Удивительная строка

Часть первая

«Как хороши, как свежи были розы…» — известная строка неожиданно разместилась в моём пишущемся стихотворении. Обычно, я не приветствую подобное. Но строка так хорошо вписалась… «Красиво, — подумалось, — в шести словах — красота, увядание и конечность бытия — философия жизни. Ничего лишнего и — всё сказано». Строка же осмелела, и где-то внутри меня зазвучал тихий, печальный, с трагическими нотками, голос Александра Вертинского: «Как хороши, как свежи были розы Моей страной мне брошенные в гроб…». Так хозяйничать в моём стихотврении! Ну уж нет! Концовка должна быть жизне-утвержда-ю-щей.

Строка затихла и больше не давала о себе знать. Я дописала стихотворение и отложила лист — пусть вылежится, вернусь позже. И тут… опять ожила строка, возникая совсем некстати, путая мысли и явно не собираясь уходить.

Автоматически набрала в окошке Яндекса мучившие меня шесть слов. И… О, Великий Интернет! Вместо предполагаемых, известных мне, двух имён, появилось аж пять!
«Иван Мятлев» — прочитала я, — стихотворение «Розы», 1834 год».

Как хороши, как свежи были розы
В моем саду! Как взор прельщали мой!
Как я молил весенние морозы
Не трогать их холодною рукой!

Это почти на целое столетие раньше северянинского! Мне стало неловко от того, что я даже не слышала о таком поэте. Тут же набрала «Иван Мятлев» — всезнающий Яндекс, будто прочитав мои мысли, успокоил: «Встречаются в отечественной словесности лица оригинальные, от которых, однако, остается вроде бы совсем немного — домашнее имя, две-три строки. В лучшем случае — какой-нибудь куплет без привязки к автору. Такова судьба Ивана Мятлева. Или Ишки Мятлева, как звали его современники. … Самые знаменитые его строки звучат у Тургенева, в стихотворении в прозе из цикла „Senilia“: „Как хороши, как свежи были розы…“. (1879) … Поэт пушкинской поры, душа литературных салонов, богатый барин, весёлый версификатор, великолепный чтец и импровизатор».
Вот оказывается как! Строка-путешественница.

Обращаюсь к элегической тургеневской поэзии. Стихотворение в прозе Ивана Сергеевича «Как хороши, как свежи были розы…» начинается словами: «Где-то, когда-то, давно-давно тому назад, я прочел одно стихотворение. Оно скоро позабылось мною… но первый стих остался у меня в памяти…». Да уж точно: настойчивая строка! И далее воспоминание о давно ушедших днях. Одни образы сменяют другие и в заключение: «Мне холодно… Я зябну… И все они умерли… умерли… Как хороши, как свежи были розы…».

Даааа… что и говорить весёленькую строку пустил в путешествие Иван Петрович Мятлев. Но что же дальше?
Следующим, как оказалось, строка посетила в 1886 году великого князя Константина Константиновича Романова, ни много ни мало — президента Петербургской академии наук, известного под псевдонимом К. Р. Князь оказался оптимистом и не позволил «шутнице» командовать собой. В тридцати шести строках, полных веры в лучшее будущее, он рефреном повторил после каждых двенадцати строк, несколько изменённые всё те же слова, завершая стихотворение:

Как хороши тогда,
‎Как свежи будут розы!

Беспокоила ли неутомимая строка ещё кого-то, интернет умолчал, но пролетев сквозь годы, печально-трагические «свежие розы» появились у Игоря Северянина:

…Как хороши, как свежи будут розы,
Моей страной мне брошенные в гроб!
(«Классические розы», 1925).

И настолько прижились у него, что не покинули и после ухода из жизни. Остались в виде эпитафии на могильной плите поэта в Таллине.

А с лёгкой руки Александра Вертинского, который, кстати, тоже внёс свою лепту в текст Северянина, романс о прекрасных цветах стал одним из популярных.

Казалось бы, на этом историю путешествия удивительной строки во времени и в головах творческих людей можно было бы завершить. Но… строка не отпускала, я чувствовала какую-то незавершённость.

А что, если сделать книжку миниатюрного формата обо всех, кого строка посетила? Но меня разочаровали: такая книга-«миниатюрка» с названием из известных шести слов, была издана в 1992 году Михаилом Корсунским, любителем-миниатюристом из Таллина. Я восхитилась работой энтузиаста: ведь это сейчас набрал в интернете и… получай результат, а тогда, очевидно, он провёл целое расследование. Мне посоветовали: а ты дополни другими авторами — наверняка строка за это время посетила ещё кого-то, упомяни миниатюрку Корсунского, добавь фото авторов — может получиться интересная книжица. Однако, узнав о книге Корсунского, я потеряла к затее всякий интерес.

Но… Таллин. Северянин. Надгробие. Розы. Надгробие… розы… Ай да строка!

Часть вторая

2003 год. Лондон. Мы стоим в очереди в Вестмистерское аббатство. Мы — наши английские родственники, муж и я.

До закрытия чуть больше часа. Я волнуюсь, очень хочется успеть — на завтра опять насыщенная программа, и такая возможность может больше не представиться.

Стрелки на башенных часах неумолимо движутся. Мысленно улыбаясь, отмечаю, что смотрю на Биг-Бэн как на обычные часы. Как всё относительно! Хотя какая-то нереальность происходящего во мне присутствует: неужели это — Биг-Бэн, а это — я.

Надо сказать, мы не очень хорошо были вооружены необходимыми материалами для знакомства со столицей Объединённого Королевства. С официальными экскурсиями связываться не стали, чтобы распоряжаться временем на своё усмотрение, но старались объять необъятное и увидеть как можно больше, имея достаточно скудные сведения из литературы и разных путеводителей, и я смутно представляла, где в Аббатстве находятся интересующие меня объекты.

Но по порядку. Причиной моего интереса к Вестмистерскому аббатству стал спектакль «Мария Стюарт», увиденный мной в детстве, лет в десять-одиннадцать, и оказавший на неокрепшую детскую психику сильное впечатление. В годы моего детства по телевизору часто транслировались спектакли. «Марию Стюарт» я смотрела дважды: вечерний и утренний показы. Особенно потряс эпизод казни Марии. Сцена, задрапированная чёрным, угрюмый палач, красивая утончённая Мария, злая и жестокая Елизавета. Я безутешно прорыдала оба показа.

Мысли о спектакле долго не покидали меня. Позже, нашла в нашей домашней библиотеке роман Цвейга «Мария Стюарт» со старинными иллюстрациями: портреты Марии, её благообразных родителей, красавцев супругов, секретаря, сцены охоты, суда и…портрет надменной, холодной Елизаветы. Эти иллюстрации я рассматривала часами. Представляла себя участницей событий. В моих фантазиях всё завершалось благополучно. Но неизменно, по образцу наших детских игр в «белых и красных» или в «наших и фашистов», в моём воображении Мария была доброй, а Елизавета — злой.

Заканчивается книга Цвейга тем, что сын Марии Яков после смерти бездетной Елизаветы стал первым королём обоих государств — Шотландии и Англии, и перенёс прах матери из Шотландии в усыпальницу Вестминстерского аббатства. Захоронена Мария где-то недалеко от Елизаветы — ирония судьбы.
У меня были разные фантазийные периоды, всё зависело от читаемых мной книг: «Президент каменного острова», герои Диккенса, пиратские истории, приключенческие книги, Джейн Эйр… Но, очевидно, тот спектакль так глубоко меня впечатлил, так «засел» во мне, что даже будучи взрослой никогда не пропускала ничего, что касалось Марии Стюарт и Елизаветы.

Наконец, мы в аббатстве. Времени — в обрез, а мы, лишь приблизительно представляя, в каком направлении находятся интересующие захоронения, идём наугад. Торопливо проходим зал коронации и, как ни шаблонно звучит, попадаем в спящее царство. В полном смысле этого понятия. В отличие от наших, «стоЯщих», памятников, здесь фигуры лежат — на высоких, и не очень, постаментах, а кое-какие почти на полу. Есть и «сидящие», и «стоящие», но, в основном, «лежащие».

Глаза разбежались. Найти определённые памятники — из области фантастики. А время поджимает.

Надгробия, надгробия, надгробия, мраморные, гранитные, расписанные красками. Мы движемся по залу, переходя от захоронения к захоронению, отдавая дань фантазии и мастерству создавших их авторов. Короли, знатные вельможи, прекрасные принцессы, юные джентльмены, супружеские пары… Навечно сложены в обращении к Всевышнему их ладони. И как-то странно, даже смешно (если это применимо для такого места) выглядят торчащие вверх носки туфель и сапог. Есть фигуры, лежащие на боку, подпирающие голову рукой, будто они расположились на пикнике. Запомнился разноцветный памятник молодому кавалеру, вальяжно расположившийся полулёжа на плите, с залихватски подкрученными вверх усами и улыбкой на лице.

Внимание привлекает массивное, серое женское надгробие в алькове темного мрамора. На улице темнеет, и высокие стрельчатые окна скудно освещают помещение. Тяжеловесность и строгость памятника производят гнетущее впечатление. На голове лежащей статуи корона, в руках — символы королевской власти — скипетр и держава. Читаю надпись: «Королева Англии Елизавета I». Вот это да! Как быстро мы достигли цели. Неужели моё желание так велико, что нас просто привели сюда!

Я рассматриваю помпезный, но, в сравнении с другими, довольно грубо выполненный памятник. Строгое пожилое лицо, крупноватые для женщины, тем более знатной, руки.
Со времени моего первого знакомства с историей Марии и Елизаветы многое изменилось, изменилась и я, и моё отношение к ним. Теперь мне жаль ту женщину, чей прах скрыт под саркофагом. Рыжеволосая девочка, почти не знавшая ласки своей казнённой матери, удалённая от королевского двора отцом, окружённая сплетнями и интригами, в двадцать шесть лет коронованная на английский престол. Дитя своей эпохи. Она вынуждена была быть и жестокой, и коварной, защищая себя и свою страну. О людях судят по делам. Время её правления потомки назовут Золотым веком, вспоминая о ней как о «доброй королеве».

Эти две женщины не могли не стать соперницами. Соперницами их сделала судьба: дурнушка Елизавета, в законнорождённости которой откровенно сомневались, усилием воли завоёвывающая право на жизнь и престол, и прекрасная Мария Стюарт — с первых дней жизни королева Шотландии, законная претендентка на английский престол, воспитанная при французском дворе, писавшая стихи, музицировавшая, владеющая в совершенстве ораторским искусством, до семнадцати лет — баловень судьбы. Кроме шотландской короны, её голову больше года венчала корона Франции. А дальше… Дальше она, после смерти своего юного мужа, была вынуждена вернуться в почти незнакомую ей родную Шотландию — нищую, разорённую войнами, раздираемую религиозными распрями. Дворянство, с далеко не утончёнными манерами, встретило её враждебно. Скорей всего, Мария была не лучшей из правительниц, но в памяти потомков она осталась доброй, красивой, женственной, чувственной, вызывающей сопереживание.

Всё это я пишу дольше, чем тогда пронеслось в голове.

Посетителей просят поторопиться к выходу. Я с ужасом понимаю, что второго надгробия (а оно, если верить Цвейгу и путеводителям где-то недалеко), мне не найти. Разве что, если произойдёт чудо!

Уныло разворачиваюсь, но иду не к выходу, а пытаюсь описать дугу, захватив ещё кусочек пространства. Неожиданно, вдалеке на одном из надгробий замечаю крохотный букет цветов. Воображение тут же рисует красивую романтическую историю трагической любви, в память о которой сентиментальные потомки приносят цветы. Я забываю о царственных соперницах и спешу рассмотреть поближе цветы, и кому они предназначены.

Увиденное, поражает меня не менее букета. На резном тёмном мраморном постаменте — женская фигура из молочного мрамора тонкой работы: драпировка одежды, замысловатость кружев, узор на подушках создают впечатление воздушности, а тёмный постамент усиливает впечатление. Во всём этом великолепии, не просто рука мастера, а влюблённость в образ, одухотворённость. Настоящее произведение искусства! Мне хочется задержаться подольше и рассмотреть каждый элемент. Взгляд возвращается к букету: крохотные белые розы, перевязанные розовой ленточкой. Красиво и трогательно… Я до сих пор не могу объяснить свои ощущения, но в тот момент вся композиция казалась мне живой и тёплой.

Очередной призыв покинуть помещение вернул к реальности, и, спохватившись, что уйду, не узнав имени прекрасной дамы, ищу надпись. И… шок! — «Мария Стюарт».
Мне опять помогли. Иначе об этом не скажешь. Помогли!!! То, что произошло, виделось выходящим за грани возможного. В Аббатстве можно бродить часами и заблудиться. Я могла пойти каким угодно путём, свернуть в другой ряд, в другой зал. Но случилось то, что случилось.

Чего я ожидала? Что хотела увидеть? Не знаю. Но вопрос двух королев для меня навсегда был закрыт. Я увидела в них просто женщин. Красивая, добрая Мария уже не казалась мне такой безупречной, а Елизавета — холодной и безжалостной. Пусть покоятся с миром…

«Старая вражда улеглась навек, ныне одна у другой не оспаривает больше прав и владений. И те, кто в жизни упорно избегали друг друга и ни разу не глядели в глаза друг другу, ныне, как сёстры, покоятся рядом во всеуравнивающем священном сне бессмертия» — так заканчивается роман Цвейга.
Не уверена. Возможно, так и было бы, не стань они персонажами романов и пьес. Благодаря книжной и сценической жизни их литературных двойников, история продолжается. Доказательством тому — маленький букет белых роз.
Как хороши, как свежи были розы… Удивительная строка.

Прошло полгода.
Иногда, когда мне нужен совет, я обращаюсь к книгам. На этот раз таким «советчиком» стал купленный на днях томик стихов Беллы Ахмадулиной. Что она мне скажет? Открываю наугад и читаю заглавие стихотворения: «Поступок розы». И…

Как хороши, как свежи…» О, как свежи,
как хороши! Пять было разных роз.

И дальше:

Как свежи, Боже мой, как хороши
Слова совсем бессмысленной и нежной,
Прелестной и докучливой строки.
И роза, вместо смерти неизбежной,
Здорова — здравомыслью вопреки.

Прелестной и докучливой строки… здравомыслью вопреки… Может и правда заняться «миниатюркой» о строке?

18 марта 2016 — 09 марта 2017