Я ошибался, когда думал, что на встречу со знаменитым бардом Юлием Кимом придут в основном люди пожилые, любившие его песни еще в 60–70-е годы. В зале было много молодежи, которая также во время концерта смеялась и аплодировала. Перед выступлением мне удалось поговорить с автором и исполнителем многих популярных песен.
— Юрий Черсанович, в свое время вы поступили в педагогический институт по призванию? Вам нравилась работа педагога?
— Моя матушка была учительницей. И хотя я стремился на журфак МГУ, но нисколько не жалею, что окончил московский пединститут. Почти 9 лет я проработал учителем истории и литературы в двух московских школах и одной камчатской. С удовольствием работал со старшеклассниками, а вот с младшими классами у меня получалось похуже. Хотя своих учеников я любил.
— В то время ваш институт был «кузницей» бардов. Вы до сих пор поддерживаете контакт с теми ребятами?
— Действительно, в нашем институте песня была очень популярна. Там учились многие из тех, кто стали потом известными авторами. Ада Якушева, Вадим Егоров, другие. Ну и, конечно же, Юрий Визбор, с которым я год учился вместе. Он на последнем курсе, а я на первом. Сейчас, хотя тесная дружба у меня с другими людьми, я и с бардами поддерживаю отношения. С Никитиными, Городницким. Недавно встретился в Германии, в городе Вуппертале с Турянским Володей. Провели прекрасный вечерок.
— Куда бы ни забрасывала вас судьба, вы везде пели песни?
— А как же? Это мое давнишнее занятие. Сочинять я начал будучи студентом, но распевать — очень давно. Даже пел перед раненными в госпитале во время войны, когда был совсем маленьким. Это было в Люберцах под Москвой. А вообще жил я в Калужской области, в Туркмении, после института — на Камчатке, в Москве. А теперь в Иерусалиме. Вернее, одновременно и там и в Москве.
— По какой причине вас «запрещали»? За какое-то произведение или, так сказать, по совокупности?
— В конце 60-х годов была большая кампания «подписанства»: в защиту одних, против других и т. д. и т. п. И я принимал посильное участие. За это в 1968 г. меня вытурили из школы и запретили выступать с гитарой на сцене. Но почему-то оставили мне возможность работать в кино и театре. Наверное, чтобы я антисоветчиной не баловался, а занимался делом. Я и занимался делом, хотя антисоветчиной все-таки баловался тоже.
— Потом вы стали появляться под псевдонимом — Ю.Михайлов. Почему вы выбрали именно такой? А других у вас не было?
— 16 лет, с 1969-го по 1985-й, я работал только под этим псевдонимом. «Ю. Михайлов» появился по необходимости и совершенно случайно, от фонаря. Я тогда для Саратовского ТЮЗа писал зонги к фонвизинскому «Недорослю» и мы с режиссером Леонидом Эйдлиным взяли этот псевдоним, чтобы подписать договор. А потом он так и остался. Правда, еще до того я одну работу подписал — Акимов, другую — Черсанов, но это было одноразово и об этом забыли.
— А не обидно было работать под псевдонимом?
— Это был секрет Полишинеля. Все знали, но соблюдали форму. В бухгалтерии я был — Ким, а на афише — Михайлов.
— Помните, вы писали: «Белеет мой парус, такой одинокий, на фоне стальных кораблей». Это не про себя?
— Нет, это я писал для Остапа Бендера, хотя могло бы быть приложено ко многим. Но про себя так выспренно я бы не выразился.
— Ваши песни очень популярны. Какие чувства вы испытываете, когда слышите их, часто даже без имени автора?
— Это исключительно чувство особой гордости. Где-то с середины 60-х годов мои песни разбежались по магнитофонам всей страны. А что касается авторства, то приведу один пример. Мою песню «Губы окаянные» взял в свой фильм «Пять вечеров» Никита Михалков. А еще года через два Игорь Скляр спел ее на ТВ. Причем объявили: русская народная песня. После этого, снимая телефонную трубку, я говорил: «Русский народ слушает».
— Вы много пишете для театра и кино. Сочиняете текст на готовую музыку или наоборот?
— Да, мои песни звучат более чем в 50 фильмах и в 40 спектаклях. Кроме того у меня есть свыше 20 драматических вещей, поставленных в различных театрах. И, как правило, сначала я пишу слова.
— Ваши песни в фильмах пели очень популярные актеры. Кого бы вы сами выделили?
— Первым номером у меня пошли бы: Боярский, Миронов, Караченцов и Золотухин.
— У вас несколько сотен песен. 4 из них вошли в число «Песен нашего века». Вы сами отобрали именно их?
— Нет, это не я. Был создан коллектив из известных бардов под руководством Берковского и Никитина. И там у них была какая-то хитрая система отбора, о которой я мало знаю. Но рад, что и меня не забыли.
— Есть ли необходимость сейчас, при «свободе слова», в авторской песне?
— Все зависит от того, что люди чувствуют. И раньше лирических авторских песен было больше, чем песен социального протеста. А в лирике всегда есть необходимость. Хотя социальная тематика осталась, только переменились проблемы, темы и вопросы.
— Есть ли у вас награды кроме «Золотого Остапа»?
— Да. Мне особенно приятно, что в 2000 году мне вручили премию имени Булата Окуджавы. А потом даже выдвинули на Госпремию сразу по двум номинациям. Как героя большой телепередачи о театре «Фрак народа» и так же еще как соавтора спектакля. К сожалению, это ничем не кончилось, но уже то, что выдвинули, очень почетно
— Как бы вы охарактеризовали сегодняшнюю ситуацию в России с точки зрения творческого человека?
— Творческому человеку только и остается, что творить. Для этого у него есть все возможности, на него никто не давит, нет идеологического пресса. И если имеешь, что сказать — садись и пиши.
— Говорят, что лучше пожалеть о том, что сделано, чем о том, что не сделано. Вы о чем-нибудь сделанном жалеете? А о несделанном?
— О том, что я сделал, я мало о чем жалею. О чем можно пожалеть? О неудачной песенке и только… А о том, что не сделано, жалеть не стоит. Надо брать и делать.
— А на это есть время и силы?
— Расчет времени — знают на небесах. А насчет сил… пока не жалуюсь.