Я буду говорить о том, что стало ясно,
что тяжело далось, что тяжко сознавать.
Я буду говорить, что говорить опасно,
Я буду говорить, о чём нельзя сказать.
Пусть чутким станет ум, отверзнутся пусть уши…
Зачем я говорю? — о том не мне судить.
Я буду говорить… И будет больно слушать.
Я буду говорить, что больно говорить.
Читатель дорогой, прости… Но речь готова
Прочти и сохрани… Не изменись в лице
Да! в вещей КНИГЕ той В НАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО…
Пусть слово прозвучит и обожжёт в конце.
Х Х Х
Поубавил мне ясности, Боже!
Затолкал в меня в сумрак кромешный.
Жизнь люблю я всё больше и больше —
но её понимаю всё меньше.
И шатаясь, брожу, словно пьяный…
Слух ослаб, и притуплено зренье…
Всё пронизали мрак и туманы,
сгустки горечи, боли, сомненья —
переполнили стихотворенья.
РЕТРО
Мир новый, ну а я живу по старой мерке.
Хоть сам уже не тот… Да и харчи не те …
И, может, потому. что криво всё и мерзко,
незримо возросла потребность в красоте
Но где её найти? Повсюду прозябанье…
Убожество и грязь, избыток подлецов…
Так что же мне любить? Что требует вниманья?
Вот полевой цветок, вот детское лицо…
Вот озеро…Вот лес… Дрозды – услада слуха
Вот стелется закат – пурпур и фиолет…
А вот седа, хрома, усатая старуха
Её терзал ГУЛАГ почти что 20 лет.
ШМЕЛЬ
Отринь все свои укоризны.
И страхи отринь –не ершись.
В ней смысл и безумие жизни,
да, собственно, самая жизнь.
Оставь свои жалкие книги…
К иному тебя увлеку –
впивайся– проникни, приникни,
как шмель к золотому цветку.
Ведь ты, гинеколог-любитель,
искатель земной красоты–
хвалитель, хранитель, грабитель
космической тайны п….ды.
Ну, что ж ты, мужчина носатый,
дрожишь, как осиновый лист?
Какие там спят ароматы,
как облик призывен и чист.
Есть генералиссимус Эрос…
Есть маршал железный, Приап…
Без этого скука и серость…
Нелепое скопище баб.
МОЛЧА
…Ты ничего не объясняй,
не спрашивай,
чужим быльём не разбавляй нашего.
Быльё чужое – пусть в дыму –
клочья…
Не бойся, я тебя пойму,
молча.