В преддверии дождя во времени провал,
влекомый совершить штрихи непостоянства
вдруг, хлёстко, по глазам — и молнии оскал
в частицы раздробил теорию пространства…
И просветленья жест, вне звуковых оправ
уверенно явил себя среди стихии,
пророк из недотрог вдруг оказался прав…
Во снах его сожгли наездницы лихие.
Преддверие, увы, в себе самом таит
не более того, что есть в нём изначально.
Пиит, когда гоним, о будущем твердит,
и оттого всегда преддверие печально…
Маринистское
Эскадрилья пеликанов
мимо крыш, внезапно, к морю,
к горизонту, где намедни
миражи сплелись в тумане
островных ли геометрий,
или пришлого фрегата
с неприкаянной командой
и шальными парусами.
У легенд прибрежных пирсов
столько послесловий в прозе,
что рифмованным в размере
даже как-то и неловко
предлагать альтернативу
для полотен маринистов.
Чай с лимоном, крепкий виски,
вивисекция замены
неразбуженной, и даже
корабли вернулись с рейда.
Судьбоносность в свежем ветре
не сулит ограничений
по развитию событий…
Потому и пеликаны
на маневрах спозаранку
отрабатывают средства
по воздушной обороне
2016
***
Случились времена
сомнительных вельмож
сомнений прежних вер,
избыточности истин.
Взбодрились племена
гонцов скрипящих кож,
где агнец Робеспьер
к вершителям причислен.
Рожденные в террор
не падки до чудес,
их выбор измельчал
до взгляда из чулана,
заглохший «невермор»
с позором изгнан в лес,
чтоб впредь не докучал,
прочеством незванным.
Воспрял анахронизм
и духом и словцом,
враз, махом отменив
развитье по спирали,
сколь сладостен трюизм,
приправленный свинцом,
но чем чреват отлив,
все, кажется, читали…
Коль скоро разговор
кончается у стен,
давно разбитых в прах,
но якобы воскресших,
нелепы реки с гор,
не нужен, глуп Верлен,
в фаворе — падишах
рыжеющих проплешин.
Похоже, что не сон,
не бесталанный фильм,
а очень даже явь,
вполне реальна даже,
что ставили на кон
глаза актрисы Ильм,
как быль не озаглавь
суть в будущем подскажут.
2016
***
»… И в немом полумраке заморского бдения…»
Вадим Егоров
Однажды зимнею Москвой
от Пресни прошагал до Сокола,
и стала Горького — Тверской
кончался век, вокруг да около.
Я позвонил поэту в дверь,
немного оробев от дерзости,
я знал его по строкам: «Верь»,
по доброте и безвозмездности.
Мне отворили, я шагнул
в уют, на чай и в царство книжное,
я помню, как, подвинув стул,
читал застывши в неподвижности.
Мы говорили о стихах,
о Пастернаке и Цветаевой,
о том, что не вернётся страх,
пока гитару он настраивал…
Я до конца не понимал,
что человек, дожди означивший,
в мой год рожденья… Подливал,
мне чай в стакан… Так много значащий…
2016
Key West Blues
Когда-то мы с ней прилетали сюда
нам было по двадцать, слова «никогда»,
для нас не звучали… Постель и стихи,
мы жили Парижем и виски плохим.
Нам яблок зеленых и прочих утех,
хватало с лихвой на любовь и на смех.
Мы даже не знали, в котором часу
закат и рассвет зажигают росу.
Обузой казались одежда, еда
и губы по коже шептали — «всегда»…
Про дальше — нет смысла, банален исход,
но в жизни у нас был тот пламенный год,
когда зашаталась в Берлине стена,
любовь в Марафоне — вода из окна,
как рыба в Ки-Ларго — из самых глубин,
не то, что б сегодня об этом скорбим.
Лет двадцать прошло, как не муж и жена,
все это давно уже послано на…
Жаль просто, что стали такими как все,
прости нас, Ки-Вест, вытри тени со стен.
***
Предвесенние сводки с фронтов,
лексикон сорок третьего года,
нависающий меч небосвода,
батальон к наступленью готов.
Батальон в конце века рождён
поголовно в Советском Союзе,
завтра в нём нахватают контузий,
кто ранений, а кто похорон.
А пока экипажу сержант
на гитаре аккорд из «Грин Грея»
подберёт в ледяном БТРе,
за бетонкой — «псковской» лейтенат,
тоже с напрочь промёрзшей гитарой,
им потворствует блюзом «Чижа»,
и орефьевским регги про «Джа»,
или там «Наутилусом» старым…
Крикнет сипло в луганскую ночь:
«Эй, хохлы, что предложите к чаю?»
И сержант отзовётся: «Печали…
Шёл бы ты… До Изварино прочь…»
А с рассветом начнётся обстрел,
прилетят «Буратино» и «Грады»,
смерть сроднит их своей серенадой,
обратает фрагментами тел…
Не дадут ни квартир ни наград,
их родителям, ставшим седыми,
в зимнем воздухе эхо застынет –
Украина. Дебальцево. Ад…
12 февраля 2015 — 25 августа 2016
***
Мокрый снег… После Нового года
дня четыре уже отсчитались,
век – юнец, оттого и погода
куролесит, нисколько не каясь.
В эти дни Мичиган как Солярис –
и дыханьем, и цветом, но только
у Тарковского всё же расстались,
а в ремейке – постольку-поскольку…
В межсезонье погрязший декабрь
в ретроспекции кажется нервным,
но и в нём, как судьбы дирижабль
ночь с тридцатого на тридцать первое…
Вряд ли сбудутся предначертанья –
звук подков об асфальт Линкольн-парка,
а из искренних всех пожеланий –
чтоб свеча не казалась огарком.
Январи по призванью – начала,
либо избранных тем продолженья,
испокон их зима заметала
светло-снежными днями рождений.
Гари Лайт родился в Киеве в 1967 году. С 1980 года живет в США. По профессии — адвокат. Окончил Нортвестернский университет в Чикаго (факультеты политологии и славистики), затем юридическую магистратуру.
Член Союза писателей Москвы и Украины. Состоит в ПЕН-
клубе. Стихи публиковались в журналах «Время и Место» (Нью-Йорк), «Новый Журнал» (Нью-Йорк), «Крещатик» (Германия), «LiteraRus» (Финляндия), «Эмигрантская Лира» (Бельгия), «Радуга», «Ренессанс» (Киев), «Кольцо А» (Москва) и других изданиях; в сетевых ресурсах. Участник антологий «Строфы Века-2», а также «Киев. Русская поэзия. ХХ век».
Выпустил 7 сборников стихов.
В настоящее время в Америке, Израиле и Украине готовятся к изданию новые книги стихов Лайта.