В жизни раз бывает восемнадцать лет… Про Нюшу Кулебякину. Два рассказа

***

Третьего после обеда Сидору Пахомову позвонил сын и поздравил с днём рождения.
— Ну? – спросил Сидор.
— Чего «ну»? – не понял сын.
— Дальше-то чего? – продолжил именинник.
— А чего? – «включил дурака» сын. Конечно, он всё прекрасно понимал.
— Подарок где? – ответил Сидор теперь уже открытым текстом.
— Па, ну какой подарок? – продолжил тупить потомок. – Я же в Красноярске. Как я его тебе передам?
— А почтовым переводом, — подсказал «счастливый отец». – Тыщонки три. Или даже пять. Мне бы они сейчас как раз в жилу! А?
— Зачем тебе деньги-то, — послышалось та том конце провода хмыканье.
— Что значит «зачем»? – Сидор постарался придать голосу удивлённую интонацию. — За всем! Матери оградку надо покрасить – а краска знаешь, сколько стоит?
— Ага, — согласился сын уныло. – Знаю. А потом покраску обмыть.
— Святое дело, – согласился Сидор. – Как же без обмытия?
— Так же, — попробовал сдерзить сын. Напрасно он это сделал. Не надо было этого делать. Ни к чему.
— А что такого? – рявкнул Сидор уже без всяких шуточек. — Ты меня учить, что ли будешь, чего делать? Не до хрена ли на себя берёшь?
Сынок понял, что включение дурака не прошло.
— Да у меня сейчас с деньгами напряжёнка.., — замямлил он. – Сам понимаешь: Нюся, ребёнок, за квартиру опять подрожало…
— Сопли подотри, — сказал Сидор и, не дожидаясь ответа, повесил трубку. Да и о чём говорить-то? Детский сад… Жена, ребёнок… Колбасы не на что купить, на курорт в ебипит съездить не на что… Говорить не о чем. Сам виноват. Воспитал сыночка.

Во дворе было привычно тихо и привычно безлюдно. Сидор сел на лавочку и не спеша закурил. Деньги у него были (он умел экономить) и можно было без всякого напряга двигать в пивную. Он, собственно, туда и собирался, но не лететь же, задравши хвост! Сейчас посидит, не спеша покурит и уж тогда, как говорил покойный тесть Иван Герасимыч, с чувством, с толком, с расстановкой…

— Здорово, сосед! – услышал он за спиной знакомый голос. Федька Почечуев из пятнадцатой квартиры. Очень приятно. Кому не пропасть.
— Куришь? – ласково улыбаясь, поинтересовался Федька.
— Ну и чего? — хмуро ответил Сидор. Он не любил таких вот благостных улыбок. Такие улыбки не бывают искренними.
Федька хихикнул. Дескать, юмор понял. Разрешите продолжать?
— Продолжай, — разрешил Сидор.
— Пенсию-то не прибавили? – спросил Федька.
— Кому? – удивился Сидор.
Федька опять подобострастно хихикнул. В морду, что ли, ему засветить, подумал Сидор. Может, посерьёзнеет? Хотя вряд ли. Таких хоть убивай – бестолку. Такие уже рождаются такими. Их такими уже из роддомов забирают.
— Не прибавили, — ответил он. – А тебе?
Федька сделал удивлённые глаза. Дескать, а мне-то с какого?
На третьем этаже кто-то включил радио. «В жизни раз бывает восемнадцать лет…», пропищал гундосый женский голос. У Сидора тут же испортилось и без того совсем не праздничное настроение.
— Чего тебе надо-то? – рявкнул он на Федьку.
— Чего? – испугался тот.
— Вот и я спрашиваю! – прогремел Сидор. – А то пришёл, расселся тут. «Пензию не прибавили»? – передразнил его. – Раздолбай!
— Сидор Сергеич.., — прошелестел Федька. Кажется он даже уменьшился в размерах. – Чего ты набросился? Какая муха тебя?
— Какая.., — проворчал, остывая, Сидор. – Такая! Умные все стали! Куда не плюнь – в умника попадёшь! Собаки!
Он замолчал, повернул голову к дороге, по которой проезжала большая грузовая машина с цистерной, на которой крупными синим буквами было написано «МОЛОКО». Дристать только с этого молока, подумал Сидор тоскливо. Химию какую, что ли, в неё сыпют? Ведь целый день с толчка не слезал.
С канализации мысли плавно перетекли на водоснабжение. Опять, собаки, горячую воду отключили. Ремонт у них, видите ли, внеплановый! Стояк лопнул во втором подъезде! А чего ему не лопнуть, если его с самой постройки дома не меняли! Стоит он и стоит, и хрен с ним! А теперь заахали-заохали: «как же так!». Столько лет стоял – и вот нате вам какой неожиданный кандибобер! Собаки… Только и умеют, что деньги сосать с проживающего народа, а где их взять, деньги-то эти? В каждом подъезде – одни лишь потомственные пролетарии! Ни одного поганки-бизнесмена! В каждой квартире перед пенсией хрен без соли доедают! А тут теперь ещё и помыться хрен помоешься! Уже в подмышках чешется, и что? В баню итить? Так там один только билет – двести рублёв! Только билет! А что за баня без пивка, без четвертинки? А закусить чем? Рукавом? Да это все полтыщи набежит, если в баню-то! Вот тебе и «в жизни раз бывает восемнадцать лет». Да хоть сто восемнадцать — чего толку-то!

— Ладно, чего тут с тобой.., — сказал он Федьке и поднялся со скамейки. – Пойдём. Угощаю. День рождения всё-таки.

 

***

На Покров Нюша Кулебякина сошлась с одним парикмахером. Хороший такой парикмахер. Культурный. Всегда с цветочками. Правда, худой, как глиста, зато носастый. И глазки грустные. В общем и целом производит благоприятное впечатление.

         Они в «Васильке» познакомились. Есть у нас в городе, около вокзала, такое замечательное распивочное заведение. Нюша зашла туда освежиться после трудового дня, а парикмахер уже там сидел. Уже освежался. Да, «Василёк» — в высшей степени культурное место. Там многие освежаются. А некоторые в процессе освежения знакомятся. Бывает, что даже без драк и прочих печальных последствий.

 

Ну, вот. Значит, освежились они, поговорили о ценах на свинину (Нюша как раз в тот день на рынке свининой отторговалась) и как-то незаметно перешли на близкие отношения. В смысле, вместе вышли из «Василька», зашли в «тридцатый», взяли бутылку и чего-нить культурного на зуб положить (У Нюши же, кроме свинины, на тот момент в домУ ни хрена не было) и к ней пошли. Выпили, закусили, то, сё, шуры-муры — парикмахер ночевать остался. А чего не остаться? У Нюши – квартира отдельная, а у него — комната в общежитии! Народ постоянно по коридору шлындает, песни матерные орёт и даже дерётся. А у Нюши  никто не шлындает, кулачонками своими погаными не сучит. Если только соседка зайдёт за солью или той же свининой. Так что красота! Ночуй да ночуй! Просыпаться не захочешь!

 

         ─ Ну, как он? ─ через неделю поинтересовались у  Нюши соседки. ─ А?

         И подмигнули игриво. Дескать, не разочаровывает, шутя? Долго с тебя, кобылы, не слезает?

─ Нормально, ─ ответила Нюша довольным тоном.─– До пота. И вы не смотрите, что мой Вовик (так соседки узнали парикмахерово имя) ─ человек исключительно умственной профессии. Я его сметаной каждый день кормлю! Базарной, не магазинной! Чтоб, как говорится, кой чего стояло, как у коня!

И вдруг поскучнела.

         ─ Чего? ─ тут же встревожились внимательные слушательницы. ─ Желудок, что ли, конфузит? Со сметаны-то?

         ─ Как сказать, ─ вдруг замялась Нюша. ─ Бывает, ночью только-только угомонимся, только засыпать начинаю в удовлетворённом состоянии ─ а он вдруг вскочит и на кухню бежит. Я сначала пугалась. Думала, может, конфорку забыла выключить в пылу страстей. Или свалилось что. А нет! Не конфорка и не свалилось. Оказывается, Вовик  пожрать захотел. Он по ночам обязательно жрёт. Бывает, даже по два раза. Аппетит у него такой прожорливый. Его в детстве родители по голове палкой били, вот поэтому он днём не насыщается. Хотя и днём молотит ─ будь здоров.

         ─ Ничего оригинального, ─ авторитетно, но слегка развязным тоном заявила одна из соседок, некая Муся. Муся знала, чего говорила, потому что имела по мужской части большой жизненный опыт: уже четыре раза замуж сходила. Пошла бы и в пятый, но  в пятый пока никто ещё не брал. Может, возьмут ещё. Ждёт.

         ─ У мужиков после этого дела.. ─ и Муся придала своим глупым глазам загадочное, но всем понятное выражение. ─… завсегда так. Они ж калории теряют при оргазме! (Слушательницы рты раскрыли.  «Оргазм»! Во какие слова знает эта  внешне зачуханная колбаса! Недаром восемь раз замуж сходила. Или десять?).

─… поэтому их, калории эти, срочно восполнить требуется! Физиология! (Опять слово! Новое! Нет, не восемь раз она сходила! Десять! Точно!)

─ Так что нечего пугаться-то. Дура ты, Нюшка! А ещё свининой торгуешь!

         ─ Да я не против, ─ замямлила та. ─ Пусть жрёт. Только он же по пол-холодильника зараз окучивает. Прям настоящий бульдозер. Нажрётся, а потом глядит на меня виноватыми глазами. А я уж, бывает, и поварёшку приготовлю, чтобы ему по кумполу съездить. А как посмотрит на меня из-за холодильника (а глазки такие грустные-грустные!) ─ и рука с поварёшкой сама собой отпускается. Ну, как такого бить смертным боем?

         ─ Бить ни в коем случае! ─ решительно запростестовала Муся. ─ Голова у них после полового занятия ─ самое слабое место. Даже слабее висюльки. Так что не вздумай!

 

         А время шло. Парикмахер у Нюши прижился и даже стал на улицу выходить. На помойку там, ведро вынести,  или половики вытресть. Или кустик какой неприхотливый посадить у подъезда совместными усилиями проживающих в подъезде жильцов.

         ─ Как живёте-то? ─ интересовались у Нюши соседки (у самого парикмахера спрашивать пока стеснялись). ─ Пашет по-прежнему или затухать начал?

         ─ По-прежнему, ─ стыдливо румянилась Нюша. ─ И откудова только у него столько парикмахерских сил берётся! Прям удивительно!

         ─ А по ночам по-прежнему пожирательством занимается?

         ─ Занимается, ─ кивнула Нюша. ─ Но реже. Я ему теперь на ночь литровый пакет кефира прямо на тумбочку у кровати ставлю. И булочку. Он как проснётся, теперь к холодильнику не сразу несётся. Пакет этот охреначит, булочкой утешится ─ и уже тогда думает: нестись или успокоится. Так что нормально всё. Живём ─ не тужим.

 

         А через месяц парикмахер неожиданно пропал. Был человек ─ и нет человека. Прям как при Сталине Иосифе Виссарионовиче и его беспощадном режиме.

         ─ Куда голубок-то твой парикмаерский подевался? ─ спросили всё те же соседки (всё им надо знать, собакам! За собой бы лучше следили! И за своими мужиками, задорными алкоголиками!).

         ─ Выгнала, — махнула рукой Нюша. ─ Опять стал на холодильник по ночам кидаться. Третьего дня притащила с базара целую баранью ногу ─ он её в два присеста сожрал. Один! Это ж прорва какая-то!

         ─ Зато не пьёт, ─ напомнили соседки.

         ─ Ещё бы пил! ─ согласилась Нюша. ─ Зато жрёт сколько? Набивается кормом как клоп, поэтому и не пьёт. В желудке места уже нету для пития-то!

         Соседки не согласились, и были по-своему правы: их мужья выпить были совсем не дураки, и выпивали при любом случае и в любом состоянии. В том числе, и сытом. Одно слово, алконавты. А бросать их жалко. Прижилися уже. Куда деваться!

Вам понравилось?
Поделитесь этой статьей!

Добавить комментарий