Первый раз его сын женился в 18 лет, когда ушел из университета. Ну, точно, как Митрофанушка из «Недоросля» — «не хочу учиться, а хочу жениться». Конечно же, Павел Сергеевич расстроился от такой ситуации. Даже «расстроился» — это не то слово. Да вы сами понимаете. Он едва знал эту девочку – видел ее пару раз, и мнения своего «по невесте», естественно, выработать еще не мог. Ну, смазливенькая мордашка… А дальше что?
Он тогда сказал Димке, что ему еще рановато жениться, но тот, как всегда, не обратил внимания на отцовские слова.
– Ладно, – сказал он, глядя в сторону, – сам разберусь, уже совершеннолетний, имею право.
А что отец мог с ним сделать? Не ремнем же пороть? Паспорт спрятать? Тем более что жена заняла противоположную позицию.
– Что ты лезешь, — кричала она, причем при сыне. – У мальчика любовь, а ты ему на горло наступаешь!
Ну, а когда отец говорит «нет», а мать – «да», то, естественно, получается, что мать хорошая, а отец – плохой.
Была ли у Димки эта любовь, Павел Сергеевич не знал, поскольку сын никогда не шел с ним на доверительные разговоры и не впускал в свою жизнь, тем более в свои чувства. И вообще они не были друзьями. Как-то так получилось с самого детства. Конечно, Павел Сергеевич был счастлив, когда у него родился сын. Конечно, он вставал к нему по ночам, гулял по выходным с коляской, отводил в ясли и детсад, ездил с ним на лыжах в парк и ходил на каток. Но с взрослением сын все больше и больше отдалялся от него, уходил в какую-то свою жизнь, куда отцу хода не было.
Наверное, Павел Сергеевич был виноват в этом сам. Наверное, он как-то не так воспитывал сына. Однажды, когда тому исполнилось лет 15-16, Павел Сергеевич сказал ему: «Вот когда я стану старым, ты будешь обязан ухаживать за мной». На что Димка возразил: «Пап, ты неправ. Конечно, я буду за тобой ухаживать, но я это делать не обязан. Люди обязаны детям. Вот ты растил меня, а я буду – своих детей, а они – своих. Только так жизнь на земле продолжается».
Павел Сергеевич не ожидал от сына такого ответа, в котором уважения было меньше, чем философии. Он ничего ему тогда не сказал, но Димкины слова запомнились надолго.
Возможно, эта ранняя женитьба нужна была Димке для того, чтобы уйти из родительского дома, избавиться от нравоучений папы-мамы и делать то, что хочется. А чего он хотел, Павел Сергеевич не знал и не догадывался. Даже такое серьезное дело, как выбор профессии, Димка решал самостоятельно, не прося отцовского совета. Хотя, как это ни странно, пошел по родительским стопам. В восьмом классе, ничего не говоря Павлу Сергеевичу, он поступил в ШЮЖ – школу юного журналиста при факультете журналистики МГУ. Тогда в МГУ на каждом факультете были соответствующие школы. Когда поступил, тогда и сказал.
Павел Сергеевич, работающий корреспондентом в одной из столичных газет, узнав о Димкином поступке, сначала возгордился, приняв это на свой счет, решив, что он явился для сына примером. Но когда Димка за ужином сказал, что от них требуют регулярно готовить заметки и публиковать их, и жена выразительно посмотрела на Павла Сергеевича, он откликнулся: «Заметки это хорошо. Писать обязательно надо. Но учти, на меня в этом деле не рассчитывай, писать все будешь сам». На что Димка посмотрел на отца каким-то нехорошим взглядом и сквозь зубы процедил: «Нужен ты мне. Сам все сделаю».
ШЮЖ Димка закончил вместе с десятилеткой, поступил на факультет журналистики и попал в самую сильную группу с международным уклоном и изучением нескольких иностранных языков. Павел Сергеевич, конечно, поговорил там кое с кем, но решающим, безусловно, было успешная сдача Димкой вступительных экзаменов и прохождение творческого конкурса.
Вместе с Димкой Павел Сергеевич пошел в университет смотреть списки поступивших. К слову, сын был недоволен этим. Но Павел Сергеевич, увидя их фамилию среди зачисленных, еле сдержал слезы на глазах и проглотил комок в горле. Пожалуй, он больше обрадовался, чем сам новоиспеченный студент. Да и как было не радоваться, если твой сын поступил в МГУ – лучший ВУЗ страны, на журфак – самый престижный факультет и зачислен в самую сильную группу. Знакомые, узнав об этом, конечно, поздравляли и интимно спрашивали: «Старик, честно, сколько занес?» и не верили, что Павел Сергеевич никому ничего не давал, и Димка стал студентом лишь благодаря себе.
Прошло полгода, и после первой же сессии Димка вдруг объявил, что уходит из университета. Для Павла Сергеевича это был удар. Он попытался узнать, в чем там дело, но сын только отмахивался и говорил: «Да не надо мне это все. Ты вон – журналист, ну и как ты живешь? Я себе лучше работу найду».
Павел Сергеевич просто психанул от этих слов и крикнул сыну в ответ: «Ты конечно, очень уж самостоятельный. На пустом месте. Погоди, столкнешься с жизнью, вспомнишь журфак. Но только учти, я тебе точно говорю, второй раз ты туда не поступишь никогда. Шанс ты свой упустил. А если ты уж такой самостоятельный, то сам и ищи себе работу». Димка промолчал, лишь усмехнулся в ответ на отцовские слова.
Он нашел себе работу в НИИшкол, лаборантом на 80 рублей, на которые собирался содержать семью, поскольку объявил о ее создании. Новобрачная была студенткой и, кажется, даже не получала стипендию. Отношения между отцом и сыном натянулись. Павел Сергеевич не мог простить ему ни университет, ни раннюю женитьбу.
Чтобы получить образование, Димка решил поступить в педагогический институт, так сказать, по профилю своей работы. Он начал сдавать экзамены, но когда Павел Сергеевич поинтересовался у него, какой будут следующий, Димка крикнул: «Не приставай ко мне. Еще раз спросишь – вообще поступать не буду». Павел Сергеевич отступил.
Видно, Димка был «головастым» парнем, поскольку закончил свой педагогический с «красным» дипломом. Но к этому времени успел не только разойтись с женой и трехлетней дочкой, но и встретить новую женщину с ребенком, к которой опять «у мальчика случилась любовь». Вторая жена, которая была на 4 года старше Димки, крепко поставила его под каблук. Когда Павел Сергеевич, предложил сыну после получения диплома найти ему какое-нибудь интересное место, она категорически заявила: «А нас устраивает, где он сейчас работает». Димка в то «перестроечное» время торговал одеждой в ларьке в Лужниках, которую хозяин ларька привозил из Турции. Может быть, на жизнь Димка и зарабатывал такой торговлей, но об уровне этой жизни и говорить не хотелось.
Жил Димка с семьей отдельно от родителей и общение их ограничивалось редкими телефонными звонками. Как-то получалось так, что и говорить-то было особенно не о чем.
А тут еще большое горе. Умерла у Павла Сергеевича супруга. Сгорела буквально за несколько месяцев. И остался он один. Беда, как говорится, не приходит одна. Газета, в которой он работал, закрылась. В те годы этим никого нельзя было удивить. И остался он практически на улице. Возраст у него был уже предпенсионный, так что рассчитывать на новую работу вряд ли приходилось. Жизнь завязала его в крепкий узел. Ища выход, Павел Сергеевич метался туда-сюда и все безрезультатно. Решил уехать в эмиграцию. Естественно, рассказал об этом Димке и позвал его с семьей с собой.
– Ну, и куда же ты намылился? – спросил сын.
Павел Сергеевич не стал реагировать на грубый тон.
– В Германию. Уже много знакомых уехало туда. Там жизнь нормальная. Ну, так поедешь? Тогда одну анкету на всех подадим.
– И что я там буду делать в твоей Германии? Ямы копать?
– Может, и ямы. А тут у тебя более интеллектуальная работа?
– А ты меня моей работай не попрекай. Я сам решу, что мне делать. Если хочешь, езжай, мне там делать нечего.
Конечно, после такого разговора настроение у Павла Сергеевича стало соответствующим. Осадок от Димкиного отношения остался нехороший. Но «перестройка» набирала ход и Павел Сергеевич решился. Он собрал необходимые бумаги, отнес их в немецкое консульство и стал ждать результата. Где-то в глубине души он и сам не знал, какое хочет получить решение из ФРГ. Если разрешат, то поедет туда и как-нибудь пристроится на старости лет. Там и квартиру оплачивают, и пособие дают. Жировать нельзя, но жить можно. С другой стороны, если получит отказ, то будет считать себя чистым перед собой, что что-то еще постарался сделать, не опустил руки. Значит, будет выживать в России, хотя рассчитывать особенно не на кого. Ни на государство, ни на сына.
Ждал долго, больше года, но получил разрешение на ПМЖ. Сборы были не долги, вещей с собой он брал мало. Проводы прошли скромно. Пришел Димка с семьей. Сели за стол, выпили, закусили.
– Ну, отец, – сказал сын на прощанье, – желаю удачи. Пиши.
Провожать в аэропорт Димка не пришел.
Павел Сергеевич прилетел в Дюссельдорф, оттуда приехал в Унну, в лагерь для иммигрантов. А уж оттуда его направили на постоянное местожительство в Кельн. Прожив пару месяцев в общежитии, Павел Сергеевич получил небольшую однокомнатную квартиру и стал жить в эмиграции. Ему здесь нравилось. Все было новым, интересным. Он поступил на курсы немецкого языка, проучился 4 месяца, но язык как-то не очень пошел, даже, несмотря на то, что когда-то в школе и в институте учил именно немецкий. О работе нечего было и думать. Чтобы совсем не «заржаветь», он стал писать заметки в русскоязычные газеты. Но гонорар там не платили, а если бы даже и платили, то его вычитали бы из пособия. Но ему на жизнь хватало, поскольку на многое он «губу не раскатывал». Продукты покупал в дешевых ALDI и LIDL, одежду приобретал в благотворительных заведениях, культурные мероприятия не посещал из-за отсутствия языка. Ограничивался русским телевидением.
Иногда звонил в Москву Димке. Не часто. Во-первых – дорого, во-вторых, его трудно было застать, все-таки три часа разницы во времени, а в-третьих, особенно и говорить было не о чем. Весь разговор – как дела, как здоровье, и в ответ – нормально. Хотел, чтобы Димка приехал к нему в гости, но тот все никак не мог выбраться.
А тут еще одна напасть. Как-то домашний врач, внимательно проглядев анализы крови Павла Сергеевича, задумчиво сказала ему:
– Знаете, что-то мне ваши показатели не очень нравятся. Вот, видите, креатинин как повышен. В норме не более 1,4 должно быть, а у вас 3, 7. Значит, почки у вас барахлят. Есть большая почечная недостаточность. Сходите-ка вы к специалисту. Вот я вам сейчас напишу направление к нефрологу.
После посещения нефролога, говорящего по-русски, Павел Сергеевич разволновался еще больше. Тот подтвердил грустный диагноз и велел прийти на контроль через три месяца, прописав строгую диету и какие-то таблетки. При следующем посещении нефролог сказал ему откровенно, как вообще в Германии врачи говорят пациентам.
– С почками у вас плохое дело. Отказывают они у вас. Надо срочно принимать меры. Ведь почки в организме работают как очистительный завод. Они очищают кровь от токсинов, отравляющих веществ, которые попадают в нас от продуктов, от внешней среды. А почки токсины выводят из организма. Если же они не выполняют свою функцию, то токсины кровью разносятся по всем органам. А теперь представьте, что ваш мозг, ваши легкие, ваше сердце постоянно снабжаются отравляющими веществами. Сколько человек сможет протянуть? Здесь есть два выхода. Первый – садиться на гемодиализ, это когда специальный аппарат три раза в неделю за 4-5 часов прогоняет всю вашу кровь через фильтр и очищает ее.
Или второй – идти на пересадку почки. Это предпочтительнее, но надо найти донора. А его можно ждать и пять лет и все равно в это время принимать диализ. Но донора найти очень трудно, надо чтобы не произошло отторжения пересаженной почки. Оптимальный вариант, если донором становится кто-то из родственников. Жить можно и с одной почкой, соблюдая, конечно, строгие правила.
Павел Сергеевич ушел от врача в полном нокдауне. То, что он услышал, катастрофически меняло его жизнь. Да и жизнь ли это будет, если ты постоянно привязан к аппарату гемодиализа? Пересадка почки – тоже не подарок.
Весь разбитый и физически, и морально он пришел домой. Абсолютно ничего не хотелось делать, даже ужинать. Ближе к вечеру раздался телефонный звонок. Звонил Димка.
– Как дела? – по обычаю спросил он. – Что это у тебя голос какой?
Павел Сергеевич хотел, было, не рассказывать сыну о страшном диагнозе, но потом не выдержал и рассказал все.
Димка в ответ помолчал с минуту, а потом сказал:
– Пап, когда надо приехать? Я отдам тебе свою почку….
