Она не хотела ребёнка. Вообще.
Все говорили: «Женя, как же так? Ты же девушка, женщина, жена, в конце концов! Почему ты не хочешь ребёнка?». Все наседали: «Ребёнок — величайшее благо. Ребёнок — это счастье». Все увещевали: «А кто тебе стакан воды в старости подаст? А каково твоему мужу без наследника?».
Муж стоял в грязных штанах и улыбался. Женя помнила эти штаны с первого свидания — тогда он сказал, что это временно. «Что временно, то постоянно» — подумала Женя. Муж качался на пятках вперед-назад. Муж не походил на человека, способного составить чьё-либо счастье.
Женя забросила всё: подруг, походы в кино, театр, пьянки, гулянки. Женя превратилась в бомбу, что вот-вот должна взорваться. Живот раздулся, а внутри что-то шевелилось. Женя чувствовала себя героиней «Чужого». Ей хотелось ножом выкорчевать дрянь, поселившуюся внутри. Муж дежурно спрашивал: «дорогая, как у тебя дела?», и бегал по мелким поручениям: сок, арбуз, шоколад. Сок, арбуз, шоколад. Это выглядело так, будто он откупался, бросал хищному зверю кость, лишь бы его не трогали. Однажды муж попросил любви: он приобнял живот и спустил руку ниже, туда, где начинается страсть.
— Только попробуй! — Завопила Женя и показала на живот.
Муж, нарочито тяжело вздохнув, улёгся на другой бок, а наутро забыл всё, как сон. Женя ходила по квартире, корячась и держась за спину. Её позвоночник не справлялся с нагрузкой, её ноги не справлялись с нагрузкой. Внутри зрело что-то большое, и это тревожило Женю.
Женя попыталась приготовить яичницу, но яйца выпали из рук и разбились. Она разревелась.
— Я инвалид, я обуза. — Рыдала она, сидя на стуле.
Муж утешил Женю в своих объятиях, но так, как утешают незнакомца, до которого никому нет дела. Женя почувствовала этот холодок и поспешила на кровать, чтобы забыться во сне.
Ей снилось разное: и то, как в детстве качалась на качелях в бабушкином дворе, и первый зачёт в институте. Женя проживала то, что уже не вернуть.
Приезжала свекровь. Конечно, с полными еды сумками, будто намекая, что «эти голодранцы неспособны прокормить себя сами», как однажды она заявила в ссоре. От свекрови веяло зимним морозом и бабьим жаром. Свекровь первым делом миловалась с Женей, как никогда прежде, показывая своё расположение, а уж затем давала разнарядку непутёвому сыну: поставь, положи, унеси, убери, занеси.
Свекровь каждый раз невзначай бросала фразу: «родите, а мы воспитаем». Под словом «мы» она подразумевала себя, поскольку деда «давно сгноила», — как говорила Женя до беременности.
Приезжала и родная мать Жени. Она смотрела на дочь, как на экспонат, или диковину в зоопарке: выпучив глаза, не касаясь и держась на расстоянии, и всегда добавляла «ну, надо же!». Что могло это означать, известно было только Жене — мать считала Гену, отца ребёнка, худшей партией из всех. «Ты вся пошла в отца, — любила говорить мать Жени, — такой же дурной вкус и неразборчивость». Отца Женя никогда не знала, поэтому он стал для неё собирательным образом из всего плохого, что было на свете.
От жениной мамы не пахло румяной бабой. От неё пахло духами и уличным холодом. Как правило, мать гостила недолго и редко, и всякий раз после таких визитов Женя валилась навзничь, заливаясь слезами. Чуткий муж стоял в дверях спальни в оцепенении, и, думая, что Женя умрёт от обезвоживания, бегал со стаканом воды, вместо того, чтобы спросить, в чём дело.
Как бы то ни было, весь этот нестройный хор пел одну песню: «Роди! Ребёнок — благо!». Женя с горечью думала о том, что ей двадцать пять и столько можно сделать: карьеру, освоить профессию, объехать весь мир. А теперь? С ребёнком? Женя смотрела на Гену и пыталась понять, готова ли она провести с ним всю жизнь. Гена не отличался опрятностью и не имел больших целей — ему хватало небольшого жалования и народных мудростей: «курочка по зёрнышку клюёт». Порой Женя подходила к зеркалу, пытаясь вспомнить себя прежнюю. Ей казалось, что раньше она была привлекательной и могла заполучить любого. Но почему именно Гена? Гена охмурил своей простоватостью. Все подходили знакомиться с фразами, вроде: «девушка, вы настолько ослепительны, что из-за вас я ослеп. Не проводите меня?», а Гена подошёл, держа руки в карманах и качаясь на пятках, и сказал: «привет, я Гена».
— Привет, я Гена. — Женя сказала зеркалу с призрением, будто делилась с подружкой, и язвительно фыркнула.
Подружек больше не стало. На ранних сроках Женю звали с собой, но, куда бы она ни приходила, была белой вороной: «нет, спасибо, я не пью; извините, мне домой пора; девочки, а где туалет? Меня тошнит». Немного погодя приглашений стало меньше, а после про Женю и вовсе забыли. Лучшая подруга написала: «как разберёшься со всем, пиши» и удалила из друзей в социальных сетях. Жене не с кем было обсудить то, что у неё на душе. Она осталось одна.
Ребёнок рос с такой скоростью, будто торопился стать взрослым, чтобы не быть никому обузой. Бабушки души в нём не чаяли: крепкий, смышленый. Рано начал ходить, рано издавать звуки, похожие на речь. Он словно хотел сказать маме: «мам, не переживай за меня, я сам справлюсь, иди». Женя вновь стала спать сном мертвеца. Она восстановила все связи, даже с той подружкой, что хотела её забыть.
«Женя, ну, ты же понимаешь?» — Говорила Диана, что-то ища в своём клатче, чтобы не смотреть в глаза. — «Ты понимаешь меня?»
Подруги расплакались и помирились. Жене стало казаться, что всё становится на свои места, и все муки позади — теперь только беззаботная жизнь.
Женя собиралась в гости к Диане: вино, шампанское, девичьи сериалы. Вернуться планировала под утро. Женя сидела на кровати и копошилась в вещах. Когда Гена сказал, что «надо поговорить», она замерла — он впервые не качался на пятках.
— Мама говорит, — начал муж, — что ты часто куда-то ходишь, что ты ведёшь разгульный образ жизни.
Женя решительно встала и взяла сумочку, направляясь к выходу, но Гена перегородил дорогу.
— Что ты мало занимаешься ребёнком, Женя, что ты мне изменяешь. — Его голос дрожал.
Женя и подумать не могла изменить этому сопляку! Нет! Хватит одного раза! Мужчинам, чтобы быть полноценными, нужна женщина, а женщинам нет!
— Ты мне изменяешь?! — Вопил Гена.
Женя остолбенела.
— Куда ты всё время ходишь? Почему на тебе такие короткие юбки? Почему ты приходишь под утро, Женя? Почему?
У каждого из нас есть куча слов, которые мы бесконечно проговаривали, строя диалоги с тем, или иным человеком, но стоит этому диалогу произойти, как все слова исчезают.
Женя молчала.
— Я подаю на развод, Женя.
— А ребёнок? — Только и смогла выдавить несчастная.
— Ребёнок? — Спросил Гена, словно не понимая о чем речь. — Ребёнок не от меня. Ты его нагуляла, шлюха.
Гена взял заранее приготовленные чемоданы и вышел в дверь. Женя поняла, что ей нужно срочно с кем-то поговорить, оставаться одной — смерти подобно. Раздался телефонный звонок.
— Женя, ну, ты выходишь? — Спросила Диана.
Женя ещё не пришла в себя и не знала что ответить.
— Кажется, я сегодня не смогу.
Нависла пауза, затем раздался вопль, словно гром:
— Женя, ты опять? Опять со своим ребёнком? Сколько раз тебе можно было говорить: предохраняйся, дура. Зачем тебе эти проблемы? Зачем мне эти проблемы — у меня своих хватает. Как разберешься, позвони. Цифры знаешь.
Женя рухнула на кровать. Тушь потекла вместе со слезами. Женя решила позвонить единственному близкому человеку — маме. Мама по обыкновению выслушала всё, не проронив ни слова, затем бросила едкую фразу:
— Что, проститутка, прогуляла своё счастье?
Раздались короткие гудки.
Женя легла на кровать и ни о чём больше не думала, как вдруг почувствовала, как что-то маленькое и теплое взяло её за палец.
— Всё хорошо, мама. Всё хорошо.
Это были первые его слова.
