***
Я вышла из сказки, мне до сих пор жутко –
Я вижу, как еле дыша,
За ухоженной маской богемной куклы
Еще проглядывает чья-то душа.
Как, задыхаясь в груди манекена,
Под вспышкой для модных реклам,
Чья-то душа – через горло и вены –
Рвется в свой истинный храм.
На фотографии – чуткое тело.
Безжизнен его силуэт.
Источники света скрывают умело,
Что в теле души как бы нет.
Но образ за душу берет всех, кто видит
Одухотворенность лица.
Душа оглянулась – и в тело вернулась,
Чтоб мучиться в нем до конца.
Лишь только в зрачках затуманились блики.
Моргание. Всем невдомек,
Что кукла, красивая ангельским ликом,
Свой учит последний урок.
***
Кто прикасался к ангелам, знает –
Они незапятнанны и чисты,
Пусть даже крыло продырявила злая
Пуля, пусть критики чьей-то листы
Дырявят душу, щекочут нервы…
Для Бога я – чистый и светлый поэт.
И не моя вина, что не первый –
Зато не последний, раз первых нет.
***
Время быстрее. За полчаса — полвечности.
Конвульсирует пульс. Обгоняю по встречной всех
В неадеквате — как водки выпила —
Не помню, что минуту назад выкинула.
Из точки А в точку Б несусь. Додж — черная линия —
Мной перечеркивает вены невинные:
Люди, как кровь по жилам, пульсируют
По дорогам шара земного — старинного
Глобуса — кровь пьет, питается плотью,
Мечтами, эмоциями, тем, что зовется — любовью,
Ее иллюзиями, тем, что их создают — люди.
В точке конечной — приду к бесконечности.
Там нет любви, там иллюзия вечности.
Всё = ничего (параллельные крайности
Знаком равно исключают случайности).
***
И снова я в пути – подвешенный корабль,
Врезаюсь в пену волн чужого бытия,
Царапаю небес потрескавшийся ярус,
И паруса мои летят сквозь облака.
Невыносим мой путь, бесцельный и бесправный,
В который то ли я ушел без якорей,
Иль ни один причал – ни ближний и ни дальний –
Не принимает в порт непрошенных гостей.
И светят маяком то крест, то полумесяц,
То чей-то огонек приветливый в окне.
Но на груди моей мне мой сияет крестик,
А зыбким огонькам н верю я во тьме.
И так лечу сквозь тьму – рассвет еще не скоро,
И камень на душе под силу отворить
Лишь ангелу. Или – разбойнику и вору,
Которым все равно, за что и с кем им пить –
С воскресшей ли душой, с угасшей ли навеки,
Болит иль не болит растравленная боль –
Все будут ждать чудес. И Богочеловека,
Когда воскреснет мир из кораблей-гробов.
***
Моя 32-я осень.
Лучами солнце пронизает
Мир так, что чувствуешь
Всю легкость
И иллюзорность бытия.
А я иду с лицом нездешним –
Быть может, это и не я.
***
И вот, мой друг, ты снова вдалеке…
Валентин Устинов
На пол мгновенья ближе к небесам,
Чуть раньше нас, недалеко от Бога,
Летел поэт, и над его дорогой
Молитвы превращались в чудеса.
И образы – в нерукотворный образ.
Свет пронизал насквозь все тени тьмы.
Весенний снег – прощание зимы,
Улыбку чью-то – и забытый голос.
Мгновенья чьей-то памяти за миг,
Которым здесь, в земных чужих пределах,
Душа дышала, задыхалась, пела –
И не смогла дышать в какой-то миг.
На пол мгновенья ближе к небесам…
***
Неравнодушна к синему.
Не дотягиваю до ангела.
Сны начинают сниться во сне —
Невесомые, разные.
Не улетай, летучая!
Протягиваю соломинку.
Смотришь на меня красивущими,
Бездонными.
Сны собираются пазлами.
Я в твоих глазах
Не дотягиваю до ангела
И рассыпаюсь в прах.
***
Феникс воскрес. В пепле сожженных,
Тлеющих, дышащих жаром углей –
Феникс воскрес. И, еще опаленные,
Перья расправил в горящей золе.
Взгляд отрешен – отражает сияние
Пламени с отблеском жизни иной.
Новое тело – старое знание:
Солнце сияет опять надо мной.
Сам я – как солнце, горячий и смертный.
Новую жизнь освещает мой взор:
Вижу полеты, паденье, бессмертье –
И Воскресения грядущий костер.
***
Через всю жизнь, вечерами расхристанными,
В сверкании улиц, с лицом пилигрима,
Я пробегаю в своей пантомиме.
Я – не отсюда с мечтой бескорыстною.
Нашим иль вашим, плохая, хорошая,
Странствуя мимо с душою-шарманщиком,
Я все равно – воробьёныш взъерошенный,
Ангел-поэт, не родившийся мальчиком.
Как и пришла в этот мир – обнажённая,
Так и отсюда уйду – не разжившейся,
Светлой мечтой о любви опалённая,
И – окрылённая – жизнью приснившейся.