Ты кто?
— Ты кто? — спросила капелька, спустившись с вершины на зеленый стебелёк.
Он не удивился и просто ответил:
— Я колосок.
Капелька робко спросила:
— А что такое колосок?
Колосок подумал: «Да, совсем молодая капелька, давно это было. Вот такие же капельки спрашивали меня, и я им отвечал, было интересно. А сейчас, — он тяжело вздохнул,— сколько таких вот капелек сбегали по мне, не останавливаясь и не спрашивая, кто я и зачем здесь нахожусь. Интересно, знали ли они кто я или им было всё равно». То ли колосок встрепенулся, то ли ветер подул сильнее, капелька едва не упала, но удержалась. Ей любопытно было узнать, что же такое колосок.
Интересная капелька смотрит своими ясными, чистыми глазёнками и ждёт. И, правда, хороша. Пожалуй, и остальные капельки были очень любопытными. Только многие молчали, как делают все, думая, что так и надо, так и должно быть и нечего спрашивать». Они проникали всюду, сливались и разлучались, кипели и твердели, принимали разные формы. Они были как живые, все одинаковые и все разные. Это тоже знал колосок. И он ответил:
— Я появился давно, очень давно из одного зёрнышка. Зёрна так похожи на вас капелек, такие же одинаковы, но и такие же разные. Придёт время, я подниму 100 зёрен и в этих 100 зёрнах останется память о том первом зерне, от которого они произошли. И так происходит из века в век. Он запнулся, подумав: « Да, именно так, из года в год, умирая и воскресая, мы приобретаем знание, мудрость и силу.
Но были и те, кто не приносили плодов. Они были пусты. И ему было жалко их».
Он закончил:
— Каждое зерно должно принести свои плоды.
Капелька округлилась, зашевелилась и взволновано спросила:
— А что такое плоды?
Колосок улыбнулся:
— Вот, несмышлёнышь! Когда вы с Неба спускались, что Оно вам говорило?
Капелька была чистая— пречистая, настоящая капелька, поэтому она ещё помнила наставление Неба. Она помнила, что их, капелек, было много, и все слышали, но многие пока долетели, уже забыли, что говорило Небо.
— Вы — жизнь,— сказало Небо, — жизнь в вас и вокруг вас. Не отстраняйтесь от неё. Уберётся одно, уйдёт и другое. Всё течёт, всё изменяется. Вы полны и сильны, вы мягки и лёгки, вы прочнее камня, когда упорны и устремлены, вы чисты и прозрачны, вы часть целого, но вы есть и само целое. Вы сольётесь в один поток, можете стать одной рекой, но где бы вы не находились — внизу, в середине, в глубине или наверху, вы должны оставаться всё теми же капельками. Помните об этом.
Колосок слушал и улыбался: « Да, пройти земную жизнь, не слившись ни с чем, оставаться чистыми и прозрачными, и при этом приобрести, а не потерять… Любить и творить, приносить и отдавать, и оставаться капелькой, а не зловонной жидкостью. И, когда настанет время, легко испариться. Это надо заслужить, этому надо научиться. Разумная капелька, мудрая капелька». И колосок сказал:
— Плоды, это когда ты с неба упадёшь дождём, и всё расцветёт, прилетят пчёлы, и будет мёд. Это когда уставший путник напьётся холодной воды из колодца в степи и поблагодарит Небо и руки тех людей, которые сделали этот колодец. И вообще,— подытожил он, — плоды — это когда из содружества двоих в гармонии и любви, в полноте и чистоте рождается и произрастает то новое, что восхищает глаз, питает душу, радует сердце. Когда разум спокоен. Он знает — ты поднялся ещё на одну ступень. Ты стал соавтором и помощником Неба.
Капелька поняла всё. И они слились в едином порыве, чтобы создать плоды и устремиться к Небу. И Небо ждало их, потому что Оно любило их.
Вот такую историю я услышал на рассвете ранним июньским утром.
Мост
Юноша стоял на краю моста, держась руками за перила, смотрел вниз на вяло текущие воды реки.
— Широко, глубоко, далеко видно. Красиво, не правда, ли? — облокотившись на толстые каменные перила, сказал мужчина средних лет, подошедший только что и ставший недалеко от него.
Парень молчал, напряженно всматриваясь, как- будто пытался разглядеть, сквозь тёмную толщу воды, что его ждёт.
— Зачем тебе это надо?
— Не подходи! — нервно и резко крикнул он. Всё равно не удержишь. Какая разница —
красиво, далеко, высоко. Один шаг и всё, потом не больно,— он затрепетал, ещё крепче вцепившись в перила.— И что тебе до меня? Иди себе.
— Да, вообще, ничего. Я здесь просто гулял, вижу, чудак стоит, воздухом свежим как-то по-особенному дышит, не как все. Дай, думаю, подойду, вдруг помощь какая нужна.
— А как все дышат? Ты знаешь, как?! Что вы знаете. Всё учите, учите. Грамотные. Надоели! Все надоели, всё надоело! — скороговоркой нервно прокричал юноша.— Что вы знаете?! Что?— голова его поникла, тело обмякло.
— Какой сегодня день? С утра была среда, — сам с собой начал разговаривать мужчина вслух,— точно, среда. Значит, завтра уже будет четверг, а точнее… — он посмотрел на часы, — уже сегодня.
Голос его был ровным и спокойным, но он наблюдал за парнем и видел, что тот его слушает:
— Ночью здорово, легко, спокойно. Люблю ночь: тишина, звезды, эти неясные тёмные, расплывчатые очертания предметов; начинаешь фантазировать. Тени деревьев превращаются в больших исполинов, башни — в огромные замки, мостовые после дождя сверкают и искрятся, отражая свет ночных фонарей и блеск звёзд.
— Слушай, мужик, не тереби душу. Без тебя тошно, а ещё ты здесь со своими звёздами, башнями. Уйди, — парень замолчал.
Он знал историю этого города, он знал историю своей страны, он знал свою историю. «Как больно!» Всё в нем заныло, как пару часов назад, когда он узнал, что она его не любит. Она его просто обманывала, насмехалась над ним, над его чувствами. Пренебрегла. Унизила. Обида жгла его душу, как раскалённое железо. Ему было плохо, очень плохо. Он жалел себя. Он любил её. Она тоже говорила об этом. «Лгунья! Хотя, смешно! Кто сейчас так переживает? Многим это как то…. Одна, другая, любит, не любит, разлюбит. Я, как старый пень, как старой закалки клинок».
Он вспомнил своих родителей. «Воспитание. Лучше бы я был такой как все». И от этого ему стало ещё больней и обидней. Сердце сжало. Он задышал порывисто, ртом хватая холодный, влажный воздух. Парень краем глаз следил за мужчиной, который стоял рядом, беззаботно облокотясь на перила, всматривался куда-то в сторону, как будто что-то хотел разглядеть там. Он невольно посмотрел туда. По улице вдоль набережной шла женщина с ребёнком. «Что она здесь делает, в эту пору? Уже глубокая ночь. Видно, где-то рядом живут. Возвращаются с праздника, или с какой — то вечеринки. А где же отец? Где муж? Почему не встречает свою жену и своё дитя? А может, она не замужем. Может, он на работе. Может, его нет». Слово «нет» — напугало его. « Ведь я тоже хочу сделать, чтоб меня не было, не стало здесь, сейчас, на этой Земле, в этом городе. А родители, брат? Что потом?» Он услышал:
— Ты знаешь, я, тоже удивлён. Одна с ребёнком в столь поздний час. Хотя, чего бояться. Город у нас спокойный и люди неплохие. Да, по определению, люди плохими быть и не могут. Воспитание, обстоятельства, убеждения, желания или просто нежелание что-либо знать или чем-либо заниматься делают их хуже. Ты как думаешь?
— Мне всё равно,— буркнул тот, не переставая наблюдать за женщиной с ребёнком, пока они не свернули за угол и не скрылись из виду.
«Её не стало. Но она живая. Сейчас, она придёт домой, разденет своё дитя, уложит спать. Она любит свою дочь. И девочка тоже любит её. Они вместе. Как здорово!»
Сердце заныло, но как-то по-другому, не как раньше. «Она мать. А моя мама? Какой я эгоист. Моя мама – дорогой, светлый человек, пусть даже и многоговорящий, импульсивный и шумный, но она моя мама, а я её сын. И я её люблю. Что я делаю? Ведь не станет меня, это будет горе для неё, и оно, несомненно, убьёт её. Отец. Я люблю его. Я люблю их. Я люблю эту женщину с ребёнком. Я люблю эту ночь и эти звёзды. Я люблю эти башенки и этот большой, красивый город, эту реку и этот мост. Даже этого мужчину я тоже люблю, уже потому, что он здесь, со мной, просто стоит и просто разговаривает. Его присутствие приятно мне».
Руки затекли, пальцы замёрзли, он поёжился, почувствовал холод. « Что бы могло случиться, если бы рядом не оказался он. Но, как бы там ни было, надо помнить, что я не один! Это точно. Вокруг меня уйма людей, их тысячи, вокруг меня целый мир, такой большой и необычный. Вокруг меня всё для того, чтобы я был счастлив. А она. Что она? Это её право. Она свободна: любить, не любить, кого любить и как. Каждый ответственен за свои поступки». Он успокоился. По крайней мере, так должно быть. «Интересно, есть ли такие люди, которых ничего не держит на этой земле. Которые никого и ничего не любят, ни о чём не помнят, ничего не знают и ничего не хотят? По сути, вряд ли. Всегда есть что терять. Хотя бы жизнь, она дорого стоит. Всё же, жизнь прекрасна, даже сейчас, даже потому, что я в руки замёрз и пальцы занемели. Я чувствую, значит, я живу. Я мыслю, значит, я живу. Я восхищаюсь, я думаю, я смотрю, я слышу, значит, я живу. Так что в этом плохого? Как мой друг говорит: «Уйдёт один трамвай, придёт другой. Надо просто подождать, коль не успел!» Это точно. Всё будет». Он посмотрел на мужчину уже прямым, ровным взглядом. Тот смотрел на него, улыбаясь:
— Ты знаешь, я тоже продрог. Давай перелазь. Пошли, чайку попьём, булочки поедим. Парень кивнул, занёс ногу, но пальцы не удержали и он полетел вниз.
— Ох, чёрт!— выругался мужчина, быстро сбросив куртку, шапку, ботинки и прыгнул за ним.
Холодная, ледяная вода окутала, потянула вниз. Он хотел жить. Всеми силами своих рук и ног пытался выбраться на поверхность. Вынырнул, судорожно хватая открытым ртом потоки воздуха. Тут же рядом показалась другая голова.
— Вы что это?— удивился парень.
— Да так, вздумал покупаться. Куртку снимай, а то еле руками шевелишь! Вон там, я ещё сверху заметил, можно выбраться на набережную. Отсюда метров 25, доплывёшь?
— Да, куртка ушла на дно. Пусть, так всё злое и недоброе уйдёт, не жалко.
Они стояли на мостовой мокрые и продрогшие.
— Давай быстрее на мост,— скомандовал мужчина. Там моя куртка, капюшон на голову, а я шапку. Минут двадцать пешком, бегом – десять, мой дом. Приглашаю на чай. Не против?
Юноша только кивнул сквозь судорожно сжатые зубы и дрожащим голосом проговорил:
— Холодно.
— Бегом! — скомандовал мужчина. Расскажу я тебе одну историю, пока бежать будем, чтобы скоротать время. Занимался я в своё время, будучи этак лет 12— ти, горным туризмом. Дело было летом. Одеты мы было соответственно по сезону: брюки, рубаха, ботинки крепкие горные на толстой подошве, непромокаемый рюкзак. Пошла наша группа на вершину по склону. День был превосходный, пейзаж великолепный. Длинные буковые деревья вначале, сменились небольшими, приземисто— кучерявыми кустами с вывернутыми наружу торчащими, жёлто— коричневыми корнями, потом просто трава, и мы уже поднимались по склону, сплошь усеянному камнями. Тропинка уходила круто вверх. Туман опустился откуда— то сверху, неожиданно и быстро заморосил холодный дождь. Чем выше, тем свежее дул ветер. Становилось холодно. Мы всё-таки дошли до вершины. Там лежал снег. Были совершенно продрогшие и замёрзшие, да ещё и мокрые. Плащи не сильно помогали, ветер задувал, загонял воду под них. Но мы дошли, и это было здорово. Скажешь: «Что же такого». Я был там, я помню это. Там стоял крест, наваленная у основания куча камней держала его. Мы тогда удивились: «Как, без растяжек он стоит и не валится?» И другая груда камней, в неё была воткнута огромная ветка, кем-то принесенная снизу. Все те, кто туда доходили, что-то на ней оставляли. Она была увешана, украшена, как новогодняя ёлка. Так что, возможно, через столько лет и мой привет всё ещё там висит.
— А что это?— уже согревшись, спросил юноша более спокойным и ровным голосом.
— Обычная лента, которую я оторвал от дождевика,— усмехнулся мужчина. Так вот, что я хотел тебе сказать. Когда мы туда поднимались и спускались обратно, наш тренер говорил нам: «Двигайтесь. Будете двигаться, не замёрзнете!» Эти слова я запомнил на всю жизнь. Вот так. Все остались живы, даже никто не заболел. Так что двигайся!
— Для чего?
— Чтобы измениться.
— Для чего?
— Всё новое всегда приносит новое! Вот для этого. Для этой новой жизни. Кто его знает, какая она будет потом.
Отец
Это правдивая история. Об этом знают, не хотят думать и этого боятся. Порой их не терпят и даже не любят. Это ужасно больно и тяжело осознавать. Это о том, что всегда, во всех книгах и законах у многих народов, порицалось за невыполнение, вплоть до убийства. Это отношение детей к своим пожилым родителям. Часто мы осознаём это тогда, когда их уже нет. Есть такие слова в песне: «Как часто приносим цветы на могилу, сожалея, когда бы могли приносить цветы живым, радуясь». Это правдивая история.
-Ты позвонил родителям? — услышал он голос жены из кухни.
-Ах, да, совсем забыл. Вот, думал, приду, позвоню. Да я недавно звонил,- начал оправдываться он.
-Недавно, это когда?
-Ну,- затянул, силясь вспомнить, когда же,- да, похоже на той неделе.
— Это же твои родители. Не стыдно?
—Ну да, да,- раздражённо, осознавая свою вину, проговорил он,- недели три прошло. Но я хотел… Вот, просто забыл. Ты же знаешь, работа: туда, сюда, нужно.
-Иди, бери трубку и звони.
-Хорошо,- быстро согласился он и, поднявшись, посмотрел на время,- да уже поздно. Они видно спят. Зачем будить. Давай лучше завтра. Какая разница.
Она вздохнула, пожав плечами, и вышла. На следующий день утром, встав, он сразу же ушёл по делам. Не прошло и часу, как позвонила жена. По её взволнованному голосу он понял: «Что — то случилось».
-Срочно приезжай домой!
-Что случилось?
Она молчала.
— Да говори же?! —
С отцом плохо. С твоим отцом.
Они собрались и срочно выехали к его родителям. Жили они в одном городе, но в разных концах. Всего час езды.
Всего час езды, но как редко он приезжал к ним. Инсульт. Отец лежал на кровати, вытянувшись как струна. Он ещё видел, ещё слышал, но говорить уже не мог. Ему делали всё возможное, но пока всё было безрезультатно. Увидев своего сына, отец заплакал, как малое дитя.
Сын, склонившись к отцу и еле сдерживая слёзы, проговорил:
« Папа, я здесь. Я твой сын. Папа смотри, вот я, а вот жена,- он назвал её по имени. Папа всё нормально».
Все плакали. Сын улыбнулся и начал с ним шутить, пытаясь его отвлечь, приободрить. Отец успокоился и начал напряжённо всматриваться в лицо своего сына. О чем он думал, что вспоминал. Может то время, когда сын был совсем маленький, и он его носил на руках. Или, когда брал на рыбалку, когда вместе ездили косить траву для кроликов. Возможно, вспомнил, как рос, и что с ним было. Он просто долго смотрел на сына, слёзы снова показались на его глазах. Отец пытался что- то сказать, но только нечленораздельные звуки выходили из его горла.
«Папа, я всё понял. Не волнуйся. Всё нормально. Это пройдёт» — сдерживал он себя, улыбался, и отец тоже стал улыбаться. «Вот и хорошо».
Сын сидел рядом с ним, взяв его за руку. Она была тёплая. Он второй раз видел, как отец плакал. Впервые это случилось, когда ему было 14 лет. Маму срочно забрали в больницу. Всю ночь он провел дома сам. Утром пришёл отец. Скупые мужские слёзы текли по его небритым щекам. Он долго молчал, боясь произнести эти слова: «Больше у нас мамы нет». Сын помнил, что не понял сначала, о чем говорит отец. Он не мог вместить этих слов. Как такое может быть, что мамы нет?! Она всегда есть. Вот только вчера она ему улыбалась, гладила его своими теплыми, мягкими руками, смотрела, кормила. Ей было совсем немного лет, как такое может быть!? Эти мысли в одно мгновение пронеслись в его голове. Отец тогда обнял его и крепко прижал к себе, тихо плакал. Он понял: «Её нет, её не стало, она ушла». Папа не сказал этих слов, он не хотел сам верить в то, что она умерла.
Уже потом сын понял, что отец старался смягчить эту ужасную весть, не назвав слово «смерть». С ним тогда случилась истерика, он плакал, долго плакал. Но это было в прошлом. Это было когда-то. Как он забыл об этом. Корил сам себя сейчас, сидя возле отца и гладя его по алебастрово-мягковатной руке с тёмно- синими выпуклыми прожилками. Сын сжимал её, отец пытался делать тоже. Он понимал его. Это был его отец. Сын смотрел на него и думал, о чём он вспоминает, что творится в его голове. Он спрашивал его, отец слышал и подтверждал слабым кивком головы «да» или «нет» на задаваемые ему вопросы. Вначале он пытался что-то говорить, но язык не слушался его. Он снова плакал, потом успокаивался и только слабо качал головой. Его глаза, обычно светло-голубые, почти белесого цвета, сейчас стали ярко-синими, выразительными и чистыми. Он своим взглядом хотел передать всю свою любовь, привязанность и энергию своему сыну. У него никогда не было таких глаз глубоких, синих и ярких. У него ничего не болело.
Сын видел перед собой беспомощного старика. Отец был добрым, мягким человеком, трудолюбивым. За то время, что они жили с мамой, за эти 14 лет, они ни разу не слышали, чтобы родители ругались между собой. Может такое и случалось, но только не при них. У него был старший брат. Отец уделял им время: рассказывал сказки, брал их на рыбалку, учил водить машину, они вместе выезжали на природу. Особенно им нравилось, когда папа приходил с работы и приносил от «зайчика» подарки. Он помнит, как они спрашивали: «А какой он — зайчик?» И заказывали ему следующие подарки. Как это было давно, и как это было недавно.
Он всегда заботился о них. То куртку купит или в гараже покопается и что-то там найдет. Звонил: «Приезжай». Он хотел его видеть чаще. Как сын этого тогда не понимал?!
Отнекивался, ссылаясь на занятость, и чего греха таить, нежелание ехать, час по городу. Как много. Какой он был глупый и ленивый. А отец его ни разу не упрекнул, просто звонил: «Приезжай». Сын корил, ругал себя за это, сидя у его изголовья, и гладя его руку, смотрел в его глаза, начинающие уже потихоньку тускнеть и терять блеск.
«Боже, сколько времени упущено было»,- он нагнулся, поцеловал его в лоб и попросил прощения. Слёзы текли из его глаз, и он не скрывал их. Отец прижал его руку. Он простил его. И сын это понял. Он не был плохим сыном. Он всегда по мере сил и возможностей помогал чем мог. Он любил его. Отец уходил. Сначала ему было страшно, потом нет.
Все мы смертны. И как часто мы невнимательны к своим родителям, грубы и даже порой жестоки, особенно тогда, когда они живут с нами и нам приходиться досматривать их. Да, с годами они становятся капризными, как маленькие дети, учат нас, подсказывают, пекутся о нас, переживают и нас это раздражает. «Ведь мы же взрослые». Мы правы. И они правы. Уже только потому, что мы для них будем всегда их детьми, и здесь ничего не поделаешь. Это надо просто понять и любить их такими, какие они есть. И как часто мы несём цветы на их могилу, а не отдаём им в руки. Почему? Ведь придёт и наше время, и мы будем такими же взрослыми, пожилыми. Да, признаемся сами себе, такими же стариками. И он чётко осознал сейчас, сказав себе, что надо беречь свое здоровье, стремиться быть здоровым, чтобы потом не мучиться самому и не мучить вокруг себя других. Надо быть внимательным к своим детям, больше времени проводить с ними, чтобы им было, что вспомнить потом. Ведь они также потом будут и к своим детям относиться, как мы к ним. Что посеем, то и пожнём. Но он также понял и осознал, что их жизнь, это их жизнь и он не в праве на неё посягать, утверждать или заставлять. Он может только подсказывать. Не надо за них принимать решения, выбор за ними. Так они научатся самостоятельности. А что же ещё он может им дать — просто любовь, просто внимание. Это дорого стоит.
Отец угасал. Он перестал есть. Ему было тяжело глотать. Появились хрипы и судороги. Он уже закрыл глаза, но ещё слышал и понимал, подтверждая это слабым пожатием руки. Сын смотрел и думал: «Надо было звонить чаще. Это их радует. А лучше просто приехать, заглянуть в глаза, вглядеться в лицо, как оно, возможно, постарело, появились морщинки вокруг глаз и губ, на лбу. Круги под глазами. Цвет лица уже не тот. Голова седая и волосы поредели. Но они всё такие же. Вы увидите. Они не изменились: всё те же родные, любимые черты лица. Те же привычки, наклон головы. Взгляд и разговор. Улыбка и слова. Они вас любят. Они стали толще или худее. Хуже ходить, видеть и слышать, но они вас любят. Они всегда ждут. Они за вас беспокоятся. Они за вас молятся. Помните об этом, прощайте им, помогайте им, любите их — они того заслужили». В Библии говорится: «Почитай отца твоего и мать свою, да будет тебе благо, и будешь долголетен на земле». Напишите запись на мобильном, поставьте крестик на календаре, на стене, где угодно, чтобы оно напоминало: «Позвонить родителям. Поздравить. Посетить их». Как им приятно, когда мы уже взрослые говорим им, так просто: «Я тебя люблю». Когда обнимаем их. Пусть увидят, что они нам дороги. Но часто мы этого не делаем, считая, что всё это сентиментальность, мы уже взрослые и нам этого делать не надо. А разве хотели бы мы, чтоб и наши дети потом относились к нам также? Пусть они это чувствуют, не совершайте ошибок.
Привёз сын отца в дом престарелых. Посадил на скамейку: « Посиди здесь. Я сейчас приду». Вернулся, а отец плачет.
-Папа, почему ты плачешь? Здесь тебе будет хорошо,- успокаивал его сын.
— Сынок, — отвечал отец,- когда-то на этой скамейке сидел мой отец, твой дед,- и слёзы текли по его щекам.
Подумал сын: «Нет, папа. Поехали назад, домой». Да, назад домой. Помните об этом. Отец умирал.