ему в живот или грудь. Обращаю внимание на ботинки, они тоже как у первого воина обвязаны поверх колючей проволокой. От мыслей меня отвлекла ветка, упавшая на колени. Подняв голову, стал рассматривать ветки сосны, с одной из них отлетела чешуйка коры, следом замечаю кончик хвоста белки. Следом вижу саму, громко цокая свесила вниз мордочку, будто ругала меня за то, что тревожу прах павших.
Взгляд уперся на ствол сосны, к нему были прибиты толстые, короткие сучья. Когда-то это была лестница к вершине дерева, куда забирался наблюдатель или снайпер. Верхняя часть кроны высохла, обнажив остатки сколоченных между собой досок и веток. Было желание залезть, но почти сгнившие ступени вряд ли выдержат мой вес. Запомнив место, прошел дальше вперед, размахивая миноискателем из стороны в сторону.

Когда  поднял глаза от дисплея, оказалось, что передо мной чуть приоткрытая, ржавая, железная дверь бетонного дота.
Придя в себя от неожиданности, хотел сразу потянуть её на себя, но мелькнула мысль о возможном минировании. Часто бывало (читал воспоминания участников войны), что при отступлении, особенно зимой, минировались дома, сараи, словом места, где можно было обогреться или спрятаться от холода. Гражданское население прифронтовой полосы Финляндии само сжигало свои дома, уходя от наступающих войск РККА, но некоторые крестьяне надеялись на возвращение, не выполняли приказа, хотя Маннергейм велел это делать всем, при отступлении.    В этих брошенных домах, ждали свои жертвы «сюрпризы» в виде мин. Вот и я решил не испытывать судьбу, подстраховаться. Опираясь на стенки траншеи, приподнялся, пытаясь заглянуть в дверную щель. Не получилось.    Козырек над входом не давал рассмотреть что находится внутри. Взяв лопату, стал отгребать камни, щебень, насыпавшийся к основанию дверей. Очистив все, принялся осматривать склон, в поисках проволоки, чтобы с ее помощью открыть двери с расстояния хотя бы десяти, двенадцати метров.
В поисках залез на бруствер  и только сейчас заметил зев амбразуры, я даже сначала не понял, что это. Дот был полностью засыпан камнями, на крыше росла сосна, другая стояла почти у самой амбразуры. Глянул в сторону, куда должен был смотреть стрелок : пологий спуск, дальше чистое поле с чахлыми березками. По правую руку – траншея, по ней пришел сюда, определил это по валуну, под которым лежал финский солдат. Зная по опыту, что перед амбразурой должно быть проволочное ограждение, стал ее искать взглядом. В стороне увидел дерево с вросшей в кору «колючкой», повисшие на высоте два, два с половиной метра от земли. Невольно пришла мысль, вот как выросли деревья за семьдесят три года, прошедшие после войны.
Спустился вниз, собрал обрывки проволоки, поднялся назад в траншею. Здесь принялся скручивать куски между собой, пожалев, что не взял из машины перчатки. «Колючка», хоть и прошло столько времени, была прочная, упругая. Исколов до крови пальцы, навязал метров десять. Приблизился к доту, набросил проволочную петлю на угол двери, с другим концом перелез за бруствер окопа, где недавно собирал проволоку. Прилег на теплую от солнца скалу и резко потянул на себя «колючку», ожидая взрыва. Но нечего не произошло, только ржавый скрип петель.
Поднялся наверх, в траншею, дверь была открыта полностью. Заглянул – полумрак, только в глубине полоска света на уровне груди. Осторожно вошел в тамбур, ступая по каменным ступенькам, спустился внутрь дота. Сразу из под ног со звоном покатились гильзы. Поскользнулся на них, будто наступили на стальные шарики. Глаза понемногу стали привыкать к полумраку. В глубине увидел вторую амбразуру, она была почти вся засыпана ветками. Спотыкаясь о предметы, подошел, сунув лопату в отверстие амбразуры, вытолкнул ветки наружу. Сразу посветлело. Оглянулся.
Первое что бросилось в глаза, это гора стреляных гильз под амбразурой у входа. Прямо передо мной на полу лежал пулемет «Максим», приспособленный на треногу, без колес и щита. Как будто он мог убежать, схватился за станок, с трудом поднял его, поставил вертикально, осмотрел. Кожух пулемёта пробит осколками в нескольких местах, все остальное вроде цело. С обеих сторон приемника патронов болталась парусиновая лента, в ней с одной стороны были вставлены патроны, другая часть ленты была пустой. только тускло блестели заклепки.   В механизме прицела была посторонняя деталь. Приглядевшись определил, это колпачок с ручкой  от «лимонки».
Россия почти до середины Отечественной войны в «фках» использовался запал Ковешникова. После выдергивания чеки, во время броска ручка гранаты отделялась под действием пружины вместе с колпачком, высвобождая ударник, который в свою очередь накалывал капсюль-воспламенитель, после задержки в три-четыре секунды происходил взрыв.
Когда  увидал это, сразу стало все ясно: граната влетела в дот и рванула внутри. Спастись не было шансов, не осколками, так фугасом она должна была достать всех, кто был в тот момент внутри. Страшное оружие «Ф-1», да еще в замкнутом пространстве.
Оглядел помещение в поисках убитых. Вроде не видно.  Передо мной была недостроенная из камня перегородка, она возвышалась над полом на высоту около метра, в перегородке угадывался проем для двери, за ней в дальнем углу буквой П стояли трехъярусные «кровати». Посередине, стоит чугунная, квадратная печка с трубой, почти горизонтально уходящей в стену. Около топчанов горы пустых цинков из-под патронов.   В стене у изголовья ложа – ниша, на которую падал свет из амбразуры. Без труда разглядел в ней котелки, кружки, чугунок лопнувший, как арбуз, посередине, из которого торчали ручки от ложек. Здесь же стояли, лежали, жестяные банки.   Под углублением, к стене прикручен ручной насос, железная труба от которого уходила куда-то в бетонный пол.    В моей молодости таким качал воду из колодца для полива грядок, теплиц.  На полу опрокинутый набок лежал бидон. Как для молока, только больше, где-то литров на пятьдесят, таких не встречать раньше не приходилось. Выше, почти под потолком, было квадратное отверстие для вентиляции. Прохладное движение потока воздуха чувствовалось волосами на голове. Подойдя к кроватям из досок,  увидал останки воина в истлевшей военной форме. Достал зажигалку, чтобы лучше осмотреть всё, посветил. Жетон в форме железного яйца нашёл сразу.  Это был второй воин с таким  медальоном.     Значит, этот боец тоже кадровый военный.   Стал ощипывать остатки истлевшей одежды. В петлицах были по две розочки со львом.        Точно – кадровый офицер. «Надо в Интернете глянуть, — подумал я, — какое звание или род войск так обозначают».
Следом нахожу знаки отличия финских военных, голову льва из латуни и медведя с мечом     Про медведя вспоминаю информацию из инета – финский пограничник.     Зажигалка обжигает палец. Бросаю её, хватаясь им за ухо, гася боль.       Поясница онемела от наклонной позы. Медленно распрямляюсь, хрустнув позвонками. Присел на край топчана чтоб дать отдых спине. Но почувствовал дискомфорт, вроде как на погибшего сел. Посмотрел на другую кровать, чтобы пересесть, и не поверил своим глазам. Поперек топчана лежал целехонький финский автомат «Суоми» с двумя круглыми запасными дисками, рядом лежала  портупея с кобурой.   Вот это находка, забываю о спине, хватаюсь за автомат. Он чуть не выпадает от тяжести из моих рук. Не думал что он такой тяжелый. Беру портупею и на выход из дота, на свет, свежий воздух.
В траншее разглядел, какое «сокровище» попало в руки.   Лихорадочно открываю кобуру в надежде увидать «Наган» или «Вальтер». Но нет, вытаскиваю пистолет из кобуры, сразу поверх затворной рамы вижу надпись «L-35», значит финский, тоже редкость, чтобы в таком «сохране». Из кармашка на кобуре торчит запасная обойма, рядом шомпол.   От радости чуть сразу палить не начал.    Осмотрел «Суоми». Попробовал снять диск. Отстегнулся он легко и был полон патронов.     Разобрать автомат, промыть бензином с маслом, будет, как новый, – подумал я.
Оставив все на бруствере, вернулся в дот.  Насколько позволял свет и огонь зажигалки, огляделся еще раз.   Нашел маленькую иконку и вместе с эмблемами, знаками отличия, сунул в карман. Под амбразурой были останки ещё двоих воинов. Они лежали друг на друге под самой стеной.     Скорее всего, это пулеметчики.      Сразу не заметил, потому что свет из амбразуры падал так, что бойцы были в тени стены.   Чтобы все здесь хорошо осмотреть, нужен фонарик. В подтверждение моих мыслей на полу возле финнов лежит керосиновая лампа.   Поднял, в надежде потряс, сухо, только металлический  осадок зашуршал по дну. В углу стоял ящик с «коктейлем Молотова», на пробках надпись «ALKO». Вынул одну из бутылок. На дне жидкости граммов пятьдесят, к стеклу изоляционной лентой в двух местах прикреплены листы газеты поверх которых, закреплены две большие спички.
— Здесь внутри определенно нужен сильный фонарь, – подумал я.
Выйдя наружу, увидал Наталью, идущую в мою сторону.   Зная, что она не одобрит перевозку стволов, спрятал оружие за двери дота. Помахав жене рукой, закурил. Спрыгнув ко мне, она что-то хотела сказать, но увидав за моей спиной черный провал двери, округлила глаза:
— Олег, это что такое? – выдохнула она.
— Это дот с пулеметом! – Теперь и у меня проскочила нотка превосходства.
Она положила пакет на бруствер траншеи, он подозрительно брякнул металлом.
— Ну, пошли, показывай! – нетерпеливо попросила она.
Взяв жену за руку, повёл её внутрь.
— Ты осторожней ступай, здесь на полу много гильз, – предупредил ее.   Потихоньку ступая, подвел её к пулемету:    — Вот «Максим»,  из него поливали огнём через эту амбразуру, – кивнул, показывая на полоску света в стене. Наталья подошла, деловито осмотрела пулемет, поводила скрипящим  без смазки стволом, из стороны в сторону спросила:
— А стрелять из него можно?
Я кивнул. Она с опаской отошла  скользя подошвами по гильзам. Взглянула в амбразуру, произнесла:
— Ой,  вон там на дороге  собирала грибы, у той скалы.
Я посмотрел в сторону куда она показала. Метрах в двухстах увидал пологую скалку, от которой шла зеленая полоса дороги через болото. Наталья продолжила:
— Спустилась вниз по ней, прошла до леса, там, на поле, дорога из бревнышек,на ней грибы насобирала. Совсем забыла, там, в пакете у входа лежат котелок и каска. Там в санях лежали, она махнула рукой в сторону леса.
На мой немой вопрос изрекла:
— Дошла до конца дороги, там сани старые, как в кино показывают, в них  лежало все, правда, это уже не сани, труха одна.
Выслушав ее и видя, как она отходит назад, осторожно сказал:
— Наташ погоди, там позади нас, трое бойцов финнов лежат.
Она вздрогнула, глянула мне в глаза, как бы спрашивая, не шучу ли. Прочитав  лице ответ, медленно повернулась. Я показал под стену дота и сказал:
— Там двое, наверное, пулеметчики. На топчане у печки еще один, видимо их командир, пограничник.
Жена, осторожно ступая, словно боясь наступить на останки воинов, крепко сжав мою ладонь, приблизилась к тому месту, куда ей показал. Чиркнул зажигалкой, пламя выхватило из полумрака останки бойцов. Наталья ладошкой прикрыла рот, как бы сдержала крик, отпрянула назад. Сдавленным голосом прошептала:
— Пойдем, пойдем отсюда, я не могу здесь! – и потащила меня к выходу. Такой реакции жены на прах воинов не ожидал. Держа ладошки у рта, она готова была заплакать.
Вышли наружу, прижав ее голову к своей груди, стал успокаивать, гладя по волосам, выбившимся из-под косынки. Про себя, мелькнула мысль. «Что, сам-то уже привык?»
Да, бойцов поднимал много, большинство безымянных, для меня  казалось нормой – сложить останки солдат в пакет, выкопав ямку, похоронить его. Сверху крест из молодых берёз поставить, сверху на могилку положить каску или патроны, чтоб могли через годы прибором найти, определить, чей боец лежит. Похоронить должным образом.
Спиртного, как правило, с собой в поиск не берёшь, от греха подальше. Поминаешь воина чаем.     Наталью брал с собой иногда, точнее, она меня возила, чтобы не обижать отказом. Но бойцов с ней ранее не находили, а тут сразу такое.
Взяв ее под руку, в другую руку пакет с каской  повел к машине. Постарался, чтобы не увидала погибших воинов в траншее. Срезал путь по звериной тропке, повёл к трассе. Всю обратную дорогу по лесу она молчала, только в машине попросила  налить чая из термоса. Молча налил пол стаканчика, хотя был удивлен. Чай завариваю сам и очень крепкий. Жена, если выпьет один, ну два глотка от силы, при этом делает гримасу, как будто спирту хлебнула.                                             А тут она пила чай, как будто не замечала его горечи. Закурил, ожидая, когда она в своих мыслях спустится на землю, очухается, от увиденного.
Когда Наталья пришла в себя услышал:
— Ты мне больше никогда, слышишь, никогда не показывай убитых! Я не хочу на них смотреть! – И уже другим тоном добавила: – Олег, мне неприятно и страшно, видеть это.
Я послушно кивнул и сказал:
— Хорошо.
Взял из машины сумку «банан» из-под миноискателя, пошагал к Доту, сказав жене, что нужно забрать детектор и лопату.     Дойдя до железной двери, взял автомат, попытался засунуть в сумку, но ствол, как не старался, торчал из неё сантиметров на сорок. Разобрав, метало — детектор сунул в «банан», туда вытащив пистолет, положил кобуру с запасными дисками, а уж сверху приспособил «SUOMI». Накинув на плечо сумку и, взяв лопату, пошел по траншее обратно. Дойдя до валуна, подобрал гранаты, понимая, что везя в машине оружие нет разницы для закона, сколько у тебя стволов и гранат. Если поймают, что так срок, что эдак. Вытащил из карманов куртки знаки отличия командира и всю мелочевку, поднятую здесь, сунул в боковой кармашек. Положив лопату между ручек «банана», направился к машине. При этом положении ручка лопаты как бы прикрыла собой ствол автомата.   Пистолет с ножом приспособил сзади за поясом.
Подойдя к машине, открыл багажник, вытащил сумки с провизией, «гостинцами» для родственников. Приподнял полик над запаской. Прикинул размеры: автомат туда явно не помещался. Тогда сунул в нишу диски с кобурой, гранаты.  Вытащив из бокового бардачка черный мешок для мусора на пятьдесят литров, засунул в него «Суоми» и, открыв заднюю дверцу, положил на пол между задними и передними сиденьями. Достал из багажника сумки с моими рыбацкими принадлежностями, бросил их сверху. Взяв сумку, пошел за цинками с патронами. Четыре коробки  как раз заняли все дно сумки, туда же положил и жестяную коробку с запалами. Принес все к машине, поставил на заднее сидение, добавив в неё сверху продуктов из пакетов. Завершив «маскировку», критически осмотрел все. Сумки между задними сидениями скрывали черный пакет с автоматом, а сумки сверху с продуктами, рыбацким снаряжением подозрения не вызывали.  Детектор в багажнике надежно скрывала палатка с бензопилой. Вроде все, можно ехать, на всякий случай глянул колесо. Норма. Сел в машину, закурил. Пистолет и финка неприятно давили на поясницу, мне пришлось сдвинуть ствол ближе к «талии». Присутствие жены мешало спрятать пистолет, хотя место для этого было давно приготовлено.
— Ну что, теперь куда? – спросила жена. Я взял карту, сообразил, где примерно мы находимся, сказал:
— Давай потихоньку прямо, поворот направо смотри. Должны засветло к Ладоге подъехать.

Минут через пятнадцать съехали на грунтовку. Дорога не фонтан, камни. Еще проехали какое то время, стали видны проблески озера. Свернули еще раз и ехали уже как бы в обратную сторону вдоль берега.                                                                  «Давай здесь свернем», – сказала жена.  Не дожидаясь ответа, свернула к озеру. По камням да кореньям от сосен с трудом, задевая днищем неровности дороги, доехали до берега Ладоги.   Остановились под соснами, росшими на скале.    Солнце освещало скалистый мыс, режущий своими камнями гладь Ладоги пополам.       Справа и слева две большие загубины.    Ослепляло глаза яркое солнце, опускающееся к синеющим вершинам деревьев на западе.  «Может быть здесь,  проходила граница между СССР и Финляндией в далеком 1939 году?»

III

Наталья прогнала мои мысли своим восторгом от увиденной картины. Она подбежала к воде, зачерпнула и брызнула водой на зеркальную гладь озера. Потом деловито вымыла руки, смочила лицо, так, чтобы краска с ресниц не растеклась, и распорядилась: «Ты давай, ставь палатку, дрова принеси, костер разожги».
Я за неё продолжил: «И ужин свари…» Она засмеялась, а я был счастлив, что жена забыла о том, что произошло в доте.
Минут десять ушло на разгрузку и постановку китайской палатки, которая меня постоянно раздражала. Спать в ней, это всё равно, как зимой спать дома под одной простынкой. У меня есть нормальная крепкая палатка, из брезента, но я её оставил у брата в Сортавала, в пошлый отпуск. Покупать новую, имея уже одну, считал нецелесообразным.
Беру пилу, иду к поваленной ветром сосне. Берег наполняется визгом «Husqvarna». Отпиливаю несколько, толщиной с руку, сухих веток, пилю с десяток чурок от сухого ствола, и вот он – «закон подлости», летят искры из-под цепи, чурка падает, обнажая на спиле черное пятно осколка. Цепь опять точить придется, про себя чертыхаюсь. Сучья ломаю на тонкие чурочки об острый камень. Они иногда отскакивают от камня, не сломавшись, тогда ладони обжигает обратным ударом. Но все равно, так быстрее заготавливать дрова для костра.
Жена, осторожно ступая по скалке с котелком и пакетами наперевес, спускается к воде чистить грибы и картошку для «грибницы». Развожу костер и иду за широкой доской, что приметил возле поваленной сосны, из нее и чурки сделал что-то вроде столика, а из остатков доски смастерил скамью. Работа была закончена, и я спустился по скалке к жене. Присел на камень, закурил.
— Грибов то много на суп, а до Сортавала не довезем, что делать то? – спросила Наташа. Я посмотрел – действительно много, сказал:
— Так ты пожарь ещё их, будет у нас два блюда из грибов, устроим грибной день!
Жена, глянув на меня с прищуром, ответила:
— Я-то пожарю, а ты сделай подставку у костра для сковородки.
— Так в лёгкую, сейчас покурю и сделаю!
— А вода какая теплая, хоть ныряй! – как о мечте сказала супруга. Я спросил:
— Что искупаться хочешь?
Подумав с минуту, она изрекла:
— Нет, здесь камни, скользкие они, и боязно что-то. Был бы песочек, тогда можно.
Вставая, сказал:
— Ладно, пойду, сделаю тебе «керогаз» для сковородки.
Поднялся к костру, он уже весело горел почти без дыма, только смола вспыхивала и выбрасывала маленькие струйки черного дыма. Завел пилу, выбрал поровней без сучков чурку и, поставив её на попа, сделал с обеих сторон по два надреза крестом, глубиной пять сантиметров. Потом разрубил чурку пополам. С обеих половинок выпилил сердцевину. Пошел в машину за проволокой, у меня старые петли на зайца из нихрома в машине лежали. Открыл багажник, приподнял крышку над запаской, еще раз глянул на пистолет, финку, которые по приезду сунул в багажник. Поискал штык в машине. Не найдя его, стал искать пакет, что Наталья принесла с каской. Тоже не нашел. Взяв финку, найденную у бойца, проволоку,  вернулся к костру. Две половинки чурбака, что я расколол, сложил вместе, как было, обвязал проволокой в двух местах, так что получилась деревянная труба с толстыми стенками и почти квадратным отверстием. Я это называю «керогазом».
Поставил «керогаз» рядом со столиком на плоские камушки. Взял финку, резанул по выпиленной сердцевине – острая. Настругал щепы и бросил в отверстие чурки. Снизу подсунул кусок газеты и зажег. Лучины сразу занялись огнем, а из верхнего отверстия показался дымок. Я в который раз вспомнил о том человеке из моего детства, со смешным, казалось раньше, именем – Тойва.

…Будучи пацаном лет одиннадцати или двенадцати я подружился с мужиком, живущим недалеко от нашего дома в маленькой, но крепкой избушке со своей молоденькой и всегда приветливой женой. Детей у них почему-то не было. Тойва ходил по домам и зарабатывал деньги, помогая копать колодцы, крыть крыши или баню срубить кому. По-русски он говорил плохо, но его все понимали.
Тогда летом шел я к другу Шурику с «горки», а его собака, здоровая овчарка, пыталась напасть на жену Тойвы. Вот я и отогнал ее, знал, что меня собака не укусит. В благодарность за это Тойва вынес из своего дома целый алюминиевый бидон с земляникой, который мы с Шуриком за один присест, посыпав сверху сахаром, съели. Днем я отнес обратно Тойве бидон. Так и познакомились.
Это он меня научил, как в дождь костер развести, как зайца поймать, рыбку, и еще многому, что мне в жизни пригодилось. Был он карел или финн, точно не знаю, сейчас даже не могу вспомнить, как звали его жену. Тойва был мастер по рыбалке, лучше которого я не знал. И чай он научил заваривать, чтобы был крепкий и терпкий. С тех пор в моем рюкзаке всегда лежит закопченная консервная банка емкостью в литр.

Вспомнил, значит, надо заваривать чай. Достал из рюкзака банку, пошел к Наталье.
— Ну как у тебя тут? – спросил я, посмотрев на ее приготовления.
— Вот, все готово! Только мы с тобой воду забыли купить, – как бы с растяжкой сказала жена.
— Ладога вроде еще относительно чистая. Воду пить можно, ну на всякий случай прокипятим, – ответил я.
Зачерпнул воды и пошел к костру. Мой «керогаз» уже разгорелся, и я, подбросив щепок сверху в отверстие, поставил на него банку. Внутри сухое дерево уже занялось огнем, снизу было как бы поддувало, а сверху через крестовые пропилы выходил огонь и дым. В общем, как на газу. Осмотрев костер, Наталья спросила: «Где тренога?» Я сходил до машины, достал треногу и поставил над костром. Взял у жены котелок с водой и грибами, приспособил над пламенем. Вода в банке на «керогазе» закипела, и я сыпанул в нее полную с горкой деревянную ложку крупно-листового чая, поставил банку на стол, накрыв ее свернутой вчетверо газетой. Достал термос, бутылку коньяка из Дьюти фри, бутерброды, что еще дома резала Наталья, кружки и позвал к столу жену:
— Давай червячка заморим!
— А коньяк зачем? – спросила она.
— Ну как? Надо же воинов помянуть! – с притворным возмущением сказал я.
— Мы ведь имен их даже не знаем, – чуть не шепотом произнесла Наташа.
— Все равно, можно сказать просто, «Пусть земля будет им пухом!» – ответил я убедительно.
Плеснул Наталье пару глотков коньяка, себе налил чай. Как умею, про себя помолился за погибших и выпил. Жена, тоже молча выпила спиртное. И вдруг спросила:
— Мы туда еще поедем?
Я кивнул.
— Только ты один сходи, а я тебя в машине подожду, – тихо сказала Наталья.
— Ладно, – согласился я и показал рукой на «керогаз» – Ты вон сковородку ставь на чурбачок да жарь грибы. Только щепу не забывай подбрасывать сверху в отверстие.
Перекусив немного, я пошел к машине, для отвода глаз взял спиннинг, достал из запаски пистолет, гранату, спрей для очистки ржавчины, ветошь и моторное масло в двадцатикубовом шприце. Собрав всё, поспешил на противоположную сторону скалки, сказав жене, что иду рыбачить. Присев на выступ скалы, разложил на камнях всё, принесенное из машины. Первым делом был пистолет. Покрутив в руках, вынул из него обойму с патронами, снял с предохранителя и подергал затвор. Чтобы не сломать, решил убрать сначала налет ржавчины. Брызнул спреем в механизм пистолета, куда смог попасть, и положил его отмокать на ветошь.
Следом принялся за гранату и взял её в руки, вытащил кольцо и снял колпачок со взрывателя. Предохранитель ударника стоял на месте. От него отходило продолговатое кольцо, потянув за которое, я снял предохранитель. Все, граната была готова к бою. «Интересно рванет – не рванет, если бросить?» – подумал я, и в этот момент услышал как закричала жена: «Олег змея, змея!» Я подскочил как ужаленный, граната выскользнула из рук, и упала на то место, где я сидел секунду назад. Ударившись взрывателем о скалу, она с шипением и дымом покатилась к воде.
Я не ожидал от себя такой прыти: секунда или две, и я был по другую сторону скалки. Успел посмотреть на жену, которая стояла на столе, держа в одной руке сковородку, в другой ложку. Потом рвануло, зазвенело в ушах, и следом окатило водой, так, как будто мне на спину вылили полное ведро. Стоя на четвереньках, глянул на Наталью. Она присела на корточки, совершенно забыв про змею, сковородку, глядела на меня широко открытыми от ужаса глазами.
Я поднялся, зажал нос пальцами, надул щеки и продавил воздух в уши, как делаю это в самолете. Щелчок, и я обретаю слух. Весь мокрый, иду к жене. Не доходя до стола, вижу, как в сторону быстро уползает размером с карандаш маленький уж. Беру жену за талию и спускаю ее со стола. Не успеваю опустить её на землю, как чувствую, что горячее масло из сковородки  льётся мне на спину. Пересилив боль, поставил жену на камень возле стола, и только потом, лихорадочно извиваясь и ругаясь матом, стал стаскивать с себя липкую от воды и масла футболку.
К Наталье постепенно стало приходить понимание того, что происходит. Положив сковородку, она схватила коньяк и, щедро плеская себе в ладонь, стала поливать им мою спину. Было такое чувство, что мне на место ожога кинули снег, и следом наступил жар. Я было рванул к воде, но жена остановила меня, сказав:
— В воду нельзя, потерпи немного, иначе шкура слезет, а так приварится от спирта и не будет пузыря от ожога.
Я присел на скамейку, ругая себя за нетерпеливость с оружием. Жена между тем подступила с вопросами, на которые мне сейчас отвечать не хотелось.
— Ну, что там у тебя взорвалось? Ты обещал не брать с собой взрывчатку. А если бы с проверкой остановили? Мне опять заниматься передачами и адвокатами? – сказала она хмуро.
Я промолчал.
— Когда ты станешь взрослым у меня? – уже другим, ласковым тоном сказала жена. По ее словам я понял, что прощен.
— Да представляешь, только взял в руку гранату, как ты закричала: «Змея, змея». Ну, граната из рук выскользнула, и об скалу. Смотрю: зашипела, ну я и сиганул за гребень скалки.
Наталья осмотрела мои сто килограммов веса и видно, представив меня «сигающего», засмеялась. Потом поведала:
— А я мешаю грибы на сковородке, вдруг вижу змею, и ползет ко мне, я от страха на стол вскочила и тебя позвала. Потом как грохнет, вижу столб воды выше скалы, и по ушам – как даст! Присела аж, чуть не описалась. Смотрю где ты, а в голове мысль: «Взорвался!» Тут вода и дым рассеялись, вижу – ты на четвереньках стоишь, весь мокрый, смешной. У меня и отлегло, а ноги ватные стали, что слезть со стола не могу. Ты когда меня со стола снимал, я про змею, грибы и сковородку вообще забыла. Вспомнила только, когда ты футболку начал снимать и материться.
Закончив свой рассказ, Наталья сказала мне:
— Ты давай повернись, гляну, что там у тебя стало со спиной.
Я повернул спину, жена оглядела и изрекла:
— Все будет хорошо, волдырей нет и не будет, точно. Посиди, пока стол накрываю.
Супруга собирала на стол, а я сходил к месту взрыва, спрей и шприц достал из воды, пистолет и обойма лежали на том же месте. Только спиннинг отбросило взрывной волной метра на четыре. Протер пистолет ветошью и потянул затвор на себя. Послушно, без скрипа, патрон вошел в патронник. Сверху затворной рамы стало видно наличие патрона в стволе. Такого я раньше не встречал. Позвала Наталья. Быстро собрав все со скалы, отнес к машине. Достал сумку «банан», сложил в неё все трофеи, найденные мной, только пистолет бросил в палатку, предварительно вынув патрон из ствола. С трудом поднял сумку и отнес её к поваленной сосне. Там сунул свои сокровища в пространство между двумя большими камнями и закидал сверху сухими рыжими ветками.
Вернулся к машине и разложил сидения, словом подготовил Наталье постель. Для себя взял красную зимнюю куртку с эмблемой заправок ПТК и пляжный коврик, бросил все в палатку и подошёл к столу. На столе уже стояли две тарелки с грибницей, лежал зеленый лук с белыми, небольшими луковицами, соль и домашний белый хлеб. Я налил жене пятьдесят грамм коньяка, себе плеснул чай с бачка.
— Ну, Михайловна, с отпуском тебя! – сказал я и чмокнул жену в щеку.
— И тебя! – смеясь, ответила она.                                                                                             – Лихо он у нас начинается.
Выпили она свое, я свое, и принялись за грибной суп, смачно хрустя луковыми головками. Только сейчас понял, как проголодался. Быстро расправившись с грибницей, принялись за жареные с картошкой белые грибы, и сразу вспомнилось прошлое лето и друг мой Сергей, с которым мы собирали белые по островам на Ладоге. Вспомнил и то, как приставая к берегу на резиновой лодке с мотором, Серега грохнулся в воду, как по прибытию жена его ругала, за то, что он поехал со мной на Ладогу.
— Как твоя спина? – Опять прогнала мои воспоминанья Наталья. Спину неприятно и больно стягивала обожженная кожа.
— Да тянет, и болит от этого.
— Сейчас гляну, что есть у меня с собой, чтобы помазать ожог, – и пошла к машине. Вернулась, неся в руках кучу баночек, бутылочек и таблеток.
— Вот это выпей, чтобы воспаления и заражения не было.
Протянула мне капсулу и пару таблеток. Я послушно проглотил их, запив чаем, который приобрёл светло коричневый цвет. Остывая, он всегда становится похожим на кофе с молоком. Жена, выбрав баллончик со спреем от солнечных ожогов, зашла за мою спину и брызнула. Сначала боль от холода, потом блаженство: напряжение кожи ослабло, и боль потихоньку уходила.
— Сейчас спрей впитается, я тебе пенициллиновой мазью намажу на ночь.
Я поцеловал жену в знак благодарности. Солнце уже опустилось за горизонт, только перистые облака, горящие рыжим цветом, говорили о том, что солнце скрылось недавно, и о том, что завтра будет хороший, ясный, я надеюсь, удачный день.

IV

Проснулся рано, время подходило к пяти, ожог на спине почти не болел,  обрадованный этим, я быстро выполз из палатки. Солнце уже встало, и небо было чистым от облаков. Мой прогноз оправдывался.
Футболка, облитая вчера маслом, сегодня была чистая, заботливо постиранная Натальей. Когда успела? Мысленно поблагодарив жену, надел футболку. Она была чуть влажной от ночной прохлады и приятно освежала тело.
Спустился к берегу, подняв на крыло крупную крякву, которая с шумом и недовольным кряканьем долго разгонялась по воде, помогая себе крыльями для взлета. Умывшись, подошел к столику. Костер погас совсем, только «керогаз» чуть дымил тонкими стенками. Бросил в отверстие кусок газеты и щепы, дунул в него, надеясь раздуть пламя, в ответ «керогаз» выпустил мне в лицо облако пепла. Посмеявшись над собой взял баллончик с каким-то спреем, поднёс его к нижнему отверстию трубы и чиркнул зажигалкой. Струя пламени как от огнемёта рванула внутрь трубы и вылетела из верхнего отверстия. Быстрый розжиг. Довольный собой, взял свою банку со вчерашним чаем и, накинув на плечо полотенце, спустился к воде.
Сполоснул банку заварки, наполнил её водой, смыл с лица пепел и вернулся к костру. Моя «газовая конфорка» вовсю горела рыжим огнем. Приспособив сверху пару тонких полешек, так как банка уже проваливалась  внутрь трубы и поставил на них банку. Присел у костра, выпив полстаканчика холодного чая из термоса, закурил. Вода закипела на удивление быстро. Засыпав в кипяток заварку, размешал её тонкой, сухой веточкой сосны, заставляя чаинки опуститься на дно. Затем взял банку и поднес к пламени «керогаза». Вода потихоньку стала закипать, и заварка, всплывая, образовала своеобразную шапку из чаинок. Поставил банку на стол, пошёл взглянуть на жену. Возле дверки машины, как дома возле кровати, стояли её шлёпанцы, в одном из которых уютно пристроилась лягушка. Наталья крепко спала под охраной центрального замка автомобиля. Будить не стал и пошел к костру, невольно засмеявшись, представив картину, как жена надевает шлепки с лягушкой внутри.
Подойдя к столу, налил себе свежее заваренного крепкого, индийского чая .

Во времена СССР я редко когда ошибался в запахах этого напитка. Знал и мог определить по запаху грузинские «белые горы» по тридцать копеек, «белочка, прессованная плитка», «индийский со слоном», «трехсотый», «36», «20» – цифры соответствовали процентам индийского чая. Почти как содержание золота в  кольцах.
Пока вспоминал названия чая, выпил всю чашку. Взбодрившись, взял спиннинг и направился к острию мыса, облавливая частыми забросами его восточную сторону. Утреннее солнце отражаясь от глади Ладоги слепило глаза, Поклевок не было, только мелкий окунь бегал за блесной. Была небольшая досада, но я её прогнал мыслью, что все равно рыбу до города не довести, испортится от жары по дороге, а заниматься сейчас ею просто не было желания. Мысли о рыбе дали импульс желудку, который тут же отозвался урчанием. Направился к костру, где от вчерашней трапезы осталась грибница. Хлопнула дверка машины, и, обернувшись, увидал жену, которая с улыбкой шла ко мне.
— Где рыба?
— Там! – махнул я неопределенно в сторону озера.   — А где лягушка?
— Так это ты её мне туда посадил?- спросила жена.
— Зачем, просто, когда подходил к машине на тебя посмотреть, видал её и рассчитывал, что услышу тебя, когда проснешься и наденешь шлёпки – сказал я.
— Нет, здесь змеи, и я все проверила, прежде чем надеть обувь! – важно ответила Наташа.
— Ладно, иди умывайся, а я подогрею грибы, – заботливо сказал я.
— Давай грибницу холодной поедим, она вкуснее так.
— Хорошо, – согласился я.

– Как твоя спина?

– Нормально и не болит совсем.

— Как я и говорила, а вот в воду бы пошёл, всё пузырь и ожог точно бы был, —  сказала она с назиданием.
«Керогаз» мой прогорел и, лежа на боку, выпускал струйки дыма. Пришлось разжечь костер, чтобы вскипятить воду для термоса. Пока жена собирала на стол, успел собрать палатку, спиннинг и сидения в машине. Пистолет засунул в специально прорезанное отверстие с левого боку сидения, так чтобы сверху его прикрывал чехол. Достать его будет легко, просто отогнуть ткань и сунуть туда руку. Позавтракали, действительно грибница холодной оказалась вкуснее. Собрав вещи, стали их укладывать в машину. Наталья вдруг попросила:
— Олег давай сумку с твоим военным барахлом оставим здесь, а назад поедем в Сортавала – заберем. Чтоб мне тебя из леса ждать было спокойней. Тут расстояние то километров тридцать.
— Ладно, – согласился я, увидав некое рациональное зерно в её предложении. Еще раз оглядев расщелину в скале, где спрятал сумку, я сел в машину, и мы двинули обратно к месту вчерашнего поиска.

Доехали быстро. Наталья развернулась и встала в тот же помятый накануне ею кустарник. Выйдя наружу, я увидал пакет, по всей видимости, забытый здесь нами вчера. Глянул внутрь – точно: каска, котелок с крышкой, и вот он – мой штык.
— Вот забыли вчера! – и я протянул пакет Наталье.
— Олег, только недолго давай, часа два, ну три тебе хватит? Чтоб засветло в Сортавала приехать, еще сумку надо с берега забирать, не забывай.
Я послушно кивнул. Накинув куртку, взяв металлодетектор с лопатой, я поспешил по лесной дорожке к саням, о которых вчера рассказывала жена. В лесу было еще по-утреннему прохладно, и мои короткие сапоги сразу заблестели от утренней росы. Пройдя пролом в скале, спустился на дорогу, выложенную из брёвен. С годами болото подсохло, и выложенная гать сгнила, поэтому идти было легко и мягко. Мой аппарат подал голос, и я лопатой разгреб то место – скоба. Двинулся дальше. Впереди метрах в двухстах виднелся лес, значит, там заканчивается дорога по болоту. Опять отозвался детектор, лопата ударила в твердый металл. Разгребаю траву, что выросла поверх гати, и вытаскиваю противопехотную мину, следом другую, третью. От времени, сырости и ржавчины взрыватели просто выпадают из своих гнезд. Мины были наставлены часто, и я их просто стал обходить. В конце гати увидал сани, о которых мне говорила жена. Принялся исследовать их своим детектором, но только топор был в санях, да полностью прогнившая каска. Обойдя сани по кругу, нашёл две латунные стреляные гильзы от револьвера. Принялся обследовать площади вокруг саней. Вроде чисто, детектор молчит. Подумал, что сели батарейки, и бросил под катушку гильзу – миноискатель запищал. Работает! Я углубился метров на двадцать вглубь леса. Возле толстой березы среди травы катушка миноискателя ударяет обо что-то твердое, и проходя уже мимо этого места, по привычке посмотрел туда. Череп. Осматриваю место. Головой к берёзе лежат останки воина, рядом с ним второй, как бы «валетом» к первому.
Провел над останками миноискателем, сигнала нет. Странно? Нет при бойцах ни ремней с подсумками для патронов, ни винтовки, даже сапёрной лопатки, и той нет. Мелькнула мысль о гражданских лицах, но остатки одинаковых армейских ботинок говорили о том, что передо мной военные. Стал более тщательно осматривать место, ища хотя бы пуговицы от гимнастерки или нижнего белья. Перевернул череп. В затылочной кости увидал пулевое отверстие, очевидно, прошила пуля голову навылет, слегка отколов кость от одной из глазниц. Осмотрел второго, картина та же, что у первого – дыра в затылке. В душе не осталось и следа от утреннего приподнятого настроения.
Присел на упавшую березу, закурил. Следом пришли нехорошие мысли – это расстрел. Поставили бойцов возле берёзы и в упор, в затылок стрельнули. Но кто это сделал? Надо найти пулю или гильзу, тогда примерно будет ясно, кто и кого. Докурил и, не надеясь на результат, провел миноискателем по стволу березы, стоящей над убитыми. Детектор отозвался тонким писком, глянул на дисплей – латунь, значит там пуля. Я иногда прибегаю к такому методу, чтобы определить направление боя. Провожу миноискателем по стволам деревьев или торчащих из земли пеньков. С какой стороны пищит, в той стороне и ищу позиции. А тут – вот она! Теперь надо думать, как достать её из берёзы. Берёза выросла за эти годы, да и глубоко, наверное, сидит пуля в древесине. Вспомнил о топоре, что нашёл и оставил в санях.
Прислонил детектор к стволу дерева, под катушку, чтоб пищала, положил «финку» и, прибавив громкость сигнала, пошел налегке к саням. Топорище сгнило полностью, и, вытряхнув из отверстия топора труху, направился на звук сигнала моего инструмента, подобрав по пути толстый крепкий сук от сосны. Подойдя к березе, стал строгать «финкой» топорище. Через десять минут получился неуклюжий, но вполне сносный топор. Померил высоту до пули, высоковато. Взялся за обломок упавшей рядом и сломавшейся березы, подтащил её к основанию дерева, положив его так, чтобы не потревожить прах бойцов. Встав на берёзовую чурку, принялся вырубать то место, откуда шёл сигнал. Вскоре в светло-жёлтой сердцевине дерева увидал чёрное пятно пули. Отбросив топор, принялся осторожно, чтобы не повредить и не потерять, выковыривать её ножом. Достав и осмотрев её, присел отдышаться. Пуля была от револьвера «Наган», её не спутаешь с другими по характерному срезу. Кончик пули как у нового, не заточенного круглого  карандаша с небольшим скосом по кругу. Разгадывая её, вспоминаю и достою из кармана стреляную гильзу, подобранную возле саней. Все сошлось, бойцы были расстреляны за какую-то провинность, в затылок из «Нагана». На это показывало и отсутствие ремней, касок, смертных жетонов и вообще каких бы то ни было личных вещей. Только подошвы от истлевших ботинок говорили, что передо мною лежат солдаты.
Надо бы их похоронить по-людски. Выкопал неглубокую ямку, сложил туда останки воинов. Осталось поставить крест. Надо делать. Вернулся опять к саням и стал искать гвозди или проволоку, чтобы приспособить перекладину у креста. Не найдя нечего, от сгнивших полозьев оторвал полоз. Сломал, перегнув пару раз на две части, из них получился нормальный крест. Нашёлся и железный штырь, которым скрепил две половинки металла. Чтобы не болталась поперечина, обвязал её шнурком, вытащенным за ненадобностью из своих штанов. Выполнив, что задумал, вернулся к берёзе и вбил крест в землю. Положил к останкам сгнившую каску и ненужный уже топор, закопал. Если найдут их когда, то по каске определят, чей воин был.
Помянуть бы, но нечем, торопясь, забыл взять школьный рюкзачок с термосом, пожертвованный мне для леса младшей дочкой, в ответ на купленную для неё к первому сентября «крутую», как она говорит, сумку.
Прочитав молитву, пошёл обратно в сторону бывшего болота. Металлодетектор молчал и я, размашисто махая им впереди себя, двинулся параллельно дороги по которой пришёл сюда, исключив хождение по минам что стоят на гати. Впереди в конце болота виднелась скала, где были финские позиции, впереди и с справа виднелось место, где, по моим прикидкам, находится дот. Прикинул расстояние, по диагонали до него было метров четыреста. Миноискатель ожил и стал отзываться тонким писком на стреляные гильзы. Вдруг тон его изменился на резкий, громкий. Принялся лопатой разгребать жухлую траву и почти на самом верху увидал лежащий ремень с двумя подсумками для патронов и сапёрную лопатку. Поднял. Ремень застёгнут. Раздвинул в том месте дерн, точно, что я и ожидал – русский боец. «Ханхинголка» лучше жетона говорила о принадлежности воина. Лежал он ногами к позициям финнов, головой на запад к саням, «возможно раненый уползал», мелькнула мысль. Стал искать его винтовку, но вместо неё опять нашёл воина, потом еще и еще. Стал определять погибших по их каскам, где бугорок на пути, то это точно каска и воин. Находил их сгнившие винтовки, и втыкал в землю штыком или стволом, чтобы обозначить место, где лежат воины. Чем ближе подходил к скале, тем больше встречалось убитых. Не трудно было определить, что солдат «косил» тот пулемет «Максим», что я нашёл в доте. Да и количество пустых цинков говорило о том, что бились здесь серьёзно. Такое количество стреляных гильз я встречал только в двух местах: в Иван Городе, на «Ореховой горке», что близ Эстонской границы. Там, отступая, «гансы» зимой 1944 го держали свой плацдарм. Вторым местом был «Рамушевский коридор», где немцы попали в окружение и больше года обороняли полоску земли шириной восемь километров и длинной сорок.
Дойдя до подножья скалы, я обернулся: за мною густо тянулся след из воткнутых в землю винтовок. Представив, сколько здесь может лежать убитых, мне стало не по себе. Сердце забилось часто, мурашки пробежали по телу. Я прошел полосой в четыре метра, а погибших! Сбился на тридцати. Надо подключать кого-то, одному не поднять столько погибших. Чтоб поднять одного воина здесь на высохшем болоте нужно два часа времени, примерно. А их вон сколько. Но сначала с парнями надо сюда приехать, и если представляет интерес автобус, вывезти его, забрать пулемет и «живое» оружие. Потом  уже в консульство финнам позвонить, встретиться, переписать и отдать им номера жетонов, координаты  места с их бойцами. Конечно, лучше с кем-то из их представителей приехать сюда и самому все показать. Потом все закрутится, Финны пошлют запрос властям, чтобы забрать своих, власти – покажите место. Ну, приедут сюда вместе и заберут своих погибших, и не возникнет вопросов о пулемете или о чем другом, и в грязь лицом упасть не захотят перед финнами. Самое главное, что долг последний отдадут воинам РККА, а возможно, и родные узнают о последних днях своих павших родственниках. В архивах то есть данные, но они «за семью печатями», может, рассекретят, наконец.
Поискал глазами, где можно присесть, чтобы покурить, успокоиться. У самого подножья скалы увидал расщелину и над ней упавший ствол дерева, на него и пристроился, закурил. Солнце уже поднялось высоко, пора бы поторапливаться к жене. Взгляд упал в темную расщелину в скале. Прямо передо мной внизу лежали бойцы, что их восемь, смог сосчитать только по каскам. Воины были присыпаны песком и мелкими кусками гранита. Глянул на обувь: та же, что и наверху картина – колючка, намотанная сверху на ботинки бойцов. Постепенно приходит понимание того, что финны склон скалы поливали водой, сделав из него ледяную горку. Здесь, в складке из камней, воины накручивали на ботинки «колючку», снятую c проволочного заграждения, и рвались по льду вверх, цепляясь за лёд острыми шипами проволоки.
Мысленно представил такую атаку, и мне стало нехорошо. Закурил опять, уже, наверное, третью сигарету подряд. Постепенно приходя в себя, глянул снова на бойцов. Винтовки, каски, сапёрные лопаты, ремни с подсумками, белые от дождей и солнца кости, все это лежит на трех квадратных метрах. Вижу железную коробку из под дисков к пулемету. Спускаюсь в расщелину и внимательно, чтобы не потревожить прах убитых, осматриваюсь. Замечаю пулемет «Дегтярева», придавленный упавшей сосной, на которой только что я сидел. Беру лопату и, ручкой приподнимая дерево, вытаскиваю то, что осталось от оружия.
Гнутый ствол, насквозь проржавевший диск да раздолбаная ствольная коробка, целыми были только сошки, на которые опирается пулемет во время боя. Пробегаю взглядом по ремням или местам, где они должны быть у погибших. Вижу сапёрные лопатки, гранаты «РГД-33», и замечаю край кобуры, придавленный камнем. С волнением снимаю с неё кусок гранита. Продавленная кожа и очертание «Нагана». С волнением убираю с кобуры клапан и осторожно достаю револьвер. Ржавчина есть, но стрелять будет, определяю на глазок. Как я давно мечтал о таком. Попадались раньше пистолеты, в основном «ТТ». Но этот – мечта. Спохватываюсь, что нужно торопиться к Наталье.
Откладываю в сторону свою находку и начинаю при помощи детектора и рук просеивать песок, хвою, мелкий щебень в том месте, где был пистолет. Запищали монеты, и следом нахожу истлевшие петлицы с двумя кубарями. Значит, лейтенант, пытаюсь разглядеть цвет петлиц. Наконец, под кубарём, вижу малиновую или красную ткань. Похоже на НКВД или политрука. Вот, значит, кто ты, не надолго ты пережил тех двоих солдат, которых застрелил у берёзы. Уверенности в этом добавила тряпичная звезда, нашитая на ткань от шинели. Осмотрел сапоги, остатки от них, проволоки не увидел, ну да, ведь он командир и ему в атаку по льду идти не надо. Надо только командовать, а люди умрут сами.
Приблизительно прикинул, сколько потребуется времени, чтобы поднять из небытия всех бойцов. Выходило, что очень долго. Странным показалось то, что у воинов не было противогазов и крайне мало гранат. «Нужно посмотреть в районе саней еще раз», – подумал я. Опять пискнул детектор, на отсев упали несколько патронов от «Нагана». Разглядел цифру «38» на донце латунной гильзы. Оглядел по верхам всё, но как не смотрел, полевой сумки командира не увидал, а затевать подъем всех бойцов из этой щели сейчас, времени уже нет. Надо к жене идти, наверное, часа три уже давно прошло, а я всё «копаю».
Забрав «Дегтярев», револьвер, с трудом вылез из расщелины. Дот смотрел на меня амбразурой с расстояния двести, двести пятьдесят метров. Взвалив на плечо инструмент и останки пулемета, стал потихоньку подниматься вверх по скале, цепляясь свободной рукой за редкие выступы скалы и кустарник. Минут через пятнадцать взобрался как раз в том месте, где траншея поворачивала к доту. Сразу присел на кучу щебня, успокаивая сердце, но как не пытался, в ритм попасть не мог. Достал из заднего кармана пластинку с капсулами валидола и выдавил две штуки сквозь зубы в рот. Резкий вкус мяты вернул мне дыхание. Посидев немного и отдышавшись, налегке пошёл к доту. Оставлять здесь «Максим» я не собирался.

Войдя внутрь, сразу прошёл к топчанам, чтобы осмотреть те, что я в прошлый раз не осмотрел. Нашёл на них только бинокль и фонарик, а вот главная находка – планшет, меня ждал под топчаном, скорее всего, сброшенный туда взрывом гранаты. Открыв заглянул, внутри лежала карта и бумаги на финском. От времени бумаги слиплись, я не стал их дальше трепать, решив спокойно и не торопясь все осмотреть по приезде в Сортавала. Подойдя к пулемету, глянул, чем он крепится к треноге, понял, что без гаечных ключей его не снять. Тогда насколько можно сдвинул вместе трубы треноги, так же вдоль них развернул ствол «Максима» и, взвалив всю конструкцию на плечо, вышел из дота. Кое-как дотащил его до того места, где прятал коробки с лентами, гранаты и мины из автобуса. Оставил там, сам вторым заходом вернулся за миноискателем и всем остальным, оставленным в траншее.
Донес все до места моего схрона и принялся лопатой его расширять. Выкопал продолговатую яму, чтобы влез пулемет с треногой. Теперь надо жене показаться, наверное, уже меня ругает. Прихватив детектор, потопал к машине. Наталья уже ждала меня в начале лесной дороги.
— Ну что, ты так долго? Ведь договаривались – два, ну максимум три часа, – с ноткой возмущения заявила она.
— Ну, так получилось. Извини. Пойдем, надо целлофан взять, чтобы пулемет обмотать да закопать его здесь.
Жена, довольная тем, что я все оставляю здесь, поспешила к машине. Открыв багажник, достал толстую стеганую пленку, я её использую как полог, если дождь идёт. Отдав Наталье детектор, вернулся обратно. Расстелил пленку по земле и разрезал её на три части. Положил одну часть на дно схрона так, что концы её торчали из ямы на полметра. На дно пристроил мины, гранаты, коробки с пулеметными лентами. Завернул, как мог, «Максим» и положил его сверху коробок, туда же сбоку засунул остатки «Дегтярёва». Концы пленки сложил конвертом и придавил их камнями. Оставшимся куском накрыл все своё «богатство», края заправил в щели между стенкой схрона и упакованным оружием, таким образом, что влага от дождей будет уходить в землю, не попадая внутрь.
Закидал  все это песком и камнями. Следом наносил от упавшей сосны сухих веток и замаскировал ими потревоженную землю. Глянул со стороны: вроде в глаза не бросается. С чувством выполненного долга потопал к машине. Сама мысль, что за один поиск найдено столько бойцов и не только наших, но и финских, радовала меня. Возможно, удастся идентифицировать кого-то из красноармейцев, тогда, если живы родственники, они узнают, где погиб их прадед, отец или брат. За финнов не беспокоился, если есть жетон, то точно найдут, кто этот боец. Родственники, если кто остался, похоронят воина по-людски, на родине в Финляндии.
— Ну что, спрятал? – спросила Наталья.
— Да, – ответил я.
— И пулемёт?
Я кивнул.
— Давай, на руки полью, умоешься, да чаю попьём.
Наталья открыла бутылку с минеральной водой и стала лить мне на ладони тонкой струйкой. Вода приятно щекотала руки пузырьками газа, пока я мылся.
— Куртку бы снял хоть, жарко уже становится.
Сняв с плеча планшет с картой, положил его на сидение.
— Вот, в доте нашёл, под топчаном лежал. Финский! – сказал я.
— Ты смотрел что там? – с любопытством спросила жена.
— Да глянул мельком, там карта да бумаги на их языке.
— Чего ещё видел там? Расскажи, – с нетерпением проговорила Наташа.
— Да много чего там, даже и не знаю с чего начинать, – ответил я задумчиво.
— А ты сначала и расскажи.
— Давай чаю попьем, а то у меня желудок уже просит, чтобы я бросил в него что-нибудь.
— Ты рассказывай, а я приготовлю перекусить.
— В общем, дошёл я до саней, про которые ты мне говорила. В санях «Ханхинголку» нашёл да топор.
— Я тоже в них нашла каску и котелок! – вставила Наталья, продолжая делать бутерброды с мясом.
— Там дальше в лесу наткнулся на двух бойцов наших, видать расстреляли их за что то, дырки от пуль в затылках. Закопал там же, у берёзы.
— А как их найти — если что?
— Да я от саней оторвал полозья и смастерил крест, нормально получилось, только из штанов шнурок использовал, для перекладины, чтобы держалась, и видно хорошо, издалека.
— Так шнурок тебе без надобности, ты ведь подтяжки носишь. Я его давно хотела убрать из штанов. Наташа протянула мне бутерброд и крышку термоса с чаем. Себе налила в одноразовые стаканчики, сунутые друг в дружку. Я продолжил:
— Обратно пошёл по болоту, справа от гати, по ней остерёгся идти, там, в начале, мин штук двадцать противопехотных стоят.
— Что, я могла там взорваться?
— Нет, они тухлые от времени. Вот я назад пошёл по болоту. А там, на этом поле, лежат наши воины, много. Я сбился, считая их. Положили видать их из пулемёта, что в доте стоял, он как раз бил как бы сзади и с боку. По дороге-то пройти было нельзя, заминирована, вот и шли через болото.
Жена положила бутерброд и смотрела на меня полными ужаса глазами. Я тоже не мог есть, только прихлебывал горячий чай, продолжая свой рассказ:
— У самой скалы там есть укрытие небольшое, лейтенант лежит, то ли из НКВД, то ли политрук. По два кубаря в петлицах, и цвет красный вроде, покажу потом. У меня такое впечатление, что это он тех двоих у берёзы шлёпнул, да и «Наган» только у него нашёл.
— Ты пистолет нашёл?
— Да, там, в куртке лежит с кобурой вместе.
Жена повернулась к заднему сидению и, ухватив за рукав, подтянула к себе куртку, потом долго доставала из кармана кобуру. Вытащив из неё револьвер, по-деловому осмотрела и изрекла:
— Он-то хоть будет стрелять?
Я, кивнув, сказал:
— Почистить ствол, смазать механизм, проверить пружину ударника, патроны и, если все нормально, то бахать будет, будь здоров!
— Там вообще творилось что-то страшное, по-видимому, финны скалу водой поливали, сделали из неё ледяную горку, а наши намотали колючку на ботинки и пытались взять эту гриву и, скорее всего, взяли! Двоих наверху в траншее нашёл, и у них ботинки с намотанной проволокой, да и гранату в дот кто-то тоже забросил. Убито только много.
— Что дальше с погибшими солдатами делать будешь?
— Знаешь, надо с пацанами приехать, вывезти автобус и оружие. Побродить вокруг, может, еще чего найдем. Да, там дел ещё море. Потом нужно в консульство финнам позвонить, номера жетонов сказать и привязку к месту сделать. Но в наш военкомат точно не буду сообщать.
— Почему?
— Видишь, если даже приедут, то вряд ли будут пытаться выяснить, кто погиб и почему. Сгрузят кости в мешки, и к какому-нибудь празднику похоронят у какого ни будь памятника павшим. Финнов же вряд ли отдадут, закапают там, на месте. Зачем им головная боль лишняя?
— Я думала, что они вмести с финнами, будут каждый своих солдат поднимать.
— Нет, этого точно, так не будет.
— Почему?
— Я же тебе говорил, что для СССР, что сейчас для России, эта «Зимняя война» была не лучшей страницей, и если бы они смогли, то вырвали бы её из истории, или подчистили. Вот ты представь: пригласили представителей Финляндии, наш военкомат, прессу и что? Сорок советских солдат, это только я насчитал, там их намного больше, плюс те двое у берёзы, а финнов – пять человек. Да никогда государство не пойдет на такое. Они до сих пор не признали, что сами себя в 1939 году обстреляли с минометов, в Майнила…
— Хорош истории, с финнами договорюсь, а там деваться некуда будет. Когда огласка будет, поднимут наших бойцов и попытаются выяснить, кто они. Да и ко мне претензий не будет, постараюсь не засветиться. Ладно, давай пистоль, и поехали за сумкой, потом в Сортавала.

Всю обратную дорогу до Ладоги жена молчала, думая о чем-то своём. Свернули к озеру и опять «закон подлости»: на том месте, где мы ночевали сегодня, стоят Нива и Жигули, а у костра веселится компания. Наталья остановилась в нерешительности. От костра сразу отделяется молодой долговязый парень и нетвёрдой походкой идет в нашу сторону. Я вышел из машины, предварительно за пояс сзади под футболку засунув штык.
— Чё надо здесь? – не дожидаясь ответа, Долговязый добавил: – Валите отсюда, все места на берегу заняты.
Сдерживая приступ агрессии, стараясь говорить спокойным голосом, отвечаю:
— «Кирпича» на повороте вроде не видно было! А так – мне только бутылку воды набрать, долить в радиатор, а то закипим.
— Был «кирпич», но об одного борзого, типа тебя, разбили, – сказал Долговязый. Довольный собой и своим ответом он повернул к своей компании, на ходу бросив: – Ладно, набирай воды, и валите отсюда.
Меня трясло мелкой противной дрожью, как перед дракой. Знал по опыту, что стоит переступить этот порог и всё становится нормой, дрожь пропадает, и думаешь только о том, как бы больней и сильней ударить противника.
— Олег, давай уедем отсюда, их там вон сколько, а сумку потом заберем, когда домой из отпуска поедем, – сказала жена.
— Нет, заберём сейчас, – спокойно, но жестко сказал я. И невольно улыбнулся, вспомнив, как лет десять назад мы с ней вечером возвращались домой.

…На тротуаре впереди стояла компания подвыпивших парней, вышедших из ресторана. Подойдя к компании, я почувствовал, как жена потянула меня на газон, чтобы обойти их. Тогда я резко и сильно прижал её руку к моему боку, не давая и ей сойти с тротуара. Она подчинилась, и мы продолжили свой путь. В метре от нас компания расступилась, пропуская нас. Отойдя от них, я услышал обрывок фразы, пущенной нам в след кем-то из компании: «Борзый какой-то…»
Но сейчас случай был далеко не тот.
— Наталья прекрати, и достань из багажника пустую бутылку и скотч.
— Зачем тебе он?
— Заклей номера, или хотя бы цифры на них.
Пока жена возилась в багажнике, достал из сидения пистолет, взятый в доте, и засунул его за спину к штыку. А сам думал о том, не подведет ли он, если придется применить. Взяв у Натальи бутылку, пошёл в сторону озера. Проходя мимо упавшей сосны, искоса глянул на мою заначку. Все было на месте, и я, спокойно подойдя к воде, стал набирать в бутылку воду. У костра, похоже, слушали рассказ Долговязого про то, как он турнул нас с берега, только что. Набрав воду, пошёл обратно, взяв немного левее, ближе к моим сокровищам. Дойдя до схрона, присев на корточки отодвинул ветки. Сунул в сумку бутылку с водой и, подняв её, направился к машине. Но не успел я пройти и пяти метров, как услышал наглый голос, тот же, что и возле машины:
— Эй, ты сумку-то положи, она уже не ваша.
От костра поднялись двое и направились в мою сторону. Я как будто их не слышу, продолжил свой путь.
— Стой, урод, что непонятно сказано!
Меня забила противная дрожь. Видя, что я продолжаю идти к машине, эти двое прибавили шаг.
— Стой, жиртрест, эта сумка наша уже, – пропищал «бабским» голосом второй. Я остановился, бросил сумку себе к ногам и со злобой рявкнул:
— Твои здесь только козявки в носу, козлина!
Они на секунду опешили от неожиданного поворота. Но преимущество двоих молодых и крепких, подогретых спиртным, над одним пожилым сыграло свою роль, и они решительно двинули на меня. Я достал из-за спины штык и, покачивая всеми тридцатью пятью сантиметрами стали, сказал:
— Ну что, волки, что морковку едят, посмотрим, на чей хрен муха сегодня сядет? Они тормознули, как будто их кто дёрнул за верёвку. Выставив перед собой ладошки, как будто ожидая моего нападения, защебетали:
— Мужик, да все нормально, нормально, мы пошутили, успокойся.
— Шутники долбанные, валите, пока я добрый.
Видя, что они потрусили к костру, я, подхватив сумку, двинулся к машине. Не дойдя до неё, услышал топот и сопение за спиной. Повернулся: на меня бежали трое с битой и топором в руках. Расстояние быстро сокращалось, времени на раздумье не было. Бросаю все: сумку, штык – и выхватываю из-за спины пистолет. Пытаюсь взвести затвор – не получается, вспоминаю о предохранителе слева, снимаю и дергаю затвор. Мягко, как будто не было тех лет забвения, патрон входит в патронник. Вскидываю руку на уровень груди бегущих, затем резко опускаю ствол к земле и жму на курок. В душе молюсь, чтобы не было осечки.
Грохот выстрела смешался с визгом рикошета пули от скалы. Ладонь наполнилась приятным чувством отдачи. Мои преследователи присели,  глаза их стали медленно округлятся. Пока они не пришли в себя, кричу:
— Лежать!
Парни, как по команде, бросились на землю, натренированно вскинув на затылки руки. Видать, были случаи, когда их так же в землю рожей тыкали. Подобрал стреляную гильзу, сумку и, подавив в себе желанье врезать сапогом самому блатному, отступил к машине. Наталья сидела, руками держась за руль и опустив на них голову. Только глаза большие, испуганные, смотрели на меня.
— Разворачивай, потом будешь бояться, – негромко сказал я, бросая сумку на заднее сидение. Ствол автомата, прорвав мусорный мешок, предательски вылез наружу, обнажив мушку.
Наталья все поняла и круто развернулась, так что резина заскребла по защите. Садясь в салон, машинально и с облегчением отметил – номера заклеены. Значит, можно спокойно уезжать, не опасаясь внезапной проверки ДПС на дороге.
— Сверни на первом отвороте в любую сторону.
Наталья кивнула. Съехали с дороги и метров за сто остановились.
— А теперь расскажи, откуда столько оружия в машине? Ты обещал, что все спрячешь там, возле автобуса, – сказала жена.
— Ты пойми, не мог я там оставить редкие и в таком хорошем состоянии находки.
— Ну почему, как только ты меня не слушаешь, происходит что-то? – с упреком сказала жена. – Теперь послушай меня. Давай уберём сумку, да с номеров снимем скотч.
Супруга молча взяла штык, лежащий поверх «банана» и вышла из салона машины.
Я положил между передними и задними сидениями на пол сумку с трофеями, бросил в неё планшет и кобуру с «Наганом». Сверху наставил пакетов с вещами, продуктами. Отогнув чехол сидения, засунул внутрь мою «съемную мускулатуру» «L-35», предварительно разрядив её и поставив на предохранитель. Сев за руль, жена прошептала:
— Ну, с Богом! – и мы поехали в сторону трассы «А-129».
Открыв окошко, с наслаждением, как после окончания тяжёлой, но нужной работы, закурил. Мысли направляли меня к инциденту на берегу Ладоги. Вспомнил, как после выстрела появилось огромное желание разрядить в парней, лежащих передо мной, всю обойму, и следом отрезвляющая мысль, что это произойдёт на глазах у любящей меня женщины… Вот и не пью поэтому, и решения правильные принимаю. Наталья отвлекла от дум своим монологом:
— Ну вот, что бы изменилось, если мы все твоё военное забрали на обратном пути? Нет, надо лезть на рожон. Я сразу поняла, что-то произойдет, когда ты ответил: «Мол, не видал кирпича при въезде…». Что за характер у тебя дурацкий, не можешь просто уйти от конфликта, начинаешь провоцировать. А когда увидала, как трое с битами бегут к нам, у меня все похолодело. А когда ты пистолет достал, только молилась, чтоб всё закончилось скорей. Выстрел услышала, так у меня в груди все оборвалось. Приходить в себя стала, когда те трое на земле лежали.
Они за нами не поедут?
— Не думаю, что у них духу хватит с битами на ствол лезть.
Мы выехали на трассу «А-129» и скорым ходом миновали мост через реку Вуокса, Приозерск и остановились перекусить возле посёлка станции Кузнечное. Наталья стала готовить закуску, а мне досталось разжечь газовую плитку, купленную по случаю распродажи в «Магните». Когда зажёг огонь, Наталья уже вывалила на походную сковородку банку плова, собранную в дорогу еще дома.
…Плов у жены раньше не получался, всегда выходила рисовая каша. Но однажды к нам в гости пришла моя тетка, она всю жизнь прожила в Узбекистане. Попробовав плов, что тогда подала на стол Наталья, тётя Зина выпроводила меня, и я не слышал, о чем женщины говорили, но с той поры плов у жены был изумительным. Она пользовалась этим в исключительных случаях, когда нужно было поразить кого-то своим умением вкусно готовить. Но я то знал – не только плов, но и все остальное, приготовленное её ручками, получается вкусно.

— Олег, достань чай и стаканчики, – попросила жена.
Термоса в салоне я не увидел, зато попался на глаза пакет, что принесла жена с болота. Я вытащил каску вместе с котелком из пакета. Она была побита ржавчиной, но такая бодренькая, без сквозных дыр. Котелок меня заинтересовал сразу, и не только своей крышкой, сделанной из медной пластины, но и своим весом. Подхожу к Наталье, на ходу пытаясь снять крышку с котелка.
— А термос где? – спросила жена, смотря на котелок в моих руках.     — Я там, у саней, пыталась его открыть, но не смогла, а ковырнуть штыком не решилась, вдруг «ценная» вещь.
Присел на пенёк, зажал котелок между коленями и ногтями, подцепив края крышки ,потянул на себя. С усилием снял её. Внутри была кружка, газета и тетрадка. Подошла жена, и мы стали разглядывать столь неожиданные находки, забыв о плове. Осторожно достаю свернутую газету «Правда» за август 1939 года. Внутри почувствовал еще предмет, это была записная книжка с ладонь размером. Открыл первую страницу, написано на украинском языке. От времени текст, написанный химическим карандашом, расплылся, но прочитать можно, контур букв выделялся. Хуже было с листами, они склеились между собой. Отложив в сторону газету и книжку, достал тетрадь, из неё в котелок вывалился карандаш. Развернул, в самом верху надпись «Пролетарі всіх країн, єднайтеся!», а слева портрет Сталина. Надписи и здесь были сделаны на украинском.
Посмотрел на Наталью, она с укором смотрела на меня, но молчала, всем своим видом показывая, что она в отпуске, а не на раскопках истории. Вздохнув, сложил все обратно в котелок и, прикрывая крышку, сказал:
— Ладно, всем этим займусь после отпуска.
— Вот и ладненько. Давай кушать, я уже проголодалась.
С пловом расправились быстро, чай из термоса был уже холодным, и, хлебнув пару глотков, мы продолжили наш путь в ОТПУСК.

V

Отпуск пролетел, пора домой к детям: звонят каждый день, ждут, соскучились. Здесь за время отдыха выдалось пару дождливых дней, и я смог разобраться с оружием. Автомат был вполне рабочий, испытал его с одноклассником на рыбалке, куда Наталья ехать отказалась и предпочла поездку на “Чёрные камни” с дочками брата это такой туристический комплекс, с бассейном, спортзалом и зоопарком. Финский «L-35» оказался редкой штукой, из-за деревянных щёк на рукоятке и отверстия сверху, через которое видно наличие патрона в стволе.
Интернет хорошая вещь, можно найти всё. Наган тоже рабочий, но пальнуть не получилось, время патроны не пощадило, капсюля отсырели, а достать здесь рабочие для револьвера не было возможности. Планшет финского офицера (пограничника) принес массу неожиданностей. Первое – это план строительства этого опорного пункта. На карте был обозначен второй дот и укрытие под ним. На возможные двери и люки я не обратил внимания в доте. Возможно, всё это в другом, втором опорном узле. Бумаги перевести не смог, нужен переводчик или финн, говорящий по-русски. Карта  оказалась хорошая, военная, в одном сантиметре пятьдесят метров. Ещё в планшете нашёл компас, два десятка патронов да пара писем. Попробую по адресатам найти родственников.
На зиму работой я был обеспечен. А сейчас в обратный путь. Скорей, и у меня будет целый день, смогу как следует обследовать место боёв.
Выехали из Сортавала утром, солнечным и тихим. От нетерпения казалось, что время остановилось, мне скорей хотелось опять оказаться как бы в другом времени, там, возле гривы, рядом со смертью. Наталья, казалось, понимала меня, моё настроение, и не докучала вопросами, типа: «Надолго? Что повезем оттуда домой?» Она, казалось, сосредоточилась на серпантине дороги.
В Приозерске заправились на станции, здесь и пообедали свежей картошкой с холодным заливным судаком, пойманным мной перед отъездом. Сытый и довольный, я ехал, считая километры до места. Быстро перемахнули в обратную сторону реку Вуоксу, проскочили по «А-129» до дороги «Р-34». Вот оно уже рядом, осталось свернуть на «Р-33», и мы у цели.
Доехали до Сосново, и настроение моё испортилось, продолжать путь было невозможно: на перекрестке стоял знак «ремонт дороги» и знак объезда, который показывал в сторону, откуда мы только что приехали, а полосатые блоки ограждения напрочь лишали возможности проехать под знаки. Вернулись назад, проехали поселок Орехово, ища отворотку на юг. Но выехали опять на трассу «А-129», что вела в Санкт-Петербург. Здесь жена заявила:
— Мы едем домой, а если тебе так срочно нужно, то бери пацанов, с кем копаешь, машины у них есть. Вот и езжай с ними. Я домой хочу, к детям, отдохнуть от дороги перед работой.
Мне не оставалась ничего другого, как согласиться. Дав себе слово, что в ближайшее время вернусь туда, где прервались судьбы многих людей, воинов. Я почувствовал свою ответственность перед ними, за то, что теперь от меня зависит, будут ли они, бойцы той «Зимней войны», забыты навеки, или обретут имена, родных, Родину, которая о них забыла.

 

Было уже раннее утро, когда я закончил рассказ. Максим смотрел на меня обалдевший. Вдруг неожиданно он сказал:
— Пойдем, Олег, покурим.
— Пойдем.
И мы вышли из палаты. Медсестра спала на кушетке, стоящей возле стола, и даже не шевельнулась от наших шагов. Зашли в курилку, где форточка открыта настежь, свежо и прохладно. Закурили. Максим, глядя на огонёк сигареты, спросил:
— Что с погибшими? Их похоронили? Финнам сообщил?
— Нет, нечего я ещё не сделал. Тем летом не получилось съездить к доту, потом дочь в школу собирали, словом, навалились дела. Зимой тоже не поедешь. Сейчас вот – больница. Успел только «Наган» отстрелять, да выяснить по пуле и гильзе, что политрук лично застрелил тех двоих солдат у березы. Интересно то, что тетрадь и блокнот из котелка, скорее всего, писал один из тех убитых солдат. Такой своего рода дневник.
— Будешь переводить?
— Да, попробую узнать, кто был тот украинец. Да и в архивах полазить надо, может, что про политрука узнаю.
— На, посмотри, – Максим протянул мне листок, на котором он написал стихотворение «Забытый дот».
Пропавший без вести тот дот
С горою гильз под амбразуру
На дот  бойцы ложились сдуру
Не сдуру огрызался тот
Так за Финляндию свою
Сражались финские мальчишки
Об этом не писали книжки
Советские в свою семью
Включавшие Suomi но
Ложились русские ребята
Под пули тоже вероятно
О чем ни сказано в кино
Мальчишки глупый анекдот
Так кровью или это снилось
Здесь финны с русскими роднились
И ждет в траве забытый дот

Максим Супрунюк