***
Говорить о еврействе, о долгом труде его счастья
Мы не можем, мы можем, как медленный медленный снег:
И заносы мешают, хотя, никакого ненастья
И совсем нету ветра, и странный для города свет
Без источника, без направленья, без тени, как сначала, до слова –
Не отделена
Воссияния света судьба и основа
Человечая смертная страстная тьма,
Так над морем рассвет проступает из мира
Раньше солнца и пасмурно, и наверняка.
Снегопад. Снегопад — порожденье эфира Телерадиосводок синоптиков нам.
Нарушение сплошности всех измерений,
Всех времен и имен, и пространств
В теле — попросту дрожь пульса сердцебиений,
Скачка мышцы срывается с рыси на пляс.
Свистопляска словес разговора петляет,
Словно рыщем по городу — где карнавал? –
Между наших мозгов, наших тел, наших мыслей и рук и срывает
Ограниченность масок, одежд, целомудрия, совести — в бал
Бесконечно сплошного с кораблядства по курсу,
Где работал секстант, времяметр и компас,
Где любовь, а любовь — пограничное чувство
Одиноких людей, государств и пространств.
Если ты это — я, то к чему имена в разговоре?
Он же только подглядывать может мой взгляд!
Понимаю со страхом и витаю над морем
Безотчетную вечность подряд.
Но нельзя, но нельзя, но нельзя раздвоиться,
За кабальным трудом не понятен шабаш,
И мечтатель Элохайэм в лицах
Ставит мир.
Это — наш.
***
о проданное первородство за пионерский шелк
за то, чтобы голос крови до жалкой жалобы смолк,
за то, чтоб тысячелетья, пульсирующие огнем,
глазками чарли чаплина плакали перед сном.
заботы страны израиля стали войной с пустотой
смерти людей пережевывают прямые связи с тобой
и все мы двуногие мозглые на тоненькой корке земли
даже не ищем смыслов, которыми быть могли
вспомни, иголка ёлочная, ветку и ствол и сок,
он напрямую оттуда зелёною силой тёк,
заговори его голосом теченье ручья и шторм
проданное и преданное тому кто купил не в корм
мертвечине всё живое без толку одна только слизь
в единстве со всем и всеми неповторяема жизнь
***
Проходят мгновенья, и где-то
Они остаются все вместе,
Пируют, смеются и пляшут
В компании за спиной.
И то, где я плакал ночью,
Нальёт до краёв другому,
В котором я шёл, упираясь
В слой пыли и пустоту.
И выпьют они вместе с третьим, —
Когда я не пью совсем,
Когда я устал от овсянки,
Когда.
Но оно не случилось, —
Я мимо него прожил.
***
Кто может знать, что этой ночью
Я сочинил стихи любимой
И точно так же, как прошедшей,
Не встал, не записал ни слова? —
Никто.
Зачем вам об убогом чего-то знать?
Сплошную чепуху.
А еженощно я сочиняю о любви к Тебе,
И Ты всё знаешь и молитвы слышишь.
Так Мир устроен странный Твой,
И люди говорят: «Всё — без толку», —
Дурной народ, никчёмный —
А мы, давай, простим им,
Ладно?
***
Бог мой нечаянный
Птичий гвалт у кормушки
Беличий хвост тенью мелькнувший
Солнцем весны омывает печаль
И тепло. Хорошо-то как!
Вот, я сейчас шустрый зверёк
Со своим хрухрумхрум
Красная птаха неловкая
На ветке с юркими воробьями в тусовке
Дорожка цементная в шелухе кукурузе
Всё это я, а не эти отдельные чуда
И за окном и на кухне и за спиной и повсюду
В доме напротив старуха ебется
Негров семья
Ему уже скоро двеносто ей семьдесят позавчера
Боже о Боже
Они засыпают и разве это не я?
Аз Буки Веди.
Всё. Всё и Вся.
Влага стихия и благодарность стихия печали
И счастье печали
Вдох и улыбка и выдох
Кольцо годовое Земли вокруг Солнца
И в пульсе вселенной молитву прими
Свою от Себя и Себе о Себе бесконечном.
****
уж уже взмахнул крылом
но не знал
а что потом
посему сложил крыла
но любовь к полету зла
он шуршал шипел и пел
и представь себе взлетел
что ж зачем и почему ж
здесь как гусь летает уж
потому что потому
два крыла даны ему
потому что тот кто сцыт
и с крылами не взлетит
яйца лижет зайка-кот
и готовитца в полет
на ветру парит бельё
парус мой и ё моё
***
Мне нечего сказать про Сахалин.
Я лучше о себе — себе, а не кому-то.
Слова подскажут мне
откуда сплин,
зачем дышать,
какого черта смутно
ворочается звук снаружи и внутри
и просит:
«Ты меня проговори».
9 мая
чьи слёзы я плачу?
не знаю,
чьё горе вопит из меня?
как папа, я в голос рыдаю,
как бабушка, слёзы глотаю,
людские слова забываю,
по-волчьи на небо взвываю,
оооооо-оооо-лайААА!
Май, 9, 2009
***
Ах, как хочется, до ущемления вдоха,
сочинить со смыслом чего-нибудь.
Бьётся, бьётся в клетке пройдоха
из желаний и крови сотканный.
Ах, не слышат слова этих мыслей,
гул их строит невнятный и строгий.
A малыш твой снова описался —
пеленай папаша убогий.
Снова тьма и сороков сороки
ненормальных «я» толпой давятся,
а прорвется один упоротый —
ухмыльнется назад: «Вот так-то!»
Как хотелось сказать что-то умное!
Господи, толпа моя, не все же тупее обуха?
Может же кто-то промолвить слово чудное?
А гудит, гудит этот гул и всё ему просто похую.
***
Далеко-далёко Труба Ерихонская,
а слышна, костью черепа резонирует,
по пыли и асфальту топом топает,
35 по Цельсию, осень, миру мир.
В тишине, в пустоте, в памяти
влажный поцелуй и (якорем — «тает»),
но не тает — пронзает — не уйти!
Бабочкой к листу немое: «дай»,
a не понимает никто той нужды.
Растопырив глаза — синь и даль,
Обитаешь, а места-то нет, не жди, —
Только звуком пульсирует эта сталь,
эта медь, кожа, дерево, воздух внутри,
что стоит вибрируя, разрывая мир
черепной коробки, глины, из которой старик,
и ребенок, и встречный с тобой говорит.
Кто же дует в мундштук той трубы?
***
Печалью жилы полны
Но это просто волны
Вчера сегодня завтра
Высокой частоты
И был ли я или небыл
И есть ли цвет у неба
Всё это просто волны
Высокой частоты
Придёт печали смена
Из праха или тлена
Откуда-то из Солнца
Где все и всё одно
И только эта сила
Печаль пересилила
Откуда-то из Солнца
Где все и всё одно
Волна волну сменяет
Услышим этот звук!
***
правым-левым полушарием своим
мы горим недогораем говорим
оцифровка очень хороша
но однажды полыхнет аналогом душа
нужен мостик? нужен мостик? — нет не так
для баланса у весов работает рычаг.
где же твоя точка, архимед?
жизнь почти прожита. точки — нет.
ГЕОРГИЕВСКОЕ КАВАЛЕРСТВО
Как не хочется знать ничего!
Как же хочется жить напролом,
не бояться себя самого,
крепко вставшего на своем.
Из крапленой колоды слов
я легко набираю очки.
Проиграть для меня западло –
героизм победительно чтим.
Так и здесь скучной логикой слов
я обрушился в сказочный текст
и с тоскою ушел под откос,
словно с женщиной в лес.
Со смешками стою на пути.
Тускл прямой бесконечный металл,
словно в мае предутренний Стикс.
Раз я выиграл, то — проиграл.
От любви задохнусь. Сам с собой
разыграю свободу и
вставший, ввязнувший, влипший в застой
задохнусь от любви.